QWERTY

      — Что ты хотел тогда мне посоветовать?       Куга облокотился на пыльное стекло телефонной будки. Он было потянулся за сигаретами, но тут же передумал: открывать дверцу не хотелось — перекрёсток в центре города около семи вечера гудел клаксонами, скрипел рессорами и шумел голосами ещё громче, чем обычно, отчего Куга скорее догадался, чем действительно услышал, как Ватару тихо рассмеялся на другом конце провода:       — Рад, что у тебя всё получилось.       — Ты уже знаешь.       Дождавшись окончания квартала и завершив все дела с отчётностью, Имаи наконец решил порадовать «неожиданной» командировкой в Кобе.       — Узнал только что.       Куга скрипнул зубами. Ватару уже говорил, что в данном случае работает один — едва ли известия доходили до него с такой скоростью. И всё же Куга звонил ему вовсе не для того, чтобы поделиться новостью. Получив задание от Имаи, он как-то вдруг вспомнил слова Ватару о том, что их с Ноа авантюра вовсе не так безопасна, как хотелось бы. Пока время ещё было, об этом определённо следовало узнать как можно больше.       — Что до совета, то ты, считай, ему и следовал, — Ватару причмокнул губами, видимо, раскуривая трубку, и не спеша продолжил: — Отпуск у тебя нескоро, отгулы, несмотря на свою бурную «личную жизнь», брать ты не стал… В конце концов Имаи надоело смотреть на твою кислую рожу, и он решил отправить тебя на курорт.       — На курорт? — с подозрением переспросил Куга. Командировка по делу компании-исполнителя госзаказов представлялась ему довольно ответственным делом.       — Да брось. Ты видел повод для проверки? Твой Имаи считает это простой формальностью. К тому же ты на его веку не первый, кто туда отправляется.       — Ты хочешь сказать…       — Хочу сказать, что никогда ничего серьёзного там не находили. А что касается самой поездки, то гостей там любят. Настолько, что времени заниматься собственно делом у тебя, пожалуй, и не будет.       Куга закинул в автомат ещё одну монету, но продолжать разговор не спешил. Всё это было не слишком хорошо: разумеется, он имел полное право потребовать какие угодно документы, но вызывать лишние подозрения не хотелось. Там, в Кобе, следовало вести себя максимально ожидаемо и дружелюбно, однако тогда их с Ноа план мог пойти прахом, ведь никакого разумного объяснения, откуда можно было узнать всё то, что в итоге и должно было пустить концерн Тогава ко дну, в таком случае бы придумать не удалось.       — А в конце мне дадут готовый отчёт и нужно будет просто отвезти его Имаи?       — Вроде того.       Куге показалось, что на заднем плане он расслышал чей-то голос. Почему-то представлять Ватару в кругу семьи было странно. Но ещё более странно выглядел вариант, что тот разговаривает в присутствии каких-то гостей. Хотя это могло быть обрывком разговора прохожих, или же Куге просто показалось…       — Понятно.       — Но ты ведь звонишь не для того, чтобы рассказать мне, как тебе повезло, — было слышно, как Ватару довольно ухмыльнулся, но Куга был даже рад, что тот сам заговорил об этом.       — Да, не для этого. Я хотел спросить. Ты… Ты вроде как должен за мной присматривать, так?       — Хочешь спросить, поеду ли я с тобой? — уже почти промурлыкал в трубку Ватару. Видимо, ситуация его изрядно забавляла. — Ну разумеется.       Пусть в том, что всё сложилось столь удачно, его заслуги не было, Куга всё равно испытывал непреодолимое желание как можно скорее поделиться новостью с Ноа. К тому же теперь у них появился дедлайн — всё следовало доделать к понедельнику. Поезд отбывал без четверти десять утра, Имаи не поскупился на билет первым классом, так что само путешествие должно было начаться весьма приятно. За несколько часов дороги под стук колёс Куга планировал хорошенько отдохнуть, чтобы после излучать исключительно дружелюбие, беззаботность и готовность к сотрудничеству во всех возможных формах.       Ноа в квартире не было. На столе лежало оставленное здесь с прошлого раза печенье — Куга подошёл, чтобы взять парочку, и именно в этот момент его вдруг посетила странная идея. Он опустился на стул и придвинулся вплотную к столу так, что его край упирался чуть повыше окончания рёбер. Заметив это, Куга встал и пересел на второй стул, стоящий напротив. Теперь край столешницы упирался ему в живот на уровне пупка. На вид оба стула были совершенно одинаковыми. Кроме того, их никак нельзя было назвать новыми — наверняка они помнили не один десяток постояльцев. Вот только нечто подобное Куга впервые заметил, ещё будучи в гостях у Ноа.       Куга вновь встал и, немного поразмыслив, перевернул стул, чтобы тут же искренне и едва ли не до слёз рассмеяться на всю квартиру. На каждой из поцарапанных, видавших виды ножек было надето что-то вроде стального футляра. Их можно было легко снять, так что Куга стянул один и, засунув внутрь палец, прикинул, что в качестве бонуса Ноа выделил себе где-то около трёх дюймов.       Каким бы адекватным ни казался человек, у каждого найдутся свои странности. Ноа, который всем своим видом демонстрировал полное отсутствие каких-либо комплексов, как видно, лишён их не был. Куга решил внимательнее присмотреться к его обуви: скрытые каблуки заметить было нелегко, но если знать о них, то всё-таки можно. Однако это были сущие мелочи по сравнению с тем, как Ноа оправдывался перед ним всего неделю назад. «Жульничать в каком бы то ни было виде мне смысла нет», — оправдываться за собственную честность — ну не абсурд ли?       Куга тяжело вздохнул. За последние несколько лет он привык к тому, что окружающий мир устроен если не хорошо, то в некоторой степени закономерно и ожидаемо. На этом грязно-сером фоне из ушлости, мелочности, близорукости и страха перед всем, что хоть на полголовы выше, Ноа выглядел совершенно инородно. Это было удивительно, даже подозрительно, но если поначалу Куге хотелось разобраться, то чем больше он общался с Ноа, тем больше ему хотелось просто верить. Примерно так же, как прадед Ноа когда-то поверил одному странному монаху. Но ведь из этого что-то да получилось.       Когда громыхнула входная дверь, время близилось к десяти, Куга с головой находился в процессе и не стал откладывать бумаги. Продолжая изображать бурную деятельность, теперь он краем глаза следил за Ноа: зайдя в комнату, тот на пару мгновений замер, и Куге потребовалось приложить значительные усилия, чтобы сдержать расползающуюся на губах улыбку. Обнаружив, что его стул занят, Ноа повесил светлый пиджак на спинку второго, а сам с ногами уселся на диване.       — У вас сегодня необыкновенно довольный вид, Шинго-сан.       — Да вот, узнал кое-что, — Куга поднял взгляд на собеседника. Он постарался вложить во фразу как можно больше намёка и двусмысленности, но Ноа остался совершенно невозмутим. — Я еду в Кобе в понедельник утром.       — Что ж, поздравляю, — улыбнулся Ноа. Он потянулся и стащил со стола одно печенье, чего никогда не бывало прежде. — Тогда в ближайшие два дня нам понадобится очень много сил.

***

      Поездка прошла примерно так, как и планировалось. Анонимка, пришедшая в Налоговое управление под конец марта, действительно была лишь каплей в море того, что Куга с Ноа успели обнаружить за все бессонные ночи. Визит должен был продлиться три дня, но в результате растянулся на все четыре. Куга искренне наслаждался своей ролью: в начале — сурового инспектора, затем — человека колеблющегося, выбирающего между долгом и желанием отдохнуть, а быть может, даже подзаработать, и под конец — пустившегося во все тяжкие рядового служащего, которому по жизни вообще редко что-то перепадало. Ватару назвал командировку к Тогава курортом и оказался абсолютно прав. За недолгое время Куга успел побывать на горячих источниках, застрять на целую ночь в местном квартале развлечений, вволю наесться знаменитых стейков и прокатиться по городу в автомобиле с откидной крышей вместе с личным помощником председателя Тогава. Гвоздём программы ожидаемо стал небольшой круиз по Осакскому заливу. Прекрасная погода, белоснежные шезлонги на палубе, коктейли и симпатичные девушки в купальных костюмах не могли не радовать, однако, даже блаженно валяясь в новомодных солнечных очках, Куга думал о том, что лайнеры Мицуи всё же куда симпатичнее. Те были компактнее и вместе с тем выглядели более опрятно, тогда как корабли Тогава напоминали неуклюжие плавающие миски, пусть, вероятно, и были мощнее и быстроходней.       Ещё в первый день, действуя по разработанной с Ноа схеме, Куга затребовал все необходимые документы. Разумеется, с таким объёмом работы один человек за три дня справиться никак не мог, так что работники Тогава как будто и не переживали, а Куга уже под вечер с лёгкой душой и чувством выполненного долга радостно отправился развлекаться за чужой счёт. Во время своих приключений он время от времени замечал где-то неподалёку Ватару. Тот держался на приличном расстоянии и, переодеваясь то городским щёголем, то рыбаком, то простым служащим, пожалуй что, не должен был привлекать особого внимания. Был ли он на корабле во время круиза? Куга решил, что как-нибудь обязательно спросит об этом.       — А вот и ты. Не буду спрашивать, чем ты занимался, но считай, что четвёртый день был отгулом. За свой счёт.       Имаи откинулся на спинку кресла и скрипуче крякнул, что должно было означать смешок. Кажется, он был в хорошем настроении. Несмотря на ночной поезд, в пятницу утром Куга тоже чувствовал себя прекрасно, но для поддержания образа недовольно нахмурился и сказал:       — Спрашивать и не нужно — отчёт будет в понедельник. Самое позднее — во вторник днём.       — Вот как, — хмыкнул Имаи, всё ещё продолжая рассматривать Шинго с заговорщицким огоньком во взгляде. — Неужели что-нибудь нашёл?       — Да. Думаю, тысяч на двести потянет, плюс штраф, — как можно серьёзнее кивнул Куга. Для такого гиганта, как Тогава, сумма была откровенно смешной.       — Я бы сказал «не мелочись», но… Такова уж наша служба, — Имаи ещё какое-то время задумчиво разглядывал собеседника, после чего с досадой махнул рукой и, вздохнув, сказал: — Иди уже.       Никаких сообщений от Ноа не было, и в пятницу вечером Куга решил, что никуда уже не пойдёт. Он весь день писал отчёт «для Имаи», в котором фигурировали те самые двести тысяч. Оставались сущие мелочи, да к тому же в кои-то веки Куга подошёл к задаче с максимальной безалаберностью. А вот из «отчёта для Ноа», а если быть точнее, то для начальства Имаи и вышестоящих инстанций Куга собирался сделать настоящее произведение искусства. Все проколы Тогава они с Ноа умудрились связать в единую цепь, где один эпизод, интересный для налоговой и прокуратуры, плавно перетекал в другой, не менее занятный.       Ив возвращению хозяина был рад, что, однако, не помешало ему отправиться ночевать вне дома. Отпустив пару не слишком приличных шуточек по этому поводу, Куга закрыл за ним дверь с искренней улыбкой на губах. Настроение у него было превосходное, а усталость казалась как никогда приятной — дело уверенно двигалось к своему логическому завершению. Пусть впереди оставалась самая неоднозначная часть плана, отчего-то теперь Куга был уверен, что у него всё получится. У них с Ноа. К тому же поездка в Кобе оказалась поистине фееричной. Уже перед сном Куге пришла шальная мысль, что однажды он сможет так же приятно скоротать выходные, отправившись в круиз уже на пароходе Мицуи. А быть может, не только пару дней и не только в круизе… В конце концов, у него же есть приглашение от самого капитана.       Покачиваясь на тёплых волнах приятных размышлений такого рода, Куга провалился в глубокий здоровый сон. И на этот раз ему действительно ничего не снилось.       В субботу Ноа так и не появился, зато в спальне Куга обнаружил широкоплечего джентльмена, к поясу которого была прицеплена кожаная кобура. Без особого интереса взглянув на гостя, охранник протянул ему конверт и вновь уткнулся в потрёпанного вида книжонку с фривольным заголовком.       В записке Ноа спрашивал, как прошла поездка, и выражал сожаление по поводу того, что сам сможет появиться лишь завтра. Про охранника ничего сказано не было, но Куга и сам догадывался, что теперь, после того как он по-настоящему вступил в игру, дополнительная осторожность не помешает. Впрочем, охранять следовало не столько самого Шинго, сколько бесценный архив, который вот уже третью неделю находился в соседней комнате. Догадаться о его существовании было практически невозможно, но «о конкурентах всегда нужно думать чуточку лучше, чем они есть» — так сказал Ноа.       В том, чтобы стащить у Имаи печать, особой проблемы не было. Секретарь вполне мог пустить Кугу в кабинет шефа в его отсутствие. Далее отчёт следовало отправить по внутренней почте дальше, наверх, но как к неожиданной посылке отнесутся большие боссы, Куга предполагать не брался. Однако его роль на этом вроде как заканчивалась.       Работа кипела. Куга остался весьма доволен своим продуктивным одиночеством в субботу, а в воскресенье, как и обещал, к нему присоединился Ноа. Угрюмого охранника сменил Таке-пон, который, впрочем, выглядел настолько уставшим, что на него было тяжело смотреть. Около семи вечера по настоянию Ноа он отправился в спальню и там сразу же вырубился. Пистолет остался лежать на краю заваленного бумагами стола.       Ближе к двенадцати перед глазами начало плыть. Остались сущие мелочи, Куга точно знал, что должен сделать, но кончики пальцев подрагивали от усталости, а шею нещадно ломило от долгого нахождения в одной позе. И так не самый изящный почерк превратился в сущие каракули, а ведь кто-то должен был всё это ещё перепечатать и притом в самые короткие сроки! «Ещё не так уж и поздно, — попробовал успокоить сам себя Куга. — Можно сделать небольшой перерыв». Он закрыл глаза и, надавив на них пальцами сквозь веки, поставил локти на стол. Красноватая темнота успокаивала, но в ней всё равно то и дело вспыхивали белым какие-то цифры и обрывки фраз. В тот момент Куга ни о чём не думал, однако ушёл внутрь себя настолько, что не расслышал шагов. Возможно, Ноа это понял, а может, просто не удержался, но, остановившись сзади, он достаточно громко вздохнул и только потом позволил себе прикоснуться.       На этот раз Куга не вздрогнул. Он уже знал, что произойдёт, но не собирался как-то влиять на это, а после не стал сбрасывать тёплые ладони, настолько приятно и спокойно было ощущать их на своих плечах. Ноа легко провёл руками от шеи к предплечьям, выжидая, давая время оттолкнуть, но этого не произошло. Помимо того, что двигаться совершенно не хотелось, Куга был рад отвлечься на что угодно. Ни о какой инициативе не могло быть и речи, но оставалось любопытство, насколько далеко способен зайти Ноа, если ему не мешать. Его прикосновения, всё более чувствительные, отзывались в теле приятной ломотой вдоль позвоночника. Ноа нажал сильнее, сводя вместе лопатки, и, следуя за его движениями, Куга откинулся назад. Он не стал открывать глаза, лишь глубоко вздохнул и расправил плечи, вверяя себя в неожиданно умелые руки. Ноа не делал ничего лишнего, это просто было очень приятно и настолько ко времени, что, пожалуй, даже необходимо. Поэтому Куга ничего не сказал, когда его ненадолго отпустили, а не слишком изящные, но сильные пальцы начали расстёгивать пуговицы его рубашки. Ноа задержал дыхание — по крайней мере, Куга ничего не почувствовал и не услышал, когда тот склонился ниже, а затем, остановившись где-то под рёбрами, потянул ткань назад, обнажая ключицы и часть спины. Прикосновение кожа к коже всё же отдалось едва уловимой волной дрожи, однако Ноа едва ли заметил это. Он с нажимом провёл пальцами по контуру лопаток, растянул мышцы вдоль, попутно ощутимо, иногда до боли проходясь по каким-то особым точкам. Внутри что-то глухо хрустнуло, и от этого стало не то чтобы сразу легче, но Куга неровно выдохнул. Ему вдруг захотелось откинуть голову назад, но, представив, что тогда Ноа будет видно его лицо, отказался от этой идеи. Он ощущал себя куском воска — нелепо застывшим, но постепенно поддающимся под действием тепла и напора. Впрочем, в действиях Ноа не было грубости, равно как и осторожности. Он просто делал то, в чём был уверен, и Куга был с ним полностью согласен — Ноа действительно знал лучше. Когда он закончил со спиной и стал разминать шею, Куга едва удержался, чтобы не застонать в голос. Вышло что-то вроде неоднозначного хмыка, но Ноа то ли не услышал, то ли понял всё правильно и не стал останавливаться. На какое-то мгновение Куга даже пожалел, что наполовину расстёгнутая рубашка открывает так мало простора. Хотелось, чтобы это не заканчивалось, чтобы Ноа… сделал что-нибудь ещё. Ведь он сам хотел этого, разве нет?       Разогретые мышцы приятно ныли. Закончив, Ноа накинул рубашку обратно на плечи, и теперь от соприкосновения с тканью кожу чуть пощипывало. Куга застегнул все пуговицы и лишь тогда посмотрел на диван: Ноа сидел там, поджав ноги, и вновь читал Макбета в оригинале, как и полчаса тому назад. На данном этапе он никак не мог помочь, по крайней мере, так Куга думал до недавнего времени. Но теперь ему было действительно лучше. Нужно было как-то поблагодарить, но простого «спасибо» вдруг показалось недостаточно, захотелось добавить к этому что-то ещё, не столь обезличенное и обыденное. Так Куга и собирался сделать, но, как и всегда в присутствие Ноа, в результате вышло что-то странное и совершенно не то.       — Думаю, я мог бы всерьёз задуматься над вашим предложением, — Куга криво улыбнулся и, полуприкрыв глаза, добавил: — однако…       Ноа, который уже успел углубиться в чтение, оторвал взгляд от страниц и чуть повёл бровью. Переспрашивать он не собирался. Он вообще не выглядел хоть сколько-нибудь удивлённым или заинтересованным, а напоминал скорее строгого преподавателя, к которому вдруг обратились посередине контрольной. И это злило.       — Боюсь, спина опять заболит — очень уж далеко наклоняться, — едко усмехнулся Куга. Он как раз застегнул все до единой пуговицы и придвинулся ближе к столу, всем своим видом показывая, что его ждут великие дела. Вот только Ноа в долгу не остался:       — Как неоригинально, Шинго-сан, — в его голосе звучал мягкий укор, а привычная улыбка стала даже какой-то нежной. Впрочем, в тот момент Кугу она бесила как никогда раньше. — Могли бы придумать что-нибудь, скажем, про мою диету или любовь к украшениям. А насчёт роста… Не припомню, чтобы это становилось проблемой. По крайней мере, никто не жаловался.       Как и тогда, в залитой светом студии, в тоне Ноа не было и намёка на пошлость или заигрывание. Он просто говорил, что думал, и это несколько сбивало с толку. А может быть, это была всё же шутка?       «Пошутили и хватит», — скомандовал себе Куга, вновь приступая к делу. Ночь не могла длиться вечно, так что следовало разобраться со всем до того, как глаза снова начали бы закрываться, а эффект от приятного перерыва рассеялся без следа.       Однако, даже закончив, Куга ощущал себя достаточно бодро. То ли открылось второе дыхание, то ли осознание того, что всё наконец сделано, придало сил, но спать совсем не хотелось. Более того — Куга ясно определял в себе желание сделать что-нибудь ещё, но никак не мог придумать, что именно. Он по-прежнему сидел за столом, и Ноа, похоже, ещё не заметил изменений. Возможно, он вообще уснул, сидя в кресле. По крайней мере, сзади было тихо.       Куга осторожно обернулся. Ноа сидел, широко расставив ноги, и, кажется, дремал. На некстати скрипнувший пол он никак не отреагировал, равно как и не почувствовал, что на него смотрят. Какое-то время Куга просто стоял рядом: ему вдруг подумалось, что, возможно, он в последний раз видит этого человека так близко. Глаза под веками не двигались, Ноа, как всегда, являл собой квинтэссенцию спокойствия. Зачёсанные назад светлые волосы успели отрасти, но лишь немного, и, глядя на тёмные корни, Куга удивился тому, что прошло так мало времени — всего четыре недели.       Ни изучающего взгляда, ни движения рядом Ноа не почувствовал. Он действительно спал: когда Куга опустился на колени и провёл пальцами от лодыжек вверх, то почувствовал, как тот вздрогнул. Ноа нехотя приоткрыл глаза и, обнаружив перед собой Шинго в достаточно интересной позе, казалось, ничуть не удивился. Куга медленно провёл ладонями от колена, до начала бедра и обратно. Гладкая ткань брюк плотно облегала крепкие мышцы — когда Ноа чуть изменил положение, можно было почувствовать, как они движутся. Это оказалось по-своему приятно. Куга сжал пальцы сильнее и придвинулся ещё ближе. Так он мог видеть собственное отражение в карих глазах напротив. От Ноа пахло чем-то вроде галантерейной кожи, кардамона и совсем немного — помадой для волос. Кожа, тронутая лёгким загаром, красиво сияла в электрическом свете; под лёгкой рубашкой навыпуск наверняка без труда можно было нащупать рельефный пресс. Но Куга не воспользовался этой возможностью — глядя на Ноа, он всё пытался понять, что же изменилось. Тот выглядел совершенно обычно, но теперь в нём не чувствовалось того спокойствия и умиротворения. Это было даже немного жутко — особенно когда стало понятно: Ноа больше не улыбался. Он не выглядел недовольным, но смотрел столь серьёзно, будто Куга рассказывал о результатах своей поездки, а не стоял меж его разведённых ног. Тот уже начал жалеть о своей затее. Нужно было просто сказать, что с отчётом покончено, и перевести всё в шутку. Вот только это странное состояние Ноа шутить не располагало, а его близость, как всегда, несколько сбивала с толку.       — Ты был прав — так действительно довольно удобно, — немного нервно улыбнулся Куга. В таком положении он был почти «ростом» с Ноа, а их лица разделяло всего несколько дюймов. Ладони горячо покалывало, хотя брюки Ноа едва ли были из шерсти. Чем бы это ни было изначально, теперь Куга не мог сделать последний шаг.       — Я всегда прав.       Его голос прозвучал неожиданно глухо, а сам Ноа буквально застыл. Продолжая уже откровенно пожирать глазами Шинго, он, тем не менее, не придвинулся ни на сантиметр. Краем глаза Куга заметил, как напряглись его руки, а пальцы впились в подлокотники кресла. Была ли эта очередная демонстрация свободы выбора или же что-то иное, значения уже не имело. Потому что в тот момент Куга сам хотел этого.       Он не спешил, а Ноа не настаивал. Когда Куга коснулся его губ, тёплых и приятно плотных, тот сразу расслабился, отчего поцелуй вышел медленным и тягучим. Куга провёл руками выше, по бокам до самых бёдер, и поднырнул большими пальцами под край рубашки, чтобы погладить кожу над туго затянутым ремнём. Он ожидал, что его притянут за шею или зароются пальцами в волосы… хотелось, чтобы так было. Однако Ноа как будто избегал касаться его. Он не пытался перехватить инициативу, но и прекращать всё не спешил. Это не была сдержанность — они оба порядком устали, и в столь поздний час просто не осталось сил для надрыва или трепета. Впервые за долгое время Куга чувствовал, что его покинула всякая нервозность — ему было просто хорошо. Он буквально растворялся в этом человеке, в его внутренней гармонии и собственных ощущениях, и это было так прекрасно, так невыразимо приятно, что любые сомнения казались смешными.       Когда Куга открыл глаза, Ноа улыбнулся ему немного неуверенно, но счастливо. Его карие глаза сияли смесью восхищения и ещё чего-то тёплого и доброго. Глядя в них, его снова хотелось целовать. Кажется, Ноа собирался что-то сказать, но сзади в прихожей скрипнула дверь. С видимым нежеланием Куга поднялся на ноги и обернулся. Именно в этот момент на пороге комнаты появился заспанный Таке-пон. Он потёр кулаком глаза и, проморгавшись, довольно заявил:       — О, вы закончили! Тогда… У меня как раз есть чем отметить, — он достал из-за спины бутылку зелёного стекла с неразборчивой этикеткой и лучезарно улыбнулся.       — Отмечать ещё рано, — строго одёрнул Ноа. Он закинул ногу на ногу и холодно смерил взглядом стоящего перед ним Кугу. — Однако Шинго-сан сделал всё, что мог, и присутствовать на нашем празднике не сможет. К великому сожалению.       Особо выделив последние слова, Ноа больше не смог изображать ледяную глыбу и весело улыбнулся:       — Таке-пон, у тебя штопор-то есть?       В компании этих двоих остаток ночи пролетел незаметно. Несмотря на усталость, настроение действительно располагало отметить, а под конец Куге даже стало немного жаль, что всё закончилось. Он бы с удовольствием посидел так снова, с поводом или без. Пусть в обычной жизни их с Мицуи пути пролегали в разных плоскостях и не могли пересечься, в тот момент всё было иначе. Ноа улыбался и шутил, сидя на одном с ним диване, а ещё — изредка поглядывал с таким знакомым и в то же время новым выражением, словно хотел подмигнуть, но стеснялся своего секретаря или же просто считал, что всё понятно и так. Тем более что Куга вытянулся на диване, и его ноги, закинутые на подлокотник, лежали прямо за спиной Мицуи. Таке-пон, сидевший за столом напротив, болтал без умолку, но это не напрягало.       Из доходного дома Куга вышел, когда на улице только-только начало светлеть. Перебирая в голове события второй половины ночи и радуясь завершению дела, он даже слегка пританцовывал, шагая по пустынной улице, и напевал. Негромко, но особо и не стесняясь. Портвейн бархатно шумел в голове, отдаваясь на языке ароматным послевкусием, настолько приятным, что даже закурить не хотелось. Знакомая, самая обычная и не слишком чистая улица в робком свете зари вдруг показалась Куге необыкновенно прекрасной и свежей. В тишине раннего утра голоса птиц звенели особенно чисто и радостно, так что Куга даже на мгновение устыдился своего неловкого пения. Заметив на чахлой клумбе возле отделения почты несколько пёстрых, едва раскрывшихся тюльпанов, он улыбнулся им и, шутливо приподняв шляпу в приветствии, свернул в переулок.       Ив вроде бы снова собирался ночевать не дома, и Куга его в этом целиком поддерживал. Прожить свою семнадцатую весну счастливо и ярко мальчишка, без сомнения, заслужил, как заслуживали успеха Ноа и его помощник, возвращения домой — Такаюки, приятного времяпрепровождения — Сатоши… И даже Ватару заслуживал немного спокойствия и отдыха в эти прекрасные дни! Взлетая по лестнице, Куга думал о том, что и он совсем скоро уладит все дела, а на Золотой неделе заглянет в гости к отцу и к Маюми, где всё уже будет если не хорошо, то хотя бы в порядке. Повернув в замке ключ, он распахнул дверь и тут же почувствовал, как тянет сквозняком.       Двери во все комнаты были открыты, и, судя по температуре в квартире, все окна — тоже. В прихожей на полу валялись какие-то обрывки ниток, клочки бумаги, а пол был таким грязным, будто его не мыли неделю. На всякий случай сняв обувь как можно тише, Куга сделал два осторожных шага и заглянул в свою комнату, чтобы увидеть там первозданный хаос. В одной из картонных створок раскрытого шкафа зияла неровная дыра величиной с кулак, а вся одежда в беспорядке, бесформенными комками валялась на полу и распотрошённой кровати. Матрац лежал по диагонали, одеяло со следами от грязной обуви сбилось возле прикроватной тумбочки, невыразительный натюрморт, выпавший из рамы, валялся тут же, в окружении осколков от фотографии Маюми. Татами тоже не оставили без внимания — все они лежали как попало, а иные даже были изрезаны и порваны, но, смотря на собственную раскуроченную спальню, Куга думал вовсе не о том, удалось ли ворам найти его скудные сбережения, не об испорченных вещах и не о том, стоит ли идти в полицию. Он застыл на пороге, трезвый настолько, чтобы ощутить неприятный озноб от свежего ветра с улицы, не в состоянии сделать такой нужный глоток воздуха — лёгкие будто тисками сжало, до боли, так, что меж ними стучало теперь тяжело и отчаянно, а в ушах поселилась звенящая тишина.       В углу валялась старая коробка, словно её бросили туда через всю комнату с антресоли шкафа, а на полу, на кровати и даже у порога белели маленькие белые прямоугольники. Плотные карточки величиной с ладонь были рассыпаны повсюду, словно островки внезапного первого снега, словно белые пятна на древней карте. Вот только на них чётко виднелись надписи, и их обрывки, выведенные аккуратным почерком, настойчиво лезли в глаза, выныривали образами из прошлого, затекали фантомами в уши. В иной ситуации Куга бы проверил, что пропало, и принялся за уборку, потому как в этом районе надеяться на помощь полиции можно было от случая к случаю. Но эти карточки, эти записки без подписи и обратного адреса лежали буквально повсюду. В виски словно загнали с десяток тупых игл. Нужно было закрыть дверь и дождаться Ива, посмотреть, что происходит в остальных комнатах, возможно — позвонить Ватару. Но всё это было в теории. В реальности же Куга продолжал стоять на месте, не в силах пошевелиться или хотя бы просто закрыть глаза. Проглотив сухой комок, он всё же оторвал взгляд от обрывков своего личного «ничего» и, глядя куда-то в открытое окно и дальше, за крышу дома напротив, в серо-голубое небо, хрипло и еле слышно ответил на всё несказанное, бесценно важное когда-то:       — Я тебя ненавижу.