I.
Лагерь Полукровок – особенное место. Лето здесь царит круглый год. Когда живешь здесь, практически забываешь, что в жизни вообще есть такие понятия, как холод и морозы. Разве что пару раз в год у директора Диониса настолько портится настроение, что он разрешает пройти над лагерем легкому снежку или грибному дождику. Но календарной зимой в летней атмосфере лагеря чувствуется какой-то скрытый изъян. Словно бы фальшивая игрушка на новогодней елке: та самая, что выглядит как настоящая, но радости от нее никакой. Стоит только поднять глаза на небо, как ты понимаешь: оно зимнее, а значит, никакого лета быть не может. Но вот когда в реальном мире наступает весна… Тут уж ты понимаешь: все по-настоящему, и никакой фальши нет. И ты можешь с чистым сердцем радоваться жизни, проводить время на берегу озера или на лесной опушке, одним словом, дышать полной грудью. Не забывая, конечно, при этом, что ты полубог, и опасность тебе грозит везде и всюду. Даже в лагере. Особенно в лагере. А уж мне – так подавно. Почти полгода прошло с того момента, как повелитель титанов Кронос впервые явился мне во сне. С тех пор, как я встал на его сторону и попытался похитить для него символы власти двух верховных богов: Зевса и Аида. Когда миссия уже почти была выполнена, все пошло наперекосяк. Бог войны Арес застиг меня и пригрозил сжечь на месте. К счастью, я смог подобрать к нему ключик и выкрутился из ситуации. Арес отпустил меня, но символы власти остались у него, и нам с Кроносом пришлось вносить корректировки в план действий. Тем не менее, Зевс обвинил Посейдона в краже,как и мы и планировали, и теперь нам оставалось лишь ждать, пока бог морей достанет из рукава свой последний козырь. Своего сына. Ребенка, которому, согласно некоему пророчеству, суждено решить судьбу Олимпа. Это должно было произойти к началу лета, говорил Кронос. Время шло. От Кроноса не было никаких вестей, и порою мне казалось, что никаких странных снов мне и не снилось, никакой кражи не было совершено на Олимпе, что ничего особенного не происходило, и я – по-прежнему самый обыкновенный полубог, что пытается выжить в жестоком мире героев и монстров. Не давал о себе знать и мой новый знакомый с платиновыми волосами. Когда-то – один из богов, теперь – что-то неопределенное. Больше, чем тень, меньше, чем олимпиец. Гелиос, сын Гипериона, первый Кормчий Солнца. Он так и не представился мне, предпочитая отмалчиваться и говорить загадками, но его внешность, его намеки, его поведение говорили сами за себя. Гелиос интересовался мной, он как-то узнал о моей связи с Кроносом, что было довольно пугающим фактом: где узнал один, там может что-то прознать и кто-то другой. И он предупреждал меня о владыке титанов. И хоть ему так и не удалось убедить меня, зерна недоверия в моем сердце он посеял успешно.Знать бы только, какую цель преследовал при этом он сам? Не было никаких вестей и с Олимпа. Я полагал, что это хороший знак, ведь Арес должен был лишь припрятать похищенные символы власти и после не высовываться. Боги же наверняка просто продолжали препираться и не торопились извещать лагерь о своих проблемах. День за днем, восход за восходом отлетали прочь листки календаря. Приближалось роковое лето. Всю зиму и весну я старался жить жизнью обычного подростка, насколько это вообще было возможно для меня. Я продолжал свои тренировки с мечом на арене, и никто другой не мог сравниться со мной в этом деле. Продолжал выполнять свои обязанности старосты. Но куда больше времени тратил на всякую ерунду, вроде попыток вникнуть в архитекторские проекты Аннабет или же участие в новых розыгрышах братьях Стоул. И чем ближе было лето, тем меньше мне хотелось делать хоть что-то, требующее концентрации или какой-то эмоциональной отдачи. Мои отношения с Селеной стали глотком свежего воздуха для меня. Нет, она не смогла изменить мои взгляды на мир как на дыру, полную зла и несправедливости. Но все же я стал куда больше ценить положительные моменты моей жизни. Я стал замечать, что порой прекрасного вокруг куда больше, чем кажется. Что бесконечность не обязательно зла и жестока; порой всю вселенную можно увидеть в чашечке цветка, растущего за твоим лагерным домиком. Порой один миг стоит больше, чем вечность. Я знал, что не все в лагере разделяют нашу увлеченность друг другом. Много раз я ловил на себе неприязненный взгляд старосты домика Гефеста –Бекендорфа. В домике Афродиты многие полагали, что их староста вообще не должна находиться в хоть сколько-нибудь продолжительных отношениях. Но нам не было дела до всего этого – мы просто наслаждались друг другом. Но все же я не был ни счастлив, ни хоть немного удовлетворен своей жизнью. Я по-прежнему очень плохо спал, и в ночи меня преследовали кошмары. Часто, когда бессонница брала свое, я лежал в своей кровати до утра, не смыкая глаз, и вспоминал все те беды и несправедливости, что случались со мной и моими близкими, всеми, кто хоть немного был мне дорог, о ком я заботился. Вспоминал: и в ушах у меня подобно грому гремел голос Кроноса: «СПРАВЕДЛИВОСТЬ!» Зевс и вся его шайка падут, будут низвергнуты в Тартар, обречены на жалкое существование на дне мироздания, а Олимп будет уничтожен и забыт. Это сделаем мы – потому что так будет правильно. Так будет по-справедливости. Потому что никто не может уйти от возмездия. Даже сами боги.II.
В последний день весны я вернулся в домик поздно, и вина за это лежала на мне и только на мне. И причина моего позднего возвращения была исключительно прозаическая. Нет, я не строил кровавых заговоров против Олимпа, не готовил исключительно дерзкий розыгрыш, не помогал Аннабет с ее амбициозными проектами. Да что там, я даже не гулял со своей девушкой. А суть была в том, что я кормил птиц. И никаких-то мифических, а обыкновенных голубей. Уж не знаю, как эту стаю занесло в нашу глушь, но от переедания они точно не страдали. Сразу после ужина я отправился к дереву Талии, захватив с собой немного еды – теперь, зная, что она все еще жива, я наведывался туда периодически. Это позволяло мне побыть немного одному – такую роскошь я не часто мог позволить себе в последние месяцы, хотя одиночество всегда было частью моей натуры. Там я и встретил птиц. И немного увлекся – так, что даже бегал за хлебом назад в павильон. В домик я вернулся ближе к полуночи – до смерти усталым, выжатым как лимон. Но довольным, как любой человек, чувствующий, что он совершил хороший поступок. Многие к этому времени уже спали, лишь несколько человек все еще занималось своими делами. За несколько кроватей от моей братья Стоул играли в покер с Крисом Родригесом. Коннор Стоул выигрывал, его брат ходил по грани банкротства. Дела Родригеса шли ни шатко ни валко. Меня без энтузиазма пригласили присоединиться, я без энтузиазма отказался. Усталость была настолько сильной, что даже сил скинуть футболку я в себе не нашел, поэтому рухнул на постель не раздеваясь и мгновенно заснул.***
Я оказался в месте,до боли знакомом мне. Именно здесь я сказал «да» повелителю титанов. Бесконечные ряды пшеничных колосьев, золотые шеренги злаков, как солдаты на параде. Бескрайняя равнина, тянущаяся во все стороны, насколько хватало глаз, уходящая куда-то за горизонт. Но это место изменилось. Оно больше не было безмятежным. Небеса не сияли лазурью; они нахмурились, почернели и словно придвинулись к земле, грозясь раздавить меня. По ним, гонимые чудовищной силы ураганом, неслись обрывки черных облаков – гонцы бури, объявляющие нам о ее приближении. О начале большой войны. А сама вражеская армия была уже рядом: гигантский грозовой фронт, мглистая армада слоистых туч, усеянная вспышками молний. Ветер у земли был слабее, чем в небе, но и здесь он грозился сбить меня с ног, и колосья стонали под его колоссальной силой. А прямо передо мной, лицом к лицу, стояла моя копия. Тот же Лука Кастеллан: мое лицо, мои волосы, моя фигура, мой шрам, тянувшийся через щеку. И лишь золотые глаза, бесстрастно взирающие на мир вокруг, выдавали его. Это был Кронос. - Буря уже близко, - сказал он, и металл его голоса резанул мне слух, - Ты чувствуешь? Видишь? Я сделал усилие над собой и посмотрел на небо. Фронт туч уже полностью взял в блокаду горизонт на востоке и подбирался все ближе. В первую мою встречу с Кроносом эти тучи едва были видны, но теперь их внешний вид впечатлял и наводил ужас. И я снова отметил, что, хоть тучи идут с востока, ураганный ветер дует с запада. - Да, - сказал я, - Да, я вижу. Кронос тоже поднял взгляд вверх. Он смотрел на запад, и я последовал его примеру. Небо там уже начинало тускнеть, но, в отличие от других сторон света, сохранило остатки былой синевы. - Небеса затеяли ссору с морем, - сказал он со странным смешком, - Наш план работает успешно. Он снова уставился на меня. Золотые глаза придавали ему нечеловеческий вид, кроме того, он не моргал. - Посейдон пока не решился действовать, но скоро выбора у него не останется. Аид вычислил его ребенка; он насылает на него своих цепных псов, считает, что это он похититель молний, что бог морей подрядил его на это дело. Аид никому не сказал, что его шлем пропал тоже, даже Зевсу, хотя это и сняло бы с него абсолютно все подозрения. Он в ярости и не доверяет никому, больше, чем когда-либо за последние семьдесят лет. - А разве… - начал я, сбился, и повторил уже более уверенно: - Разве нам в таком случае не нужно обеспечить безопасность этого ребенка? Я хочу сказать, если подручные Аида случайно перестараются… Разве мы не потеряем тогда дитя пророчества? Кронос потер переносицу: - Аид не хочет убивать его. Он хочет вернуть похищенное. Его твари в худшем случае могут получить задание притащить сына Посейдона в Царство Мертвых, но и такого бы не потерпели ни сам Посейдон, ни Зевс. Аид никому не сказал о потере шлема, помнишь? Он делает вид, что выполняет волю Зевса, а не ведет самостоятельную игру. Для него захватить потенциального вора в плен – все равно, что расписаться в желании присвоить молнии себе. На такой риск он не готов пойти…пока. - А что же тогда сам Зевс? - Он медлит. Выжидает. Не знает, кого из братьев стоит подозревать больше. К действиям его может подтолкнуть лишь официальное признание Посейдоном своего сына, сейчас же он наблюдает за попытками Аида со стороны. Таким образом, буря уже бушует во всю вокруг этого ребенка, но сам он как бы в ее центре, там где все относительно спокойно. - Глаз бури… - произнес я задумчиво, вспоминая, как полгода назад Гелиос говорил похожие слова в мой адрес. - Именно, - Кронос, кажется, был немного удивлен моей реакцией на его слова. Он помолчал немного, потом продолжил: - Ребенок Посейдона сейчас со своей смертной матерью. Он прожил последние полгода в относительном спокойствии – благодаря защите Хирона. Но сегодня он вышел из-под его опеки, и теперь… - Хирона? – теперь настала уже моя очередь удивляться. Хирон находился последние полгода в лагере, как и всегда. Что было логично: без него тут бы все развалилось в два счета. Дионис не делал ровным счетом ничего, Аргус не умел разговаривать, а нимфы и сатиры лишь выполняли приказы. - Хирона нет в лагере с момента зимнего солнцестояния, - сказал Кронос, - Здесь присутствует не настоящий Хирон. Это болванка, пустышка. Не знаю, кто сделал ее, но это был кто-то весьма могучий. Возможно, сам Посейдон. - То есть Хирон знает, чей это ребенок? - Нет, не знает. Но он догадывается, чувствует что-то. И уж точно уверен, что ребенок этот необычный, иначе не сорвался бы так с места. Кронос пристально посмотрел на меня: - Также к охране сына Посейдона имеет отношение сатир по имени Гроувер. Я вздрогнул. Я не видел Гроувера почти с тех пор, как Талия… Все, что он сказал тогда мне: «Это должен был быть я». Я выслушал его, повернулся и ушел, в глубине души согласный с этими словами.Аннабет вроде бы общалась с ним иногда, уж не знаю, зачем. Мне налаживать с ним отношения не хотелось. Во-первых, это вызвало бы к жизни плохие воспоминания.Во вторых, я не то чтобы винил его в чем-то по-настоящему – просто считал глупым, ленивым и некомпетентным. Не мой тип людей – и сатиров тоже. - Гроуверу поручили такое важное дело? - Хирон присматривает и за ним тоже. Видимо, Дионис наконец решил дать Гроуверу второй шанс. Дело становилось все интереснее и интереснее. - Так какие наши действия? – спросил я. - Я как раз начинал говорить про это, когда ты перебил меня. Итак, ребенок с матерью; она знает про лагерь. Она не хочет расставаться со своим сыном, но отвезет сюда, как только почувствует опасность. И она сделает это сегодня ночью, как только первая из тварей Аида доберется до них. Без опеки Хирона адские гончие легко учуют след потомка одного из Большой Троицы. - Хорошо,значит завтра он будет в лагере, - сказал я, - Если, конечно, мы не ошиблись и его не растерзают по дороге. Что дальше? - Ты войдешь с ним в контакт. Узнаешь про него побольше. Мои источники докладывают мне многое, но про личность и характер этого полубога мне ничего не ведомо. Если ты придешь к выводу, что он может встать на нашу сторону– тем лучше. Если же нет… В любом случае, встретимся в твоем сне, через 4 дня. Вопросы? Я собрался с духом: - А что насчет Талии? Кронос нахмурился: - Кажется, мы закрыли эту тему. - Я имею в виду, если ребенок не подойдет нам… - Ты слишком уверен в верности твоей подруги. К тому же, я так и не придумал способа ее вернуть. У нас есть возможность куда более реальная, и я предпочитаю синицу в руках. - Я бы предпочел работать с Талией, повелитель, - выпалил я, - Я знаю, она поддержит меня! - Ты предпочтешь делать, то, что скажу я, - отрезал Кронос, - и не подведешь меня на этот раз. Помнишь, что я говорил по поводу твоих импровизаций? Встретимся через четыре дня. Да, кстати, если это имеет для тебя значение: сына Посейдона зовут Перси Джексон. Мир вокруг меня закрутился в сумасшедшем танце, и перед самым пробуждением я подумал: наверняка проще было бы пробудить к жизни Талию, чем поставить на нашу сторону этого неизвестного Перси, который полгода жил под присмотром Хирона.