Звонко бьются стёкла розовых очков

Юри проснулся от ощущения мокрого мягкого жара на своей шее – её заднюю часть, практически у кромки волос, нежно, но настойчиво целовали, посасывая кожу и втягивая ту в рот, заставляя появляться светло-лиловые ожерелья страстных засосов. Виктор льнул слишком сильно, вдавливаясь своей грудью в чужую спину, чуть елозил на месте, закинув на супруга ногу в излюбленном жесте, самозабвенно обнимал его, лаская губами. Кажется, русский так увлёкся, что упустил тот момент, когда тело японца нервно вздрогнуло в его руках, приходя в сознание, и то, как сердце Юри, едва не пробивая грудную клетку, застучало так громко, что, казалось, этим звуком можно разбудить соседей. Никифоров очнулся от своего приятного транса, полного единственным желанием впитать в себя возлюбленного лишь тогда, когда Кацуки вжал голову в плечи и дёргано поддался вперед, выбиваясь из объятий, грузно, насуплено выдохнув. В тот момент у Юри было много планов дальнейших действий и ни один из них нельзя было назвать мирным – они все предусматривали воспитательную затрещину Виктору и парочку «ласковых» слов ему же, чтобы Никифорову неповадно больше было соваться к мужу, когда тот его ещё не простил… Но все эти посылы сами собой растаяли, как сахар под водой, когда со спины Кацуки услышал грустное, какое-то даже испуганное и тихое: «Прости, я всё-таки тебя разбудил...». Этот тон был нечестным приёмом, от него у Юри всегда по спине шли мурашки, заставляя хотеть подчиниться любому желанию и воле Виктора… Не удержался японец и сейчас, ощущая как засосало под ложечкой от чувства собственной несуществующей вины. Он приподнялся и обернулся, хмурясь скорее для вида, и улицезрел пред собой растерянного, чуть растрёпанного Никифорова моргавшего голубыми глазами так наивно, что от этого судорога прошлась по диафрагме. Мужчина уже был одет во все домашнее: в старую футболку и спортивные мешковатые штаны, которые собирались на ногах и были ему явно великоваты. Значит, Виктор пришёл уже давно, и вопрос в том, сколько именно по времени он обсасывал шею Юри… Чёрт, наверняка будут засосы, которые потом придётся прятать под кофтами с высокой горловиной… Как неудобно. Собираясь уже снова вспылить, Юри было открыл рот, но был перебит спешным тембром супруга, чуть вибрировавшим в эмоциях. - Ты всё ещё злишься, да, Кацудон?.. - Льдистые глаза русского в приятном полумраке, освещаемым лишь включённой лампой на тумбочке с Витиной стороны кровати, мерцали и блестели, притягивая к себе внимание, дрожали, будто кривое зеркало на воде – того и гляди, действительно пойдут влагой… От этого было совестно, но Кацуки тоже знал себе цену, как и своим чувствам, которые этот самый милый Никифоров упорно игнорирует, пытаясь в одиночку тянуть лямку житейских проблем, не позволяя к ней даже приблизиться. Следовало проучить Виктора, детально объяснить ему пусть и не русским, но хотя бы английским языком, где он был не прав, и попытаться вдвоём исправить это, прийти хоть к чему-то, чтобы каждый из них не страдал в одиночку, чтобы они делили всё пополам, как и обещали друг другу, стоя перед алтарём. Потому приступ внезапного мягкосердечия и желания сморгнуть все обиды, точно непрошенные слёзы, пришлось подавить. Юри закусил щёку изнутри, наблюдая за лицом супруга, а потом, подбавляя в голос тяжёлых ноток, выдал, старательно отводя карий взор – выдерживать зрительный контакт было невозможно: - А ты как думаешь, Виктор? – выдохнул японец, чеканя каждое слово так, точно те были упругими баскетбольными мячами, отбиваемыми от жёсткого пола. – Я, как заключенный, весь этот день провёл дома, потому что ТЫ не дал мне покинуть квартиры. Знаешь, даже начинает казаться, что ты путаешь меня с вещью, которую просто можно двигать, как вздумается… - О, Боже, Юри, нет! – Даже не дослушав, перебил Никифоров и резко поддался вперёд, рывком, заставив азиата судорожно дёрнуться назад и едва не свалиться с края кровати – благо сильные руки вовремя удержали, не позволив опасно накрениться, и притянули тело Юри обратно, на расправленную постель. Ладони Никифорова тёплыми прикосновениями продолжали греть плечи возлюбленного, оставаясь на месте, но всё равно расстояние между супругами было слишком далеким для объятий, но, одновременно с этим, слишком близким для того, чтобы сказать, будто они сидят порознь. Полный решимости взор русского фигуриста, живо блестевший в сумраке тёплыми нотками искусственного света, вглядывался с некой болью в распахнутые от удивления очи Кацуки. – Прошу, не говори так, Юри! Я…я понимаю, что сегодня поступил неправильно, и я бы хотел попросить за это прощение. Ты – сам себе хозяин, и я не должен был ограничивать тебя как-то, но просто… пойми, что я беспокоюсь о тебе, и на это, боюсь, есть причины… Виктор замялся на миг, как-то неопределенно повёл плечами и Юри почувствовал, что у него в горле образуется неприятный комок. Всё, что видел сейчас японец в своём любимом мужчине, так это борьбу с самим собой – Виктор будто мечется между двух решений, и ровно в эти секунды судорожно приходит к чему-то… К чему же – Кацуки узнает практически сразу, когда Никифоров, вздохнув, и точно в жесте успокоения погладив чужие руки, принялся говорить: - Я не хотел посвящать тебя во всё это… Думал, что оно не стоит твоего внимания и если просто остаться в стороне, то как-нибудь всё само собой утрясётся. Я не хотел волновать тебя лишний раз, так как понимаю, что тебе, наверное, тяжело привыкать к новому месту – кругом один стресс… Я просто не хотел добавлять нового, пойми, но то, что произошло сегодня, натолкнуло меня на мысль, что я обязан это сделать – рассказать тебе всё. Так будет честно. Юри, дело в том, что… …дальше Никифоров заговорил обо всём, что Юри, в силу своей пытливости, уже успел узнать из газет. Выкладывая информацию, как на подносе, супруг жаловался на выжившего из ума депутата и его ненормальное интервью, которое повлекло за собой массовую ненависть; на то, что приходится большое количество времени держать телефон отключенным, потому что пытливые журналюги трезвонят и днём и ночью, даже смена сим-карты не помогает; с раздражением в голосе пояснил нападение того неизвестного мужчины в подворотне, которого так сильно запугал Маккачин… говорил, говорил и говорил. Кацуки, видящий как всё сильнее и сильнее от каждого нового произнесенного слова поникает его супруг, чувствовал некую эфемерную грань своей вины за то, что заставляет любимого сейчас переживать всё это заново. Потому в прозрачной попытке успокоить, он сам нежно поддался вперёд, легонько приобнимая раскрытыми ладонями мужчину, умещая пальцы на его боках, придвинулся, создавая полноценное объятие, и прикрыл глаза, когда почувствовал, как голос Виктора становится всё хриплее и тише. Последние слова Никифоров уже практически шептал в самую ушную раковину Кацуки, выдыхая горячо, стискивая плотнее желанного супруга в кольце рук. - …Я очень боюсь, что с тобой может случиться что-то плохое… Нас, кажется, кто-то преследует, и как оказалось, этому кому-то даже к квартире подобраться не проблема… Я просто волнуюсь за тебя, Кацудон, жутко боюсь, что ты окажешься в опасности, а я не успею вмешаться. Я не переживу, Юри!.. Не переживу, если с тобой что-то произойдёт… - Ничего со мной не произойдёт, Витенька… – Выдохнул Кацуки, складывая на губах рваную, неровную улыбку. Признаться, слышать подобное из уст вечно уверенного в себе Виктора Никифорова было странно и несколько пугающе, даже жутко, но главное, чего сейчас хотел Юри, так это успокоить возлюбленного, уже успевшего напридумывать себе черти знает что. – Я буду в порядке, и всегда рядом с тобой… Мы же собирались состариться вместе, помнишь? Так и будет, и прощаться со мной будешь не сейчас, а когда мне будет 98, а тебе 102. И не забивай свою умную голову дурными мыслями. Кацуки приподнял одну руку и трепетно запутался тонкими пальцами в стальных прядях, что в неверном свете лампы смотрелись серебряным шёлком. Виктор хихикнул на замечание, уже представляя в мыслях себя и Юри дряхлыми стариками, но быстро отогнал эти образы. Русский фигурист поддался ближе, чувствуя как от такой неловкой, но искренней попытки утешить в исполнении его очаровательного мужа, тает лёд внутри, сковывающий сердце и кишки. Юри действительно волшебник, который способен лишь фразой заново вернуть Никифорова к приемлемому состоянию – единственный такой на весь земной шар, самый любимый… Захотелось тут же как-то проявить свои чувства, рвущие человеческую оболочку изнутри дикими спазмами в груди. Потребность в том, чтобы приласкать такого чудного и прекрасного Кацуки, до жжения в глотке, до холода в ступнях казалась необходимой. И Виктор, не привыкший к сдерживанию собственных эмоций, начал действовать. Притискиваясь своей щекой к щеке Юри, он как бы невзначай спустил одну руку вниз, опустил ладонь на бедро и повёл ей с легким нажимом к чужому паху, собирая ткань домашних спортивок. Японец, ожидаемо, напрягся, но не стал предпринимать попыток отстраниться – лишь замер, как ящерка, будто силясь понять: кажется ли ему, что его трогают или нет. Это было так забавно, что Витя не удержался от улыбки. - Ты так очарователен, Юри... – Выдохнул русский, целуя подставленную, постепенно заливающуюся румянцем, щёку, и ловко скользнул пальцами под резинку штанов, а заодно и белья, заставив Кацуки вздрогнуть от внезапного прикосновения холодной руки к своему вялому члену. Виктор, пользуясь моментом, пока привычно стеснительный супруг сначала находится в замешательстве, принялся аккуратно сминать и поглаживать сухой и тёплый половой орган пальцами – как бы невзначай, будто его рука действовала отдельно от тела, и вовсе не по его воле сейчас пропускала промеж пальцев длину чужого пениса. Сам Никифоров продолжил говорить, с удовольствием отмечая, что хватка Юри на его боках стала сильнее. - Я тут, кстати, подумал кое о чём, Кацудон… Что если нам с тобой на время покинуть город? Есть один очень хороший загородный отель, и в нем есть свой каток. Давай, я выкуплю там на недельку-другую апартаменты. Отдохнём, потренируемся подальше от городской суеты, Маккачина возьмём с собой - я уже узнавал, можно заселяться и с животными. Расслабимся снова, продолжим наш медовый месяц… Как на это смотришь? Юри сейчас не смотрел ни на что – глаза его были закрыты, а сам он потяжелевшим дыханием вентилировал лёгкие через рот, мелочно и совсем незаметно, поступательно двигая бёдрами навстречу ласкающей его руке. Приятные ощущения, свойственные подобному действию, что осуществлял Виктор, начали накатывать, стягивая низ живота сладостным спазмом, отзывались на прикосновение начавшим вставать членом. Надо ли говорить, что японцу было совсем не до мыслительных процессов? Но всё же Кацуки был довольно упёртым, а ещё не в меру внимательным, и потому чужие слова, жарко выдыхаемые в ухо изысканной издёвкой, не остались незамеченными. - Э-это выйдет нам в кругленькую с-сумму… - Выдохнул Юри с хриплым, запрятанным под фразой, стоном, и Виктор ухмыльнулся, наблюдая, как его муж жмурится и чуть приподнимает таз, уже самовольно напарываясь на ладонь Никифорова. «Ненасытный какой…» - О деньгах не беспокойся, все расходы я возьму на себя, малыш… - Прошептав это, Никифоров тут же снова коснулся поцелуем пылающей огнём щеки, и куда интенсивнее принялся массировать чужой набухающий орган, улавливая ухом рваный всхлип, который Юри тщетно пытался спрятать в плече супруга. Меж пальцами было влажно, но всё же недостаточно для первоклассной степени ощущений – кожа была суховата, и, наверняка, растирая прикосновениями распаренную желанием плоть, Виктор помимо удовольствия приносил ещё и дискомфорт. Потому, чтобы исправить это, Никифоров быстро выпустил из пальцев липкость эрекции, и под удивленный, даже разочарованный «Ох…» Кацуки, извлёк кисть наружу. Юри как-то затравленно глянул на мужа, повернув немного голову – осуждающе нахмурил брови, наверняка почувствовав себя брошенным в важный момент… «Очаровашка!..» Русский фигурист же, ответив на мрачный зырк непринужденной улыбкой, сплюнул в собственную ладонь и растер слюну по её поверхности, снова возвращая конечность к прерванному занятию. Юри вздрогнул в очередной раз, пропустив шумный вздох прямо на ухо своему тренеру, а потом прикрыл глаза, полностью отдаваясь несравненным ощущениям. Начал сам покачивать бёдрами, выбирая темп. - Напомню, ч-что у нас общий б-бюджет, Витя… - Проинформировал японец, на удивление спокойным тоном, на что Никифоров пожал плечами, усмехаясь потрясающей реакции возлюбленного – тот в состоянии возбуждения ещё мог ворочать языком. Своё же собственное возбуждение Виктор не трогал, и то выразительно натягивало ткань мешковатых штанов. Не то, чтобы не хотелось… просто Никифоров мог расставлять приоритеты, и сейчас доставить удовольствие партнёру казалось ему первоочередной задачей, гораздо более важной, чем забота о самом себе. Однако тут на выручку пришёл Юри, внезапно вспомнивший, что он не единственный мужчина в этой комнате. Кацуки сам спустил одну руку вниз и аккуратно сдавил стоящий член супруга прямо через ткань одежды, усмехаясь на то, как Виктор тут же прикусил губу, сдерживая стон. – Вить, а з-загородный о-отель – это же побег, да? От преследования СМИ и прочи-их?.. - И да, и нет. - Неопределённо ответил русский. - Расценивай это как мою личную и-инициативу. Ох, чёрт, не дави так сильно!.. - Хех, прости... – усмехнулся Юри и повернул голову к Виктору на больший угол, чтобы иметь возможность клюнуть его по-детски наивным поцелуем в уголок губ, извиниться так, при этом куда более ласково сминая чужой орган. - И с-спасибо, что доверился мне и в-всё рассказал. Я имею ввиду, ч-что это для меня многое значит - я хочу рядом с тобой встречать в-все неурядицы, а не прятаться за твоей спиной. Пожалуйста, верь мне так и д-дальше, Виктор, а я взамен никогда тебя не оставлю и всегда буду поддерживать во всём. …И эти слова, произнесенные в возбуждении неприемлемым для доверительного разговора, чересчур соблазнительным тоном, в один миг что-то надломили внутри Виктора. Взгляд его задребезжал, точно собравшийся лопнуть тонкий хрусталь, губы приоткрылись, а рука, так нежно ублажающая Юри, внезапно замерла. Весь Виктор Никифоров застыл глыбой, взирая в прикрытые глаза своего возлюбленного немигающим взглядом. И не разбери, что в этот момент происходило в его таинственной русской душе… Кацуки решился открыть веки лишь спустя десяток секунд, во время которых Виктор не предпринимал никаких попыток продолжить их маленькое безумие на двоих – взаимную мастурбацию. По-честному, Юри не хотелось сейчас прерываться – ощущение пошли по нарастающей, приближая его к пику удовольствия, и единственное, что японцу было нужно в данный момент – это влажная рука любимого человека на члене, готовая полностью удовлетворить его. Однако всё негодование по поводу чужого бездействия как рукой смыло, когда Кацуки увидел, что из прекрасных в своей красоте, льдистых голубых глаз потекли прозрачные алмазы слёз, стекающие по щекам супруга неожиданным водопадом. Юри дико опешил от такого, что и отразилось на его внезапно вытянувшемся лице и распахнутых в шоке глазах. - Витя?.. – Только и смог произнести он, как Никифоров, точно сбросив оцепенение, засуетился. Рывком склонив голову в бесполезной попытке спрятать слёзы, он звонко шмыгнул носом, и отпустил мужа, принявшись кулаком свободной руки размазывать по коже ненужную влагу. Конечность, что ласкала пенис Юри, сам японец успел поймать в последний момент, и лишь тогда, когда понял, что Виктор собирается утирать ей лицо. Кацуки зашипел недовольно, сжимая предплечье в собственной хватке. – С ума сошёл?.. Забыл уже, что трогал ей только что?! И почему ты плачешь? Что не так я сказал?.. - Всё так… - прогнусавил Никифоров, шмыгая носом, - всё очень даже так, Юри… я просто очень-очень счастлив от того, что нашёл тебя среди всех людей и что ты… мы… и что я люблю тебя. Безумно тебя люблю!.. - Я тебя тоже… - несколько растеряно ответил Кацуки, откровенно не понимая, что вдруг заставило Виктора говорить такие звучные слова, которые по грудине Юри проезжались хлёсткими ударами, заставляя сердце сжиматься от боли. – Витенька, я тоже…только не плачь, ладно? Никифоров кивнул в ответ, а по звукам – зашёлся в уже откровенных рыданиях, роняя слёзы на чужую ладонь, внезапно лёгшую в поглаживающем жесте на его щёку, что пальцами ловила солёные капли. И Юри не нашёлся со способом утешить лучше, кроме как обнять сильно, вжимая в себя дрожащего мужчину и повалить того на заправленную постель, нависая сверху. Только уложив Никифорова, Кацуки принялся орошать его влажное лицо мелкими, мягкими поцелуями – какой куда придётся – в щеку, нос или даже приоткрытый глаз, чувствуя как белесые ресницы щекочут губы. Никифоров же обнимал его в ответ, нежно потирая ладонями спину, и расставив ноги шире, позволил Юри вплотную притиснуться своим пахом - к его, чувствуя приятное давление на эрогенную зону. - Хочу, чтобы сегодня ты взял меня… - прошептал Виктор, гнусавя слова в алеющее ушко японца, прижимая его голову к перекату своего плеча ладонью за затылок, пока Кацуки посасывал кожу, оставляя красноречивый синячок, – Хочу почувствовать тебя в себе… И Юри, уже успевшему смириться с тем, что ничего горячее поцелуев они сегодня друг другу не подарят, эта неожиданная просьба, озвученная одновременно с ласковым движением потирающихся бёдер Виктора о его собственные, вмиг начисто снесла крышу. …что происходило после этого откровенного предложения Юри помнил смутно – в памяти остались лишь ощущения – чёткие, чувственные, яркие: сильное тело под ним, тяжесть чужих, ровных и красивых ног на его плечах, два стона в унисон, дерзкие и липкие прикосновения, несравнимое ни с чем душное чувство единения с действительно любимым человеком… Дикое движение, смазанные толчки – глубже, глубже, глубже, до выступающих на прикрытых глазах слёз… Крик до сорванного горла, трясущаяся кровать, и оглушительный оргазм, смывающий собой всё перед глазами, шальной молнией пробивающий всё естество, скручивающий внутренности в тугой узел!.. А потом всё по новой, как на обезумевшей карусели… Мир начал приобретать чёткие черты лишь к утру, когда оба супруга, вымотанные за ночь не единственным актом телесной любви, лежали в объятиях друг друга, наблюдая сквозь занавешенное прозрачным тюлем окно поднимающееся солнце холодного Петербурга. И только тогда они снова смогли вернуться к разговору, приняв решение действительно устроить себе каникулы в загородном отеле, только не недельные, как изначально предлагал Виктор - время сузилось до трех дней, но, кажется, никто из мужчин не был против. Целуясь как малолетние влюблённые мальчишки – не в силах хоть на миг отпустить губ друг друга, напрочь запутавшись в тёплом одеяле и конечностях, спрятавшись в развевающихся первыми робкими лучами сумерках квартиры, тишину в которой можно было осязать, они не думали больше ни о чём, наконец, падая в яркий, красочный сон на двоих. Юри, нежно прижимая к себе Виктора, чувствовал, как чужая рука так же любяще сдавливает его в ответ. Японец выдохнул, и шагнул за грань реальности, засыпая с мыслью, которая, кажется, впервые не казалась бахвальным, самоуспокаивающим трёпом перепуганного парня, выдернутого из привычной среды в опасные незнакомые земли, а была истинной, несущей за собой приятное ожидание, греющее сердце уверенностью - «Всё будет хорошо». *** На следующий день ни о какой запланированной тренировке не могло идти и речи – Виктор, вымотанный после незапланированного секс-марафона, в котором впервые стал принимающей стороной, проспал до самого вечера, изредка болезненно покрякивая, когда шевелился, чтобы перевернуться на другой бок. Так что Юри был вынужден сам отвечать на звонок домашнего телефона, в трубке которого праведным гневом сокрушался хриплый голос Якова, который по просьбе самих супругов специально для них двоих сегодня пораньше освободил каток, в ущерб собственным спортсменам. Кацуки краснел и белел одновременно, пока сбивчивым и тихим тоном, стараясь не разбудить мужа, извинялся перед тренером за их с Виктором безалаберность. Пришлось соврать, что тренировку они пропустили из-за того, что Витя почувствовал себя нехорошо и тут же начать отнекиваться от внезапного предложения Фельцмана заехать к ним и самому проверить состояние своего подопечного. Если раскроется правда о том, что Никифоров не в форме не из-за простуды, а из-за того, что Юри не всегда может сдерживаться в постели и вообще является очень даже страстным любовником, то ложь Кацуки пойдёт прахом и японец просто не переживёт стыда!.. Пожилой мужчина на той стороне провода готов был возмутиться, как голос Юрия, шепнувший что-то невнятное со стороны, заставил Якова внезапно перемениться, и, пожелав Виктору скорейшего выздоровления, бросить трубку, оставляя в тишине путающегося в нелёгких мыслях и чувствах Юри. Лишь на третий день Виктор вспомнил о том, что вообще-то они с Юри собирались арендовать комнату в загородном отеле, и как только эта мысль посетила его за завтраком, Никифоров едва не выплюнул уже набранный в рот кофе, чем заставил Кацуки изрядно перепугаться. Тот ошибочно подумав, что любимый подавился, тут же попробовал оказать первую помощь - саданул пару раз по спине супруга своей тяжёлой рукой так, что у того едва не посыпались искры из глаз. Натужно сглотнув напиток под обеспокоенное бурчание Юри, который, видимо, не отдавая себе отчёта, перешел на японский, Виктор сразу же заверещал о том, что прямо сегодня отправится в тот отель и забронирует для них место, а заодно и узнает: возможно ли целиком выкупить каток на несколько часов в день - для тренировок. Никифоров завёлся идеей так, что даже не доел приготовленную Кацуки яичницу (которую азиат каждый раз безбожно пересушивал), и начал сборы, подорвавшись с кухни – в спальню. Провожая его взглядом и всё ещё вслушиваясь в воодушевлённый щебет, Юри с тоской вздохнул, перевёл взор на свои неоцененные труды, так и оставшиеся на тарелке, и пришёл к выводу, что ему просто необходимо приготовить что-нибудь из японской кухни. Какое-нибудь блюдо, которое он смог бы сделать… в голову моментально пришла идея с кацудоном, и Кацуки не преминул поделиться ей со снующим туда-сюда мужем, тут же получив от Никифорова звёздочки в его голубых глазах – русский был более чем воодушевлен перспективой отужинать кацудоном и поддержал инициативу супруга импульсивным поцелуем в щёку и порывистыми, но крепкими объятиями. К тому же, кажется, в доме было все необходимое, и Юри спокойно мог заниматься готовкой на кухне, не покидая квартиры. - Только не возлагай на меня больших надежд, маму я всё равно не переплюну… - неловко зарделся в кольце чужих рук Кацуки, когда Витя нежно опустил свои губы в его всклокоченную макушку. - Это неважно, Юри! Мне безумно приятно только от мысли о том, что ради меня ты попробуешь сделать кацудон!.. – Утешил Виктор и тут же интенсивно закачал супруга в своих руках, при этом прижавшись к нему сильнее, не в силах сдержать своего обожания. - Боже, и чем я заслужил такого заботливого милого и красивого мужа! Юри тогда смущенно засмеялся в тон Никифорову и с благоговением ответил на легкий поцелуй, сминая мягкие и тёплые губы российского фигуриста, нежно лаская их своими. Дальше сборы Виктора пошли быстрее. Для того чтобы не дать себе снова попасться в ловушку желания близости с Кацуки, Никифоров активно одевался, и лишь на пороге, перед самым выходом, позволил себе маленькую шалость – клюнуть вышедшего его проводить супруга в губы снова, и тут же выпорхнуть за дверь, игнорируя брошенное в спину «Виктор!» и заливистый, радостный лай Маккачина. Оставшись наедине с собой, Юри решил не терять времени даром, и тут же отправился на кухню – приводить ту в порядок и готовить всё для предстоящего ужина – нужно ещё вспомнить рецепт... В своих способностях как кулинара, признаться, Кацуки более чем сомневался. Ещё в родной Японии мама упорно отодвигала его от плиты, приговаривая, что сделает всё сама, а Юри призывала думать не о ведении домашнего хозяйства, а о тренировках и карьере, чтобы сын в итоге был собой доволен и прекратил переживать из-за нелепых неудач. И парень удовлетворялся этой просьбой, передавая кухонную утварь в руки матери. И вот. Как итог, постигать азы кулинарного мастерства пришлось в сознательной жизни, когда он уже успел обзавестись собственной семьёй, пока что включающей в себя только Виктора и Маккачина. По-честному, Виктор тоже раньше не загружал себя попытками готовить пищу, а потому все его умения скатывались к хорошо приготовленному, отменному чаю и ужасно сделанному плову, который в итоге пришлось выкинуть. Потому домашние обязанности по кухне негласно взял на себя Юри, который пусть и не был отменным поваром, но производил на свет, по крайней мере, что-то съедобное. Так что готовка была полностью на нём, но японцу не всегда хватало времени, а оттого приходилось частенько пользоваться услугами доставки из соседних кафе… но вот конкретно сегодня Кацуки решил: пусть хоть в лепёшку расшибётся, но приготовит такой кацудон, который Виктору понравится, и плевать на всё. Юри планировал хорошо постараться, а потому, включив через динамик ненавязчивую музыку – чтобы было не так скучно зависать на тихой просторной кухоньке, принялся собирать по шкафам и холодильнику всё необходимое. Пудель с интересном кружил вокруг хозяина и путался под ногами, за что Юри (случайно, конечно) один раз отдавил ему хвост, да тут же начал извиняться перед жалобно скулящим псом. Он потрепал того по голове и, выудив из настенного шкафчика палочку-лакомство, которыми не следовало злоупотреблять (Витя за этим очень чутко следил, скармливая питомцу этот «десерт» только по праздникам), отдал её счастливо затявкавшему Маккачину, мигом забывшему все обиды и в один укус проглотившему лакомство. После этого пёс забуянил ещё громче, отбивая холодный кафель своим хвостом, даже подрывался на задние лапы, передними упираясь Юри в бедро – делал всё, чтобы ему дали ещё одну вкусняшку, практически требовал, но Кацуки был непреклонным. Японец, прошвырнувшись по всем шкафам и перерыв все полки в холодильнике, понял, что у них с Виктором совсем нет лука – ни репчатого, ни зеленого. Это значило лишь одно – неизбежный поход в магазин, в одиночестве, чего так не хотелось супругу Юри… Можно, конечно, было бы отказаться от идеи готовить японское блюдо, или отложить на время, попросив Виктора по телефону зайти в магазин по пути домой… но Кацуки иногда был слишком упорным, и если ставил себе что-то за цель – то шёл к ней до тех пор, пока не достигал. И его целью на сегодняшний день был кацудон, который бы смог порадовать Виктора. Потому, решив не отзваниваться супругу лишний раз и не беспокоить его, Юри быстро принялся одеваться, планируя пробежаться до соседнего магазина. Покидав в карман куртки деньги и телефон, Кацуки воровато заозирался, и лишь не поймав в поле зрения пуделя, быстро вышел на лестничную клетку, моментально прикрывая за собой дверь, в щели обзора которой уже мог различить пса, уличившего хозяина в побеге. Маккачин ненавидел оставаться дома один, а потому рванул к выходу моментально, но Юри прервал все попытки питомца выбежать следом – успел захлопнуть дверь ещё до того, как пёс оказался к ней в опасной близости. Японец прокрутил ключи в замке, слыша грустный и в то же время негодующий скулёж с той стороны полотна и искренне извинился: «Прости, Маккачин, я только туда-обратно», - развернувшись, посеменил к лифту, надеясь про себя, что Виктор не прознает о том, что Юри сбегает куда-то, даже не ставя его в известность… Никифоров иногда был чересчур беспокойным, а особенно учитывая события последних дней и не совсем положительное отношение общественности к их отношениям, муж вполне мог вспылить, а Кацуки не хотел ни его гнева, ни его переживаний, так что решил провернуть всё по-тихому. Никто не узнает. …Ну, кроме чудаковатого паренька по имени Слава, что мигом вышел из дрёмы, и подскочил на стуле, спустив вытянутые ноги с ресепшн-стойки, как только увидел именитого фигуриста, неуверенно вышагивающего из открытых дверей лифта. Кацуки, стараясь не акцентировать на себе внимания, хотел было быстро пробежать мимо, но заметив на себе удивлённый взгляд, не смог удержаться от вежливого кивка головой и ломанного «здравствуйте» на русском. Слава кивнул ему в ответ белобрысой головой, тоже поздоровался, и продолжил смотреть на него какими-то неприлично удивлёнными глазами. Ну, конечно… раньше-то Юри не уходил в одиночку, так что то, что он сейчас без Виктора – это, конечно, повод для такого шокированного взгляда!.. Вообще-то Юри не маленький уже, понятно?! Игнорируя внезапную волну непонятного раздражения, Кацуки припустил быстрее, спустя пару секунд покидая огромную элитную многоэтажку.