QWERTY

      Домой Куга вернулся только в пятницу. После украшенной к празднику столицы и как всегда оживлённой Осаки пасторальный пейзаж казался на редкость серым и даже мрачным. Поглядывая в окно на знакомые виды, одной рукой Куга держался за сидение, чтобы не слишком подпрыгивать на ухабах, которые остались после осенних дождей. Снега здесь ещё не видели, и теперь с пришедшим потеплением до самого полудня в лесах держался густой туман. Убегая с реки, он прятался на редких заросших островках среди полей, а к ночи выходил обратно, размывая редкие огни деревень. Такую картину Куга видел накануне из окна поезда. Он переночевал в Осаке, а утром, погрузив свои два чемодана в экипаж, отправился в имение с тем, чтобы быть там уже к обеду.       Када осталась в городе. Вернувшись рождественским утром домой, Куга обнаружил, что та едва стоит на ногах. Поминутно вытирая бледное лицо от пота, она пыталась держаться так, будто ничего не произошло. Не обратив на это особого внимания, Куга завалился спать, а, проснувшись к вечеру, обнаружил, что его багаж до сих пор не собран в дорогу. Глядя на служанку, которая задремала прямо на кухне, положив голову на стол, он испытывал смесь раздражения и жалости, понимая, однако, что должен был сразу вызвать врача. В итоге, оставив Каде достаточно денег и велев поправляться, Куга отбыл вечерним поездом на следующий день. Он забыл половину из собственных вещей, которые планировал взять: многие просто не смог найти. В результате один из одинаковых тёмно-коричневых чемоданов оказался забит подарками, а второй остался почти пустым.       Встреча с семьёй вышла очень тёплой. Временами Куга ловил себя на том, что скучает по дому, родным и даже по пеликану, который жил на пруду во внутреннем дворе. Однако эмоции, которые нахлынули на него, когда экипаж остановился перед тёмными воротами старого дома, всё равно оказались сюрпризом и откровением. В какой-то момент глаза защипало, и Куге пришлось улыбнуться бегущей ему навстречу сестре как можно шире, чтобы не расплакаться, как глупый мальчишка.       Маюми буквально повисла на шее, забавно приподняв одну ногу, насколько позволяла тёплая юката, и что-то восторженно запищала в плечо. Куга обнял её, закружил, как в детстве, и, поставив на место, увидел чуть дальше улыбающегося отца. Тот выглядел как всегда хорошо: здоровый, ладно сложенный мужчина, который твёрдо стоит на ногах. Из его последнего письма Куга знал, что Кейя тоже должен был вернуться домой. Он ездил по делам на запад с тем расчётом, чтобы закончить со всем к праздникам.       Старшего брата, как и полагается, Куга искренне любил, в то же время понимая, что едва ли захотел бы общаться с ним, не будь они родственниками. До странного похожие внешне, характером они различались, словно земля и воздух. Отец часто говорил, что Куга напоминает его самого, только в молодости. Флегматичный Кейя же больше походил на мать. Об этом никто никогда не говорил, и Куге было трудно судить об этом, но отчего-то он считал именно так. Неосознанно брат копировал её жесты и мимику, от которой теперь почти ничего не осталось.       Эти взгляды, едва заметный угол наклона головы Куга узнавал скорее интуитивно. Вот уже несколько лет мать не выходила из дома. Доктор сказал, что у неё депрессия: не опасная, но из таких, которые не лечатся ничем. Больше других с ней общался Кейя, а каждая встреча с Маюми заканчивалась слезами или истерикой. В чём причина, Куга не знал, а Маюми не хотела говорить, стараясь не ходить по дому ночью, когда мать любила выходить в сад полюбоваться отражением луны в пруду. Иногда Куге казалось, что это отражение — единственное, что держит её в этом мире.       Как и ожидалось, Кейя был в доме. Он как раз выходил из своего кабинета на первом этаже, когда отец поднимал чемоданы на второй, а Маюми вилась вокруг Куги, желая рассмотреть его во всех подробностях.       — Ты какой-то совсем не такой! — воскликнула она, отойдя на пару шагов так, что Куга наконец смог разуться и пройти в дом.       — А какой? — чуть не хохоча спросил он. Настроение, резко скакнувшее вверх, никак не желало опускаться обратно, и даже сдержанное приветствие от Кейи с его вечно постным лицом казалось чем-то совершенно замечательным.       — Такой… — Маюми закрыла рот кулачками и, зажмурившись, выдала: — Как в романах!       Тут Куга уже не смог сдержаться, от души рассмеявшись и вновь обняв сестру. Кейя же закатил глаза, но тоже едва заметно улыбнулся.       Вечером, когда все разошлись по комнатам, отец решил завести серьёзный разговор. Сидя напротив Куги, он поначалу пытался говорить что-то из банального: как гордится своим сыном и надеется, что дальше всё будет ещё лучше. Но тепло от котацу и имбирный кисель, в который приученная служанка добавляла немного бренди, понемногу делали своё дело. Вскоре Куга уже живописно рассказывал, как убегал через чёрный ход из дома одной особы, приняв её дворецкого за вернувшегося мужа, а отец зычно хохотал до слез на покрасневших щеках.       — …и усы у него были такие, что не каждый министр носит. Как тут не перепутать? — продолжал веселиться Куга. С отцом он всегда общался если и не на равных, то уж точно не как со строгим наставником. Тот никогда не запрещал делать что-либо и не грозил наказанием. Несмотря на деловую хватку, в общении Шинго-старший был в хорошем смысле прост. С детьми он разговаривал как с обычными людьми: интересовался их увлечениями, будь то книги или собирание жуков, а в случае проступка спрашивал, что было тому причиной. Временами Куге начинало казаться, что он вырос ужасно избалованным — как материально, так и в отношении чужого внимания. Однако ещё никогда это не мешало ему. Возможно, причиной тому был лёгкий нрав, доставшийся от отца, или же природное обаяние и привлекательная внешность, но даже у чванливых стариков, помнящих императора Муцухито, он не вызывал раздражения.       В какой-то момент отец отодвинул в сторону опустевшую чашку и, сложив руки на круглом животе, хитро прищурился.       — А знаешь, где-то в начале ноября мне пришло письмо от Ичиро. Очень интересного содержания.       — Вот как. — Куга откинулся чуть назад, упёршись руками в пол, и скопировал выражение лица напротив. — Почему ты мне говоришь об этом только сейчас?       — Не хотел мешать. Думал — подожду, а там, глядишь, и наладится всё, — пожал плечами отец. — Так и вышло. Забавно было получить ещё одно письмо через несколько недель.       — И часто вы с Сузуки так переписываетесь? — приподнял одну бровь Куга. Шутки шутками, а известие о таком контроле его совершенно не радовало. Тем более, что сам он регулярно писал домой о состоянии дел. Пока Куга сидел в замешательстве, немного напряжённо ожидая ответа, его отец на мгновение застыл, а затем весело рассмеялся.       — Да что ты! У меня своих дел хватает, ещё за тобой следить, — он махнул рукой и продолжил уже одной из бесконечных историй о том, как в юные годы они с Ичиро отправились ловить рыбу.       Время близилось к полуночи, когда Куга переоделся в мягкое клетчатое кимоно и стал готовиться ко сну. Он как раз перетаскивал жаровню поближе к футону, чтобы не задрогнуть ночью, когда в дверь тихонько постучали.       — Заходи, Маюми, — отозвался он, даже не обернувшись ко входу. С отцом они засиделись допоздна, но Куга был уверен, что, когда останется один в своей комнате, сестра придёт поболтать. За обедом отец много говорил о помолвке и о женихе, но что думает по этому поводу сама Маюми, Куга так до конца и не понял. На вопросы по теме она отвечала крайне скупо и большую часть времени, пока разговор за столом шёл о её будущем, молча опускала взгляд, а на её круглых щёчках играл лёгкий румянец.       Теперь же Маюми, очевидно, пришла поделиться сокровенным, и Куга был этому очень рад. На душе стало спокойно и трепетно одновременно, как будто где-то в сердце под большим и тёплым котацу сидели такие же маленькие человечки.       Маюми села на один край футона, подогнув ноги под себя, а Куга опустился на второй, накрыв голые ноги краем одеяла. Некоторое время они просто смотрели друг на друга глаза в глаза. В свете керосиновой лампы круглое лицо Маюми напоминало лик какой-то древней богини, и эта богиня тепло улыбалась.       — Я очень рада, что ты приехал, — наконец сказала она. Куга улыбнулся и провёл рукой по волосам: он как раз собирался сказать то же самое.       — Я тоже, — ответил он. — Спасибо, что ждала.       — Что тут ещё делать? — махнула рукой Маюми. Куга хотел было возразить, что скоро дел у неё будет много, или уже… Он не был уверен, сколько занимает подготовка к женитьбе, но в следующий момент сестра выдала то, что можно было бы ожидать:       — Ну, рассказывай, кто она?       Маюми сложила руки на коленях, а сама чуть подалась вперёд. Её крупные глаза блестели интересом за дымкой густых ресниц, и в первый момент Куга буквально растерялся.       — Что ещё за «она»? — наполовину испуганно переспросил он, на что Маюми надула пухлые губки и стала теребить выбившуюся из причёски прядь.       — Так в книжках обычно бывает, — нехотя пояснила она. — Героя спрашивают: «Кто она?», и он начинает рассказывать о любви всей своей жизни. Или о девушке, с которой закрутил роман на прошлой неделе.       — Ах, вот оно что, — облегчённо улыбнулся Куга. Не то чтобы он успел подумать о чём-то, но внезапный напор, с которым был задан вопрос, заставил его почувствовать себя неуютно. — Тебе нужно меньше читать романов. Там почти всё — сплошная ерунда.       — Да знаю я, — как-то мигом поникла Маюми. — Но надо же чем-то развлекаться. Я в последнее время на детективы перешла. Страсть, как интересно! И, кстати, там тоже такое бывает.       Она снова уставилась на брата, а Куга решил уточнить:       — Про «кто она»?       — Точно, — кивнула Маюми. Кажется, ей действительно было интереснее послушать про любовные приключения брата, чем говорить о собственной помолвке. Куга задумался: рассказывать младшей сестре о своих похождениях в борделях и домах замужних дам казалось ему не слишком правильным. Хоть какие-то кандидатки с дальним прицелом на женитьбу так сразу вспоминаться не желали, а следом в голове совершенно не к месту всплыл строгий образ в серебряных очках. Память иногда подбрасывает сюрпризы и поинтереснее, но в тот момент Куга буквально замер едва ли не с открытым ртом. Внешне это было почти незаметно, но внутри случилось что-то вроде короткого замыкания. Правда была в том, что он действительно хотел рассказать Маюми о Като, когда ещё только познакомился с ним. Однако на бумаге всё выходило как-то не так, и в результате Куга решил, что расскажет при личной встрече. Теперь же Маюми спрашивала о предполагаемом предмете обожания, а он почему-то думал о том, как удачно тёмно-синий цвет костюма с рождественской вечеринки подчёркивал светлый тон кожи Юуки.       В результате Маюми довольствовалась не слишком вразумительной историей про то, как её брат влюбился в прекрасную леди, но та оказалась несвободна, и Куга решил отступиться, чтобы не разрушить её счастье. При прочих равных поверить в подобную ерунду было бы сложно, но Куга всегда знал, что язык у него подвешен хорошо, а Маюми была ещё слишком молода, наивна и как будто наполовину обитала в прочитанных ею книгах. В итоге разговор всё же свернул в сторону предстоящей свадьбы. На вопрос о том, нравится ли ей жених, Маюми немного резко ответила:       — Да какая разница? Отец выбрал, значит, так тому и быть, — говоря так, сестра не выглядела расстроенной, и Куга догадался, что так она решила не вчера и даже не позавчера. Откровенно говоря, такой ответ заставил его удивиться и даже где-то разочароваться. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. С одной стороны, всё складывалось очень неплохо: Маюми не собиралась перечить отцу, создавать какие-то проблемы или горевать о своей доле. Но от своей всегда живой, словно пламя свечи, сестры Куга ожидал бунта, печали или наоборот — восторга, но только не молчаливого согласия.       — Почему ты так говоришь? — не слишком уверенно начал он. — Ты встречалась с ним? Что, если он урод или тиран, или просто противен тебе?       — Так и что с того? — вдруг воскликнула Маюми. Глаза её влажно заблестели, а губы на мгновение сжались в решительную линию. — Кого ещё я найду здесь?! Пусть уж лучше так, чем сидеть дома до конца своих дней…       Куга почувствовал, как сердце болезненно сжалось. Он сглотнул, будто собираясь заговорить, но так и не придумал, что ответить. Маюми была права: в город она могла поехать лишь с кем-то из родственников, но отец и Кейя постоянно были заняты, а матери и этот дом казался слишком шумным. Родись Маюми мужчиной, она смогла бы отправиться на учёбу, как её братья, но судьба распорядилась иначе. Единственным шансом уехать из родной деревни для неё оставалось замужество.       — Я должен познакомиться с ним, — Куга сказал это так твёрдо, что едва начавшая плакать Маюми в миг замолчала и удивленно уставилась на него широко раскрытыми глазами. — Это можно устроить до Нового года?       — Думаю, да. Через пару дней мы с отцом поедем к ним. Вроде как поздравить с наступающим праздником.       — Вот и отлично, — улыбнулся Куга. Не выдержав, он взял лицо сестры в ладони и стёр влажные дорожки большими пальцами. — Ты такая красивая, Маюми. Каким бы чудовищем ни был твой муж, рядом с тобой он быстро превратится в… В ангела!       — Так уж и в ангела, — рассмеялась Маюми.       — Конечно! — вошёл во вкус Куга. — Не будь ты моей сестрой, я бы сам на тебе женился, такая ты замечательная.       — Да врёшь ты всё, — уже во всю хохотала Маюми. Она взяла брата за руки и показала ему язык: — Сам же говорил, что тебе не такие девушки нравятся.       — Когда это я говорил?!       — Да вот говорил…       К матери в комнату Куга заглянул лишь однажды. В тот день серое небо начало бледнеть, и скоро сквозь тончайший, словно рисовая бумага, слой облаков стало проглядывать холодное зимнее солнце. Мать неподвижно сидела, облокотившись на маленький столик, и смотрела во внутренний двор. Яркий свет делал её худое лицо похожим на маску, а сонно прищуренные глаза безразлично смотрели в окно. Каждый раз, заходя в её почти пустую комнату, Куга боролся с чувством, напоминающим суеверный страх. Когда-то в детстве он действительно любил эту женщину, но тот тёплый образ давно стёрся из памяти, оставив лишь оболочку, которая теперь целыми днями сидела на втором этаже, глядя во двор.       Кажется, именно в тот вечер с Кугой и случилась бессонница. Такое бывало нечасто, и, обнаружив, что время перевалило далеко за полночь, тот почувствовал себя крайне странно. Что следует делать в таких случаях, он не знал, а идти за каким-нибудь снотворным вниз казалось не слишком удачной идеей. Полы и лестницы начинали скрипеть при перемене погоды, словно суставы старого человека, и Куга рисковал перебудить своей вылазкой весь дом. Он пробовал считать овец, как советовали своим друзьям герои иностранных книг, но это не помогло. Сна по-прежнему не было ни в одном глазу, и от овец мысли скоро потекли совсем в ином направлении.       В кладовке, куда Куга зачем-то заглянул накануне, лежала коробка с открытками. Когда-то давно мать любила собирать их, и отец привозил их из любой поездки или же покупал те, что продавались здесь же, в Осаке. На одной из карточек был изображён замок, укрытый снегом, и дорога к нему, украшенная к Новому году. Прикидывая, что можно написать на обороте, Куга никак не мог найти лучший вариант. С тем, чтобы написать поздравления Сатоши, Такаюки и ещё нескольким знакомым из города, проблем не возникло. Но стоило ли писать Юуки? Почему-то такое простое действие, как отправить новогоднюю открытку, в этом конкретном случае превратилось для Куги в неразрешимую задачу. Когда же он наконец решил написать, то вспомнил, что не знает домашнего адреса. Пусть Юуки и говорил, что не собирается уезжать из столицы, он вполне мог передумать. Все, абсолютно все в преддверии праздника старались вырваться домой, к семье, какими бы сложными ни были отношения с родственниками. И ладно бы выбирать между отчим домом и собственной семьёй, но ведь у Юуки никого не было…       Перевернувшись на другой бок, Куга вздохнул. Ему почему-то очень хотелось верить, что в последний момент Юуки всё же решил отправиться домой и сумеет добраться туда хотя бы к первому числу. Но, может, дело было вовсе не в этом? Что, если Юуки просто отчего-то не любит этот праздник?       Куга перекатился на спину и, раскинув руки в стороны, уставился в потолок. Ему вдруг вспомнился загадочный Рито Зеро. Втроём с ним и Юуки они общались до утра, после чего Куга отправился домой, а Юуки с Рито взяли один экипаж, сославшись на то, что им по пути. Всё было просто чудесно, но с самой встречи Кугу не покидало ощущение, что Юуки хотел не столько познакомить, сколько показать его своему другу. Рито оставил хорошее впечатление, однако, что было у него в голове, оставалось в высшей степени загадкой. Потому Куга особенно остро ощущал зуд любопытства, когда думал о том, какое впечатление произвёл на него сам. Он ясно представлял, как в покачивающейся повозке, в окна которой залетают первые лучи солнца, Юуки вопросительно смотрит на своего спутника, а тот отвечает… «Это очередной твой мальчик? Он довольно мил».       Едва не стукнув себя по лбу, Куга вновь улёгся на бок и сунул руки под подушку, сообразив, что слишком шумно дышит, приказал себе успокоиться. Он и сам не верил в подобное, но слова, однажды оброненные Сатоши, прочно зацепились где-то глубоко в голове и теперь, кажется, пустили корни. Чтобы отвлечься, Куга мысленно перемотал чуть назад, на тот момент, когда Юуки сидел напротив и под болтовню приятелей то и дело поднимал взгляд на него. От этого воспоминания на душе стало как-то сразу приятнее, и Куга решил продолжить.       Вот он помогает Юуки повесить шляпу на слишком высокую вешалку, вот они со смехом обсуждают какую-то цветастую афишу возле театра, вот идут по улице так близко, что можно говорить на порядок тише, чем обычно, чтобы не услышали посторонние. Следом Куга отчего-то вспомнил, как однажды едва задел руку Юуки: пальцы слегка прошлись по тонкой коже перчатки. А что было бы, задержи он это мгновение чуть дольше? Эти руки, которые пишут тонны бумаг, мягкие они на ощупь или нет? А вены на белом запястье — они, должно быть, сильно выпирают, так, что их можно найти даже с закрытыми глазами. Всё это так захватило Кугу, что он отвлёкся от размышлений только ради другого образа.       Очки. Как отреагирует Юуки, если вдруг подойти и снять их? Возмутится ли он или усмехнётся, а может быть, просто растеряется, пытаясь сфокусировать взгляд на лице обидчика? На мгновение Куге показалось, что он слышит знакомый запах парфюма, и живо представил себе ситуацию целиком. Вот он снимает очки, две блестящие пряди выбиваются из-за аккуратных ушей. Юуки удивлённо моргает, затем едва заметно хмурится и пристально смотрит в ответ. Немного снизу вверх, потому что Куга стоит очень близко. Так близко, что даже в чёрных глазах может различить расширившиеся зрачки. Юуки что-то говорит, предварительно облизав такие мягкие даже на вид губы, наверное, требует вернуть очки, но рука с ними заведена назад, а второй Куга поправляет на чужом костюме какую-нибудь мелочь вроде загнувшегося воротника или застёгивает пуговицу. Хотя почему застёгивает?       Так и не осознав в полной мере последнюю мысль Куга наконец провалился в сон, а на следующий день смутно вспомнил о своих ночных размышлениях лишь к вечеру. Днём же они с отцом и Маюми отправились в поместье Утагава. Исстари мастера этих земель славились разнообразной бумагой: от той, что используют для обёртки покупок, до васи* с золотыми прожилками. Около сорока лет назад дед жениха Маюми построил небольшую фабрику, которая с тех пор выросла до солидного предприятия, так что в материальном плане брак был просто идеален.       Сам же Утагава-младший произвёл на Кугу двоякое впечатление. С одной стороны, этот худощавый господин лет тридцати пяти казался не интеллигентом, но человеком достаточно образованным и в общем благопристойным. Однако было в его немного косящих глазах и складках губ что-то недоброе. Куга старался особенно не рассматривать его, чтобы не показаться неучтивым, и всё же что-то неуловимо неприятное притягивало его взгляд снова и снова. В какой-то момент, глядя на профиль со странным, будто бы скошенным носом, он подумал о том, что этот человек совсем не намного старше Юуки. Года на три-четыре, не больше. Это стало настоящим открытием и некоторое время совершенно не хотело укладываться в голове. Куга даже на секунду задумался о том, не привирают ли ему глаза, когда он смотрит на Като, однако скоро отогнал эту абсурдную мысль, чтобы вернуться к реальности и прислушаться, о чём говорят за обедом.       Дальнейшие дни каникул слились в один пёстрый ком. Поход на ярмарку к храму, традиционная уборка в доме, праздничные лакомства, шествие буддийских монахов, воздушные змеи деревенской детворы и многое другое принесло то ощущение праздника, которое, казалось, бывает только в детстве. Должно быть, сказалась долгая разлука с родными местами, но Куга не особенно задумывался об этом. Он просто наслаждался всем происходящим и чувствовал себя при этом так, будто нежился в горячем источнике в кругу друзей.       Второго января, когда эйфория праздника постепенно начала сходить на нет, Куга вдруг оказался предоставлен сам себе. Размышляя о том, что скоро ему опять придётся паковать чемоданы, он вспомнил кое о чём. В кабинете отца он взял толстую книгу в тёмном переплёте и стал нетерпеливо переворачивать страницы, скользя взглядом по отпечатанным фамилиям.       Семья Като проживала на Хоккайдо. Земли близ моря в этой северной стране им пожаловали ещё в семнадцатом веке за какие-то заслуги, а после… Куга углубился в чтение, но даты и события проплывали будто бы мимо него. В голове вертелось лишь то, что Юуки никогда не упоминал, что он с Хоккайдо. Откровенно говоря, на выходца из снежной страны он был похож едва ли: ни внешностью, ни говором. Да и, несмотря на стойкий характер, северяне всегда представлялись Куге несколько простоватыми, чего никак нельзя было сказать о Юуки.       Куга посмотрел в окно. Солнце вновь спряталось за пеленой зимних облаков, и пейзаж подернулся серостью. Уехал ли Юуки домой на праздники? Так или иначе, Куге очень хотелось верить, что в этот момент он сидит в старом уютном доме, закутавшись в одеяло, пьёт имбирный кисель и разговаривает с родными. Или же отправился с отцом на подлёдную рыбалку, почему нет?       «Почему нет?» — повторил Куга уже вслух. Ставя справочник на место, он был твёрдо уверен, что при первой же возможности постарается узнать о Като как можно больше. Даже если тот не захочет говорить.       Эдо выглядел несколько уставшим от праздника. Афиши новогодних представлений пообтрепал ветер, торговцы, что прибыли неделю назад изо всех уголков страны, сворачивали свои палатки, а горожане снимали украшения с домов. Говорили, что в ночь на первое где-то с полчаса шёл мелкий снег.       Перед первым днём на службе в новом году Куга хорошо выспался и теперь чувствовал себя до отвратительного бодрым. До отвратительного — потому что по сути никаких дел ещё не было, а окружающая обстановка вытеснила воспоминания о поездке домой, как дневная рутина обычно заставляет забыть сон. Такаюки так и не явился на службу, и Куга решил, что тот, должно быть, задержался дома.       — Все женятся, — глубокомысленно изрёк Сатоши, выслушав краткий рассказ приятеля о том, как он провёл праздники. — А ты что думаешь?       — Я пока об этом не думаю, — усмехнулся Куга, и это было почти правдой. Отец ничего от него не требовал, а Кейя должен был остепениться в ближайшие два года. Куга был в этом практически уверен, и не потому, что отец начал искать невесту или же Кейя устал от одиночества, а потому что так поступало большинство мужчин в его годы. Иногда Куге начинало казаться, что его брат даже умирать соберётся по расписанию.       — И я, — тем временем отозвался Сатоши, растянув свой большой рот в улыбке Чеширского кота. — Только после вас.       Так, болтая о том о сём, они закончили обед, и Куга не спеша отправился к себе в кабинет. Те пустяковые поручения, которые Ичиро подкинул утром, он давно выполнил, а потому решил немного прогуляться, выйдя из столовой не через свою дверь, а через противоположную. Из кипящего потока в период окончания триместра радиальный коридор превратился в вялотекущую реку. От того идущий широким шагом взмыленный служащий лет пятидесяти уже одной своей спешкой здорово привлекал внимание. Куга с вялым интересом следил за ним, пока тот шёл ему навстречу. Остановившись рядом с человеком, что-то увлечённо записывающим в толстый ежедневник под светом узкого окна, спешащий грузно выдохнул и недовольным шёпотом принялся высказывать своё неудовольствие. И вот тут Куга уже не смог пройти мимо. Сделав ещё два шага к противоположному краю окна, он достал из внутреннего кармана первую попавшуюся бумажку и сделал вид, что увлечённо читает, сам же при этом весь обратившись в слух.       — Где тебя носит? — почти шипел человек, промокая лоб от пота носовым платком. — Като собирает совещание через пять минут, а ты здесь…       Его коллега с ежедневником вначале просто застыл с выпученными глазами, словно замёрзшая рыба, а затем быстрым шагом направился в сторону лифта. На ходу он вытащил часы на цепочке, потряс их и приложил к уху.       — Остановились, — пробормотал он, лихорадочно нажимая кнопку вызова. В это время заинтригованный Куга стоял позади в каком-то шаге, будто тоже собираясь куда-то ехать. Впрочем, так оно и было: рассудив, что срочных дел пока всё равно нет, он решил последовать за спешащей парочкой. Похоже, те направлялись в большой зал для заседаний, который ещё называли кинотеатром за установленный в нём проектор.       «Ещё не все вернулись даже, а у них уже совещание, — думал Куга по пути к залу на цокольном этаже и тут же сам себя перебивал: — У него». Кажется, Юуки действительно не отдыхал на праздниках и теперь торопился поделиться накопленным материалом, идеями и поручениями с подчинёнными. Или же нет. Куга плохо представлял, как работает эта система, но одна мысль о том, что он вот-вот увидит Юуки — главу отдела цензуры, заставляла испытывать чувство, как если бы он нетерпеливо выпутывал из многослойной обёртки подарок, ещё не зная, что найдёт внутри.       Нервозность ситуации оказалась заразной. Куга тоже посмотрел на часы, будто бы сам куда-то опаздывал, и в этот момент двое из отдела цензуры резко свернули налево. Там было что-то вроде крошечного ответвления коридора с двумя дверьми, одна из которых захлопнулась аккурат перед носом Куги. Какое-то время тот глупо стоял, пялясь на крашеную сосну. Что будет делать дальше, придумать он не успел и теперь только уповал на то, что больше никаких опаздывающих сюда не придёт.       Вторая дверь была ниже и уже первой, и Куга вдруг вспомнил, что стоит перед «кинотеатром». Без раздумий повернув ручку, он действительно попал в кабину оператора. По счастью, каморка оказалась пуста. Из вещей здесь были лишь сам проектор, кое-какие инструменты для его наладки и колченогая табуретка. Брать здесь было нечего, поэтому дверь и не закрывали.       Изучив обстановку, Куга подошёл к маленькому оконцу сбоку от глаза проектора и выглянул в зал. Насчёт кинотеатра он сильно ошибся: видимо, в подвалах Управления был не один зал с проектором. Собственно, на нижних этажах Куга бывал от силы пару раз и считал, что так проводят совещания только для руководителей: начиная от Ичиро и старше. Однако Като зачем-то понадобилось собирать здесь едва ли не весь отдел.       Комната представляла собой уменьшенную версию университетской аудитории с тремя ярусами амфитеатра и длинным столом вместо кафедры. По трём стенам вокруг него висели меловые доски, над одной из которых белел свёрнутый экран. Куга облегчённо кивнул сам себе: похоже, сегодня проектор использовать не собирались.       Окошко в операторской оказалось не таким уж крохотным: Куга мог видеть почти всю аудиторию. Младшие сотрудники, которым не хватило места за столом, расселись за низкие парты на возвышении. Слева во главе стола сидел Юуки. Закинув ногу на ногу, он вяло листал какие-то документы в тёмно-красной папке и на человека, что-то докладывающего напротив, казалось, не обращал никакого внимания. Едва в зубах не ковырялся. Откуда в его голове взялась эта мысль, Куга не понял и сам, но в тот момент он ощутил какое-то трудно определимое недовольство. Докладчик на другом конце стола говорил достаточно уверенно. Пару раз он отходил к доске, чтобы написать какое-нибудь число, — как понял Куга, речь шла о статистике по прошедшему году.       Что удивительно, все, абсолютно все слушали очень внимательно. Если доклад и был так важен, то Юуки показательно не проявлял к нему никакого интереса. Когда ему надоело листать папку, он подвинул к себе пепельницу, громко протащив её по столу, и закурил. В полной тишине звук показался очень громким, и докладчик на мгновение сбился. Всего секунда, чтобы сглотнуть слюну или сделать лишний вдох, но именно в эту микроскопическую паузу Юуки заговорил. Он откинулся назад, почти балансируя на ножках стула, и, прищурившись, будто плохо видел человека перед собой, спросил:       — Как составлялась выборка для последнего опроса?       В первый момент Куге показалось, что он ослышался. Безусловно, это был голос Юуки, но совершенно не того Юуки, которого он знал. С высоким носовым «н» и фривольно растянутыми чуть дольше положенного гласными, в стерильной тишине комнаты этот голос звучал до ужаса отталкивающе. Ещё во время ответа докладчика Куга не сомневался, что одним вопросом Като не ограничится, и оказался прав. Доклад Юуки слушал очень внимательно: теперь он задавал вопросы по существу, но больше по каким-то мелочам, делая это не в хронологическом порядке, чем сбивал свою жертву с толку. Когда он спросил, во сколько обошлась командировка сотрудника N в провинцию M, Куга наконец смог определить то смутное недовольство, которое охватило его ещё в самом начале совещания.       Юуки хотелось просто врезать.       По окончании допроса прозвучало лишь: «Следующий», тогда как Ичиро всегда благодарил докладчика за проделанную работу, даже если та была не на высоте. Это своё «следующий» Юуки произнёс так, будто подзывал в ресторане официанта. Вот только общаться с обслугой в таком тоне он никогда себе не позволял. Но об этом Куга подумал уже позже, а тогда, наблюдая за спешащим к столу господином, тем самым, что ловил своего потерявшегося друга в коридоре, он всё яснее понимал, что хочет уйти. Однако время шло, полный господин, который оказался кем-то вроде хозяйственника, рассказал о системе премий на начавшийся год и представил нового сотрудника. Юуки взглянул на него так, что у Куги самого ёкнуло сердце. Времени прошло уже немало и ему следовало бы вернуться к себе в кабинет, но в следующий момент, кивнув подчинённому, Юуки встал и не спеша направился к середине стола. Люди, сидевшие там, раздвинули стулья, чтобы их невысокого шефа было лучше видно. Окинув оценивающим взглядом аудиторию, Юуки опёрся одной рукой о стол и холодно поинтересовался:       — Полагаю, за прошедшую неделю вы все успели ознакомиться с материалами, которые были вам выданы?       По залу пронесся общий утвердительный возглас.       — Очень на это надеюсь.       «Как он умудряется говорить столь противно даже самые обычные фразы?» — в очередной раз поразился Куга. Сделав многозначительную паузу, Юуки продолжил:       — Праздники или похороны: не стоит забывать, что наш враг никогда не дремлет. Все материалы сдадите моему секретарю, а пока я подведу итоги и расскажу то, что сумел узнать сам.       Он отвернулся к доске и вывел во всю доску надпись катаканой: «ФА-Н-ТА-ЗИ». Скрип мела во вновь воцарившейся тишине больно резанул по ушам. Юуки положил мел и блеснул в аудиторию стёклами очков.       — Мы имеем дело с новым, так сказать, литературным направлением. Первая публикация, которую можно отнести к «фантази», появилась около трёх лет назад. Её издали тиражом в сто экземпляров в Манчестере, и нельзя сказать, чтобы она пользовалась особенным спросом. Однако, — он вновь подошёл вплотную к столу, отчего сидящие за ним отодвинулись подальше, будто тараканы, убегающие из-под ботинка. — за прошедшее время идеи подобных опусов быстро разнеслись по миру, словно опасный вирус, а теперь добрались и до нашей родины. Больные на голову писаки захламляют людские умы своими бреднями о том, чего никогда не будет и не может быть в принципе.       Всё это время Юуки жестикулировал одной рукой и смотрел то на одного, то на другого человека в зале, будто обращаясь к каждому по отдельности. Умом Куга понимал, что речь его слишком помпезна, да и в общем что-то в ней не так, но в то же время всё выходило столь складно и смотрелось столь гармонично, что не верить было просто невозможно.       — Можно возразить, что действие большинства этих «фантази» происходит в будущем, но разве это имеет смысл? Разве плох тот мир, в котором мы живём сейчас? Разве сказаны все слова и написаны все пьесы о героях былых веков? — всё больше распалялся Юуки. Впрочем, это было не вполне верно: в его голосе звучала сталь, и, в сущности, поспорить с ним было сложно. Вот только Куга вдруг поймал себя на мысли, что ему уже интересно взглянуть на эти «фантази».       — Придумывать небылицы о грядущем глупо: Император Тетсу уверенно смотрит в завтрашний день, потому что в будущем нашу страну ждёт покой, процветание и стабильность!       Будто бы выговорившись, Юуки опёрся одной рукой на стол, чтобы перевести дыхание, а в аудитории послышались аплодисменты. Сначала робкие, затем ото всех ладоней хором. На это Юуки лишь расстегнул верхнюю пуговицу бледно-синей сорочки и махнул рукой, призывая к тишине.       — Я покажу несколько слайдов, чтобы вы были знакомы с врагом в лицо. Кимура?       — Да, конечно. Одну минуту! — вскочил человек в зале. Он подхватил вытянутую коробку и поспешил сквозь ряды наверх. Сообразив, что его уединению пришёл конец, Куга буквально вылетел из операторской и быстрым шагом направился прочь по коридору. По счастью, на цокольном этаже было по-прежнему пусто, и его побег остался незамеченным.       Казалось, никто и не заметил его отсутствия. Куга широким шагом вошёл в кабинет под безразлично-ленивым взглядом Кобаяси, сел за свой стол и только тогда заметил, что кончики пальцем немного дрожат. «Вот ведь глупость!» — выругался он про себя, будучи не до конца уверенным в том, что имеет в виду.       Юуки позвонил вечером. Близился конец рабочего дня, но домой ещё никто не собирался. Просто в какой-то момент в комнате зазвонил телефон, и Танака, улыбающийся своими глазами-запятыми, как ни в чём не бывало, сказал:       — Шинго-кун, это тебя. — Он протягивал трубку своей сухой рукой, и в его лице не было и намёка на удивление. Решив, что Ичиро вспомнил о нём уже во второй раз за день, Куга уверенно взял трубку и сказал «слушаю», когда с другого конца провода прозвучало мягкое:       — С возвращением.       На какое-то мгновение Куга просто остолбенел, уткнувшись невидящим взглядом в Танаку, который, к слову, с самым невозмутимым видом искал что-то в справочнике.       — Д-да. Спасибо, — не нашёлся, что ответить Куга. Он лихорадочно думал, как отложить разговор на потом и при этом не обозначить своего собеседника. Если Танаке было, кажется, всё равно, то Кобаяси хоть и сидел спиной к телефону, скорее всего, внимательно прислушивался. Куга был в этом почти уверен.       — Вижу, ты рад меня слышать, — хмыкнули на том конце провода. В тот момент Куга отчаянно надеялся, что Юуки разговаривает, сидя за столом, а не смотрит ему в спину.       — Однако это действительно так, — вышло достаточно уверенно.       — Ладно, кажется, я застал тебя врасплох, — конец фразы сорвался на хрип, и Юуки пару раз кашлянул, чтобы вернуть голос. — Сегодня мне нужно ещё кое-что сделать. Поговорим завтра, если не против. Расскажешь, как провёл праздники.       — Обязательно.       Юуки первым положил трубку, но сделал это так аккуратно, что Куга опомнился только, когда вместо тишины поползли ленивые длинные гудки. Он сел на своё место и посмотрел в окно. Юуки как всегда сидел и что-то писал. Выходило, что он так же звонил ещё вчера, а быть может — и до этого, ведь Куга не говорил, когда планирует вернуться в город. И так ничего и не написал на Новый год. Теперь он думал о том, что открытку с парой строк можно было послать хоть в Управление. Судя по словам Юуки, рассказывать о зимних каникулах ему самому было нечего.       Куга вдруг почувствовал, как будто где-то в пространстве под грудной клеткой появился неприятный зуд. Он даже провёл ногтями по рубашке чуть ниже ключиц, но это не помогло.       Встреча прошла просто замечательно. Юуки много улыбался, но, как показалось Куге, был каким-то непривычно тихим. Впрочем, это могло случиться из-за того, что он большую часть времени слушал своего собеседника. Или же Куга просто отвык от этого человека. Ещё там, в гостях у себя дома, был момент, когда он обнаружил, что не может с точностью воспроизвести в памяти образ Като. Отдельные запоминающиеся и неизменные детали, тем не менее, не желали складываться в полную картину. Черты лица плыли, а голос приобретал интонации самого Куги.       Теперь же Юуки сидел напротив, совсем близко, такой реальный и совершенно не похожий на то, что Куга видел в аудитории на цокольном этаже.       — Даже не пытайся спрашивать, что я делал всё это время, — как бы шутя предупредил Юуки ещё в самом начале, однако, закончив свой рассказ о поездке домой, Куга показательно вздохнул и сказал:       — Жаль, что нельзя спрашивать. Я уже представлял себе, как ты катаешь снеговиков на Хоккайдо.       Юуки отреагировал странно. Его глаза немного расширились, будто он не поверил своим ушам. Куге показалось, что сейчас тот скажет что-то вроде: «Почему на Хоккайдо?» Но Юуки лишь качнул головой и заглянул в свою чашку с кофе.       — Я говорил, что с семьёй у меня не всё так просто. К тому же здесь всегда много дел, — он посмотрел на Кугу и, склонив голову набок, хитро прищурился. — Не хочешь немного помочь мне в эту субботу?       В чём заключалась суть того, что делал Юуки, Куга так до конца и не понял. Был конец дня, на улице холодало и уже почти стемнело. Лавки закрывались, магазины опускали перед витринами решётки, люди спешили домой, за выпивкой в кабак или в варьете, а они с Юуки ходили от одного книжного к другому, оставляя приметный Wolseley где-нибудь неподалёку. Пару раз они натыкались на запертые двери, и тогда Юуки доставал блокнот, чтобы поставить напротив одного из адресов жирный знак вопроса. Но чаще их действительно ждали.       В самом начале Юуки выдал ему небольшой список книг. Пока Куга искал их на полках, в коробках, что доставали из-под стойки или со склада, Юуки о чём-то расспрашивал хозяев книжных и букинистических лавок. Иногда его голос звучал так, будто он повстречал старого друга, в других случаях — отдавал холодной угрозой. Впрочем, говорил он довольно тихо, и как ни старался, Куга мог слышать лишь отдельные слова. По правде говоря, он думал, что их вылазка как-то связана с тем, что Юуки говорил на совещании, но книги из его списка едва ли относились к «фантази». Куге они казались самыми обычными, да и не все из них были изданы в последние годы. Вот только нашлось их во всех магазинах всего несколько штук.       Расспросы о происходящем Куга решил отложить до лучших времён, и по пути от одной точки маршрута к другой развлекал Юуки разговорами на отвлечённые темы. Тот пребывал в хорошем расположении духа и, казалось, даже выглядел лучше, чем обычно. На вопрос о том, не случилось ли чего хорошего, он ответил, что просто как следует выспался ночью.       Закрывая дверь последнего магазина, Куга даже присвистнул от удивления. С наступлением ночи в городе стало совсем свежо, и теперь с угольно-чёрного неба вместо звёзд падали невероятно большие снежные хлопья. Первые из них тут же таяли на безлюдных мостовых и ступенях домов, но их собратья всё продолжали лететь вниз, и вскоре за Юуки начала оставаться дорожка следов, будто он, наступив в чернила, решил прогуляться по огромному листу бумаги. Увидев, что Куга идёт немного сзади и странно улыбается, он обернулся и спросил:       — Так любишь снег?       «Любуюсь твоими следами», — чуть не выдал Куга, но, вовремя прикусив язык, ответил:       — Да. В Осаке такое нечасто увидишь.       Юуки остановился и посмотрел наверх, навстречу падающим хлопьям.       — Голова кружится.       — Есть немного, — улыбнулся Куга. Он зашагал дальше, но у следующего дома заметил, что идёт один.       Видимо, у портфеля Юуки, который тот никак не желал оставлять в автомобиле, лопнул ремень. Блестящая пряжка выдержала и наружу ничего не вывалилось, но Юуки всё равно выглядел несколько озадаченным.       — Одну минуту, — длинный ремень никак не хотел помещаться в и без того забитый бумагами портфель. Пока Юуки возился с ним, Куга подошёл ближе, а затем ещё немного. Это нельзя было назвать случайностью или необдуманным порывом. Куга смотрел на смягчённые тусклым светом черты, подмечая каждую мелочь: крупные снежинки на контрастно чёрном пальто, сползшие на кончик носа очки, выбившуюся из-под шляпы тонкую прядь.       — Юуки.       Тот застегнул тихо клацнувший замок и поднял голову, кажется, только теперь заметив сократившееся расстояние. Тёмные глаза в удивлении расширились, но Юуки не отступил назад, а лишь смотрел снизу вверх, забыв поправить очки. Даже много лет спустя Куга мог с точностью воспроизвести в памяти этот момент. Кружение снега вокруг, далёкий отзвук лошадиной поступи, прохладный недвижный воздух, показавшийся вдруг почти летним, и глаза, распахнутые в изумлённом ожидании. В них было именно ожидание, по крайней мере, так показалось Куге за миг до того, как он склонился ближе, почувствовав чужое тёплое дыхание. Оно скользнуло по щеке облаком пара, тая в вечерних сумерках, а Юуки едва слышно судорожно вздохнул.       Его губы были мягкими и немного холодными. Вначале Куга просто прижался к ним, но, почувствовав, что его не спешат отталкивать, попробовал несильно сжать. Ему безумно хотелось обнять Юуки или просто коснуться хотя бы его пальцев, но отчего-то Куга боялся это сделать, словно любое неосторожное движение могло всё разрушить. Из-под полуопущенных век он видел, что тот вцепился в портфель, словно в спасательный круг. А в следующий миг Юуки чуть приоткрыл рот, не проявляя инициативы, но позволяя продолжить. Гладкость внутренней поверхности губ отдавала чем-то солоноватым, как девяносто девяти процентный шоколад, а ещё не сразу, но Куга почувствовал, что ему отвечают. Едва заметно, но, без сомнения, это было так.       Отрываться не хотелось, и Куга не мог бы сказать, сколько они стояли на вечерней улице, целуясь так медленно, будто впереди у них была вся вечность. Однако, стоило ему представить, как Юуки взглянет на него после, он осторожно отстранился и открыл глаза.       Юуки на него не смотрел. Не поднимая глаз от земли, он сделал маленький шаг назад, поправил очки и развернулся, сжав в пальцах ручку портфеля.       — Пойдём.       Он не спеша направился прочь, и на миг Куге показалось, что темнота переулка поглотит его слегка ссутуленную фигуру. Но Юуки лишь свернул за угол, коротко оглянулся через плечо и, звякнув ключами, открыл дверь автомобиля.