5. “Пока не двинулся Бирнамский лес…”
За окном подрагивают листья Словно пальцы тянутся в мой дом То в ночи затеплилось убийство Красным воспалённым угольком… (С. Калугин - Ночная гроза)
1986 г. Рассвет никак не желал выполнять свои прямые обязанности и наступать, оставляя город в холодном мраке. Метель, до того яростная и безумная, словно устала от своих трудов в дни прошедшие и тоже прилегла отдохнуть - кто знает, на сколь долгий срок? В просторной комнате - последний этаж самого дорогого в городе отеля, прекрасный вид из тронутых изморозью окон, тяжелые бархатные шторы - верхний свет был притушен, но даже так было прекрасно видно дрожащую на стене тень. Тень плясала в такт движениям высокого человека в темно-зеленом костюме, кто, сцепив за спиной руки, мерил комнату широкими, размашистыми шагами. -Еще раз говорю, то, что вы предлагаете, сопряжено со слишком большим риском, - в который раз произнес Хит. -Да неужели? - огрызнулся Бенедикт. - Это ваша работа, не так ли? -Верно, - кивнул толстяк. - И именно потому я предлагаю вам поступить иначе. -Как же? - завернув на очередной круг, прорычал маг. -Смотрите, - рассудительно произнес убийца, навалившись на стол, за которым восседал. - Давайте прежде всего успокоимся… -Успокоиться? Я третью ночь глаз не могу сомкнуть при одной только мысли о том, что этот щенок рядом! -…и взглянем на ситуацию трезво. Четыре прошедших с нашего приезда дня я не потратил попусту, - продолжал Хит. - Нужные люди в местной полиции уже не только информированы, но и обработаны должным образом. В настоящий момент мы можем рассмотреть один или два варианта. Вообще-то куда больше, но с вашим терпением… -Полегче, - раздраженно произнес маг. - Не забывайте, вы не на моем месте. И слава Богу, а то пришлось бы вить петельку самому себе… -Наша цель хорошо окопалась. Конечно, духовная жила тут довольно-таки слабенькая, но маг его уровня сможет выжать при необходимости все крохи. И он не постесняется это сделать - ему здесь не жить, а хозяев у города нет. Терять ему точно так же совершенно нечего: если мы прижмем его к стене, он может уже перестать думать о какой-либо секретности. Прикиньте риски сами - полноценный магический поединок в центре города, да еще днем…вам оно надо? Бенедикт повернулся к убийце, в очередной раз заставив последнего задуматься о том, как маг изменился за последний год. Осунувшийся и заметно отощавший, с движениями резкими и нервными, он выглядел так, словно застарелая злоба, не найдя более ничего в этом пустом каркасе, принялась обкусывать его уже снаружи - так, что это начинало бросаться в глаза. -Звучит разумно, - выдохнул маг, наконец, прекратив свои хождения и опустившись на диван напротив. - Продолжайте. -Вот что я предлагаю, - выдохнув с заметным облегчением, произнес Хит. - Мы не станем торопить события. Мы позволим Вайтлю покинуть текущее укрытие, а затем, как только представится такая возможность, осуществим захват. Мы сделаем это, используя наших новых друзей из полиции, и сделаем это в месте людном - так, чтобы у него не было возможности обратиться к магии…скажем так, заметной невооруженным глазом. Мы примем его из рук в руки, и спокойно ликвидируем…нет, лучше даже не так. Завидев нас, он все-таки может решить рискнуть. Пусть уж его задержат по всем правилам, а потом я обеспечу одно небольшое, но определенно трагическое самоубийство. Что скажете? -Я не могу пойти на это, - вновь вскочив на ноги, произнес Бенедикт. - И я скажу вам, почему. То, что вы предлагаете - не месть. То, что вы предлагаете - банальное убийство из-за угла. Он даже не узнает, от кого… -Он прекрасно знает, с кем имеет дело, - язвительно прервал его Хит. - Во многом благодаря тому, что вы пренебрегли год назад предложенным мною планом и выступили против старших членов семьи, когда я говорил вам, и говорил не раз - вступать в игру нам следует тогда и только тогда, когда будет возможность поразить все три цели одновременно. Вы не вняли моему совету год назад и к чему это привело? Весь этот год мы провели в погоне, мало того - мы не имеем возможности подобраться к их мастерской, потому как до сих пор… -Я понимаю ваши мысли, - маг уже снова мерил комнату шагами, дорогая обувь утопала в не менее дорогом ковре. - Они весьма типичны для кого-то вроде вас. Вам важно лишь выполнить дело… -А разве это не все, о чем нужно беспокоиться? Вы уже дали понять мальчишке, кто нанес удар. Зачем подставляться вторично? Наша задача - покончить с ним и с этим делом максимально быстро и с минимальными затратами. Я не прав? -Нет, вы не правы, - прохрипел Кальдервуд. - Моя задача - расквитаться с родом Вайтль за оскорбления, что были нанесены мне и моей семье. И если с прочими я мог себе позволить принять вашу тактику, то с ним…нет. Нет, нет, тысячу, десять тысяч раз нет. Этот щенок всему виной. Этот щенок должен заплатить. Он должен заглянуть мне в глаза, прежде чем я сброшу его в преисподнюю. Он должен признать свою вину. Все остальное запятнает мою честь еще сильнее. Вешатель снова вздохнул - тяжело и глухо. Казалось, он больше не скажет уже ни слова, но вот Хит все-таки заговорил: привычным своим глубоким и размеренным голосом: -Вам следовало остаться дома. Следовало передать это дело мне, и просто-напросто запастись терпением. Я не пытаюсь никого оскорбить, но…прошел год. Мне приходилось выслеживать добычу и дольше, но почти никогда - из-за того, что меня кто-то постоянно толкал под локоть. Именно поэтому, кстати говоря, я предпочитаю работать в одиночестве… -Вы ничего не понимаете, - вновь зарычал Бенедикт. - Я должен убить его сам, своими руками. Только так и никак иначе. Тогда, год назад…вы отказались, когда я предложил вам узнать мои причины так поступать. И весь год, что мы бежим по его следу, вы к этой теме не возвращались. -Стоит ли это делать сейчас? -Когда-то давно мы встретили их с добром, - выплюнул Бенедикт. - Когда-то давно мы были близки к тому, чтобы породниться, но нам стоило внять предупреждениям, к которым мы тогда остались глухи. И мы поплатились за это…о, как же мы поплатились! Моя дочь искалечена этим щенком - он пытался убить ее, заманив в их треклятые катакомбы. Я вышел на поединок с его отцом, я защищал ее честь и свою, я был готов отдать жизнь, если бы то потребовалось, чтобы смыть это оскорбление их кровью! Что же итогом? Что? - на лице мага проступила испарина, он почти задыхался от холодной своей ярости. - Этот подлейший из людей, что рождались на земле, разбил меня, прилюдно опозорил и оставил в живых, только лишь для того, чтобы поглумиться! Я лишился жены - она не пожелала остаться со мной. Я едва не лишился дочери. Пять долгих лет я жил, каждой клеточкой ощущая, что жить недостоин, что не смогу ни передать Метки, ни сойти в могилу, когда придет мой срок, покуда не свершу мести! А теперь вы хотите, чтобы я переложил то, что должно быть сделано мною и только мною, на плечи какой-то вши в полицейской форме? Не бывать тому! -Есть еще второй вариант, - сдаваться Хит и не думал. - Мы используем, как вы соизволили выразиться, “вшей”, для нашей выгоды и поддержки. В наших силах устроить целый штурм… -Никаких штурмов, - глухо произнес Бенедикт. - И никаких людей. Я казню его лично, а поддержкой моей займетесь уже вы. Только так…только так… Маг шаркающей походкой добрался до окна, и, остановившись там, проговорил с горечью и злобой в равной мере: -Вы просто не понимаете, я уже говорил, и не раз. Я должен восстановить честь семьи и свою собственную. Я должен избавиться от кошмара, что приходит ко мне каждый день и каждую ночь. Я словно вновь и вновь слышу ее крики…я вновь и вновь там…я вижу…что он сделал…что ему приказали - я в том уверен - с нею сотворить… Вцепившись закоченевшими пальцами в подоконник, Бенедикт прижался лицом к покрытому инеем стеклу - и продолжил говорить, заставляя то стекло запотеть, покрыться теперь и дымкой: -Пять лет. Пять долгих лет я избегал смотреть в глаза своей собственной дочери, - выговаривал он, сжимая подоконник побледневшими пальцами. - Я, я сам исцелил ее, сам выходил, сам поставил на ноги и выучил всему, что знал, дал ей все, что мог дать, но этого мало, я знаю. Мне не нужно спрашивать, чтобы это знать. Ее страдания искупит только месть. Только когда последний Вайтль падет, она вновь сможет улыбнуться. Только когда я придушу этого щенка вот этими вот руками…моя…моя девочка…сможет меня простить… Лицо Хита оставалось непроницаемым. Мысли за тем лицом, впрочем, прятались, но высказывать их убийца поостерегся - неизвестно, как бы отреагировал Кальдервуд на замечание о том, что если бы можно было бы одержать победу одной только патетикой, он бы уже давно расправился со всеми своими врагами за раз. В этой семье ни иронию, ни просто добрую шутку, похоже, не ценили - ответили бы ему, скорее всего, какими-нибудь смертоносными чарами. -Будь по-вашему, - только и вздохнул Хит. - Встречаемся через час на стоянке. Часа вам хватит, чтобы собраться? -Мне нужно куда меньше, - не отходя от окна, бросил Бенедикт. - Идите уже, идите… Выждав пять или около того минут с момента, когда за толстяком захлопнулась дверь его номера, маг - сгорбленный, напряженный, словно пружина и нервно крутящий головой, будто разбуженная сова - добрался до дальней стены и нашарил впотьмах старенький телефон. -Кофе, - бесцветным голосом проговорил он в трубку, после чего, почти ощущая в голове щелчок - то лопнули последние нити сетей его когда-то стальной воли - резко оправился. - Стакан виски-сода…нет. Бутылку, - глухо закончил он, скрежеща ногтями по гладкой черной поверхности. Молоденькую горничную, которой маг открыл спустя какое-то время дверь, от страха разбил паралич. Бенедикт не обратил на то внимание - сейчас, когда его истязатель, его желанный враг был так близко, его не волновало уже ничего в целом свете. Предрассветная мгла тянулась к окну словно с каким-то своим интересом. Тут, в этой стылой комнате с единственной кроватью и притушенным светом, творились - вернее сказать, готовились - вещи, которые нечасто увидишь в людских домах. Эльза лежала на ковре без всякого движения - если не считать прерывистого, едва слышного дыхания, которое давало понять, что девушка все еще на этом свете, что у нее забрали не жизнь, но лишь волю и сознание - и то временно. Веки ее чуть заметно подрагивали, словно хотели вздернуться вверх, но никак не могли, лицо же оставалось спокойным, как у мертвеца. Склонившийся над ней сейчас человек тоже чем-то напоминал последнего - быть может, бледностью, а может, костюмом, что впору был бы только покойнику. С его сознанием все было в относительном, но все же в порядке - а еще, если это так уж важно, человеком он никогда и не был. Наблюдая за распростертой на полу Эльзой, улавливая в глухой, мертвой тишине дома ее слабое дыхание, Юст то и дело бросал взгляд на свои собственные руки, давно уже без перчаток - озябшие, бледные руки, на левой следы ожога… Сколько уже минуло - полчаса, час? Может, два? Он сидел тут, на полу, рискуя отморозить ноги, он ходил по комнате, то включая, то снова избавляясь от света, но всегда неизменно возвращался к ней. Готовился приступить к делу и чувствовал, как руки тотчас же опускались. Почему? Почему? Ответ никак не шел. Он попытался успокоить мысли и обратиться в них к своему отцу. Нейтгарт фон Вайтль прошел настоящую школу жизни, был истинным магом - существом, что до последней своей клеточки натренировано для борьбы. Глядя на спящую Эльзу, Юст вспоминал, как принимал решения отец, старался рассуждать, как он. Вот фантазия Нейтгарта находила что-то, что стоило его внимания. Вот вступал в игру здравый смысл: оценить, сравнить, принять взвешенное решение - полезно или же нет. Допустим, полезно. Подсчитать, учесть, подвести баланс. Задействовать всю свою страшную волю и достичь цели, неважно, чего это будет стоить ему или другим. Так старался сейчас поступить и его сын, даром, что это было несложно: практический ум уже давно все решил, давно уже определил судьбу той, что лежала сейчас на полу. Память изъять, улики уничтожить, дом - покинуть. Остальное - не его забота. Под “остальным” в данном случае понималось и то, что будет с девушкой и стариком, когда они очнутся. Он не врал себе - на полноценную, тонкую работу с памятью этих людей времени не было, и самым логичным решением было попросту вырвать все, что лежит ближе к нему. Неделя, месяц, год…какая разница? Никакой - его уже здесь не будет, а их судьбы больше не пересекутся. И волновать эти люди его нисколько не должны. Все так…и все же почему он медлит, медлит именно там, где должен задействовать волю и исполнить задуманное? Ответ никак не желал приходить, зато это радостно делали различные странные мысли - некоторые из них откровенно беспокоили мага. Почему она с таким гневом отреагировала на его слова о старике, о тех чарах? Что могло ее так возмутить? Он чувствовал, что не понимает чего-то важного, снова не понимает, как уже было с ним не раз, когда приходилось иметь дело с людьми. У людей все повернуто с ног на голову, все перемешано до чистого хаоса, и нет, кажется, никакой возможности с этим свыкнуться, только если ты сам не родился одним из них. И все-таки - почему? Почему она - да и другие - могли себе позволить все это? Могли радоваться каким-то мелочам, которых он бы и не заметил без указки, могли грустить о каком-то совершеннейшем вздоре, могли быть счастливы, всю жизнь проживая в своей крохотной клетке? Почему она - все-таки она волновала его отчего-то больше прочих, и одно это вселяло страх - так удивлялась? Он не делал ничего предосудительного, он просто использовал средства, что были у него под рукой. Разве она бы не сделала того же, чтобы спасти свою жизнь? Ну конечно бы, сделала - разве бывает иначе? От подобных рассуждений начинала болеть голова. Подобные рассуждения вели в бездну. Меж ними и людьми пропасть, которую не пересечь, и нечего и пытаться. Он должен заботиться прежде всего о себе - ведь в нем одном теперь весь род Вайтль нашел свое последнее пристанище, свое последнее воплощение - и ни о ком еще. Очередная незваная мысль, очередной предательский укол в самое сердце. Тогда вечером…она спрашивала об отце и прочем не из праздного интереса. Она…мыслимо ли это…действительно была… Все, довольно. Еще немного в таком темпе и он и правда решит, что ее участие не было попыткой выудить побольше информации, было чем-то искренним. Довольно. Сейчас он зачистит этой девице память, пойдет к старику и сделает то же с ним. А потом соберет вещи и… Острая боль в левом предплечье - и, сразу за тем - пробежавший по всему позвоночнику холод. Ошибки быть не могло, просто потому, что Метка, к которой был привязан внешний барьер, ошибиться была в принципе не способна. Он еще не успел прикрыть глаз и войти в контакт с полем, чтобы увидеть все воочию, а разум уже обрабатывал тревожный сигнал. Контакт на внешней границе. Излучение столь мощное способны дать лишь Цепи - множество Цепей, и далеко не последнего сорта, если судить по мощи уловленных всплесков. Цепей, по которым уже пустили ток, а это, в свою очередь, также значит лишь одну вещь… Установить связь уже не удалось: с момента, когда была подана тревога, минуло меньше пары секунд, а внешний, сигнальный слой был уже нащупан и развеян. Маг вскочил на ноги - о девушке он более даже и не думал. Послав ряд коротких импульсов оставшейся внешней защите - вряд ли второй и третий слои продержатся против такой мощи больше нескольких минут - он метнулся к кровати, выдернув из-под подушки оружие. Бросив пистолет в карман, рявкнул, уже нисколько не заботясь о тишине, пару отрывистых команд: машина, чью незримую пуповину, что тянулась к духовной жиле, он не так давно обрезал и приладил к собственной Метке, прорвалась в реальность, обретая формы и цвет - и тут же принялась жадно сосать его соки с удвоенной силой. Еще одно движение - мысли, не тела - еще несколько команд для машины: развернуть защиту, далее действовать согласно заложенному алгоритму. Противник, что заявил о себе, что сейчас сносил, словно разъяренный бык, внешние поля, при всей своей мощи был предсказуем - и ему согласно расчету должно было хватить и машины - во всяком случае, на первый срок. Нет, реальная опасность подстерегала в совершенно другом обличье - толстяка с мертвым взглядом, отзвука чьих Цепей - если они вообще у того были - он не почуял. Этот хитрее, этот расчетливее. Этот не станет печься о каких-то приличиях, а, скорее всего, попытается просто-напросто ударить со спины при первой возможности, да еще каким-нибудь подлым оружием вроде тех газовых гранат, что были с ним в прошлый раз. В том, что толстяк был здесь, Юст не сомневался - как и в том, что с ним придется схватиться лично… До рассвета оставалось не так уж и долго - час, может, полтора, но тьма еще была сильна, и отпускать город никак не желала. Скрипел под ногами жесткий снег, оставались в том снегу глубокие следы. Бенедикт Кальдервуд, что вышагивал сейчас по свежему белоснежному покрывалу, шел быстро, сплетая нужные чары прямо на ходу. Он наступал на крохотный домишко со стороны дворов - так, чтобы быть до конца уверенным в том, что никого не встретит на своем пути. Он наступал, практически не ощущая преград. Вокруг часовой мастерской был сплетен трехслойный кокон полей - простейшая система из замка и ключа, что должна была преградить путь любому, чей узор Метки не совпадал с хозяйским. Система, быть может, и была простой, но от того не становилась менее надежной - сил в нее было вложено множество и маг послабее его наверняка уже застыл бы, разбитый и обессилевший, а после бы и выгорел изнутри, оставив после себя только лишенное разума тело. Первый слой Бенедикт разорвал, не сбавляя хода, на второй ушло чуть менее тридцати секунд. По телу растекался жар - все Цепи, вплоть до самых скудно развитых, были пущены в дело, фамильный вензель полыхал грязно-зеленым светом на спине, меж лопаток. Бросив в снег массивный чемодан и со щелчком раскрыв, маг обнаженными руками зачерпнул оттуда несколько пучков грязно-серых водорослей: ссохшихся, замотанных в чудные клубки. -Show his eyes, and grieve his heart, сome like shadows, so depart…- нараспев протянул он, резко очерчивая полукруг пред собой, разбрасывая клубки по снегу. В снегу началось какое-то шевеление. Послышался мерзкий чавкающий звук - не прошло и минуты, как от него уже стало почти закладывать уши. Снежный ковер пенился и шел грязно-серыми пузырями, кипел и таял на глазах, окутывая все вокруг мерзким, парализующим тело и сбивающим дыхание паром. Маг щелкнул пальцами - по воротнику его змеей скользнуло что-то влажное, набухая, присосалось к шее, обернулось вокруг нижней части лица, укрывая рот плотным на вид листом. Два тоненьких побега рванулись выше, входя в ноздри, глаза окольцевали струящиеся по лицу стебельки. Там, в облаках тошнотворного пара, что-то шевелилось - поначалу неуклюжие и уродливые силуэты, поглощая снег за считанные секунды, распрямлялись, сжимались, скручивались… Пальцы правой руки сомкнулись в кулак - последний слой защиты был сокрушен, как гнилая ореховая скорлупка. Рука левая зачерпнула горсть странных, словно вымазанных в масле, семян, забросив их далеко вперед - к задней стене дома. -I will not be afraid of death and bane, till Birnam forest come to Dunsinane… Скользящий капюшон из листьев раскрылся и втянул в себя голову мага, оставляя открытым только лицо - вернее, ту часть, что не была уже запрятана в живую броню. Собирая силы для таранного удара, Бенедикт Кальдервуд продолжил идти вперед. За спиной его из клубов пара выступало то, чему не даже имени не было. Разбудил ее, вне всяких сомнений, грохот. А вот от запаха, что ринулся в ноздри лишь парой секунд позже, Эльза едва не потеряла сознание вновь. Этот смрад не был похож на плоды готовки Юста, нет - это вообще ни на что не было похоже. Чувствуя, что задыхается, она рванулась было вверх, садясь на холодном полу и зашлась судорожным кашлем, вместе с которым из нее слово выбирались остатки дремоты. Воспоминания мелькнули перед глазами, словно скоростной поезд. Кофе. Отрава. Юст. Он сказал, что… Внизу снова громыхнуло, едва ли не с удвоенной силой - кажется, к грохоту тому прилился чей-то жуткий голос - ни одного слова было не разобрать. Чувствуя, как вместе с сознанием - если не быстрее - к ней возвращается страх, Эльза кинулась было к окну, ведомая первой из мыслей, что роились в ее голове. Нужно было хотя бы понять, что там, снаружи… Отдернув штору, Эльза замерла, словно оказалась врыта в землю - разум никак не хотел воспринимать то, что видели глаза. За окном висело, прилепившись к стене, нечто, имевшее цвет поистине отвратительный: болезненно-серая туша из скрученных жил, меж которых беспрестанно сочилась какая-то слизь, проверяла стекло на прочность, ощупывая его сразу десятком мелких отростков. Не в силах даже закричать, Эльза сделала шаг назад и вновь застыла - тварь снаружи словно уловила ее движение сквозь стену. Серая дрянь продавила стекло, словно бумагу - осколки брызнули внутрь, не задев Эльзу лишь чудом - и через подоконник перевалились выпростанные вперед деформированные конечности. В оконном проеме появилась уродливая белесая морда с загнутым кверху кривым клювом… Как и откуда она взяла силы для бега, Эльза не знала - ноги словно обрели свой собственный разум, который здраво рассудил, что умирать вместе со всем остальным телом ему вовсе ни к чему. Ее сорвало с места раньше, чем нечто за ее спиной издало булькающий звук, она выскочила за дверь и захлопнула ее еще до того, как серая дрянь перетекла через подоконник. Чудовищный запах в коридоре только усилился - он тек откуда-то снизу и здесь к нему примешивались тошнотворно-сладкие нотки. Сделав несколько шагов к лестнице, Эльза почувствовала, как к горлу уже подкатила настоящая волна. Уцепившись рукой за ближайший угол, она рухнула на колени и ее вырвало на темные ступени внизу - не покатилась по ним же Эльза лишь потому, что нашла в себе силы ухватиться за что-то и другой рукой. Страх язвил все тело, жег его каленым железом. Слепо шаря по стене в поисках выключателя и, наконец, найдя его, она попыталась дать свет - но обе лампочки издали по презрительному хлопку, стоило лишь попытаться их зажечь. Зажав рот рукавом - горло саднило, желудок пританцовывал что-то лихое - она полезла вниз, всем телом прижимаясь к стене, и стараясь не оступиться и не поскользнуться, что неизбежно закончилось бы сломанной шеей. Внизу, в небольшом коридорчике, свет еще был - уцелела, правда, лишь одна лампочка из трех, но даже ее хватало, чтобы Эльза вновь застыла в ужасе. Там, далеко впереди, в стене зиял огромный пролом - ледяной ветер радостно врывался сквозь него внутрь, тотчас же наводя свои порядки. Лишенная верхней одежды, она почувствовала холод практически сразу - но холод был ничем по сравнению с этой тошнотой и… А это еще что? Эльза ошалело смотрела вперед и понимала, что не узнает дома, в котором провела почти уже целую неделю. В доме, к которому она успела привыкнуть, стены не покрывал шевелящийся, чавкающий ковер какого-то мха, лиан и ярко-желтых цветов, по полу не струились, сплетаясь в прочный покров, разнообразные побеги. Там, в полумраке, что-то беспрестанно лопалось, пузырилось и надувалось, созревая и раскрываясь с настолько бешеной скоростью, какой в реальности быть попросту не могло. По стене прополз, сочась чем-то густым, словно патока, ярко-красный стебель, с потолка вниз спустилась полупрозрачная сеть с алыми прожилками, ковер изо мха исторгнул порцию новых цветков - в этот раз уже с сиреневым отливом… Из тьмы донесся слабый, едва слышный стон. Борясь с тошнотой и страхом - с каждой секундой у нее выходило все хуже и хуже - Эльза сделала несколько осторожных шагов вперед, чувствуя стремительно нарастающее отвращение. Коридор перед ней был живым - он цвел и извивался, давал новые и новые побеги, и во всей этой массе, цвета для которой были избраны, казалось, лишь самые гадкие для человеческого глаза, что-то беспрестанно копошилось, рождалось и умирало. Что-то… Закрепленная под потолком лампочка качнулась чуть вперед, подгоняемая потоком леденящего ветра. Тусклый лучик высветил источник звука. У Эльзы подкосились ноги. Стены и пол там, дальше, были перекрыты настилом из огромных лоснящихся листьев продолговато-эллиптической формы, густо усеянных сотнями - нет, тысячами - мелких жестких волосков. К одному из таких листов было приклеено, словно муха к липучке, ежесекундно вздрагивающее тело дяди Тимо. Старик, выскочивший на шум куда раньше нее, был в одной лишь ночной рубашке и стоптанной домашней обуви - последняя, густо покрытая алой слизью, валялась неподалеку. Несчастный часовщик извивался, будто змея, пучил глаза с такой силой, что странно, почему они до сих пор были целы, и заходился в безмолвном крике - рот его был крепко зажат двумя жирными листами чуть меньшего размера. Сине-фиолетовые бутоны распахивались над его головой, обильно заливая ту густой, словно кисель, жижей, а ярко-красный стебель, словно живой, протянулся к часовщику, обвив грудь, словно стальной обруч. С потолка к бьющемуся в агонии старику спустились длинные черешки, постепенно переходящие в закругленные листы с клиновидным основанием. Листы, собранные в розетку, были сплошь усеяны длинными железистыми волосками - на конце каждого выступала капелька вязкой черной жидкости. Листы приблизились к лицу часовщика - волосики, задрожав, заскользили по тому, ощупывая почти с осторожностью. И, безошибочно отыскав на том лице веки и раскрыв их, почти вырывая из глазниц, открыли путь своим сородичам - те уже устремились к самим глазам, ввинчиваясь внутрь, словно тысяча маленьких сверл… Эльза подалась назад, не закричав - скорее заскулив от ужаса. Этого не было. Не могло быть. А если и могло - то уж точно не с ней. Часть ее требовала немедленно сорваться с места и бежать, бежать, все равно, в каком направлении - лишь бы ее унесло подальше отсюда. Вот только… Ослепленный часовщик метался, как выброшенная на сковороду живая еще рыба. Лицо его заливала кровь. Сжав зубы и стараясь не смотреть по сторонам - туда, где все копошилось, трещало и расползалось, лопалось - она пригнула голову и кинулась вперед, чувствуя, как ноги тонут в мягком мху. До старика ей не хватило какого-то шага. Тьма раздалась и на растительный ковер ступил высокий - выше ее на голову, если не больше - человек в темно-зеленом костюме. Лицо его было скрыто за листьями и побегами, словно за маской, голову обтягивал лиственный же капюшон. Глаза его были словно гранит - и, пусть в этом взгляде и можно было увидеть разум, душу, как ей казалось, выискивать было делом совершенно пустым. -Kill it, - небрежно бросил высокий человек, щелкнув пальцами - и в ту же секунду потерял к Эльзе всякий интерес. Тьма вновь зашевелилась, ветер принес с собой знакомый уже тошнотворный запах - ее несомненно вырвало бы вновь, если бы только осталось, чем. Прижимаясь к стене, на свет выползла высокая и тощая белесая тварь, скрученная из знакомых уже водорослей, перемазанных какой-то гадкой слизью. Ее огромный, жирный товарищ выполз следом - этот уже напоминал гигантского слизня, чей отвислый живот волочился по полу, словно мешок. Тварь щелкнула клювом, поднимая свои обрубки - каждый кончался пучком уродливых белых щупалец. Эльза почувствовала, что на этом ее силы подошли к концу. Она не могла сдвинуться с места, не могла шевельнуть и пальцем. Могла только наблюдать, как обе твари потянулись к ней - каждая так быстро, как только могла… Синий всполох осветил коридор. Высокий человек вздернул вверх руку, сложив пальцы в странный знак - тварь же, что вырвалась вперед, что уже почти уже коснулась ее лица своими мерзкими присосками, вдруг надулась и, начав заваливаться на спину, лопнула с оглушительным хлопком. Нестерпимая вонь хлестнула по ноздрям, и, чувствуя, что сейчас лишится сознания, Эльза повалилась назад, на пол. Ошалело глядя на то, как сквозь потолок спускается нечто - тот самый мираж, с которого все началось, та самая невозможная фигура, точнее говоря, ее призрак… -Прочь оттуда! - рявкнули позади. Дрожа всем телом, Эльза резко обернулась, уже зная, кого там увидит. И, конечно же, не ошибалась. Изуродованная магией Бенедикта, часовая мастерская все больше и больше уже напоминала оранжерею какого-то неряхи и безумца - и то и другое определение, по мнению Юста, очень даже подходили к персоне нападавшего. Бенедикт явился, отправив вместо предупреждения разрушительные чары, Бенедикт не был намерен останавливаться даже ради формального вызова на поединок - злость его была слишком велика. Он пришел сюда единственно для убийства, а все слова, какие можно было сказать, сказаны были уже очень, очень давно. Особо это его не огорчало - если этот подлец пришел сюда ради смерти, он ее точно здесь отыщет. Машина, прорвавшись сквозь потолок, отыграла первый свой ход так, как он и рассчитывал: разметала одну из тварей Кальдервуда на клочки и возвестила о прибытии соперника. С ответом Бенедикт не стал медлить - рявкнув короткую команду, шагнул вперед: рукава его плюнули настоящей бурей отравленной колючки, струящиеся по стенам и полу побеги устремились вперед, равно как и зеленый ковер. Примитивно, но вполне разумно. Даже самый слабый маг способен воспрепятствовать прямому воздействию на свое тело, пока в состоянии прогнать по Цепям хоть немного сил - и потому сломить его так же просто, как человека, было никак нельзя. Здесь брало начало пристрастие ко всему, что могло нанести прямой урон этому самому телу: от стихийных манипуляций до холодного и даже огнестрельного - всякое бывало - оружия. Впрочем, в поединках такого уровня это было лишь пылью для глаз - настоящее сражение еще даже не началось. Экономный жест - рукой от пола вверх - растянул перед ним искрящуюся серебром зеркальную поверхность: шквал импровизированных снарядов иссох и осыпался, едва коснувшись его, сплетенная из водорослей тварь, что-то прочирикав, влетела в преграду всем телом с весьма печальным для последнего исходом. Юст отступил на шаг - вонь была поистине нестерпимой. Прикусив губу от злости - он не думал обращаться к элементам так скоро - маг обратился к ледяному ветру, что метил ему прямо в лицо и быстро перенаправил поток в обратную сторону. Дышать стало заметно легче, но о передышке нечего было и думать: Бенедикт, снова наступая, раскрошил призванное зеркало в невесомую пыль одним взглядом. Эльза, бормоча что-то не особо-то членораздельное, наконец смогла подняться на ноги - и, не мешкая более ни секунды, кинулась прочь, закрыв голову руками - проскочив мимо Юста, всем телом налетела на дверь, что вела в магазин, перевалившись через порог. Ни один из магов даже не взглянул на нее - смотрели они лишь друг на друга, и сейчас оба, сохраняя тяжелое молчание, сделали по шагу вперед. Шутки, пусть и смертельные, кончились: теперь битва начиналась всерьез. Первая атака снова была за Бенедиктом - одно лишь краткое переплетение слов заставило Юста почувствовать чудовищную тяжесть: ощущение было таким, словно его закинули в некий невидимый пресс. На глазах невольно выступили слезы, из носа к губам скользнула струйка крови. Дышать становилось тяжело, лицо разрезала боль - казалось, еще немного, и оно треснет, рассыпаясь прахом. Он знал, что это было, он уже видел подобное раньше, видел, что эти чары делали с людьми: еще немного, и тело его извергнет все жидкости вон, падет на пол иссохшими останками. Ответ был резок и скор - прогнав по всем Цепям разом такую волну, что от неописуемого жара залепило глаза, он сбросил с себя смертельные тиски. Собирался ударить в ответ, но куда там - Бенедикт, давно уже собравший силы для новой атаки, пустил вперед свою адскую флору. Коридора уже не было - был лишь живой лабиринт, что напитывался магом, ширился и рос. Под ногами захлюпало: Кальдервуд, очевидно, собирался развести здесь болото. Пляска жестких, отрывистых фраз, россыпь нервных движений - не руками, одними лишь пальцами - деревянный пол на глазах чернел и рассыпался, а крепкие лианы, увенчанные ядовитыми цветками, ползли и ползли вперед. Машина обдала подавшуюся вперед массу сполохами синего и белого света, но практически никак не замедлила рост. Снова вынужденный уходить в оборону, Юст чувствовал нарастающее отчаяние. Он не мог сражаться с ним на равных - при всей своей силе не мог. Сила здесь значила чудовищно мало, ведь Бенедикт, в отличие от него самого, имел не только голые знания, но и опыт. Его враг познал свое искусство до конца и не только мог, но и умел его применять, изящно обходя существующие преграды. Он не мог манипулировать мертвой материей - и потому всеми силами воздействовал на сам цикл распада, ускоряя его до предела, пуская получившийся материал на простейший мох. А уж чего он не мог вырастить из одного только мха! Бенедикт грамотно применял оба элемента, к которым был предрасположен: запасал силы в растениях, плодил все новые и новые, подключая их к общей сети, и создавал замкнутый круг - он питал их, а они его. Затянуть бой означало погибнуть. Потянувшись мыслями к Метке, он сорвал с машины последние ограничения - теперь все или ничего … Меж пальцев Бенедикта появилась тонкая костяная трубочка - ткнув ей в сторону противника, он каркнул очередную команду. Коридор прорезала полоса яркого пламени - машина, почуяв угрозу, ответила уже своими чарами… Тщетно. Огонь достиг цели - и вспыхнул также и в глазах Бенедикта, лишь несколько секунд спустя сменившись удивлением, а затем и гневом. На лице Юста, которое мгновение назад лизнул огненный всполох, расцвела кривая ухмылка. Его творение все-таки работало. Идея этих чар проистекала из добавленных не так давно слоев Метки, идея эта была простой, но поистине бесценной. Защищаться не требовалось, не требовалось и контратаковать: будучи примененными против любого обращения к стихиям, заклятье не отклоняло его, но меняло саму суть, почти издевательски играясь с системой мер. Скользнувший в разум мага поток информации, обработанный машиной, заставил его улыбнуться: триста градусов Цельсия она, не мудрствуя лукаво, свела к тремстам Кельвина, обратив поражающую силу огненного смерча в таковую тихого комнатного ветерка. Бенедикт определенно рассчитывал удивить своего врага - сродства к огню у него отродясь не водилось, и призвать его он мог лишь так, влив прану в эту красивую одноразовую хлопушку - но в итоге ошарашен был сам. Это был шанс - и, что очень вероятно, последний. Вариант был рискованным, но попытаться стоило. Сорвав с все тех же верхних слоев нужные чары, он набросил их на все разраставшийся - даже после огненного потока - растительный хаос, надеясь лишь на крепость связи меж ним и его жутким владельцем. Следующим шагом была команда машине - серия белых всполохов пропахала цветущее безумие, калеча и разрывая на куски. Бенедикт отшатнулся, недоверчиво глядя на собственные руки - с ладоней его закапала кровь. Мгновение - и она проступила уже на глазах… Эта идея также казалась Юсту весьма и весьма изящной - проникая глубоко-глубоко в установленный меж магом и его инструментарием канал, она не разрушала его, но напротив, доводила связь до абсурда. Качественное состояние связанных объектов должно было остаться неизменным, в случае же, когда это было невозможно, раны распределялись меж ними поровну. Бенедикт оправился от шока быстрее, чем он надеялся. Ничего лишнего, только четкая манипуляция с потоками, в мгновение ока перекрывшая все кровотечения, и не менее четкий удар, стряхнувший его заклятье-пиявку с канала. Боль в левом предплечье дала понять, что пора срочно найти что-то еще: его силы, что истощали вначале поля, а после - машина и постоянная, ежесекундная оборона - таяли на глазах, Бенедикт же по-прежнему был свеж и готов продолжать. Что-то нужно было делать. Что же…что… В голову скользнула шальная мысль - пистолет был при нем, а враг вряд ли мог ожидать, что он опустится до подобного. Мысль ту пришлось отвергнуть, хотя бы из честности к самому себе: лихо прострелить Бенедикту, скажем, коленку, он смог бы либо после долгих тренировок, либо в своем воображении - и никак иначе. Значит, необходимо было… Времени на раздумья Кальдервуд оставлять ему был не намерен. Прилепившиеся к стенам уродливые растительные конструкции на трех корнях-опорах повернули в его сторону десятки своих побегов, на концах которых стремительно начали набухать белесые бутоны. Страх вонзил в мага свои когти так глубоко, что едва не сбил его с ног. Он уже видел это раньше. Видел еще тогда, еще ребенком, когда Бенедикт сошелся в поединке с отцом. И знал - почему-то мысль о том была на удивление спокойной - что у него-то нет под рукой ни одной куклы, способной принять удар на себя. Удар, от которого почти бесполезно было защищаться. Бутоны наливались чистым светом, готовясь вот-вот прорваться. Бенедикт определенно обезумел: передавать по выстроенной им системе такие колоссальные объемы энергии, впечатывать их в столь малые снаряды, да еще и в замкнутом пространстве… Если он не найдет, чем ответить, то обратится в пыль - возможно, вместе с врагом, а может, и со всем этим домом. На секунду мысль о бегстве раздулась до таких масштабов, словно хотела прорвать собою череп. Чувствуя, как откуда-то из глубин поднимается злость - злость глухая и слепая - он не дал этой мысли ни шанса и, вновь коснувшись разумом Метки, считал целый ворох чар. Смирившись с тем, что случится после - вот сейчас бежать уже совершенно точно было поздно - выпустил их в мир, одно заклятье за другим. Бутоны лопнули с оглушительным треском, выстрелили, рванувшись к цели, десятки почти невесомых игл - каждая несла в себе заряд достаточной силы, чтобы снести стену или, на худой конец, проделать в ней дыру. Выставленную первой преграду снаряды прорвали, как тончайшую бумагу, даже не сбавив хода - для детонации им нужно было коснуться материального объекта. Искривленное поле, что было выставлено, как вторая линия обороны, также их не задержало. И лишь достигнув того участка, куда судорожно отступил Юст - мутная вода, корни и листья почти доползли уже и туда - смертоносный поток встретил препятствие, которое не смог обойти. И повернул назад. Кальдервуд мгновенно осознал угрозу - и еще до того страшного мига, в который хаотично разбросанные иглы ткнулись в стены и вонзились, с хрустом ломаясь, в потолок прямо над его головой, воздел руки, окутывая себя коконом из плотно переплетенных ветвей, листьев и лоз, запечатывая свое тело почти наглухо. В следующую секунду Юсту показалось, что на них обрушилось само небо. Превратившее участок самой реальности в ось вращения заклятье сделало свое дело, но оно не могло защитить от того, к чему привел взрыв: стены треснули, словно скорлупа, с оглушительным грохотом разметанные на облака невесомой пыли, по потолку пронеслась паутина трещин… Там, где не могла спасти магия, шанс давали ноги - и когда мир вокруг принялся с грохотом крошиться на составляющие, он сделал единственно разумную в этом положении вещь: повторил все, что не так давно сделала Эльза. Родившаяся за спиной волна подхватила его, внесла в магазин, обрушив за спиной дверь и кусок стены и протащила по полу, словно мягкую игрушку, небрежно закинув куда-то в сторону прилавка. Прежде чем влететь в последний лицом, он с удивлением обнаружил, что Эльза исчезла - не иначе выскочила на улицу, сорвав с вешалки свое ветхое пальтишко. В очередной раз она - пусть и невольно - подала ему пример: поднявшись на ноги - они держали остальное тело, кажется, с каким-то чудовищным возмущением, в любой момент готовые прекратить это занятие - он сделал несколько шагов в сторону упавшей вешалки, похороненной под грудой тряпья. В ушах звенела, наверное, тысяча колоколов разом - если не все сто тысяч, а перед глазами…что ж, оставалось надеяться лишь на то, что это явление сугубо временное. Руки дрожали, по лицу катился пот: стоило лишь на полминуты отвлечься от колдовства, и тело тут же дало знать, как оно им недовольно. Жар был такой, словно он купался в расплавленном железе - пересохшее горло и не желавший шевелиться язык лишь делали мысль о бегстве еще соблазнительней. Вырвав свою шубу из вороха прочей одежды, он сделал было шаг к дверям, когда позади вновь раздался грохот - а очень скоро к нему примешался и знакомый до боли голос. Погребенный под обломками доброй четверти дома, Бенедикт Кальдервуд был жив - и, судя по тому, что в голосе том не чувствовалось особой боли - его даже не особо серьезно ранило. Этот голос стал последней каплей. На ходу натягивая одежду, маг выскочил вон, в предрассветную тьму - ноги, кажется, готовы были подломиться на полпути, но заглушивший все остальное страх подарил ему крылья… Холод, казалось, усиливался с каждой минутой. А сколько таких тягостных минут он уже провел практически без движения, приникнув к прицелу, Хит не считал - а если бы считал, то, наверное, уже бы сбился. Холод терзал лицо - ту его часть, что была открыта - холод забирался под одежду, да что там - пролез он, похоже, уже в самые кости. Винтовку - одну из этих не так давно появившихся на свет Barret M82 - он, если говорить откровенно, использовал довольно-таки редко, равно как и ее предшественницу: необходимость прибегать к тяжелой артиллерии во время последних заказов была практически нулевой. Можно было бы даже сказать, что ему везло - если бы он верил в удачу. Он сам не знал, почему решил взять ее с собой в этот раз: возможно, чувствовал, во что может вылиться работа на Бенедикта еще с самого начала, возможно - чувствовал что-то еще. Так или иначе, это чудовище должно было хоть сейчас оправдать те деньги, которых когда-то стоило. Позицию пришлось занимать на крыше здания напротив - местоположение часовой мастерской, что так удобно спряталась меж двумя высокими домами, а со стороны двора была прикрыта каким-то мелкими постройками, не оставляло ему иного выбора, и уже одно это вызывало закономерное раздражение. Отвергнув его изначальный план, Бенедикт поставил их обоих в заведомо неудобные условия, и, что хуже всего, наотрез отказался от страховки в виде все тех же сил местной полиции, заставляя надеяться только на силы собственные. Надеяться хоть на что-либо Хит не любил - больше по душе ему приходилась уверенность, подкрепленная хоть чем-нибудь. Сейчас, например, он был уверен - не без злорадства - что мерзнет не один, что и магу, чьего тактического гения хватило лишь на то, чтобы обойти здание со стороны дворов и уж там ринуться в лобовую атаку - погода тоже всыпает по первое число. Атака началась весьма предсказуемо: проломив внешнюю защиту, как скоростной поезд снес бы поставленную на его пути преграду из картона, Бенедикт не нашел ничего умнее, чем высадить кусок стены и забраться внутрь - если бы не необходимость держать выходы из часовой мастерской под прицелом, Хит определенно бы закатил глаза. Как там говорил Кальдервуд, когда нанимал его для работы, абсолютная секретность дела? Вот уж точно - действовать в большей секретности попросту невозможно, смотрите и учитесь. Не прошло и двух минут, как здание ощутимо тряхнуло - заметно это было даже отсюда. Да что они там устроили? Впрочем, известное дело, что. Дуэль. Поединок среднемирового уровня честности, которыми они так любят решать свои разногласия, по всей видимости, видя в этом некий особый шарм, а может, считая, что так придают себе и своему, с позволения сказать, обществу налет цивилизованности и благородства. Видевший на своем веку далеко не одну такую бойню, он мог сказать со всеми на то основаниями: ни тем, ни другим после начала там и близко не пахло. Бей первым, бей сильнее, а коли измыслил что-то особенно гадкое, постарайся, чтобы о том никто уже не рассказал - вот и все, что он успел вынести из наблюдений за такими горе-дуэлянтами. Впрочем, чем бы маг ни тешился, а от петли не уйдет. Дверь часовой мастерской распахнулась - и наружу вывалилась какая-то совершенно ошалевшая девчушка, на ходу натягивающая на себя пальто. Подержав ее в прицеле несколько мгновений, Хит только скрипнул зубами от досады: стрелять сейчас, устраивая всей улице незапланированное пробуждение, он не мог - никак не мог. Выстрел должен был быть лишь один - и лишь по цели, а всеми, кто в здании, должен был озаботиться маг. Бестолковый и вздорный маг, который, похоже, не справился даже с этим. Как там говорил Бенедикт, секретность? Вот она, его секретность, вон как лихо улепетывает… Здание вновь тряхнуло - и, раньше чем Хит успел в очередной раз порадоваться за умение Кальдервуда действовать поистине бесшумно, начало с грохотом проседать внутрь массивными кусками. Это уже совсем никуда не годилось - коротко сморгнув навалившуюся на глаза усталость, Вешатель продолжил наблюдение. Даже если клиент его только что похоронил себя под завалом самым позорным образом, это ничего не меняет - работу нужно делать до конца и делать хорошо. Ситуация даже стала в чем-то проще: будучи не уверен в том, что Кальдервуд все еще жив, он мог наконец действовать так, как сочтет нужным - например, продержать выход в прицеле еще пару минут, а потом спуститься вниз и закончить дело по-человечески, просто-напросто прострелив цели лицо и вздернув тело на ближайшем фонаре. Или даже… Дверь снова открылась - в этот раз ее просто-напросто вышибли. Понимая, что ошибки быть не должно, он дождался, пока неуклюжая фигурка в засыпанном пылью, штукатуркой, облепленном мхом и черт знает чем еще костюме не покажется на улице полностью, поймал в прицел хорошо уже знакомую бледную морду… Ошибки нет. Клиент может кушать свою честь мага на завтрак, обед и ужин, а он будет делать то, за что получил деньги. Цель даже не думала искать укрытие - лишь бестолково металась у входа, напяливая свою несуразную шубу. Тем лучше. Без спешки поправив прицел, Хит легко коснулся спускового крючка… -Me gustan tios gordos como tu, se caen con mucho ruido sin levantarse despues (1). Хит дернулся в сторону и чуть вперед. Хлесткий винтовочный выстрел ушел выше цели, разнося на осколки витрину за спиной мага со всем положенным ситуации грохотом, но думать о том смысла уже не имело ровным счетом никакого - стремительно отбросив бесполезную теперь винтовку в сторону, Вешатель рванул с пояса пистолет, разворачиваясь на источник шума - на этот насмешливый холодный голос… В обычной ситуации нечто подобное вряд ли бы заставило его потерять цель. Вот только в обычной ситуации ничего подобного бы и не случилось: растянутое на всю крышу простенькое поле, регистрирующее сердечные ритмы, исправно работало - и никому не позволило бы подобраться к убийце незамеченным. Быть может, он и не был магом - а всего лишь тем, кому судьба подарила несколько Цепей - но его порода была едва ли не хуже: как-никак, охотой на этих самых магов он зарабатывал на хлеб. Он стоил своих денег в том числе и потому, что никогда не действовал сломя голову, и он уж точно не засел бы на этой самой крыше у прицела, если бы хорошенько все не продумал. Кто-то мог назвать его немногочисленные трюки по магической части дешевыми - их право - вот только его они не раз уже спасли от гибели. И если сейчас поле по какой-то причине не сработало… В прицеле его находилось нечто, закутанное в грязно-красный туман. На секунду раньше, чем он послал в этот самый туман первую пулю, оно сорвалось с места, практически размазавшись в пространстве. Вспыхнула ослепительным алым светом какая-то длинная полоса. Хит никогда не громоздил мудреных теорий там, где можно было все объяснить куда проще - особенно это касалось моментов, когда от почти неминуемой смерти его отделяло несколько мгновений. С полем - уверенность в том была железной - все было в полном порядке. Вот только оно не было виновато в том, что забравшееся сейчас на крышу нечто давно уже было мертво. Он выстрелил еще трижды - и трижды поразил пустоту. Метнувшись в сторону и подхватив винтовку, Хит воспользовался ей отнюдь не по прямому назначению - в качестве метательного снаряда. Алый всполох развалил оружие надвое, заставив брызнуть расплавленным металлом, но этой более чем краткой передышки Хиту хватило с лихвой: его последним отчаянным жестом стала граната, что ушла чуть дальше цели, рухнув у той за спиной. Вновь полыхнуло алым. Убийца кинулся в сторону, распластавшись по крыше. Хлопок. На то, чтобы понять, что он все еще находится в мире живых, у Хита ушло не больше минуты - резко поднявшись и вырвав из кобуры под одеждой запасной пистолет, Вешатель ошалело повел оружием перед собой, ища цель и не находя ровным счетом ничего. Или все же… Осторожно - второй гранаты, как-никак, у него с собой не было - убийца сделал несколько шагов к тому месту, над которым еще поднимался сизый дымок. Пригляделся. Лоскутик какого-то чудного материала. Щепотка праха размером меньше его пальца, что таяла на глазах. Громко выругавшись, убийца в сердцах сплюнул в сторону. Провал. К этому слову он не возвращался уже очень, очень давно, но сейчас…черт бы побрал этого Бенедикта. Удовлетворившись мыслью о том, что рано или поздно именно это и случится, Хит быстрым шагом направился к выходу с крыши, остановившись лишь для того, чтобы проверить одну свою догадку. Та штука могла выпотрошить его, как рыбу - и вряд ли его хлопушка сыграла в противодействии этому решающую роль. Нет, отступило оно… Вешатель взглянул на часы и выругался вновь - теперь уже про себя. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь он будет так рад скорому рассвету?