QWERTY

      Почувствовав на руке что-то колючее, Куга вздрогнул и, смахнув с пальца крупного жука, осмотрелся. Он сидел на широкой скамейке в парке, а шага через три от носков его ботинок начинался небольшой поддёрнутый сезонной ряской пруд. По изгибающейся дорожке прохаживались люди, кто-то выгуливал миниатюрную пушистую собачку. Сквозь тихий шелест листвы доносился далёкий голос мороженщика. Куга провёл ладонью по лицу и с удивлением уставился на влажные пальцы. Платка в кармане почему-то не оказалось. Пожалуй, даже здесь, в тени деревьев, было довольно жарко, вот только Куга совершенно этого не чувствовал. Ему было даже слегка холодно, но по большей части — просто никак. Только глубоко внутри что-то не переставая дрожало, словно натянутая струна контрабаса, когда даже не слышишь, а скорее чувствуешь вибрацию.       Ещё раз оглядевшись, Куга наконец понял, где он. Это был тот самый парк, где они с Юуки разговаривали про мировую войну и ели тайяки. Как он оказался здесь, Куга не помнил. Выйдя из сгоревшего кафе, он просто шёл, не разбирая дороги, продираясь сквозь людской поток, сворачивая, куда придётся, и в результате оказался здесь. Сколько он ходил так по городу, сказать было сложно. Судя по солнцу, прошёл уже не час и не два. В иной раз Куга взглянул бы на часы, блеснув золотым ремешком в небрежном жесте, но теперь этого не хотелось. «Только что», — вот что крутилось в голове.       Медленно, словно после болезни, Куга поднялся со скамейки. В глазах потемнело, и на несколько секунд парк вместе со всеми людьми перестал существовать. Осталась лишь темнота с ярко-красными искрами, и это было не страшно. Пожалуй, она даже нравилась Куге куда больше всего, что окружало его в действительности.       Пора было возвращаться домой.       Када ожидаемо расплакалась в прихожей, стоило переступить порог. Причитая о том, что уже и не надеялась увидеть хозяина так скоро, она всё всхлипывала и комкала в руках передник, а Куга просто не торопясь снимал обувь. Что-то случилось: он как будто наблюдал со стороны за героем не слишком интересного кино. Нужно было сказать хоть что-то — Куга знал, что его молчание пугает Каду, но язык словно отмер и лежал во рту разлагающимся моллюском. Да и что он мог сказать?       Макото, который всё это время наблюдал, выглядывая из гостиной, стоило Куге распрямиться, подбежал и обнял его за пояс. Он не плакал, но обнимал столь крепко и искренне, что ступор, похожий на жуткий предрассветный туман, начал понемногу проходить.       — Со мной всё в порядке. — Куга неуверенно погладил мальчишку по голове и добавил, глядя уже на Каду: — Я никуда не уйду и не пропаду.       На это Када сложила руки в молитвенном жесте и стала что-то неразборчиво шептать, не переставая благодарно улыбаться. С чем-то очень отдалённо похожим на удивление Куга заметил, как у неё из-за ворота выпал маленький деревянный крестик на кожаном шнурке. Тоже громко всхлипнув, Макото поднял лицо и, не разжимая рук, спросил:       — Но где хозяин Като?       — Там же, где и твоя мать, — глядя ему в глаза, ответил Куга. В тот момент было всё равно, как это прозвучит. Машинально он снова провёл по волосам мальчишки, а затем, мягко отстранив его, пошёл на кухню. Он выпил стакан воды залпом, несмотря на то, что та было противно тёплой.       — Мне надо побыть одному.       Он мог бы просто уйти в свою комнату и закрыть дверь, но эти двое не заслуживали такого отношения. Мысленно Куга пообещал себе, что, как только почувствует себя в состоянии, непременно ответит на все их вопросы, но пока… Пока ему действительно нужно было побыть одному, несмотря на то, что «наедине с собой» по-прежнему звучало жутко. С запозданием он вспомнил, что было бы неплохо позвонить Юко.       Када с Макото уже успели скрыться в гостиной, задвинув сёзди, и по пути к телефонному автомату внизу Куга не встретил ни души. В отеле звонок перебросили на номер Юко, но трубку никто не брал, и, не дожидаясь, пока время ожидания подойдёт к концу, Куга нажал на отбой. Вновь вернувшись в свою комнату, он какое-то время сидел на кровати, глядя в окно.       Взгляд цепко подмечал привычные мелочи: птичье гнездо под крышей напротив, ветряной колокольчик за полуоткрытыми ставнями, отблески солнца в качающейся вывеске магазина. Всё было так привычно и вместе с тем так странно. Куге казалось, что он зашёл куда-то не туда и теперь сидит на чужой кровати, глядя на совершенно незнакомую улицу. Ошибся домом, городом, страной. Он сжал пальцами покрывало, но и оно оказалось каким-то не таким, не тем. Ничего не происходило, и в глубине души Куга, конечно же, понимал, что сидит у себя в квартире. Он помнил точную дату и день недели, но это иррациональное ощущение неправильности, собственной неуместности всё росло и наконец тяжело ухнуло куда-то в живот, заставив подняться оттуда парализующую волну ужаса. И без того горячая летняя духота вдруг загустела настолько, что перестала просачиваться в лёгкие. Куга судорожно вздохнул несколько раз, пытаясь уже даже не вдыхать, а глотать воздух, но сильно легче от этого не стало. От недостатка кислорода голова начала кружиться, а тело стало совершенно ватным, но в то же время Куга чувствовал, как дрожит каждая его клетка. Во всех суставах и движениях поселилась какая-то неловкая беспомощность, словно во время болезни, и, попытавшись встать, Куга в результате лишь сполз вместе с покрывалом на пол. Он упёрся руками в доски паркета, пытаясь хоть немного затормозить несущийся в смазанном вертиго мир, но не смог бы сказать, шершавые те или гладкие. От очередного неловкого движения с прикроватной тумбочки что-то упало, завершив свой недолгий полёт неприятным звяком. Взгляд не желал фокусироваться, но Куга понял, что перед ним лежит фоторамка, и стекло в ней, скорее всего, разбилось при падении. Он перевернул её и, стряхнув пару осколков, поднял ближе к глазам.       Со снимка в тонах сепии ему тепло улыбалась Маюми. На фото она была несколько моложе, чем теперь: совсем ещё ребёнок с мягкими щёчками и распахнутым в мир взглядом. Подумав об этом, Куга понял, что ему стало немного лучше. Он перевалился так, чтобы опираться спиной на край кровати, и откинул голову назад, не переставая смотреть на Маюми. Казалось, та действительно смотрит на него, стоя полубоком, словно её только что окликнули.       — Знаешь, — улыбка заставила отозваться напряжённые мышцы лица болью. Сморгнув наплывшую на глаза муть, Куга наконец смог вдохнуть полной грудью. — Я давно хотел рассказать тебе…       Путанно, что приходило в голову. С самого начала, с того, как он впервые увидел Като и как они не могли найти общий язык, спорили и смеялись, ругались и целовались, как сумасшедшие. Как писали друг другу письма и ездили на берег моря, как слушали пластинки и смотрели в горах на звёзды. Как много, оказывается, он пережил за без малого год с этим человеком. Кажется, больше, чем за всю предыдущую жизнь, да и была ли она? Про то, как изменился сам за это время и хоть немного, но сумел расшевелить Като. Про собственные переживания и сомнения — ведь он и по сей день знал совсем немного, и то больше догадками. Про напускное ледяное спокойствие в ответ и в то же время — совершенно искреннее желание не терять и быть рядом.       Про то, какой Юуки ужасный человек, и нет никого удивительнее и лучше него.       Куга говорил и говорил, пока голос не стал пропадать, переходя в почти беззвучный сип, и всё это время Маюми внимательно слушала его, выглядывая из-за застрявшего осколка стекла и прошедших двух лет.       То ли усталость взяла своё, не оставив сил на эмоции, то ли ему просто нужно было выговориться, но, аккуратно поставив фотографию на тумбочку, Куга и правда почувствовал, что ему стало легче. Горло саднило, и мысль о стакане горячего чая оказалась столь приземлённой и заурядной, что Куга почти обрадовался ей. Избегая своего отражения в зеркале, он открыл дверь из комнаты и чуть не ударил ей стоявшую здесь же Каду. В сумерках та казалась белой как рисовая бумага, но едва ли это было причудливым обманом зрения. Увидев господина, она закрыла лицо ладонями и беззвучно расплакалась. Глядя на то, как подрагивают её покатые плечи, Куга подумал о том, что, должно быть, она стояла здесь всё это время, а следом вдруг понял, что не испытывает из-за этого раздражения. Напротив — он был даже рад, что его действительно кто-то слушал и теперь хоть немного, но мог бы понять.       Когда Куга открыл глаза, время уже близилось к полудню. Накануне он выпил сразу две таблетки снотворного, боясь, что снова не сможет уснуть, но провалился в вязкое забытьё, похожее на трясину, едва голова коснулась подушки. Несмотря на то, что проспал куда больше положенного, Куга не чувствовал себя отдохнувшим. Всю ночь ему мерещилось что-то беспокойное и муторное, напоминающее события последних дней, отражённые во множестве кривых зеркал. Нужно было куда-то спешить, что-то кому-то доказывать, при этом нервно озираясь по сторонам… Куга не мог вспомнить точно, да и не хотел, ведь сам предыдущий день теперь казался одним из тех абсурдно-неприятных снов, после которых так хорошо вернуться в собственную реальность.       Уже сидя за столом, Куга думал о том, что так оно, по сути, и было: он мог действительно «забыть», сделав вид, словно ничего и не было, вернуться к своей не скучной, но типичной для человека его круга жизни с авралами на службе, праздными шатаниями по городу и множеством случайных знакомых. Пожалуй, Юуки хотел бы этого. Да, он определённо был бы только «за», но… Неужели он всерьёз мог считать, что такое возможно?       Запихнув в себя что-то, что он даже не удосужился толком рассмотреть, Куга отодвинул тарелку и посмотрел в окно. Солнце привычно заливало ослепительным светом мостовую и шляпы прохожих. Пожалуй, точно так же оно светило накануне и, быть может, будет светить и завтра. Между этими днями не было никакой разницы, кроме перемены дат на отрывном календаре. На краю стола всё так же лежала вчерашняя газета, и на мгновение Куге показалось, что сейчас внизу зазвонит телефон, и срывающийся голос Кады скажет ему, что Юуки пришёл на рынок купить рыбу.       Хотел ли он что-то изменить? Нет. Он сделал всё, что было в его силах — Куга прекрасно понимал это ещё тогда, когда нёс околесицу про пароход и побег за границу. Он ничем не мог помочь, но от осознания этого было ничуть не легче. Впервые в жизни он по-настоящему ощутил, насколько слаб и бесполезен. И собственное самолюбие было последним, что беспокоило его. Юуки обладал силой защитить тех, кто был ему дорог, так же как его сестра и в какой-то степени Сато-сан. Пусть их возможности и методы сильно различались, но Куга не мог сделать вообще ничего, и от этого становилось страшно. Дело было уже даже не только в Юуки и странной истории, которая приключилась с ним, — Куга вдруг начал представлять свою семью, и ему сделалось дурно. Даже элементарно залезь отец в долги, Куга едва ли смог бы чем-то помочь.       Это было отвратительно.       От звонка, раздавшегося из прихожей, вздрогнули все трое. Када застыла с влажной тряпкой в руках, Макото поднял голову от рисунка, в котором пусть с трудом, но можно было узнать автомобиль, а Куга медленно повернулся на звук. По инерции он крутанул колёсико приёмника, который бесцельно гонял по радиостанциям последние полчаса. Голос диктора квакнул и утонул в помехах. Второй раз гость почему-то решил не звонить, а вместо этого постучал кулаком в дверь, впрочем, как-то совсем слабо, без злости. Куга перевёл громкость на минимум и пошёл открывать.       На пороге стояла Сато-сан. Она выглядела измотанной: под глазами залегли тяжёлые сизые тени, а и без того высокие скулы теперь выступали больше обычного. Увидев Кугу, она слабо, но искренне улыбнулась, почти прошептав:       — Как хорошо, что вы дома.       Она старалась держаться, но было видно, что ей сильно нехорошо. Шагнув вглубь квартиры, Куга пригласил её зайти и поспешно, уже по привычке, закрыл дверь на замок. Почему-то увидеть на пороге Сато-сан он никак не ожидал, но был очень рад её возвращению, что осознавал с каждой секундой всё больше. Едва женщина сбросила с ног гэта, как из другого конца коридора раздался радостный крик. Макото с разбега уткнулся матери в грудь, крепко обнимая её, и так затих, как будто даже не дыша. Со стороны Куге было видно, как по лицу Сато-сан пробежала судорога, но с губ не сорвалось ни звука. Она всё так же обнимала сына в ответ, успокаивающе гладя его по плечам и голове, а Куга чувствовал, как под солнечным сплетением у него всё сжимается во что-то колкое и холодное, острыми шипами прорастая в лёгкие, горло, мешая сделать новый вдох и не давая отвести взгляд. Каждый из некогда изящных, а теперь — распухших и неровно окрашенных в разводы синего пальцев Сато-сан заканчивался небольшой марлевой повязкой. Видно, что всё было сделано недавно, но небрежно и наспех, а потому то тут, то там сквозь белые бинты начинали проступать бурые и ещё совсем свежие — красные пятнышки. Куга всё смотрел на эти руки, некогда красивые и умелые, с огромной скоростью будто бы выныривая из глубины на свет: вчерашний день стремительно переставал быть тяжёлым душным сном. Всё происходящее и произошедшее вдруг агрессивно обозначило свою реальность, обступило со всех сторон, бросаясь в глаза, в уши, вопя о своём присутствии и требуя признания. Куга словно выглянул из самого себя и теперь в тихой панике осматривался вокруг, как в первый раз разглядывая слишком живой, невероятно запутанный и вместе с тем до смешного простой, дышащий опасностью мир. Он стоял в своей собственной прихожей, совершенно потерянный и оторопевший, смотрящий на вырванные ногти женщины, которая не далее как на прошлой неделе готовила им с Като ужин.       — Шинго-сан. — Куга поднял глаза и вдруг с пугающей чёткостью увидел лицо Сато в мельчайших подробностях и целиком, будто смотрел на очень большую картину. — Мне неудобно вас просить, но не могли бы вы связаться с госпожой Сузуханой? Дело в том, что я должна была отправиться сперва к ней, но… В общем, она должна обязательно знать, что я у вас. И что со мной всё в порядке. Вы ведь можете позвонить ей?       «Всё в порядке», — Куга несколько раз кивнул, попытавшись ответить, но вместо слов вышло что-то нечленораздельное. Кивнув Каде, чтобы позаботилась о гостье, он вышел в подъезд и какое-то время стоял на площадке, опираясь на перила лестницы. Дурно не было, но Куга чувствовал: он не сможет прямо сейчас позвонить Юко и внятно объяснить, что ему нужно. Не зная, как привести себя в порядок, он несколько раз глубоко вдохнул, как если бы его и правда мутило, прокрутил в голове предстоящий разговор раз пять и лишь затем спустился к телефону.       — Вот как? — голос Юко звенел от гнева, но Куга был даже рад этому. Если бы та начала причитать о бедах, постигших её семью, или трагично спрашивать о состоянии Сато-сан, это было бы невыносимо. Её взвинченность бодрила, и, слушая, как едко она выплёвывает слова, Куга подумал, что стоит вести себя так же, если он хочет пережить всю эту историю.       — Мне уже дважды звонили: всё спрашивали, где она. А впрочем, так даже лучше, если она побудет пока у тебя. Возни меньше. Нет, ну надо же! Где она шлялась всё это время?       — Сато-сан попросила меня позвонить вам, как только пришла, — терпеливо повторил Куга. Он уже говорил это в начале разговора, но, очевидно, Юко было просто всё равно. Фыркнув точь в точь как Юуки, когда тот делился мнением относительно своих подчинённых, она почти пропела:       — Хоть на это мозгов хватило. В любом случае, могла бы шевелиться быстрее. Не думаю, что в ожидании звонка Юуки дали как следует отдохнуть.       — Как он? — мышцы в руках непроизвольно напряглись. Странно, но без прямого упоминания Куга едва ли решился бы спросить самостоятельно. В конце концов, у всего есть предел.       Прежде чем ответить, Юко вздохнула так, что стало понятно: всё это она заранее не одобряет.       — Вчера вечером был совсем плох. Сегодня утром вроде бы лучше. Или нет. По крайней мере, как только пришёл в себя, заявил, что хочет поговорить. Как же. Первым делом уболтал их отпустить эту дуру. Мол, больше ни слова не скажет, пока не будет уверен, что с ней всё в порядке. А эти тоже хороши — повелись. Впрочем, особого выбора у них сейчас нет, только и могут что выспрашивать. Вот только говорить с Юуки — себе дороже.       Последняя фраза прозвучала почти что с гордостью. Какими бы сложными ни были отношения этих двоих, в таланте брата переубедить кого угодно и поставить всё с ног на голову Юко, по-видимому, не сомневалась.       — Я позвоню завтра? — едва ли в этом был смысл, но Куга всё-таки решил спросить. Попросить. Юко не была обязана отчитываться перед ним, равно как и тайная полиция перед ней. Наверняка теперь узнать о Юуки хоть что-нибудь будет не так просто. И всё же этот звонок был отчаянно нужен — так грядущий день начинал пугать немного меньше.       — Звони, — бросила Юко за секунду до того, как в трубке раздался треск и закапали короткие гудки.       Када ждала на пороге. Вид у неё был взволнованный, но, что необычно, решительный. Кажется, она отчего-то не хотела говорить в квартире, и Куга, не имея сил и желания спорить, пусть даже с собственной служанкой, согласно отошёл на пару шагов от двери, благо, на лестничной клетке больше не было ни души.       — Сато-сан нужен доктор.       На это Куга и не думал возражать. Если он до сих пор не подумал об этом, то лишь от шока и из-за необходимости сосредоточиться на разговоре с Юко. Он уже хотел сказать, что согласен и сейчас же пойдёт обзванивать всех врачей поблизости, но Када не дала вымолвить и слова, чего прежде не бывало. Лицо её стало жёстким и оттого ещё более грубым, словно свежеоштукатуренная стена, а редкие брови сползлись к переносице — не хватало лишь упёртых в бока рук, но ими служанка сжимала какую-то тряпку.       — Пока вы разговаривали, я уговорила Сато-сан раздеться. У неё сломано ребро, а может быть, и что похуже. Поверьте, без доктора не обойтись…       — Я всё понял, — наконец прервал её Куга. — Я займусь этим, а вы запритесь и ждите.       Уходя, он хотел добавить: «Как Макото?», но передумал. Как он мог быть? В любом случае, лучше, чем до этого. Сато-сан крепко досталось, но она хорошо держалась, и наверняка не только из желания показаться сильной и не пугать своего ребёнка. Куга был уверен — кто бы ни занимался ею в застенках тайной полиции, ему не удалось узнать ничего хоть сколько-нибудь стоящего, и осознание этого придавало Сато-сан сил.       Обзвонив трёх врачей, Куга поймал такси и отправился по адресу, выписанному из справочной книги. Этот врач был довольно стар, но значит, и более опытен. А ещё Куга надеялся, что в отсутствие телефона с графиком у него было свободнее, чем у других. Остановившись возле добротного деревянного дома, непонятно как вписанного в городской пейзаж, через десять минут Куга уже ехал обратно с доктором. Тот был наполовину лыс, носил куцые седые усы, а из-за широко расставленных глаз сильно напоминал краба. За всю дорогу он не сказал ни слова, а когда зашёл в гостиную, где на футоне лежала Сато-сан, Када захлопнула створку сёдзи прямо у Куги перед носом. Слегка удивлённо и даже как-то обиженно моргнув, он переглянулся с Макото, которого тоже выставили за дверь, после чего оба отправились пить чай на кухню.       Весь осмотр занял около получаса. Куга не знал, много это или мало в подобной ситуации, но не стал особо переживать: несмотря на свою молчаливость и несколько отталкивающий внешний вид, врач вызывал у него что-то вроде безусловного доверия. Выйдя из гостиной на кухню, тот уселся за стол между Макото и Кугой и стал писать на длинном жёлтом листе блокнота с таким видом, будто находился в комнате один. Переглядываясь между собой, эти двое поочередно заглядывали в свежие записи, но разобрать узкий почерк было непросто, особенно вверх ногами.       К Сато-сан Кугу снова не пустили. Када сказала, что у них нет практически ничего из того, что сказал купить доктор, так что спустя некоторое время Куга уже бодро наматывал круги по району, от одной аптеки к другой, периодически заворачивая в продуктовые лавки, дабы докупить кое-что к ужину. «С ума сойти, сколько всего!» — не уставая поражаться, вздыхал сам про себя он, чувствуя, однако, что ему уже намного лучше. Если начистоту, то визит Сато-сан и последовавшие за ним хлопоты стали настоящим спасением. Куга искренне радовался, что может сделать хоть что-то, помочь хоть как-то. К тому же, пусть на время, но ему удалось отвлечься от мыслей о происходящем в Отделении. По всей видимости, с тайной полицией Юко в некотором смысле могла совладать, и это вселяло надежду. К тому же она сказала, что это Юуки уговорил отпустить Сато-сан, а значит, с ним самим тоже всё не так уж и плохо?       Размышляя в этом ключе, Куга вернулся домой, обвешанный бумажными пакетами, и не настойчиво, но прямо спросил:       — Теперь-то я могу поговорить с нашей гостьей?       — Да, — шурша пакетом, ответила ему Када. Серьёзное выражение так и не покинуло её лица за всё это время. — Сейчас я сделаю всё необходимое и отправлюсь готовить ужин, а вы можете поговорить. Только не слишком долго. Ей вообще следовало бы поспать. Так что не утомляйте её.       Переодевшись, Куга некоторое время просто сидел на кухне, гладя Куро. Тот вёл себя не слишком спокойно, крутил головой и дёргал хвостом, но и спрыгивать с колен не собирался. За окном стало не то чтобы пасмурно, но тонкие серые облака понемногу заполняли небо от края до края, так что ранние сумерки были в тот вечер куда бледнее, чем обычно.       Когда Када вышла из гостиной, Куга пересадил выгнувшегося дугой кота на соседний стул и замер в каком-то полушаге от тонкой перегородки сёдзи. Это было вдвойне глупо: свет угасающего дня светил ему в спину, в гостиной наверняка хорошо было видно застывший в нерешительности силуэт. И всё же. Перед тем как войти, Куга ощутил недостойное, откровенно трусливое волнение. Во-первых, Сато-сан и правда могло быть значительно хуже, чем он мог себе представить. Хотя врач сказал, что из переломов у неё лишь две фаланги, а в ребре — только трещина, когда-то Куга слышал от знакомого студента-медика, что повреждения внутренних органов могут проявляться со временем. Что будет с ней завтра? Кроме того, одна мысль о её ногтях отдавалась неприятным тянущим чувством в кончиках пальцев.       Второй же причиной было решение разговорить на этот раз Сато-сан во чтобы то ни стало. Куга полагал, что, учитывая ситуацию, имеет на это полное право. Вот только спрашивать о Юуки в Отделении было откровенно страшно.       По какой-то давней, будто из прошлой жизни, привычке Куга пригладил волосы и только после этого отодвинул перегородку. Сато-сан лежала на футоне к нему боком. Глаза её оставались закрыты, но было понятно, что она не спит. Её тонкие длинные руки лежали поверх одеяла, но, увидев заново перебинтованные пальцы во второй раз, Куга уже не почувствовал продирающего холода под кожей предплечий. Задвинув сёдзи, он подошёл и сел рядом с футоном на колени. В квартире было тихо. Пока Куга раздумывал, с чего бы начать, женщина всё так же, не открывая глаз, сказала:       — Спасибо тебе за Макото.       — Ано… — замялся Куга. — Честно говоря, он нашёл меня сам. И рассказал о том, что случилось с вами. Так что он помог мне ничуть не меньше.       — Ты спас его, — будто не услышав, повторила женщина. Она открыла глаза, и, поймав её взгляд, Куга расхотел спорить дальше. Это не было ложной скромностью или скромностью вообще: он искренне считал, что не сделал ничего особенного. И всё же в данном случае Сато-сан было виднее. Будто убедившись, что возражений больше нет, та перевела взгляд на потолок и сказала:       — Я не смогу ответить на все твои вопросы, — теперь её голос звучал устало и глухо.       — Да, я знаю. — Куга чуть поёрзал, устраиваясь удобнее, и вытер вспотевшие ладони о ткань брюк. — Я хотел спросить о Юко. Как… Она выглядела так уверенно. Как она собирается помочь Юуки?       — Никак. — Сато-сан искоса взглянула на Кугу и вновь прикрыла глаза. — Она не может ему помочь. Никаких связей, которые позволили бы замять дело и вытащить Като оттуда, где он оказался, у неё нет.       Она замолчала, но Куга не стал уточнять или переспрашивать. Смутно, но он уже догадывался, что услышит дальше, и в неясном свете бра старался разглядеть мельчайшие оттенки эмоций на лице женщины перед ним. Та вдруг стала казаться намного старше, хотя внешне вовсе не была старухой. Скорее наоборот — её лицо всегда виделось Куге волевым и каким-то запредельно одухотворённым, словно за ним скрывалось ясное понимание своего места и цели в жизни. Если вдуматься, Юуки и его служанка были полнейшими антиподами.       — Если Юуки умрёт… Ты знаешь — он слабее, чем кажется, — тихо продолжила Сато-сан. Наверное, ей было действительно тяжело произнести это, потому как после она вновь заговорила увереннее, всё с тем же налётом отстранённости: — Если его не станет, Юко больше ничто не будет сдерживать. Она единственная наследница Киото, а муж, который боготворит её как Аматерасу — командующий местного гарнизона. Все полицейские в провинции, по сути, тоже подчиняются ему. К тому же многие из них родились в Киото.       — Но это не имеет смысла! — тут же возразил то ли ей, то ли самому себе Куга. — Едва ли у Юко получится добиться автономии. Или?..       — Ей это и не нужно, — тихо хмыкнула его собеседница. Она приоткрыла глаза так, что они остро блеснули в свете лампы, и едва заметно ухмыльнулась: — Но стоит ей начать, как за Киото последуют корейские колонии и Окинава. Хоккайдо тоже давно требует автономию. Во всеобщем хаосе северные острова поглотит Российская Империя. Проблемы посерьёзнее того, что сделал Юуки… В ближайшем будущем.       Последнее уточнение было, безусловно, важным и любопытным, но Куга решил поразмыслить об этом позже. В тот момент он так старался представить ситуацию с Юко во всех её проявлениях, мелочах и возможных исходах, что от усердия не заметил, как начал покусывать кончик большого пальца.       — Но… Неужели она действительно пойдёт на это? — наконец спросил он после долгой паузы. — Её дети, родители — что будет с ними?       На это Сато-сан, которая уже вновь успела притвориться спящей, неожиданно рассмеялась, и смех её был незлым, но снисходительным, как если бы она смеялась над вопросом трёхлетнего ребёнка. Впрочем, скоро она нахмурилась и умолкла — треснувшее ребро дало о себе знать. Длинно выдохнув, женщина сказала:       — Юко из тех людей, которые с лёгкостью могут поджечь дом, — она поймала взгляд собеседника, словно хотела проверить, понял ли тот её слова. При этом на её тонких губах вновь заиграла какая-то странная, почти дьявольская улыбка. — Чужой или свой — не важно, если это покажется им необходимым. Ты же видел её, не так ли? Благородная замужняя дама с двумя детьми. Но это всё ложь. На самом деле… Я никогда не видела человека, в которого бы вмещалось столько ненависти.       Она замолчала, собираясь с мыслями, и это было очень кстати. Куга и сам чувствовал, что перед продолжением ему нужна небольшая передышка. С одной стороны он был рад, что у Юуки есть такая сестра, с другой — их отношения явно были запутанней некуда, и судить об исходе всей ситуации было не то чтобы преждевременно… Куга бы сказал, что здесь любой прогноз будет выглядеть не лучше, чем предсказание гадателя на праздничной ярмарке. Увидеть своими глазами закат Империи ему вовсе не улыбалось, и, хотя такой сценарий всё ещё казался невозможной мрачной фантазией, по сути, Куга был полностью согласен с логикой Сато-сан.       — Юко была такой с самого детства, — женщина чуть повернула голову и теперь смотрела на бра, щуря глаза от сияния нити накаливания, словно пыталась разглядеть что-то в далеке минувших лет. — Вспыльчивый и очень смелый ребёнок, по-настоящему бесстрашный. Многие, даже её родители, думали, что она просто хочет быть похожей на мальчишек, хочет быть такой же, как её братья. Но нет, не так. Она хотела доказать, что лучше них. Сильнее, ловчее, хитрее. Она терпеть не могла, если, играя с ней, кто-то начинал поддаваться. Делала всё наоборот, если слышала «нельзя». Помню, как-то раз она пожаловалась, что оби на её кимоно затянули слишком туго, на что служанка, которая её одевала, улыбнувшись, ответила: «Знаете, как говорят? Родился девочкой — терпи». Это просто расхожая пословица, но Юко так разозлилась, что взяла булавку и проткнула служанке руку насквозь, а потом сказала: «Вот и терпи!»       Она прервала рассказ и вздохнула, как вздыхают о давно ушедшем.       — Никто не понимал, в чём дело. Все считали это причудами избалованной девочки. Все, кроме Юуки. Он никогда не разговаривал с ней как с маленькой или несмышлёной. Не то чтобы больше так никто не пробовал поладить с ней, но все они притворялись, а Юуки был искренен. Её проблемы не казались ему глупостями. Юко просто обожала его. Она надеялась, что в будущем брат защитит её от всего мира, что он освободит её и даст жить так, как она хочет. Но при первой же возможности он уехал в столицу, и пусть он никогда не забывал про Юко, она не могла поехать вместе с ним и чувствовала себя брошенной. А потом, когда он сменил фамилию… Даже не представляю. Наверняка ей было ужасно тяжело. Единственный человек, который мог унять её ненависть к целому миру, предал её, просто сбежал, оставив совершенно одну, — она запнулась на пару секунд и грустно добавила: — Он ведь действительно сбежал, вот только Юко до сих пор не вполне понимает от чего.       «И эта обида гложет её и по сей день», — Куга не был уверен, что услышал это. Слова вспыхнули в сознании будто сами собой, как петли нити накаливания в лампе, прозвучали голосом Юуки, как отрывок их разговора в последнюю встречу.       — Думаю, гораздо больше, чем какого-либо наказания для Юуки, она просто хочет вернуть его себе. — Женщина попыталась сменить позу, но вновь поморщилась и, приложив ладонь к боку, осталась лежать как прежде. — В некотором смысле. А тут такая возможность. Ведь сейчас его судьба во многом действительно зависит от неё. Она сделает всё. Только не для того, чтобы спасти брата, а чтобы заставить его почувствовать себя зависимым. Она как в детстве хочет сказать: «Смотри, какой сильной я стала. Никто мне теперь не указ, и я могу делать всё, что пожелаю. А ты не справился». Нет, если у неё и не получится спасти Юуки, она убьёт его сама.       — Да, кажется, тут уже ничего не поделаешь, — покачал головой Куга. Прозвучало печально, но губы дрогнули, складываясь в немного отрешённую улыбку. Что бы ни происходило в голове Юко, брат не был ей безразличен. И, что особенно важно, небезразличен по личным причинам, а не как непутёвый родственник и вдруг свалившаяся на голову проблема.       — Так и есть, — с готовностью согласилась Сато-сан. — Я уже рассказывала всё это, но, кажется, меня не восприняли всерьёз, — она пошевелила пальцами и тихо хмыкнула. — Что ж, сейчас главная задача Юко — быть как можно более убедительной.       — У неё отлично получается, — улыбнулся в ответ Куга.       Очередной августовский день в Эдо начинался как обычно. Если верить календарю, лето близилось к своему исходу, но солнце всё так же продолжало глядеть на город из-за редких облаков и гладить спины спешащих людей своими тёплыми ладонями, уже привычно обещая жару к полудню. В воздухе ещё совсем не пахло осенью, отчего начинало казаться, что теперь так будет всегда: ни багряная осень, ни сонная зима никогда больше не настанут, а уже прошедшие будут единственными, о которых смогут помнить.       Куга миновал стеклянные двери Управления ровно за пять минут до начала рабочего дня. Ему не хотелось привлекать внимания опозданием ли или же, напротив, ранним приходом, но по большей части он просто пытался вспомнить, как делал это раньше. Всё теперь казалось таким далёким и странным, словно привычная жизнь, которая вдруг оборвалась меньше недели назад, была цветной картинкой, а Куга смотрел на неё сквозь стеклянную призму и видел нечётко и вверх ногами. То, что раньше он делал на автомате, не думая вовсе, теперь приходилось по нескольку раз прокручивать в голове. Так, Куга успел не единожды представить, как вытаскивает и показывает пропуск охраннику, прежде чем действительно сделать это. Со стороны всё выглядело более чем заурядно, но в тот день Шинго заранее был обречён на неудачу: слиться с толпой было больше не в его силах.       Эти взгляды нельзя было назвать красноречивыми. Куге казалось, что он стоит на дне реки в полной темноте, а вокруг него вьётся косяк рыб. Даже не их тела, всего лишь завихрения от их движений касались его со всех сторон, но что это значило? Пересекая круглый холл первого этажа, стоя в лифте, спеша на рабочее место, Куга чувствовал, что на него смотрят. Разговоры при его приближении не обрывались, но становились на тон тише, идущие навстречу люди подчёркнуто смотрели перед собой, а те, с кем Куга здоровался сам, задерживались с приветствием — пусть только на краткий, почти неуловимый миг, но это было заметно. Как будто, прежде чем ответить, они решали в голове какой-то математический пример — не сложный, но крайне необходимый.       Куга не стал заходить к себе в комнату, а сразу постучал в кабинет Ичиро и, не дожидаясь ответа, вошёл. Ичиро выглядел, в общем, как всегда. При появлении Шинго его лицо за какие-то секунды сменило несколько выражений, от радости до настороженности, и в конце концов остановилось на напряжённой сосредоточенности.       — Садись, — вместо приветствия сказал он, кивнув на кресло. — Рад тебя видеть, но пришёл ты зря.       — То есть? — ещё недавно на такое заявление Куга удивлённо выгнул бы бровь или хмыкнул, но теперь даже губы как будто едва шевелились, произнося слова.       — А сам не видишь? — ещё больше нахмурился Ичиро. Он быстро, почти яростно покрутил карандаш в пальцах и, не найдя другого выхода своим эмоциям, встал из-за стола, принявшись расхаживать туда-сюда.       Куга не придумал, что ответить. Он видел, замечал, однако не вполне понимал, что всё это значит. Как ему следует вести себя теперь? Сам он пытался притвориться, что ничего не случилось, но вокруг что-то продолжало происходить. Так чего ждали все эти люди? Что он будет следующим?       — Я же говорил, что тебе пока лучше здесь не появляться, — наконец продолжил Ичиро. Он остановился, перестал раздражённо сопеть и теперь буравил Шинго взглядом, будто видел впервые и пытался найти что-то в его лице.       — Послушайте, в чём дело? — совершенно спокойно, едва ли не по слогам начал Куга. — Будний день, у вас в штате я вроде бы всё ещё числюсь. Никаких повесток мне ниоткуда не приходило, если вас это беспокоит. Так что?       Ичиро удивлённо моргнул и выдохнул, становясь как будто меньше в плечах. Он сжал спинку собственного кресла, скрипнув толстой кожей, и сказал уже тише:       — Да… Наверное, ты прав, — он ещё немного задумчиво поскрипел обивкой, после чего сел и сцепил пальцы в замок. — Прости. Я просто очень за тебя переживаю. Из-за всего этого.       Не разнимая пальцев, он провёл руками по волосам и почти мученически возвёл глаза к потолку. Это могло бы выглядеть забавно, если бы не было столь искренне.       — Ты бы знал, каких усилий мне стоило не написать твоему отцу, — откровенно пожаловался Ичиро. — До сих пор.       — Спасибо, — кивнул Куга. — Я сам обязательно свяжусь с ним в ближайшее время. А пока не могли бы вы рассказать, что здесь происходит?       Ичиро вновь нахмурился. Он взял многострадальный карандаш, постучал его тупым концом о стол, пытаясь подобрать слова, которые, очевидно, ему не нравились все до одного, после чего невнятно пробубнил:       — Ты стал национальным героем.       — Что? — от искреннего удивления, на грани панического непонимания голос скакнул на октаву выше. Куга поспешно закрыл рот и во все глаза уставился на шефа в ожидании пояснений. Ичиро снова постучал карандашом, затем с шумным вздохом провёл ладонью по лицу и, отложив мешающую вещицу, сказал уже чётче:       — Все думают, что это ты как-то подставил или просто сдал Като. Узнал что-то и написал анонимку, а может, даже изначально собирался это сделать…       — А вы так не считаете? — резко прервал его Куга. Он вовсе не был зол на шефа, но его слова вызвали такую яростную волну протеста, что Куга почувствовал, как его собственные глаза недобро сужаются, а взгляд становится презрительно колючим.       — Не считаю, — отрезал Ичиро. — Я рад, если тебе удалось избежать неприятностей, но для других твоё появление здесь целым и невредимым — лишь доказательство всех этих дурацких теорий.       — Но…       — Послушай, — вопреки собственным словам, Ичиро ненадолго прикрыл рот рукой и уставился куда-то в дальний угол кабинета. На его лице проскользнуло что-то похожее на страх. Видимо, решив, что всё делает правильно, он опустил ладонь по подбородку и, глядя на Шинго исподлобья, на тон ниже и очень серьёзно начал: — Я тебя очень прошу, пусть они так и думают. Тебя опасаются и будут держаться на расстоянии. И хорошо! Подыграй им. Пройдёт месяц-два и всё забудется.       В его словах определённо был смысл. Вот только Куге от этого здравого расчёта было тошно. В нём снова говорили эмоции, и вместо того чтобы благодарить за разъяснения, хотелось что-нибудь сломать, а ещё лучше — выбросить в окно, наблюдая, как предмет разлетается на части с грохотом и треском.       — Вот значит как, — процедил он сквозь зубы. И всё бы ничего, но Ичиро в тот момент тоже был далёк от спокойствия.       — А как ты хочешь? Как?! — по-настоящему заорал он, наплевав на то, что его могут слышать в коридоре. — Ты-то сам можешь объяснить, почему всё ещё здесь, а не в застенках Отделения? Во что ты влез? Ты хоть сам-то это до конца понимаешь?!       Не ожидавший такого от шефа, Куга замер с вытаращенными глазами, вжавшись в куцую спинку кресла. Он не был напуган, скорее просто не ожидал, что заставил так переживать за себя, и искренне сожалел об этом. Сам же смысл слов практически не достиг его. Так и не дождавшись какой-либо реакции, Ичиро перевёл дух, поправил съехавший галстук и безрадостно резюмировал:       — Вижу, что нет.       «Какая теперь разница?» — подумал Куга, кивая. Ещё какие-то мгновения назад он злился: из-за того, что узнал, из-за того, что предлагал ему Ичиро. Но теперь всё это куда-то подевалось. «Какая разница, что будет дальше?» — эта мысль, словно распухшая в воде вата, заполнила всё пространство черепной коробки и не оставила места ни для прогнозов на будущее, ни для эмоций. Если бы Куга читал книгу, на этом месте он без всяких сожалений закрыл её, забыв заложить закладкой, и отправился куда-нибудь в парк наблюдать за воскресным течением жизни.       — Вот что, — окончательно успокоившись, осторожно начал Ичиро. Всю долгую паузу он внимательно следил за Шинго, и тот даже смотрел на него в ответ, но едва ли замечал это. — Сегодня, раз пришёл, не уходи. Но с завтрашнего дня и до конца недели у тебя отпуск по болезни. Ты меня понял?       — Спасибо, что не писали отцу, — почти невпопад бросил Куга, прежде чем подняться и выйти, тихо прикрыв за собой дверь.       Кобаяси в комнате не было. Поздоровавшись со стариком Танакой, Куга опустился на своё место и некоторое время тупо глядел на бумаги, в беспорядке разбросанные по всему столу: начало опиумного проекта. Перед тем как уйти со службы и отправиться искать Юуки в Рейбьоко, он не удосужился даже сложить их в папку.       Избежать этого было бы невозможно, и, сантиметр за сантиметром, Куга медленно поднял глаза от бумаг к окну. Комнату Юуки по-прежнему скрывала плотная завеса жалюзи. Ничего нового. Должно быть, в свете недавних событий кабинет главы цензуры перетряхнули вверх дном и не один раз, но так можно было представить, что ничего не произошло, что Юуки просто куда-то уехал или же отчего-то был с самого утра не в настроении.       Куга попросил себя так не делать.       Танака-сан молчал, низко склонившись над своим столом. Казалось, спонтанное исчезновение Куги, равно как и его неожиданное возвращение, не вызвали его интереса. Возможно, старик вообще не был в курсе всей этой истории? Перестав разглядывать его, будто в ожидании какого-нибудь вопроса, Куга отвернулся к себе и покачал головой. Танака-сан был просто куда тактичнее любого из обитателей Управления.       Кобаяси так и не появился к обеду. Чем занимался всё это время Куга, он и сам бы не смог сказать. К нему вернулась нервозность, а необходимость быть собранным, как дома, практически пропала. Мир превратился в разбитое зеркало, газетными обрывками мельтеша перед глазами, в то время как в голове эхом отдавались разговоры последних двух дней. Вообще-то Куга и правда читал газету, которую, скрупулезно следуя обыденной линии поведения, взял внизу. Но про Като там по-прежнему ничего не было.       Нужно было попытаться вернуться к работе или что-то вроде того. Едва ли Ичиро ждал от него хоть что-нибудь в ближайшее время, но элементарно навести порядок казалось хорошей идеей. Это действительно успокаивало, но, закончив, Куга вновь ощутил, что начинает злиться. «Да, пожалуй, это единственное, что ты теперь можешь», — прозвучало в голове голосом Юко. Визит в Управление всё больше начинал выглядеть ошибкой. Да, дома атмосфера была не самой позитивной, но на что он надеялся, отправляясь сюда? Видеть кого-либо не хотелось, — хотелось закрыться где-нибудь, отгородиться от всего мира чем-нибудь понадёжнее двери съёмной квартиры. В то же время Куга чувствовал какое-то извращённое любопытство: он был бы не прочь поговорить с кем-нибудь, кто считает, будто исчезновение Юуки — его рук дело, но вовсе не был уверен в том, что сможет адекватно вести себя после.       «…опасаются и будут держаться на расстоянии», — сказал Ичиро.       Надо же. Совсем как Като.       Была ещё только половина двенадцатого, когда дверь в комнату распахнулась, явив на пороге чрезвычайно взбудораженных, но озирающихся с опаской Сатоши и Такаюки.       — О, ты и правда здесь, — неуверенно начал Араи, просто чтобы хоть что-то сказать.       — Где же мне ещё быть? — криво усмехнулся в ответ Куга. В тот момент он выглядел не слишком дружелюбно, но в глубине души понимал, что рад появлению этих двоих. Они были как никогда вовремя.       — Да кто тебя знает, — хитро разулыбался Сатоши. В отличие от Такаюки, который продолжал неловко мяться в коридоре, он широким шагом пересёк комнату и, похлопав Кугу по плечу, сказал: — Пойдём — поделишься впечатлениями.       Фраза звучала излишне жизнерадостно, но Куга не стал сопротивляться.       Они пересекли аж полтора квартала, прежде чем Сатоши кивнул на более-менее приличную закусочную. Как и предполагалось, никого из Управления здесь не было. Есть не хотелось. По привычке Куга хотел заказать кофе, но вдруг передумал и, ругая самого себя за такую дурость, хотя здесь они с Юуки, кажется, ни разу не бывали, попросил просто чёрный чай.       Эти двое вели себя странно. Такаюки смотрел недоверчиво, опустив голову, словно перед прыжком, Сатоши же сиял улыбкой и едва не подмигивал, бросая на Кугу странные взгляды, будто давеча они на пару что-то задумали. На Такаюки же он не смотрел вовсе. По дороге эти двое не перебросились и словом, и теперь, даже сев вместе напротив Куги, постарались отодвинуться друг от друга как можно дальше. Наверное, догадаться, в чём дело, было не так сложно, но Куга не чувствовал в себе сил думать над очередными вывертами привычной реальности.       — Вы хотите знать, что произошло, — сказал он, будто бы забыв добавить вопрос. Ресурс интонаций оказался исчерпан.       — Не пойми неправильно, но нас уже достали буквально все. Ну, по поводу того, что случилось, — Такаюки прервал свою оправдательную речь, отвёл глаза и, почесав висок указательным пальцем, через силу добавил: — С тобой.       — Да-да, — активно закивал Сатоши. — Всем так интересно, что нас даже отпустили раньше. Ну, как стало известно, что ты вернулся, так…       — Да все и так в курсе, — сделав глоток чая, Куга отодвинул чашку, пододвинул скрябнувшую по столу пепельницу и потянулся в карман за зажигалкой.       — О! — едва ли не с придыханием выдохнул Сатоши. Брови его взлетели на пол-лба выше, и спустя пару секунд восторженной паузы последовало не менее воодушевлённое продолжение: — Так это всё правда! Обалдеть. А Араи вот не верит. Ему все говорят, а он не верит.       Сатоши негромко рассмеялся, а Куга, прикурив, выжидающе взглянул на Такаюки. Тот неуютно повёл плечами, отвернулся к окну, шумно выдохнул и, махнув рукой, наконец пробубнил что-то вроде: «Какая уж теперь разница».       От такой реакции Куга ненадолго завис, а затем удивление сменилось на живейший интерес. Такаюки выглядел так, словно на расстоянии вытянутой руки перед ним творилось что-то ужасно мерзкое, но хорошее воспитание не давало помешать этому или выразить своё недовольство. Чуть наклонившись над столом, Куга широко раскрытыми глазами уставился на приятеля и спросил:       — Тебе неприятно сидеть здесь вместе со мной?       На это Такаюки снова как-то неопределённо повёл плечами и нехотя взглянул на Шинго.       — Нет. Почему? — вопрос отстал от отрицания на добрых полторы секунды. Бросив взгляд на собственные колени, Такаюки, будто бы извиняясь, добавил: — У тебя ведь не было выбора, да?       — Что значит «не было выбора»?! — мигом вскинулся Сатоши. Кто-кто, а уж он чувствовал себя просто прекрасно, и в первую очередь потому, что его картина мира не имела не то что дыр, но даже швов. Восклицание Такаюки как будто проигнорировал.       — За что забрали Като и Такеду-сан? — очень серьёзно спросил он, уставившись на Кугу в ответ. Его взгляд был столь пронзительным и вместе с тем открытым, с какой-то подкупающей прямотой и жаждой справедливости, словно у самураев из средневековых легенд, что Куге очень захотелось сказать ему правду, чего бы это ни стоило. Но дело было в том, что правды не знал и он сам.       — Я не могу вам рассказать, — покачав головой, негромко ответил он.       — Вот видишь? — Такаюки тут же откинулся обратно на спинку стула и повернул голову, обращаясь исключительно к Сатоши. — Секретность. Он работает на них.       — Да ладно! — задохнулся от очередного приступа восторга и удивления Сатоши. — Ну ты, конечно… Не ожидал от тебя. Кажется, мы были слишком беспечны, да, Араи-кун? — он снова рассмеялся, не обращая внимания, что приятель не разделяет его веселья и смотрит на Шинго уже откровенно недобро. — А как ты к ним попал?       — Что, тоже хочешь? — выпустив клуб дыма, хмыкнул Куга. Это должно было стать едкой усмешкой, но интонации окончательно решили покинуть его голос.       — Даже не знаю. Если хорошо платят… — задумчиво протянул Сатоши. — В любом случае, спасибо, что так быстро отпустили Та-тян. Она испугалась, конечно, но главное, что с ней всё в порядке. И этот теперь… Подальше от неё.       — Нагаяма… — всё же попытался одёрнуть его Такаюки, но это было уже неважно. Куга поднялся с места и, оставив на столе небольшую монетку, сказал:       — Мне пора. Не провожайте.       Он вышел из закусочной и, подставив лицо солнцу, неспеша пошёл вниз по улице. Слова Сатоши не разозлили и не огорчили его. Вовсе нет. Просто он вдруг понял, что сказать ему больше нечего. Ни этим двоим, ни кому-либо ещё. Он подумал о Юуки, пытаясь представить его как можно точнее, вообразить, что тот сейчас делает, и от души пожелал ему ещё немного сил. Теперь Куга отчего-то был совершенно уверен — у них с Юко всё получится, надо лишь идти до конца. «Мне всё равно, отчаялся ты или…», — как-то так он сказал Като в начале мая, когда пытался донести, насколько тот важен для него. Но прикрывая глаза от сияния разморенного августовского солнца, Куга просил всех известных и неизвестных ему богов, чтобы Юуки не сдавался, не опускал руки, как только убедится, что всем, кто ему дорог, больше не грозит опасность. Что бы ни было, всё пройдёт, а затем будет другая жизнь. В чём-то хуже, а в чём-то, может быть, и лучше. Главное, что она будет. Ведь будет же?       Попадись на пути какой-нибудь храм, пусть даже полузаброшенный и маленький, Куга бы непременно зашёл в него. Но ничего похожего здесь не было, и, дойдя до Управления, Куга почувствовал, как на него снова плотным облаком опускается апатия. Он так хотел помочь, что как будто действительно отдал бо́льшую часть сил и теперь казался сам себе лишь пустой оболочкой.       Впрочем, было и кое-что ещё. Только что он потерял двух людей, с которыми хорошо ладил и общался, но, вопреки этому, Куга ощущал что-то вроде радости. Что-то светлое, походящее на пресловутый свет в конце тоннеля. И хотя идти по направлению к нему Куга не собирался, сам факт наличия чего-то отличного от заполонившего всё вокруг мрака обнадёживало. Злость, разочарование и презрение Такаюки, этого невзрачного потомка древнего самурайского рода, сильно задели его. Его категоричная нетерпимость к подлости и предательству красиво сияла, режа глаза на фоне всеобщего пугливого затишья и настороженно-ехидных пересудов. И самое главное — его неверие в то, что Шинго в принципе мог оказаться способен на это. Иронично, но именно теперь Куга с уверенностью мог бы назвать Такаюки своим другом.       Миновав турникеты Управления в положенные четыре минуты шестого, Куга ещё около часа кружил по близлежащему району. То, что собственная квартира стала убежищем для ещё пары, по сути, малознакомых людей, на удивление не напрягало его, вовсе нет. Дело было в нём самом. Замкнутое пространство, стоило остаться в нём хоть ненадолго, почти осязаемо заполнялось тяжёлыми мыслями и тревожными ожиданиями так, что ещё немного — и стены начали бы выгибаться наружу, как стенки раздутого от бумаг портфеля. Хаотично передвигаясь по городу среди безразличных к нему прохожих, Куга чувствовал себя спокойнее. Когда окончательно стемнело, он свернул на очередном перекрёстке и внезапно оказался у отеля, где остановилась Юко. Сочтя это за знак, Куга вошёл, следуя приглашающему жесту швейцара, и оказался в холле с начищенным до блеска полом.       День в Управлении и долгая прогулка измотали его, и потому, миновав стойку администратора, Куга закрыл за собой прозрачную дверцу телефонной кабинки и по памяти набрал номер.       Трубку взяли практически сразу, но отвечать не спешили. Где-то вдалеке слышался разговор, слова которого постепенно звучали всё громче, а затем Куга наконец узнал голос Юко.       — Нет, пока не знаю, — динамик передал глухой стук, после чего раздалось уже совсем чётко: — Это Шинго?       — Да. Добрый вечер.       — Добрый вечер, — как будто немного передразнила Юко, но, тут же вернувшись к нейтральному тону, в котором явно чувствовалась усталость, продолжила: — По правде говоря, мне нечего тебе рассказать.       — Вот как. А…       На какие-то мгновения Куга по-настоящему испугался, что с этого момента ему действительно больше ничего не расскажут, но всё оказалось куда проще:       — С ним всё в порядке, но не сказала бы, что его стараниями. — Юко тяжело вздохнула, но уже почти без той злости, что во время предыдущего их разговора. — И кстати, будет ещё лучше, если ты поможешь.       — Помогу? — радостно выдохнул Куга. — Как?       Повисла долгая пауза. Люди, с которыми Юко разговаривала до этого, либо ушли, либо смиренно ждали окончания звонка, так что Куга мог слышать, как его собеседница неровно дышит, обдумывая свой ответ.       — Он знакомил тебя с кем-нибудь… Как бы это сказать, — осторожно начала она, ненадолго замолкая едва ли не после каждого слова, отчего под конец у Куги даже начался лёгкий мандраж. — С кем-нибудь вроде себя самого?       На этот раз уже Шинго пришлось взять тайм-аут. Ситуация выглядела безобразно похожей на его разговор с Маруямой. Только теперь на месте Эйки был он сам, а Юко превратилась в самого Кугу, отчаянно пытающегося вызнать хоть что-нибудь. Осторожность явно не была лишней, в этом Юко была права, но действительно ли станет лучше, найди она Зеро? В этом Куга сильно сомневался. Однако если говорить о доверии, то здесь Юко выигрывала у Зеро, что называется, в сухую.       Куга кашлянул и ответил как можно увереннее, даже с некоторым нажимом:       — Да. Думаю, да.       — С кем?       — Этот человек назвался выдуманным именем, — Куга тяжело вздохнул то ли от того, что повторял это уже в который раз, то ли действительно сожалея, что не может помочь. — Это было на вечеринке, так что…       — Понятно, — оборвала Юко. — Ты сможешь узнать его? Описать?       — Да.       — Ты встречался с ним после?       Разговор всё больше начинал походить на допрос. «Генеральная репетиция», — невесело усмехнулся про себя Куга.       — Нет.       — Очень жаль, — как бы размазывая слова, протянула Юко. — Тогда…       Потеряв надежду услышать что-нибудь стоящее, она собиралась прощаться, но, представив, как отправится домой, Куга поспешил окликнуть её:       — Сузухана-сан, постойте! — Он на секунду замялся, но даже при очевидной нелюбви Юко к Сато-сан на ум не пришло ничего лучше, чем обрисовать ситуацию как она есть: — Служанка Юуки, она по-прежнему у меня. Мы вызывали врача и ей уже вроде бы лучше, но я не об этом. Я вовсе не против, чтобы она оставалась здесь, но когда всё закончится… Юуки ведь…       — Да. Едва ли он вернётся в тот дом в Киёмори, — отчеканила Юко, и в её решительном тоне, отрицающем малейшую возможность того, что всё снова встанет на свои места, Куге послышалась угроза. «Киёмори? Скорее уж Киото…» Будто вторя его мыслям, Юко сказала: — Когда она будет в состоянии, отправь её в Киото. Я переведу деньги завтра. И за врача тоже.       — Это вовсе не обязательно, я… — попытался возразить Куга, но единственным его слушателем, как всегда в разговорах с Юко, стала череда коротких гудков.       Все мрачные мысли и запутанные рассуждения, которых по пути до дома вновь набралось великое множество, ненадолго отошли на второй план. Едва переступив порог собственной квартиры, Куга даже скорее не услышал, а почувствовал, что вокруг слишком тихо. Он осторожно прикрыл за собой дверь и, подражая тишине вокруг, медленно и бесшумно снял ботинки. Кады и Макото дома не было. Не то чтобы эти двое постоянно чем-то гремели и громко разговаривали, но вместе с ними из квартиры пропало какое-то суетливое оживление.       То, что щель от двери в гостиную слабо светится, Куга заметил не сразу. Он заглянул внутрь и увидел Сато-сан. Та сидела, привалившись спиной к стене, и читала какую-то книгу в тусклом свете бра.       — С возвращением, — произнесла она, не глядя на собеседника. Запоздало вспомнив, что в своей секундной паранойе забыл сказать «Я дома!», Куга ещё раз оглядел комнату и спросил:       — А где Када и Макото?       — Должны уже скоро вернуться. — Дочитав страницу, Сато-сан закрыла книгу и наконец посмотрела на Шинго. Смерив его каким-то оценивающим взглядом, она продолжила: — Я отправила их в Киёмори. Забрать некоторые вещи, да и вообще… Им необходимо было развеяться.       — Развеяться в Киёмори?! — состыковал для себя Куга. От удивления глаза разве что на лоб не лезли, однако Сато-сан была совершенно спокойна.       — Не пешком, разумеется, — фыркнула женщина. — А что до остального, поверь, мы втроём никому больше не интересны.       На это Куга не нашёл, что ответить. Он тяжело вздохнул, думая о том, что до домработницы главы цензуры ему как до луны, и сел рядом с футоном Сато-сан. Какое-то время они просто молчали, глядя друг на друга. Каждый — по-своему устало, и оттого с взаимным пониманием. После долгой прогулки было приятно даже и просто сидеть, но сидеть вдвоём было как-то приятнее. Пусть в этой компании и нельзя было забыть о происходящем.       — Я всё же не совсем понимаю, — не торопясь начал Куга после бесконечно долгой паузы. — Почему Юуки сменил имя? Если уж на то пошло, после смерти брата он действительно мог стать полноправным главой семьи, как того хотела Юко.       На мгновение Куге показалось, что от него ожидали чего-то другого, но затем Сато-сан мягко улыбнулась и, покачав чему-то своему головой, начала точь-в-точь как её хозяин — издалека:       — Юкихиро был счастливым ребёнком, — с материнской нежностью сказала она, как и в предыдущий раз, уплывая взглядом куда-то далеко в прошлое. — От него никто ничего особенно не ждал. За ошибки его не бранили, а успехи не воспринимали как должное. В его брате все видели наследника, тогда как Юко должна была выйти за Тетсу-сама…       — Что?! — от удивления Куга подался немного вперёд и приоткрыл рот, готовый возразить, что ему, должно быть, послышалось, но продолжил молчать под гнётом зудящего ожидания пояснений.       — Да, как в стародавние времена,* — без намёка на шутку кивнула Сато-сан. — Что до старшего брата, он погиб при очень странных обстоятельствах, и Юуки не хотел стать следующим без времени скончавшимся Фудзивара. Отчасти поэтому, отчасти — по другим причинам, но он решил самостоятельно уйти в сторону, став Като. Ну а Юко… Вместе с ней в Эдо уехала бы и вся самостоятельность Киото, а она сама так и осталась бы безвольной марионеткой и чужачкой. Ей удавалось тянуть с этим до последнего, но, когда откладывать дольше было уже невозможно, она вдруг вышла за этого вдовца-командира, человека, куда ниже её по статусу, но…       — Но теперь она и правда больше всего похожа на главу семьи, — заметил на это Куга. Без сомнения, куда более загадочной и непонятной во всей этой истории пока что выглядела судьба старшего брата Юуки. Но «новостей» было слишком много, и Куга, ещё не отошедший от возможной женитьбы Юко и Тетсу-сама, продолжал думать лишь в этом направлении. К тому же с Юко он был знаком, и та была куда ближе и реальнее во всех смыслах.       — Так и есть, — просто согласилась Сато-сан. — В городе её называют «хозяйка». Но не со злобой и не с ехидством. Юко не умеет любить, но похвала, чужое восхищение и обожание успокаивают её. Лаской можно отвлечь тигра, но нельзя уничтожить желание рвать людей на части. Такова его природа. Рано или поздно это всё равно случится. Признание — пожалуй, это и есть самое приятное в её жизни, так что она изо всех сил старается быть любимой своими людьми.       Она замолчала, но Куга не стал спешить с дальнейшими расспросами. Пытаясь осознать услышанное, он, сам того не замечая, принялся грызть ноготь на большом пальце. Он не мог и предположить, что однажды встретит такого человека, как Юко. Да что уж — он и представить не мог, что бывает такое. Что такая сила воли, решительность и непримиримость с судьбой могут сочетаться в одном человеке в столь гипертрофированной форме и не разорвать его на части за первые два десятка лет. Но не верить Сато-сан причин у него не было. Более того, собственные впечатления гармонично дополняли её рассказ.       — А что же родители? — Куга поднял глаза на собеседницу. Заметив, что грызёт ноготь, он поспешно спрятал руку между колен, словно школьник, и продолжил: — Этот дом — Юуки сказал, что снимает его. Получается, деньги идут к ним?       Женщина ненадолго задумалась. Её чистый лоб внезапно прорезала глубокая морщина, а Куга запоздало подумал, что о таких вещах служанка вполне может и не знать. Но Сато-сан, очевидно, не была обычной прислугой.       — Не совсем так. Они идут в Киото, туда, где Юуки сможет их забрать, что бы с ним ни случилось. На официальном счету Като денег едва хватит, чтобы снять квартиру вроде твоей на полгода. Как же это называется?.. — она попыталась прищёлкнуть пальцами, но привычное движение отразилось на лице болезненной гримасой, а Куга вдруг с кристальной ясностью понял, за что её так не любит Юко. Осознанно или нет, она завидовала этой, пусть не самой обычной, но всё же служанке. Та была, по сути, никем, и именно это позволило ей уехать в другой город вслед за человеком, которому она была бесконечно преданна. Какие бы отношения ни связывали этих двоих, Юуки взял её с собой, единственную из прошлой жизни, а Юко осталась за бортом.       — Можно сказать, он инвестирует в Киото. Его деньги, они в новых больницах и школах, в остающихся на прежнем уровне налогах. С распоряжения Юко, разумеется.       Кажется, Сато-сан хотела сказать что-то ещё, но в замочной скважине загромыхал ключ, а следом прихожую наполнило шуршание пакетов, звуки сбрасываемой обуви и голоса.       Во вторник идти на службу Куга не собирался. Ичиро был прав, и был прав даже слишком. Кроме того, возвращаться в атмосферу кишащего взглядами аквариума не хотелось. Стоило Куге вспомнить об этом, хотя бы о самом факте того, что теперь думали о нём в Управлении, как руки продирало мерзкой дрожью, а следом приходило желание помыть их с мылом.       Но в то утро пришлось проснуться даже раньше обычного. Это становилось уже какой-то традицией, но в этот раз Куга не ждал гостей. Продрав глаза, он накинул халат поверх пижамы и, не заботясь о своём внешнем виде, пошёл открывать. По пути из спальни в прихожую в голове крутилось лишь: «Давно пора» и «Не спится же им». Но, решительно распахнув дверь, на пороге Куга увидел вовсе не следователей из тайной полиции и даже не почтальона с повесткой. Откровенно говоря, даже явись к нему в такую рань Зеро и Юуки с сестрой одной компанией, Куга удивился бы куда меньше…