QWERTY

      Весна началась столь стремительно, будто сама природа пристально следила за переменой дат. Казалось, ещё совсем недавно с неба срывался ледяной дождь, а от ветра приходилось спасаться перчатками и поднятыми воротниками. Теперь же весна была повсюду. На деревьях с едва проклюнувшейся листвой заливисто щебетали птицы, а сам воздух был пропитан первым солнечным теплом и буйным искрящимся восторгом юности. Улицы стали пестрее и оживлённее — всем хотелось хоть ненадолго выйти из промёрзших домов, вдохнуть летящие запахи ранней весны и поприветствовать соседей, которые тоже будто бы стали моложе и приятнее.       Старое персиковое дерево, всё покрытое крупными белыми цветами, казалось воплощением праздника жизни. Единственное украшение крошечного сквера, зажатого между жилыми домами, — пройти мимо него было просто невозможно. Голые ветки почти не создавали тени, и, сидя под ними, Юуки с удовольствием подставлял лицо солнечным лучам. Подняв голову повыше, он откинулся чуть назад, упершись в широкую скамейку руками, так, будто находился на пляже. Рядом лежал вечный кожаный портфель и квадратный свёрток среднего размера, обвязанный поверх коричневой бумаги бечёвкой.       Около трёх часов они таскались по всему району, не пропуская ни одной лавки искусств или антикварного магазина. Не далее как вчера Юуки вспомнил, а точнее ему напомнила Такеда-сан, что у одного из его семпаев скоро юбилей и было бы неплохо найти по этому поводу что-нибудь подходящее. Был ли это его шеф или же просто старший знакомый, Юуки пояснять не захотел, но заметил, что дело очень важное, а потому подарок придётся искать самостоятельно. В итоге он остался почти доволен, но, как понял Куга, чувствовал себя несколько виноватым за столь длительный поход.       Однако сам Куга вовсе не был расстроен тем, что так потратил свой выходной. Ему было интересно слушать соображения Юуки относительно того, почему та или иная вещь не подходит на роль подарка или же просто нравится или не нравится ему.       Теперь же Като отдыхал, наслаждаясь робким теплом мартовского солнца, и болтал в воздухе ногой, как часто делают дети. Глаза его были закрыты, и Куга мог беспрепятственно разглядывать его. Сменив тёмные пальто на лёгкий плащ цвета светлой охры, Юуки стал казаться моложе, а вкупе с расслабленной позой и блаженной улыбкой на губах и вовсе походил на мальчишку. Сидеть в этом тихом месте, скрытом от больших дорог, было действительно приятно. Правда, Куга не отказался бы немного перекусить, но это могло подождать. Он нашёл на скамейке сорванный цветок, и теперь держал его на ладони, то и дело осторожно касаясь нежных полупрозрачных лепестков кончиками пальцев. Протянув руку, он опустил цветок в нагрудный карман плаща, откуда ослепительно поблёскивали краем серебряной оправы очки.       — Мм. Это мне? — улыбнулся Юуки. — Спасибо.       Он чуть приоткрыл глаза, дабы понять, что произошло, так же из-под полуопущенных век коротко взглянул на Кугу и вновь подставил лицо солнцу. В дневном свете ранней весны его кожа казалась ещё светлее, чем под жёлтыми лампами Управления. Куга тоже откинулся назад, прислонившись спиной к неровному стволу, и сказал:       — Сейчас загоришь — все решат, что в кои-то веки устроил себе выходной. Выбрался загород на пикник или ещё куда.       — Обзавидуются… — деланно злорадно протянул Юуки. Он ещё несколько раз лениво качнул закинутой на колено ногой и добавил: — Но, скорее, они будут завидовать тебе.       — Мне? — удивлённо переспросил Куга. Это было уже интересно. — С чего бы?       — Да так, — Юуки склонил голову к плечу, будто бы прикидывая, говорить дальше или нет. Глаза его были по-прежнему закрыты, а уголки губ задорно приподнялись кверху. — У меня тут появился лишний пригласительный на день рождения Тетсу-сама. А, впрочем, как хочешь…       Вначале Куге показалось, что он ослышался, но переспрашивать не стал. В конце концов, едва ли Юуки говорил о какой-то частной вечеринке, а значит, речь шла именно о национальном празднике пятнадцатого числа.       — Это мы ему подарок выбирали?       Юуки беззвучно рассмеялся и пересел ближе к краю скамейки, чтобы лучше видеть собеседника.       — Даже не знаю, хорошо это или плохо, но я ещё не в том положении, чтобы дарить подарки Тетсу-сама, — он достал из кармана очки, аккуратно придержав цветок, чтобы тот не выпал, и принялся протирать стёкла платком. — Так ты пойдёшь?       Вспомнив, как сам звал Юуки на Рождество, Куга с хитрым и неприлично довольным видом уточнил:       — Хочешь, чтобы я составил тебе компанию?       На это Юуки как-то едва заметно дёрнулся и резко возразил:       — Не думаю, — он надел очки и продолжил уже мягче. — Мероприятие официальное, поэтому я буду не один. Да и нужно будет со всеми поздороваться, поинтересоваться о делах и много чего ещё. Я просто подумал, что тебе будет интересно…       — Тогда договорились, — широко улыбнулся Куга, прерывая дальнейшее бормотание. — Оно с тобой, приглашение? Хочу получить его немедленно!       Как бы то ни было, научиться задавать правильные вопросы Куге всё же пришлось. Юуки крайне неохотно делился информацией: даже в развёрнутом ответе он каждый раз умудрялся не выходить за рамки заданной темы. Чтобы получить продолжение, необходимо было догадаться, чего не хватает, а это было не так просто. По сути, Юуки большей частью лишь подтверждал догадки самого Шинго, почти каждый раз напоминая, что за такую просветительскую деятельность его могут отдать под трибунал. Насколько это было правдой, Куга не знал, но в такие моменты Юуки не выглядел серьёзным. Напротив: уголки мягких губ озорно приподнимались, а глаза начинали блестеть едва ли не с азартом.       Очень скоро Куга понял, что от его маленьких побед в этой длинной головоломке Юуки испытывает не меньше восторга, чем он сам. Наверное, при необходимости всё это можно было сжато изложить за один день, но Куга был рад тому, что представление затянулось. Он почти физически чувствовал, как облик мира постепенно меняется в его глазах, а в голове появляются и перекатываются, пожирая друг друга, всё новые мысли. Вывали Юуки на него всю правду за раз, он был бы полностью дезориентирован и не смог поверить и в половину сказанного. А так Куга точно помнил, как почти до всего, до каждого кусочка пазла дошёл сам. Он осознанно принимал такую игру, потому как откуда-то точно знал: Юуки делает это не из прихоти и не от скуки. Всё это время он действительно был отчаянно одинок и теперь со страхом и оглядкой, но радовался, что скоро рядом появится кто-то, кто сможет понять его.       Обобщая всё через призму истории автономного отдела Управления, Куга мог бы сказать, что цензура в Империи работала на «отлично» и до войны. Так, население не только Японии, но и остальных стран-союзников удалось убедить в том, что противник агрессивен, и эта агрессия продиктована исключительно жадностью и геополитическими амбициями. Стоило на Западе вспыхнуть первой искре конфликта, как вскоре пылали границы по всему северному полушарию. «Если не мы, то нас», — в истерике вопила пропаганда, заражая паникой соседние народы, и это сработало. Даже вступив на территорию поверженного врага, люди со стерильно промытыми мозгами просто не могли увидеть правды, а уже через месяц все напоминания о прежнем порядке были стёрты. Вместе со всеми несогласными.       Идеи свободы, равенства и братства, лелеемые человечеством где-то на задворках сознания испокон веков, едва начав претворяться в жизнь, настолько напугали сильных мира сего, что те в приступе ужаса едва не стёрли с лица Земли целые народы. А поставив их под прицелом на колени, поспешили ужесточить собственные законы, откатываясь по лестнице истории на несколько десятилетий назад.       Разумеется, Юуки не был единственным, кто знал правду о прошлом, наверняка были и другие. Куга немало думал об этом и в результате пришёл к выводу, что, во-первых, Юуки находился на особой во всех смыслах должности и абы кому о своих убеждениях не рассказывал, а во-вторых, он мог просто не сойтись с этими «другими» во взглядах. Насчёт последнего у Куги даже был пример, настолько очевидный, что, как и всякая вещь на самом видном месте, он долго ускользал от глаз.       Генерал Фудзивара, тот самый, один из собрания, принимавшего решение, на чьей стороне вступать в войну, приходился Юуки дедом. Куга даже специально проверил это, правда, уже без помощи архива. Таким образом, вопрос о причинах разрыва с семьёй отпадал сам собой. Куга был очень рад, что смог разобраться своими силами: Юуки продолжал чувствовать себя комфортно в привычном образе «Като», а Кугу больше не грызли сомнения и неуёмный интерес. Наоборот, теперь он точно знал, какого смелого и принципиального человека ему повезло встретить.       — Удивительно: кретины кретинами, а как не надо, так пронырливее крыс. — Юуки остановился, чтобы закурить, но у него ничего не вышло. По-видимому, в зажигалке закончился бензин.       Они возвращались с обеда, на улице светило солнце, и денёк был бы просто замечательным, если бы не периодическое ворчание Юуки. Кто-то из подчинённых умудрился крепко его достать, и весь перерыв Куге приходилось выслушивать практически не связанные между собой замечания о тупицах и лодырях.       Юуки ещё несколько раз чиркнул колёсиком, делая это несколько резче необходимого, и раздражённо выдохнул. На его лице читалось острое недовольство по поводу предстоящей половины рабочего дня и всего происходящего в целом.       Куга пошарил в карманах и извлёк оттуда свою позолоченную зажигалку. Яркий огонёк послушно вспыхнул над именной гравировкой, а Юуки наконец успокоился. Он коротко, будто оценивающе, взглянул на Кугу и, держа сигарету в зубах, чуть склонился к протянутой руке. Пока пламя вылизывало кончик сигареты, красивые губы обнимали её начало, и Куга вдруг понял, что думает совершенно не о том. Будто прочитав его мысли, Юуки взглянул снизу вверх, и вновь притворно скромно опустил ресницы. За первым клубом крепкого дыма Куге померещилась довольная ухмылка, но в следующий миг Юуки отвернулся и зашагал дальше.       Несмотря на весну, чудесную погоду, внезапно свалившийся подарок и отсутствие каких бы то ни было проблем, Куга ощущал себя… странно. Временами ему действительно казалось, что всё идёт отлично, жизнь его прекрасна, а будущее безоблачно и светло. Однако периоды эйфории то и дело прерывались моментами упадка настроения и апатии. Как, например, в тот раз, когда Юуки сказал, что на приёме будет не один. Конечно, он и раньше упоминал, что у него есть невеста, но это было один единственный раз. По правде сказать, Куга вообще не до конца был уверен в реальности загадочной девушки. Как бы хорошо он ни относился к Юуки, события, произошедшие около месяца назад, заставили поставить под сомнение всё известное о нём ранее. Не то чтобы Куга теперь не верил ни единому его слову, — верил, ещё как. Однако конкретно насчёт невесты, будущей Като-сан, он почему-то стал подозревать, что та была выдумкой, и даже сам почти поверил в это.       И вот теперь, судя по всему, Юуки собирался отправиться на ежегодное торжество со своей избранницей и совершенно спокойно приглашал туда же и Шинго. С одной стороны, в этом не было ничего необычного: Юуки собирался показаться в обществе со своей невестой и попутно хотел помочь своему другу как-то засветиться перед нужными людьми или даже завести полезные знакомства. С другой, хотел ли он сказать таким образом, что зимний инцидент полностью исчерпан и забыт? Про себя лично Куга мог сказать, что ничего не забыл, да и не особенно старался. А ещё он был уверен, что Юуки, как человек наблюдательный и неглупый, прекрасно об этом знал.       Не думал ли Като, что поступает жестоко? Куга не мог ответить на этот вопрос, он действительно не понимал. Иногда он начинал не на шутку злиться от этого, но вскоре вспоминал, что насильно его никто не держит. Возможно, что в таких неоднозначных, застрявших в какой-то недосказанности отношениях в большей степени был виноват он сам. Он сам постоянно искал повод прикоснуться к Като, но в последний момент не решался это сделать, он сам даже не пытался спрятать свои эмоции во взгляде, но то, что неосторожно прорывалось в слова, тут же спешил обратить в шутку. И, конечно же, он сам продолжал поддерживать игру в обыкновенные приятельские отношения, хотя практически каждый вечер засыпал, фантазируя о том, каким мог бы быть Юуки, окажись он в его постели.       Если говорить о Юуки, то здесь был ещё один момент, который немало удивлял Кугу. Размышления, к примеру, о разговоре из прошедшего дня через некоторое время неизменно уходили в иную плоскость. Часто он представлял, как закрывает кабинет главы цензуры изнутри или несдержанно целует Като прямо у него в машине или — не важно где — расстёгивает рубашку, чтобы от выступающей вены на шее спуститься к ключицам, в это время ладонями сквозь ткань ощущая напрягшиеся соски. Необычность заключалась в том, что с одинаковой лёгкостью такие фантазии могли вернуться обратно: к очередному раунду вопрос-ответ или к тому, как просто и живо, без грамма снисходительности, Юуки рассказывал о своих первых успехах и провалах в Управлении, или же как точно ему удаётся подбирать сравнения, в мгновение ока превращая новости мировой политики в забавные карикатуры. Такие резкие переходы Куга поначалу даже не замечал, а затем пришёл к выводу, что и то, и то просто нравится ему одинаково сильно.       Место для торжества находилось за городом. Двухэтажное здание в имперском стиле фасадом выходило к морю и было скрыто от любопытных глаз несколькими рядами специально высаженных кипарисов. Сквозь большие окна верхнего этажа лился яркий свет, играла перебиваемая десятками голосов музыка, а у входа творилось бурное, слегка суетливое, но неизменно точное оживление. Каждый новый экипаж, автомобиль или даже паланкин успевали встретить вышколенные расторопные лакеи в коротких ливреях с начищенными пуговицами. Они открывали двери, показывали гостям дорогу, спеша отправить их транспорт на заднюю стоянку, чтобы не мешать следующим.       Наблюдая то положение дел, Куга скоро выпрыгнул из автомобиля-кареты*, который не поскупился заказать по такому случаю, и быстрым лёгким шагом вошёл в высокие двери. Вместе с другими гостями, шикарно одетыми дамами с брильянтами в ушах и на шеях или золотыми кандзаси в волосах, мужчинами во фраках и кимоно с гербами, он поднялся по широкой мраморной лестнице и оказался в маленьком зале наподобие прихожей. По контуру полукругом были расставлены кривоногие стулья, на которых сидело несколько человек — должно быть, они кого-то ждали. Свет из главного зала врывался сюда неудержимым потоком сквозь распахнутые двери со вставками гранёного хрусталя. Там, впереди, по сияющему светлому паркету скользили сотни атласных туфелек и чёрных туфель, и у каждой пары был свой почтенный, высокопоставленный, родовитый, знаменитый или же просто невероятно богатый хозяин.       Однако Куга не испытывал ни капли смущения. Он был взбудоражен и весь поглощён любопытством, а потому не мешкая шагнул под сияние стоваттных ламп, чтобы влиться в оживлённо гудящую толпу, звенящую бокалами с шампанским и женским смехом, надушенную и блестящую. И та приняла его. Ещё до речи императора он успел вклиниться в разговор пузатого господина с двумя хорошенькими дамами, переброситься парой слов с улыбчивым и лысым мэром Осаки, который тоже был приглашён сюда и даже узнал Шинго, а ещё заметить неподалёку затянутую в смокинг спину английского посла. Мистер Лив выделялся из-за своего роста, среднего для европейца, но необычного здесь. Его мышиного цвета волосы были зализаны назад, чтобы скрыть разрастающуюся лысину, а длинные овальные пальцы то и дело подкручивали жидкие усы. Однако Куге этот человек казался исключительным образцом стиля, и, как часто бывает в случае иностранцев, он не вполне понимал, хорош тот собой или дурен. Понаблюдав с минуту за этим джентльменом, он заозирался вокруг, пытаясь найти Акане, но тут оркестр смолк, а по залу прокатился восторженный шёпот.       На сцену под тяжёлым балдахином вышел правый министр Мураками. Он поклонился присутствующим и зычным голосом, который не нуждался в усилении, произнёс короткую речь, после чего удалился к краю сцены и встал возле деревянной трибуны. Как только бурные аплодисменты стали понемногу смолкать, из-за кулис появился сам император Тетсу, и зал снова взорвался возгласами восторга.       Ещё недавно Куга бы и сам присоединился ко всеобщему ликованию, но теперь он лишь вяло делал вид, что хлопает, и старался сохранять пристойное выражение на лице. С расстояния десяти шагов ему был хорошо виден нос Мураками, — красный рыхлый нос пьяницы с противно отвисшей полной губой под ним и маленькими злыми глазками сверху. Да и император Тетсу был не намного лучше. В первый момент Куга даже опешил: этот изнеженный человек с овечьим взглядом больше походил на старый футон, чем на стержень и основу целой страны. И пусть говорил он хорошо и уверенно, во всём его образе сквозила какая-то ненужная и раздражающая мягкость. По крайней мере, так казалось Куге.       Когда, поблагодарив всех собравшихся и добавив пару слов о положении и будущем империи сверху, Тетсу удалился под гром оваций, Куга повернул голову и увидел возле окна Юуки. Тот стоял под декоративным светильником-ракушкой, дожидаясь, когда его заметят. Что-то в его облике казалось непривычным, царапающим глаз, но продолжало ускользать от понимания.       — Как всё проходит? — поинтересовался он, стоило Куге выбраться из толпы под сценой и подойти ближе. По центру зала начали освобождать место для танцев, и им пришлось отойти к самой стене.       — Хорошо, мне всё нравится, — простодушно ответил Куга и тут же добавил: — Почти всё.       — Не уточняй, — усмехнулся Юуки, глядя в свой полный бокал. Мельчайшие пузырьки задорно поднимались со дна, а золотистый цвет напитка казался ещё привлекательнее под ярким освещением. И всё же Юуки предпочитал только смотреть, а Куга вдруг понял, что изменилось.       Юуки подстригся. Теперь сзади острые пряди заканчивались, не доходя до плеч, а спереди волосы были обрезаны столь коротко, что их, должно быть, с трудом удалось зачесать назад. Кое-где они уже выбивались из прилизанной причёски, что Куга, не церемонясь со своими эмоциями, про себя назвал пикантным. Заметив повышенный интерес к своей внешности, Юуки поднял глаза и неуловимо изменившимся тоном спросил:       — Нравится?       — Нравится, — эхом повторил Куга. Он мог бы добавить, что так Юуки больше не сможет прятать эмоции и высокие скулы за плотной завесой, но и невозможно будет представить, как сам он заправляет за ухо выбившуюся прядь, запускает пальцы в чёрный шёлк и мягко, но настойчиво тянет назад. Но всё это Куга решил оставить до более удачного времени и места. Вслух же он сказал: — Правда, встреть я тебя таким, никогда бы не решился подойти и познакомиться.       — Выгляжу старше? — ухмыльнулся Юуки, и в этом изгибе губ было даже что-то игривое.       — Да, — Куга с некоторым усилием заставил себя поднять взгляд выше. Он действительно хотел сказать, что так Юуки выглядит ещё строже, а потому уже не тянет на вчерашнего студента. Но тот, видимо, решил пойти до конца:       — На свои тридцать три? — как будто забывшись, Юуки неосторожно качнул бокалом, продолжая буквально прожигать собеседника пытливым взглядом, в котором отчётливо читалось веселье.       — Примерно, — попытался сгладить углы Куга. В самом начале их знакомства он, разумеется, рассказывал о том, как принял Като за обычного младшего служащего, такого же, как он сам. Впоследствии разговор на эту тему больше не заводился, так что, какого мнения был о своей внешности Юуки, узнать тоже не представлялось возможным. Сам Куга всегда считал, что человеку, кем бы он ни был, лучше всего выглядеть сообразно своему положению и возрасту. Однако в последние месяцы он всё чаще ловил себя на том, что подобное несоответствие завораживает. Именно это слово приходило на ум, когда он смотрел на Като. Кроме того, время от времени Куга начинал отчаянно жалеть, что у него нет ни одной его фотографии или хотя бы снимка из газеты.       — У тебя плохо получается, — фыркнул Юуки после недолгой паузы.       — Получается что? — немного ошарашено выдохнул Куга.       — Лгать, — ничуть не смутившись и даже с улыбкой ответил Юуки. Он поправил чуть сползшие по носу очки и добавил: — Надеюсь, когда дело не касается меня, ты более убедителен.       — Конечно, — очень серьёзно кивнул Куга. — Всё это время только тем и занимался. Кстати, а ты как, давно здесь?       — Да, приехал за час до начала, — вздохнул Юуки, мигом изменяясь в лице. Было заметно, что происходящее его если не тяготит, то досадно утомляет. — Нужно было всё проверить, подготовить кое-что…       — Писал речь имениннику? — подмигнул Куга.       — К счастью, это не в моей компетенции, — криво улыбнулся Юуки. — Для этого есть люди куда более способные.       Он выразительно взглянул поверх очков, и Куге показалось, что он слышит продолжение фразы: «Я бы не смог придумать такую откровенную чепуху». И в тот же момент в воздухе возникла странная иллюзия. Куге показалось, что прямо сейчас, в этом огромном зале, они остались одни.       — И это действительно к лучшему, — он улыбнулся и приподнял бокал. — За тебя.       — Как невежливо на чужом празднике, — деланно проворчал Юуки. Он лишь прикоснулся к шампанскому губами и скучающе уставился вглубь зала, видимо, заметив кого-то среди собравшихся. Куга тоже оглянулся, но не увидел ничего интересного. Кивнув на шампанское, он спросил:       — Не нравится?       — Я на работе, — пожал плечами Юуки. — А то ещё разойдусь, залезу на сцену, произнесу речь… Ну, ты меня знаешь, — закончил он всё с тем же меланхоличным видом. Куга же не удержался и прыснул от смеха.       — Хотел бы я на это посмотреть, — он запнулся, вдруг подумав, что никогда не видел Юуки навеселе, и добавил: — Впрочем, нет. Тогда бы тебя отправили в длительную командировку и мне было бы некого доставать своими вопросами.       Юуки, который теперь неспешно и обстоятельно рассматривал собеседника, усмехнулся краешком рта.       — Ты, как всегда, очень мил.       На это Куга хотел ввернуть какую-нибудь шутку, но где-то на периферии зрения его отвлекло яркое пятно. Непроизвольно повернувшись на этот раздражающий фактор, он так и застыл. Глаза его расширились от восхищения и неверия, а дыхание как будто остановилось. У соседнего окна в ярко-красном открытом платье стояла Акане Лив. Она разговаривала с каким-то низким человеком, сжимая в руках крохотную расшитую бисером сумочку, и то и дело бросала настороженные взгляды на проходящих мимо гостей, не задерживаясь, впрочем, ни на ком из них. Однако не было похоже, чтобы разговор был ей скучен: девушка казалась взбудораженной, словно от хороших новостей, а красивые миндалевидные глаза сверкали живым интересом.       — Познакомить?       Куга повернулся на голос. Юуки смотрел в ту же сторону, что и он мгновением ранее, и, кажется, был вполне серьёзен.       — Нет, нет. Не нужно, — залепетал Куга, сам себя не узнавая. Ему вдруг стало ужасно неловко и даже отчего-то стыдно, но Юуки не обратил никакого внимания на его слабый протест. Он уверенно двинулся к соседнему окну, и Куге ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.       — Мисс Лив, — Юуки легко коснулся локтя, затянутого в шёлковую перчатку, и тут же сделал шаг назад, кивнув невысокому человеку. — Барон Мицуи, рад встрече.       Акане лучезарно улыбнулась ему и тут же заговорила с восторгом ребёнка, который спешит поделиться впечатлениями с родителем.       — Мицуи-доно рассказывает мне такие удивительные вещи! Като-сан, вы должны послушать, это безумно интересно!       — Вот как? — тепло улыбнулся в ответ Юуки. — Обязательно, но чуть позже. А сейчас хочу вам представить моего друга. Шинго-кун?       Куга, до того топтавшийся чуть позади, подошёл ближе и поклонился, замирая от охватившего его волнения. В низком человеке, которому волей случая его тоже представили, он успел заметить лишь то, что тот был довольно плотного телосложения и в профиль походил на какую-то птицу. Впрочем, и этого было слишком много — он не мог оторвать взгляд от Акане, её длинных ресниц, лёгкого румянца на щеках и обнажённых плеч. Платье, перехваченное поясом под грудью, было лишено каких-либо украшений, но выглядело так эффектно в своей яркости и одновременной лёгкости, что добавить к нему было решительно нечего. Куга даже счёл бы лишними длинные перчатки выше локтя, но, во-первых, того требовал западный этикет, а во-вторых, так оголённый участок кожи между гладким шёлком и коротким рукавом платья выглядел ещё более волнующе. Тёмно-шоколадные, чуть завитые волосы Акане красиво и празднично блестели в электрическом свете, однако не так ярко, как её большие и ещё почти детские глаза.       — …рекомендую и оставляю этого молодого человека на вас, — тем временем закончил представление Юуки. — А меня прошу извинить — дела.       Он уже сделал шаг прочь, но вновь развернулся на пятках и добавил:       — Мисс Лив, не отказывайте в танце, если он решиться вас пригласить, — подмигнув весело захохотавшей Акане, Юуки уже через секунду растворился в толпе, а следом куда-то исчез и Мицуи.       — Ну что ж, судьба располагает вас быть сегодня моим кавалером, — чуть задрав прелестный носик и ничуть не смутившись, произнесла Акане. Она говорила преувеличенно театрально, с пафосом, но в карих глазах искрилось веселье. Проникнувшись её настроением, Куга решил поддержать игру:       — Я бы предпочёл быть вашим рыцарем, — ответив так, он сделал вид, что собирается опуститься на одно колено, отчего Акане тихонько взвизгнула, прикрыв ладонью губы, а после в восторге захлопала в ладоши.       Так, в приятном оживлении, добрых шутках и разговорах незаметно пролетел вечер. Куге даже начало казаться, что все глядят лишь на них двоих, и посмотреть действительно было на что. Кружась в лендлере, он был готов поклясться, что во всём мире нет более красивой и изящной в танце девушки. Ямочки на щеках, завитки тонких волос под причёской сзади, звонкий смех — в ней было замечательно абсолютно всё, а до чего увлекательно она рассказывала о своей второй родине! Без малейшего жеманства, держа себя необычайно свободно и уверенно для своего возраста, Акане казалась принцессой из какой-то небольшой, но сказочно прекрасной страны — ни больше, ни меньше.       Когда же настало время прощаться, Куга проводил Акане до самого крыльца и, отобрав у лакея плащ, накинул его на узкие плечи под слегка настороженным взглядом мистера Лив.       — Чувствую, что просто обязан сказать. В этом платье вы похожи на маковый цвет       — Вот как? — всё так же задорно отвечала девушка. Впрочем, от Куги не укрылся лёгкий румянец, тронувший нежную кожу. — А если я надену другое?       — Не могу знать, но надеюсь, что буду иметь честь сравнить.       — Бросьте, мы с вами ещё обязательно встретимся и не раз, — опустив густые ресницы, Акане присела в реверансе. Поймав изящно поданную руку, Куга коснулся губами тонкого шёлка, на секунду ощутив аромат каких-то лёгких несладких духов.       — До свидания.       Когда он выпрямился, Акане подмигнула ему, смешно и по-детски, а затем быстрым летящим шагом последовала за отцом, словно лепесток, подхваченный ветром.       Время близилось к полуночи, и некоторые гости, те, кто жил далеко, просто устал или был уже немолод, чтобы столь долго откладывать сон, начинали покидать торжество. Они выходили на улицу, едва накинув верхнюю одежду, и тут же их забирали лакированные коробочки заказных автомобилей-карет со своими вёрткими, но по-своему важными водителями. Звук их кашляющих и задыхающихся моторов не могли перебить ни музыка, ни громкие, уже несколько пьяные разговоры оставшихся гостей.       Найти Юуки не составило труда. Тот почтительно общался с каким-то чрезвычайно солидным — и одеждой, и размерами живота — человеком. Однако, пока Куга шёл к ним через половину зала, беседа подошла к концу, и Юуки стал немного лениво поглядывать по сторонам, видимо, припоминая, к кому ещё надо подойти. Но время светских бесед закончилось: большинство гостей из тех, кто ещё не собирался домой, уже разбились на небольшие группы или нашли себе компаньона по душе.       — О, вот ты где, — оживился Юуки, заметив друга.       — Акане уже уехала, — невпопад ответил Куга. Зацепившись взглядом за оттянутую бабочку на чужом костюме, теперь он думал о том, что для Юуки этот вечер действительно был продолжением службы. Быть может, ещё более утомительной её частью, чем командование бестолковыми подчинёнными из кабинета.       — Да, я попрощался с её отцом, — кивнул Юуки. — Ну, как всё прошло?       — Она прелестна, — улыбнулся Куга.       — Это правда, — Юуки посмотрел на часы и немного нервно взглянул куда-то в зал.       — Устал?       — Есть немного, хотя будет вернее сказать — заскучал, — Юуки допил шампанское, поставив бокал на широкий подоконник. Его интонация показалась Куге какой-то незнакомой, будто бы с высокомерным раздражением, за которым неотвратимо должно было что-то последовать.       — Ну ничего, теперь я вернулся, так что…       — Кстати, было бы неплохо выпить, — перебил Юуки. Он резко поднял взгляд, как-то неестественно и преувеличено бодро улыбнувшись одними губами.       — Мм, — несколько удивился Куга. Впрочем, идея казалась ему не такой уж плохой. — Я бы пригласил тебя кое-куда, но, боюсь, два джентльмена в смокингах будут притягивать излишне много внимания.       — Согласен, — кивнул Юуки. — У тебя найдётся что-нибудь дома?       На лестнице было тихо и пусто. Едва ли можно было ожидать встретить здесь кого-то в такой час, но Куга всё равно мельком обрадовался отсутствию лишних свидетелей. Юуки находился в каком-то неопределённо дивном настроении, которое было страшно спугнуть. С видом гордого домашнего кота он поднялся на второй этаж и, стоило замку под медной дверной ручкой чмокнуть механизмом, скользнул в квартиру вперёд хозяина.       Када уже ушла к себе спать и в квартире царила темнота. Впрочем, свет с улицы, минуя кухню и коридор, вполне позволял раздеться в прихожей. Юуки снимал пальто, стоя спиной к выключателю, и Куга решил не мешать ему. Он разулся практически на ощупь, поставил зонт гостя в подставку у стены и принялся за собственную одежду. Мимоходом он пытался вспомнить, всё ли в порядке у него дома, не оставил ли он какого-нибудь беспорядка или же чего-то, что Юуки видеть не следовало. Ещё несколько часов назад Куга не мог думать ни о чём, кроме предстоящей поездки на приём, а потому теперь видел собственные сборы крайне размыто. Оставалось надеяться, что Када не поленилась убрать всё к вечеру, не беря в расчёт, что поздней ночью хозяину будет не до этого.       Тем временем Юуки перестал копошиться рядом, отойдя чуть в сторону, а потому Куга наконец решил включить свет. Стоило ему потянуться к выключателю, как Юуки почти упал вперёд. Врезавшись лопатками в стену прихожей и ещё не до конца понимая, что происходит, Куга чувствовал лишь ухающую тяжесть в груди и горячие губы, сминающие его собственные. Юуки прижимался к нему всем телом, почти до синяков стискивая предплечья, и целовал так, будто боялся умереть в следующий момент. Он шумно вдыхал, словно мучался от боли, но не хотел кричать, и Куга на секунду подумал, что при включённом свете мог бы увидеть зажмуренные глаза и маленькую складку между бровей. «Да что же это…»       На подсознательном уровне Куга ожидал чего-то подобного с того момента, как они сели в экипаж, однако продолжал списывать всё на воображение, разыгравшееся от шампанского, и отдалённую схожесть ситуации с его обычными фантазиями. Теперь же, когда всё происходило на самом деле, он мимоходом, но не без удовольствия подумал о том, что закрыл дверь на ключ, а затем грубо проник языком в просящий мягкий рот так глубоко, как только смог. Послышался то ли всхлип, то ли влажный звук соприкасающихся губ, пальцы на предплечьях немного ослабили хватку, и, воспользовавшись моментом, Куга сделал полтора шага вперёд так резко, что Юуки, должно быть, ударился затылком о стену. Оказавшись зажатым теперь сам, он что-то простонал прямо в поцелуй и лишь спустя мгновения, которые Куга шарил по его телу, вытаскивая рубашку из брюк, смог отстраниться и спросить: «Где у тебя спальня?» Его голос показался абсолютно севшим, а слова вперемешку с загнанным дыханием вырвались шёпотом, от которого у Куги по позвоночнику пробежали мурашки. Секунду помедлив, он всё же не смог отказать себе прикоснуться к горящей коже под прохладной с улицы тканью, после чего рванул гостя за собой, крепко держа его за запястье.       Дверь в спальню хлопнула так, что, должно быть, слышал весь этаж. Из своей какой-то маниакальной прихоти Куга закрыл на щеколду и её, хотя Юуки, прижатый у косяка здесь же, рядом, бежать явно никуда не собирался. Он яростно дёргал пуговицы, стремясь расстегнуть тугой жилет, и те поддавались, но медленнее, чем обычно, будто делая одолжение. Сам Куга не чувствовал себя в силах справиться с чем-то подобным: пальцы подрагивали в мандраже от желания прикоснуться к чужому телу. Он лишь снял непонятно как оставшиеся на своём месте и перекосившиеся очки, швырнув их куда-то в сторону журнального столика, и вновь запустил руку под рубашку, второй помогая скинуть уже расстёгнутый жилет.       Стоило провести от пупка и выше, к солнечному сплетению, как Юуки непроизвольно втянул живот, и от этой отзывчивости Куга почувствовал, как в паху потянуло, сильно и почти болезненно. Скользнув ладонями вверх по рёбрам, большими пальцами он провёл по соскам, обвёл на ощупь нежные ореолы и вновь прошёлся по сжавшемуся центру. Юуки, который до этого ещё пытался расстегнуть чужую рубашку, вздрогнул, словно его ударили током, издав при этом какой-то жалобный полузадушенный звук, и сделал крошечный шаг вперёд, вжимаясь всем телом. Под царапающей пряжкой ремня было твёрдо и горячо даже сквозь плотную ткань. Целуя бесстыдно подставленную шею, Куга думал о том, что может кончить просто от тяжёлого сбитого дыхания у себя над ухом и ощущения бешеного пульса под губами и пальцами.       Как-то незаметно они оказались у края кровати. Куга, который пятился назад, не видел этого, поэтому, когда Юуки с силой оттолкнул его, даже не понял, что происходит. Но в следующий миг покрывало и тихо скрипнувший матрац радушно приняли его в свои объятья, а Юуки на мгновение остановился. Несколько секунд он неподвижно стоял, глядя на Шинго, и, казалось, даже не дышал; только глаза влажно блестели в полумраке комнаты. Куга смотрел на него в ответ: он приподнялся на руках, почти сев, и, невзирая на гулко ухающее в груди сердце и лёгкое головокружение, старался как можно лучше запомнить всё это: Юуки, с неприкрытым желанием смотрящего прямо в глаза, тепло его тела у себя на коже, отсветы уличных фонарей в блестящих растрёпанных волосах, смесь знакомого парфюма и пряного запаха возбуждения. Он уже собирался протянуть руку, чтобы убрать нелепую дистанцию, заводящую и столь же мучительную, но именно в этот момент Юуки резко опустился на колени.       Тёплые ладони неспешно заскользили от лодыжек и выше, легко разводя бёдра в стороны. Коснувшись складок карманов, Юуки на миг остановился и поднял глаза. В разодранной рубашке, с покрасневшими от ласк губами, на коленях между разведённых ног, он казался Куге скорее не ожившей грёзой, а тяжёлым опиумным дурманом. В самых смелых фантазиях Юуки позволял любить себя: касаться, целовать везде, где вздумается, иногда покорно, иногда с желанием. Но Куга и представить не мог, что этот человек может сам захотеть встать перед ним на колени.       Пряжка ремня металлически клацнула, а следом и печатная пуговица покинула натянутую петлю. Юуки потянул брюки на себя, чуть приспустив их, и склонился ниже. На миг Куге показалось, что он сейчас просто потеряет сознание. По сути Юуки ещё ничего и не сделал, но тот факт, что это делает он, заставлял едва ли не кричать от желания. Куга даже закусил ребро ладони, но это не помогло: когда Юуки одним движением плавно взял в рот, перед глазами заплясали чёрные точки, а из горла вырвался протяжный стон. Мир сильно покачнулся, накренившись, будто трюм штормового судна, и Куге уже казалось, что он теряет точку опоры. Он неосторожно подался чуть вперёд, и тут же сильные пальцы остро впились в бёдра, причиняя отрезвляющую боль, от которой почему-то вскоре стало лишь слаще.       Всё так же зажимая ладонью рот, Куга теперь сидел, опустив веки, а другой рукой судорожно комкал покрывало. Он всё равно почти ничего не видел, словно перед глазами плясала водная пелена, а ощущений вкупе с тихими влажными звуками было уже слишком много. Казалось, что если он увидит, как невозможные губы Юуки обхватывают его, то повредится рассудком.       Когда способность воспринимать происходящее вернулась к нему, Куга увидел, как Юуки, наклонившись около двери, достаёт из собственного пиджака платок. Он вытер губы, а затем несколько раз низ живота. Всё это он делал тщательно, с нажимом, но без тени брезгливости. Лицо его не выражало вообще ничего, что в свете вышедшей за окном луны даже немного пугало.       Приведя себя в порядок, Юуки принялся застёгивать рубашку, а застегнув, подобрал с пола жилет. Всё это время Куга сидел на кровати со спущенным бельём, пока вдруг в его сознании не прояснилось настолько, чтобы понять: Юуки уходит. Это простая и до некоторой степени логичная мысль вызвала настоящую панику, а следом злость. Наспех застегнувшись, Куга вскочил на ноги и подошёл к Юуки сзади; собираясь, тот стоял лицом к окну, всячески избегая смотреть на Шинго.       — Куда-то собрался?       Юуки, только что закончивший заправлять рубашку в брюки, на мгновение застыл, будто не ожидал, что к нему решат обратиться, но уже в следующий миг как ни в чём ни бывало принялся застёгивать ремень.       — Домой, — сухо ответил он, клацнув пряжкой.       Чего-то подобного Куга и ожидал. Очередная попытка к бегству перед лицом нерешённого вопроса немало раздражала. Однако такое происходило не впервой: теперь Куга был уже в некоторой степени готов и чувствовал уверенность в собственных силах, решив на этот раз действовать немного иначе.       — Что за глупости? — он обнял со спины вздрогнувшего в его руках Юуки и сцепил пальцы в замок ровно на том месте, где заканчивались застёгнутые пуговицы жилета. Стоять, положив голову на плечо, было не слишком удобно из-за разницы в росте, а потому Куга прижался щекой к чуть влажному виску, и, борясь с желанием коснуться губами ушной раковины, спросил: — Уже поздно. Как ты собираешься добраться до Киёмори?       — Как-нибудь доберусь, — тихо ответил Юуки. Ему пришлось всё же опустить руки, — теперь он стоял, привалившись спиной к груди Шинго, и смотрел на бледную луну, умастившуюся аккурат под карнизом. Так они и стояли некоторое время. Куга не знал наверняка, он попросту не успел до конца прийти в себя и понимал только одно: ещё немного, и этот человек, который сам пошёл на столь смелую близость, вновь закроется он него. Что бы ни было тому причиной, Юуки откровенно сорвался, а теперь был растерян и ощущал себя до ужаса неловко. Какими бы ни были его причины сожалеть о случившемся, Куга думал не о них. Чувствуя тепло заключённого в объятья тела, он лишь мысленно уговаривал Юуки успокоиться и не поступать опрометчиво.       — Оставайся, — Куга постарался сказать это как можно проще, вспомнив, как когда-то бесконечно давно уговаривал Юуки, будто ребёнка, разойтись из кофейни по домам и отправиться спать. — А завтра как-нибудь всё решим, м?       Юуки продолжал молчать, всё так же безразлично рассматривая луну в окне, но и уходить не порывался. Куга специально обнимал его не слишком сильно, чтобы дать свободу для манёвра, но воспользоваться ей Юуки не спешил.       — Хочешь, я уступлю тебе кровать, а сам отправлюсь в гостиную? — не выдержав, вновь попробовал Куга, однако Юуки даже не дослушал его. Крутанувшись всем корпусом, он вывернулся из захвата и отошёл к кровати. Пальцы ловко стали просовывать пуговицы обратно в петли, в то время как губы искривились в отчаянно-задорной усмешке.       — Не неси ерунды, — фыркнув, Юуки уселся на кровать и взял с тумбочки будильник. — Ставлю на восемь, — строго предупредил он.       Про себя ужаснувшись столь раннему подъёму в выходной день, Куга всё же промолчал и лишь осторожно подошёл чуть ближе. Юуки, видимо, охватила та говорливость, что часто случается после каких-то сильных волнений. Продолжая раздеваться, он бросил:       — Чего стоишь, спать в одежде собрался? Или я занял твою любимую половину у окна?       На все эти бессмысленные замечания Куга только глупо улыбнулся и, сделав ещё шаг, спросил:       — Можно тебя поцеловать?       Юуки закатил глаза и коротко хохотнул:       — Ты сегодня просто невероятно деликатен.