QWERTY

      В октябре воздух, наполненный запахом влажной осени, как будто загустел настолько, что сама жизнь стала течь несколько медленнее и более плавно. Отчёты за минувший квартал служащие вверенного Куге отдела смогли собрать самостоятельно, без требовательного надзора шефа, и сделали это весьма сносно. Не то чтобы Куга сильно переживал из-за этого, но, вернувшись из Осаки, оказался в несколько потерянном состоянии: плановые задачи решились без его участия, и с их исчезновением пропала возможность отвлечься, почувствовать и влиться в ритм привычной жизни.       Юуки же никуда деваться не собирался. Куга редко находил его в своей постели по утрам, но причиной тому был исключительно распорядок дня самого Като. Вставал тот рано, тихо прокрадываясь обратно в свою квартиру, или же просто переносился туда подобно призраку — так или иначе, видеть его спящим Куге доводилось лишь пару раз.       Тот разговор действительно мог подождать и неделю, и даже две. Никакой срочности в нём не было — в этом Юуки был совершенно прав. После него ничего не изменилось, по крайней мере, для Куги. Даже понимая, что возможное противостояние Зеро и Юко сильно беспокоит Юуки, сам он не испытывал тёплых чувств к этим двоим. Было бы замечательно, если бы они оставили Като в покое, а дальше — пусть делают что хотят. Но сколько бы Юуки ни говорил, что он здесь — не более чем пустая обманка и выполняет свою роль уже одним своим существованием, Куга не особенно верил в это. Даже не так: у него не было причин не верить, но интуиция ли, мнительность или развившаяся за последние годы паранойя заставляла и дальше ощущать себя в подвешенном состоянии: словно к рукам и ногам приклеены невидимые нити паутины, а внизу, несмотря на мельтешение вокруг, всё равно бездна.       Ничего не происходило, все дни срослись в одну бледноватую, будто подёрнутую туманом ленту. Куге казалось, что он скользит по ней, сам не зная куда, и никак не может найти, за что зацепиться. У него появилась странная привычка — каждый день перед сном пересчитывать ампулы с морфием. Было бы логичнее их уже давно выбросить, но Куга продолжал ждать, когда не досчитается одной и сможет наконец ухватиться за это событие, чтобы… Чтобы что?       Возможно, Юуки морфий был нужен вовсе не затем, чтобы решить проблему со сном, но это не значило, что той в принципе не существовало. Куга знал, что тот страдает бессонницей, и много раз был тому свидетелем. Прежде, но не теперь. Почему Юуки так хорошо спится в его постели, Куга понять не мог, но спрашивать, разумеется, не собирался. Иногда, когда не мог заснуть сам, он подолгу лежал, прислушиваясь, глядя на спину перед собой или лицо, прикрытое сбившейся чёлкой. Юуки не прикидывался, да и не стал бы он заниматься такими глупостями.       Ничего не происходило, но окружающая реальность отчего-то с каждым днём раздражала Кугу всё больше. На службе его быстро доводило любое хоть сколько-нибудь монотонное занятие. Возвращаясь домой, он видел окна по соседству и, если в тех не горел свет, начинал беспокоиться о том неизвестном, что наверняка скрыл от него Юуки или от того — Зеро. Глядя на журнальный столик, Куга начинал думать об отце и Маюми, даже если никаких писем там не лежало. А ночью, видя расслабленное лицо Юуки напротив, иной раз не мог унять злой нервной дрожи. Куге больше не снилось, как тот приходит к нему ночью или что-то сверх этого, но почти каждый раз в неясных, сумбурных и беспокойных видениях он ощущал присутствие Като, а ещё тревогу и страх: обмана, потери, неизведанного. Примерно те же эмоции, но в подавленном виде сопровождали его постоянно: вернувшись из Осаки, узнав о встрече с Зеро, некоторое время Куга хорошо держался и даже искренне полагал, что с ним всё в порядке. Ничего вроде бы не менялось, но держать на вытянутой руке кружку с водой легко лишь первые несколько минут. Дальше это превращается в пытку.       Куга не помнил, какое это было число или даже месяц, но, открыв очередным утром очередную ежедневную газету, он увидел статью средних размеров с гипертрофированной карикатурой корабля в пальмах посередине текста. Ноа собирался запустить программы пяти- и семидневных круизов на Окинаву с остановкой в его же отеле и экскурсиями по местным красотам. «Впечатления, комфорт и безопасность» — лейтмотивом звучало в статье. В последнем автор всё же позволил себе несколько усомниться, но Куга был уверен, что дело выгорит, а путешествие на Окинаву станет одним из самых модных событий следующего сезона. Тем более что Ноа обещал особые условия для молодожёнов и предлагал возможность обвенчаться ещё раз в менее формальной обстановке на фоне океанского заката. И Куга даже знал первого, кто воспользуется этим предложением.       Он закрыл газету, аккуратно сложив её в четыре раза, положил на стол и невидящим взглядом уставился в окно. Пора было идти на службу, но Куге было откровенно плевать. Желание увидеть Ноа прямо здесь, сейчас же, едва появившись, в мановение ока стало настолько невыносимым, что усидеть на месте стоило немалых сил. Живот словно превратился в камень, зажав в тиски недавно проглоченный завтрак, а рёбра странно ныли, будто за них зацепили верёвку и медленно, но настойчиво тянули её. Куга даже знал куда, и это бесило ещё больше. Если поначалу он считал, что Ноа не может обойти Зеро или же предпочитает не злить его лишний раз ради безопасности своей и самого Шинго, то теперь вовсе не был уверен в этом. Да, возможно, Ноа искренне хотел помочь ему и умел писать цепляющие письма, но всему есть предел. Разумеется, он не стал бы жертвовать делом всей жизни и столь долгожданным успехом ради мимолётной блажи. Когда — и если — Куга наконец будет свободен… Ноа вообще вспомнит его имя? Несмотря на высокие идеалы, тот был человеком практичным, — скорее всего, осознав, что некоторым его желаниям не суждено сбыться, Ноа просто выбросил их из головы.       Несмотря на то, что рассуждения на тему носили не самый приятный серо-зелёный оттенок грусти и сожаления, разочарования в них не было. Куге нравилось думать о Ноа. Воспоминания о нём помогали ненадолго отвлечься, а чувство благодарности сильно контрастировало с эмоциями от остальной окружающей действительности. Ноа, сам его способ идти по жизни, мог бы стать вдохновляющим примером для подражания. Вот только у него была цель, ради которой делалось всё остальное, а у Куги её не было. Быть может, поищи он чуть лучше, смог бы найти нечто подходящее, но любой самоанализ, а в особенности — столь глобальный, уже несколько лет не приносил ничего кроме головной боли, полной демотивации и желания уйти в запой.       В тот момент Куга знал только одно: он безумно хочет написать Ноа. Не для того чтобы попросить о чём-то — ему бы стало легче просто от осознания, что тот прочтёт. Но это было бы так эгоистично — ужасно и безмерно. Если после Ноа захочет ответить, то у него не будет такой возможности, а если не захочет, то и смысла писать ему нет.       На службу Куга всё-таки опоздал, однако, зайдя в кабинет, первым делом бросился не разгребать оставшиеся ещё со вчерашнего дня документы и отчёты, а снял телефонную трубку и торопливо назвал номер, попросив связать его с Управлением.       Ему нужна была встряска, но всё вновь пошло не по плану.       Запрещать ему было бы глупо, и потому за прошедшее с похода в музыкальный бар время Такаюки успел рассказать Сатоши о случившемся. Като тот откровенно недолюбливал и вряд ли воспринял столь удивительную новость спокойно, без грубоватых восклицаний и лавины вопросов разной степени прямолинейности. В глубине души Куга был благодарен Сатоши за то, что продолжал поддерживать с ним хоть какое-то общение все эти годы, и всё же не испугался бы ссоры, реши тот излишне перегнуть палку. Да что там — отправляясь на встречу с друзьями, Куга именно на неё и рассчитывал, но не только потому, что надеялся выплеснуть часть накопившихся и уже начавших бродить эмоций. Наверняка Сатоши спросил бы о причинах такого внезапного и нелогичного поворота дел. Разумеется, Куга бы не стал говорить ему правду — он надеялся узнать её сам. Впрочем, все эти идеи выглядели весьма расплывчато, а надобности в них так и не возникло: Сатоши оказался уже введён в курс дела, обработан спокойным и дипломатичным Такаюки, а потому лишь изредка незло подшучивал на тему и глубже не лез.       Всё прошло просто замечательно, чему Куга был бы очень рад, но только не в этот раз. Вернувшись домой, он содрал шейный платок и, бросив его куда-то в сторону вешалки, направился в спальню, где по расчётам ещё должны были оставаться запасы алкоголя. Было ещё не очень поздно — Юуки приходил обычно ближе к полуночи. О том же, в каком состоянии предстанет перед ним по итогу вечера, Куга не беспокоился совершенно. Помимо всего остального, в его голове крутилась странная идея: Сатоши уже не в первый раз говорил, что его достала служба в Управлении. Точнее, он говорил об этом каждый раз последние года два. Его начальник и раньше был не лучшим руководителем, а теперь с возрастом окончательно выжил из ума и впал в полнейшее самодурство. Будь это место не в Управлении, а где угодно ещё, Сатоши уже давно бы сделал оттуда ноги. Однако платили ему всё ещё хорошо, да и представить место престижнее было просто невозможно. Всё это Куга знал и раньше.       А ещё он знал, что, будь у него возможность, Сатоши с радостью бы переехал на Окинаву.       В связи с новым проектом Ноа наверняка нужны были люди, однако репутация региона оставляла серьёзные сомнения относительно толп желающих там работать. Барон Мицуи был человеком довольно широких взглядов, но сам Куга искать управляющих среди местного населения бы не стал, а привёз всех с собой.       Думать об этом дольше не имело смысла. Даже если Сатоши на деле не хотел ничего менять, Куга точно знал, что хочет написать Ноа. И теперь у него появился замечательный повод это сделать.       Под третью порцию виски письмо написалось буквально на выдохе. Куга кратко отрекомендовал Сатоши, указал, как с ним связаться, и, чуть подумав, дописал в конце: «Буду очень рад, если вам удастся договориться». Если эту фразу и можно было отнести к «личным», то она стала единственной в своём роде. И всё же Куга остался доволен. Он провёл пальцами по листу, представляя, как Ноа развернёт его, и пьяно улыбнулся. Он удивится — почти наверняка! Быть может, даже отложит ради прочтения какие-то дела и вытащит из кучи корреспонденции конверт с подписью Шинго первым. Куга закусил костяшку пальца и вздохнул. Как бы он хотел увидеть реакцию Ноа! Оставил ли тот тёмно-шоколадный цвет или вновь осветлил волосы, сделав их по-ангельски белоснежными? И кстати, когда он отправляется в плавание на собственном судне, считается ли он капитаном или вроде того? И если так, то есть ли у него подобающий китель?..       Куга не помнил, как отрубился в тот вечер, и, обнаружив это, предпочёл даже не пытаться вспоминать. Следующие несколько дней тоже не запомнились ничем особенным. Куга уже и думать забыл о письме, однако не о его адресате. На трезвую голову абсурдность затеи предстала перед ним во всей красе, и бросить конверт в ящик заставила лишь слабая надежда на то, что Ноа тоже будет приятно узнать, что о нём не забыли. И что он поймёт всё правильно.       Такаюки оказался быстрее: он позвонил в середине рабочего дня, когда Куга уже собирался отправиться на обед, и серьёзным голосом, в котором, однако, звучала ухмылка, поинтересовался:       — Слышал новость? Сатоши на Окинаву собрался.       — Да ладно! — несколько с запозданием отозвался Куга. По голове как мешком дали, а в ушах на мгновение выключили звук. Это было действительно неожиданно. Спохватившись, Куга добавил: — В отпуск, что ли?       — Если бы, — вздохнул Такаюки.       Далее последовало описание нового проекта Ноа и пересказ восторгов Сатоши. Тот, переполняемый чувствами, позвонил Такаюки ещё накануне и, проорав в трубку с полчаса, унёсся приводить дела в порядок. Бывшая госпожа Такеда была, очевидно, против переезда, но выбора у неё, по-видимому, не оставалось. По мнению Такаюки, Сатоши был настроен более чем серьёзно.       — Так это же замечательно! — с улыбкой резюмировал Куга. Он сидел на краю стола, покачивал ногой в такт собственным словам и пребывал в искренней радости за друга. — Он давно хотел — и тут такая возможность.       Условия Ноа действительно выглядели весьма аппетитно.       — Да, я тоже надеюсь, что у него всё получится, — Такаюки сказал это как-то странно, излишне задумчиво. Он помолчал ещё немного, а затем выдал: — Ты там осторожнее. Очень мило с твоей стороны, но, возможно, оно того не стоит.       — В смысле? — Куга чуть язык не проглотил и выдавил ответ лишь на одном упрямстве. Такаюки понятия не имел, знакомы ли вообще Шинго и Мицуи.       — Как тебе сказать… — Такаюки вздохнул и нехотя продолжил: — Сначала по одному твоему желанию возвращается Като, теперь это. Ты же не думаешь, что Сатоши всем направо и налево рассказывает, что мечтает свалить из Управления?       Возразить на это было особенно нечего. Куга лишь попросил не говорить ничего самому Сатоши и, уже повесив трубку, вдруг почувствовал, как радостное удивление постепенно перетекает в злую тоску. Дело было даже не в том, что теперь Сатоши предстояло работать с Ноа, — тот мог ни разу не встретиться с ним лично.       Просто теперь Куга знал, что отношение Ноа к нему не изменилось. И тем горше было осознавать невозможность воспользоваться этим расположением лично для себя. Куга попытался напомнить себе, что собирался уехать в Корею на период куда более длительный, чем прошёл с их последней встречи. Но это не помогло — по сути, теперь Ноа находился от него куда дальше. Возможно, стоило навестить Эйки? Куга был не уверен в том, как это будет выглядеть, и потому не стал развивать эту идею. Правда была в том, что он ничего не мог сделать — стоило попытаться отвлечься, а не дразнить себя ещё больше. Интересно, если бы он поехал тогда, после приёма в честь Дня Солнца, к Ноа, это бы что-нибудь изменило?       В который раз оторвав себя от бесплодных и бессмысленных фантазий на тему, Куга взглянул на часы. До полуночи было ещё далеко, но мысль закрыть глаза и просто обо всём забыть казалась слишком соблазнительной. И всё же сон не шёл. Едва ли на это как-то повлияло отсутствие Юуки, но оно вдруг показалось Куге подозрительным. Запахнувшись в халат поверх пижамы, он торопливо вышел из комнаты, больно запнувшись обо что-то в коридоре.       Дверь в соседнюю квартиру вновь оказалась не заперта. Куга сглотнул. В прихожей было темно, но сквозь щель между сёдзи гостиной на пол падала полоска жёлтого света. Было тихо, и собственные шаги показались Куге громче морского прибоя.       Впрочем, ничего ужасного на этот раз его не ожидало — Юуки сидел на полу рядом с котацу и пил. Куга узнал бутылку из собственных запасов, но решил пока никак не комментировать. Положение Юуки показалось ему несколько странным. Обычно тот сидел лицом к окну, но теперь, при включённом свете, то превратилось в зеркало, а значит, Юуки не собирался любоваться ночным небом. Он сидел боком, и, проследив направление его взгляда, Куга увидел открытый алтарь. Там по-прежнему стоял портрет куртизанки в кимоно со сценами ада, а подле него курился конус из благовоний.       — Решил расслабиться?       Юуки, который в сторону гостя даже головы не повернул, откинулся назад, упершись ладонями в пол. В таком положении пожать плечами было довольно сложно, и об этом Куга скорее догадался.       — Подумал, что это будет честно, — Юуки кивнул на ополовиненную бутылку. Вообще-то Куга не имел ничего против, это как минимум была лучшая альтернатива внутривенным вливаниям, но то, что Юуки всё это время сидел здесь один и гостей, по-видимому, не ждал, несколько напрягало. Почему-то Куга был уверен, что до его прихода тот разговаривал с портретом.       — Есть повод?       — Однозначно, — Юуки медленно и нехотя перевёл взгляд на гостя. Его губы растянулись в неприятной косой улыбке, тогда как глаза не выражали ничего вообще, став похожими на отполированные пуговицы. — Радуюсь жизни. Вернее, её наличию.       — Есть что сказать — говори, — Куга прислонился к стене у входа. Подойти ближе он отчего-то не решался. Ему не нравилось то, что он видел, но интуиция подсказывала, что пришёл он всё-таки не зря. Очевидно, Юуки вновь находился в том состоянии, когда мог сделать что-нибудь… не вполне нормальное. Наверное, нужно было его отвлечь.       — Эта история… — Юуки откинул голову назад и прикрыл глаза, словно подставлял лицо ласковому закатному солнцу. — С твоей просьбой для Такараи. Столь же трогательна, сколь невероятна. А её начало с бароном Мицуи? Всё так… — он неопределённо качнул рукой, пытаясь подобрать слова, — Зыбко, интуитивно. Словно гуляешь по паутине. И это, несомненно, так, но я подумал вот что: а может, ты с самого начала видел эту паутину?.. И то, куда ведут её нити.       Несмотря на то, что выражался Юуки не слишком связно, уточнять не требовалось — Куга сразу понял, о чём речь, но вдаваться в подробности не собирался. Пусть Юуки имел все основания подозревать нечто подобное, он был неправ, и следовало как можно категоричнее сказать ему об этом.       — Ты пьян, — Юуки открыл один глаз, всё так же нечитаемо уставившись в ответ. — Если хочешь, можем продолжить завтра, а сейчас я иду спать, — строго добавил Куга. Он отлип от стены и, видя, что Юуки не собирается ему отвечать, вышел из комнаты, уговаривая себя, что поступил правильно. Проблемы, любые недопонимания следовало решать на трезвую голову. Так или иначе, в тот момент Куга был не в состоянии проявлять чудеса дипломатии, а Юуки просто не собирался утруждать себя подобной ерундой. Насмешливо-едкий голос заставил остановиться посреди тёмной прихожей:       — Что он пообещал тебе, Шинго-кун?       Нужно было проигнорировать и уйти, но Куга замер как вкопанный, с замиранием сердца прислушиваясь к неторопливым шагам за спиной. Вновь прошуршали сёдзи.       — Деньги? Много денег, — Юуки говорил медленно, с оттягом, что не скрадывало, а лишь глубже давало прочувствовать всё его раздражение. — Или, может быть, положение, когда он будет в состоянии тебе его дать? Или это был Такараи? Извини, но не похоже, чтобы тебе угрожали.       — Прекрати.       Куга обернулся слишком резко — едва не задев плечом Юуки. Тот стоял совсем близко, гордо и зло вздёрнув подбородок, в ожидании ответа глядя прямо в глаза, словно пытался их высверлить.       — Нет, я не прав? Тогда что? Ради чего я всё ещё здесь?       В полумраке его лицо превратилось в жуткую маску. Юуки говорил ровно, но грань, отделяющая это спокойствие от гнева ли, от истерики, с каждой секундой становилась всё тоньше.       — Юуки.       Нужно было срочно что-то делать.       — А… — Юуки рассмеялся бархатисто и как-то даже похабно, а его глаза остро сверкнули жидким весельем. — Или ты решил, что это крайне удачная инвестиция в банк Киото, заодно и в собственное будущее? Настолько удачная, что даже Мицуи не смог перебить ставку. А он ведь очень хотел, правда?       Последняя фраза прозвучала до того неприлично, что Куга, никогда не страдавший ханжеством, чуть не задохнулся от возмущения. Видя его реакцию, Юуки прикусил нижнюю губу. Его ухмылка, грязная и насмешливая, просто не имела права на существование.       — Закрой рот, — не в силах отвести от неё взгляд, отчеканил Куга. Крупные зубы перестали сминать упругую, покрасневшую от крови мякоть.       — А то что? — томно прикрыв глаза, хмыкнул Юуки. Он склонил голову набок, выставляя на обозрение обнажённую шею. — Придушишь меня?       Если бы в их ситуации могли оставаться запрещённые приёмы, это был бы один из них. Куга глубоко вдохнул, мысленно считая до пяти. Нужно было держать себя в руках. Юуки был здорово пьян, взвинчен, а ещё по-своему напуган и просто нёс бред. Вот только убедить себя в этом не получалось — каждое его слово било в цель, и Куга не знал, как остановить это, пока не стало поздно, но и уйти тоже почему-то больше не мог.       — Нет. Пожалуюсь твоей сестре, — этого Юуки не ждал. Он едва заметно отпрянул назад и теперь смотрел исподлобья, словно готовясь к настоящей атаке. Вдохновлённый успехом Куга продолжил не без самодовольства, но как бы между прочим: — Расскажу, как её ненаглядный братец медленно подыхает от жалости к себе, вместо того чтобы придумать, как спасти её и себя.       Юуки застыл, словно всё его тело превратилось в камень. Губы сжались в линию, а чуть прищуренный взгляд стал откровенно недобрым. Наверное, в тот момент ещё можно было остановиться, но Юуки сказал слишком много того, чего говорить не следовало. Поэтому, прекрасно осознавая эффект, Куга негромко хмыкнул:       — Да, Юкихиро?       Скулу обожгло так, что клацнули зубы, а в ушах загудело. Не ожидавший ничего подобного Куга не успел уйти от удара — напряжение, из которого мгновением ранее Юуки состоял целиком, превратилось в стремительное движение, чёткое и почти бесшумное. В ином случае Куга бы приложил ладонь к лицу, выставив вторую перед собой в качестве защиты, попытался бы вразумить словами и решить проблему цивилизованно.       Но не теперь — это был тот самый повод, которого он так долго ждал.       Освобождённое из-под гнёта здравого смысла тело двигалось как будто само. Перед глазами потемнело. Куга не увидел, но почувствовал, что его первый удар не достиг цели, однако прихожая была довольно узкой — уклонившись, Юуки прижался к стене, не успев отступить до комнаты. Куга схватил его за треснувший ворот юкаты и хорошенько встряхнул, приложив затылком о стену. Так пространства для замаха не оставалось, и дальнейшая потасовка превратилась в ожесточённую возню, где каждый старался то ли оттолкнуть, то ли ударить другого, попутно пытаясь заломить руки и вывернуться из захвата самому. Даже при том, что Куга был выше, ему не удавалось сделать практически ничего — Юуки крутился как угорь, периодически выворачивая чужие запястья под немыслимыми углами, и пару раз больно тыкал куда-то под рёбра. Кажется, он знал, что делать, но Куга впал в странное состояние, когда уже плохо помнил, кто он и с чего всё началось. Перед ним была конкретная цель, и ритм драки не давал от неё отвлечься. Та была не похожа на все, что происходили обычно в этом доме: с самого начала никто не произнёс ни звука.       В какой-то момент Куге показалось, что всё кончено: он прижал Юуки к стене всем телом и держал его за предплечья. Так тот, по крайней мере, не мог двигаться. Но длилось это недолго. Зарычав, Юуки с необычайной для его комплекции силой просто резко шагнул вперёд, а затем ещё и ещё. За спиной треснуло, зазвенело, застучало по полу — Куга влетел спиной в зеркало. Испугавшись звука или просто выбившись из сил, Юуки отпустил и отошёл чуть назад, оказавшись напротив двери гостиной. Это было его ошибкой. Куга не порезался — старый толстый халат спас от острой крошки. Юуки не понял, что стоит напротив двери, или не собирался убегать. Стряхнув осколки, Куга шагнул к нему и толкнул в грудь что было силы. Нелепый взмах руками, глухой удар — Юуки упал, едва не приложившись затылком во второй раз за вечер. Кое-как приподнявшись на локтях, он стал ползти назад, от медленно приближающегося Шинго. Юката сползла с плеч, и кистей рук не было видно из-под рукавов. Ниже пояса полы тоже разошлись, и Куга мог видеть не только колени, но и белый треугольник кожи бедра. В ушах тяжело ухало, пальцы рефлекторно сжимались в кулаки. Без очков с такого ракурса взгляд Юуки казался беззащитным, как и всё его положение. Пора было с этим заканчивать, но кровь всё ещё кипела, требуя жёстких действий, да и злость никуда не делась.       Вдруг Юуки остановился, и Куга по инерции сделал ещё шаг, оказавшись ближе, чем следовало. А в следующий момент он уже лежал на полу. Подножку он не почувствовал, но от встречи с полом тупо ныл локоть. Юуки с силой дёрнул за ногу, подтаскивая ближе, и одним слитным движением уселся сверху. Его руки метнулись вперёд, ближе к лицу, но Куга успел перехватить запястья, и хищно нацеленные пальцы замерли в каких-то сантиметрах от его носа. Юуки зло выдохнул. На этот раз освободиться у него не вышло, дотянуться до противника тоже не получалось — Куга видел, как на виске бешено пульсирует вена, но силы, по-видимому, были на исходе. Чертыхнувшись, Юуки на секунду обмяк, а после, сверкнув глазами из-под влажной сбившейся чёлки, с силой развёл руки в стороны. Не успев сообразить, что происходит, Куга продолжил держать его, любуясь яркой усмешкой красивых губ, и оказался совершенно раскрыт — Юуки склонился ниже и впился зубами в основание шеи.       Заорал Куга скорее от неожиданности. След, появившийся на следующий день, свидетельствовал, что укус был действительно серьёзным, но в тот момент Куга почти не чувствовал боли. У него перед глазами словно бомба взорвалась — так ярко и остро набросилась на него реальность. Исступление схватки пропало — теперь чувствовала каждая клеточка: тиски чужих коленей на бёдрах, колкость запястий в ладонях, загнанное дыхание на шее, жар чужого тела, его запах и едва заметная дрожь, усталости ли, напряжения.       Отпустив чужие руки, Куга прижал дёрнувшегося Юуки ещё ближе с тем, чтобы резко перевернуться, подминая под себя, давя на грудную клетку локтем до судорожного вздоха. Несмотря на собственную выходку, Юуки выглядел ошалевшим дальше некуда: безумный взгляд сквозь слипшиеся пряди, влажно переливающаяся шея, лихорадочный румянец и сползшая одежда. Глотнув долгожданного воздуха, он дёрнулся вверх, но, получив тычок в район ключиц, упал обратно и схватил за ворот халата, через силу сокращая расстояние до каких-то дюймов. Куга и сам не понял, почему мешал ему: терпеть это дольше не было никаких сил. Он целовал так, как будто хотел выгрызть всё, на что имел право — хотя бы сейчас, в этот безумный, душный, вожделенно-долгожданный момент. Юуки уже сдирал с него одежду, хотя ему мешали собственные сползшие рукава. И Куга решил, что так даже лучше. Он вспомнил, как ему нравилось держать и тащить за пояс раньше, тут же дёрнул за него в реальности, заставляя развести ноги, выгнувшись так, что ключицы вновь показались сквозь кожу, как камни после отлива. Перед глазами плыло, и попытку стянуть с него штаны Куга грубо остановил, ударив по пальцам — он не был уверен, насколько его ещё хватит, да Юуки и сам был возбуждён не меньше. Дёрнув в стороны полу юкаты, Куга понял это, даже не касаясь, а коснувшись, не смог сдержать стона. Внутренности будто горячим жгутом скрутило, зацеловать и приласкать каждый сантиметр не просто хотелось, это было жизненно необходимо, как воздух в лёгких, но так же важно было и просто видеть. Напрягая собственный уплывающий взгляд, Куга всё не мог насмотреться: распростёртый на полу, в одежде, которая больше ничего не скрывала, Юуки выглядел восхитительно бесстыдно и невероятно искренне. Его запрокинутая шея, пальцы, впившиеся в циновки, закушенная едва ли не до крови губа — этого было более чем достаточно, гораздо лучше, чем в любой из фантазий за последний год — Куга просто успел забыть, насколько тот может быть открытым и настойчивым в своей страсти. Юуки зло рыкнул, сел и попытался толкнуть Шинго, чтобы вновь оказаться сверху, но потерпел неудачу. Куга схватил его за локоть и перевернул к себе спиной, услышав в ответ что-то неразборчивое и явно нецензурное. Он задрал подол юкаты, прижимаясь ближе, чтобы Юуки мог чувствовать его меж разведённых бёдер. В нос ударил знакомый запах волос, так правильно и густо контрастирующий с солоноватым привкусом пота на губах. Юуки прогнулся в пояснице, вжимаясь сильнее, елозя и шумно выдыхая, поймал чужую руку, заставляя обхватить собственный истекающий смазкой член, переплетая влажные пальцы. Меж его ягодиц теперь тоже было мокро, но Кугу совсем не беспокоило, что он кончит, просто потираясь, как какой-нибудь похотливый пёс. Человек, который шипел и тихо вскрикивал под ним, доводя себя до финала его же ладонью, отдал себя сам, а прочее было не столь важно. Прикусив горячий загривок, Куга услышал, как Юуки выдохнул его имя, и в следующее мгновение мир ненадолго исчез, снесённый тугой и ослепляющее яркой волной.       Перекатившись на пол, Куга пару раз глубоко вдохнул и вдруг расхохотался — легко и весело, сам ещё толком не понимая отчего. Юуки тихо смеялся рядом. Он и не подумал поправить одежду, а просто лежал на спине, посмеиваясь над Шинго, над самой ситуацией или просто поддерживая внезапное веселье.       — Зачем ты это сделал? — наконец успокоившись и переведя дух, спросил Куга. Юуки не стал поворачиваться к собеседнику, лишь по-доброму улыбнулся в потолок.       — Ты и сам прекрасно знаешь.       Куга действительно знал — он и сам немало думал об этом. Вот только не представлял, что всё обернётся именно так. И был в этом совершенно с собою честен: некий спасительный конфликт и выяснение отношений виделись ему исключительно в виде бытового скандала, перепалки, возможно, с упоминанием чего-то более глобального. По сути, так всё и начиналось. Но Юуки не был бы собой, если бы не смог оставить всё на уровне вербальной агрессии, да что там — он сам же и начал эту глупую ссору. Думая о том, что все его неприятные замечания были не более чем поводом, Куга испытывал чистую, светлую радость. Было бы ужасно, заподозри Юуки нечто подобное на самом деле. Хотя насчёт Ноа…       — Прости, — Юуки озорно хмыкнул. — Не то чтобы я сожалею, но могу попробовать исправиться…       Кажется, это было предложение. В иной раз Куга бы мог придумать ему весьма интересное применение, но в тот момент он слишком устал. Тело буквально впитывалось в пол, ещё немного, и Куга рисковал остаться так навечно, а потому решил попытаться придумать что-нибудь стоящее.       Про Ватару спрашивать не хотелось. Но в этой истории было ещё более чем достаточно неопределённых переменных.       — Зачем ты хотел жениться на Акане?       — Ах, это, — Юуки улыбнулся и облегчённо выдохнул. Кажется, он уже успел придумать себе наименее благоприятный вариант развития событий. — Вы ведь говорили с ней тогда… незадолго до её отъезда.       — Я спросил не про неё, — Куга постарался одёрнуть как можно мягче. Ему вдруг подумалось, что эта манера увиливать от ответа — на самом деле всего лишь многолетняя привычка.       — Что до меня, ответ лежит на поверхности, — Юуки устало прикрыл глаза и сложил руки на животе. — Человеку, женившемуся на иностранке, никогда не стать императором в этой стране.       Глядя на него, Куга вдруг подумал, что в виде исключения можно остаться и здесь, в этой квартире. Он готов был ночевать не то что на футоне — просто на полу. Идти куда-то не было ни сил, ни желания.       — Теперь этой проблемы как будто нет.       Юуки улыбнулся и тут же широко зевнул, не успев даже прикрыть рот.       — Ты прав. У Юко замечательный муж.       Зеркало в прихожей Като вновь появилось уже через несколько дней, но Куга не смог бы сказать, через сколько именно. Время превратилось в киноплёнку, и выглянуть за пределы текущего кадра не представлялось никакой возможности. В первую очередь потому, что Куга просто не хотел. В голове поселилась блаженная пустота, плавно переходящая в «здесь и сейчас» где-то на уровне стенок черепной коробки. Тот же уголок, что продолжал работать в прежнем режиме, оказался столь крошечным, что не мог вместить целиком даже один день. Отжившее постоянно дробилось, превращаясь в груду обломков, бессмысленных клочков, и Куга с радостью выметал этот мусор, чтобы впустить новое мгновение во всей его единомоментной полноте.       Сделав замысловатую петлю из-за сквозняка посреди комнаты, бумажный самолёт клюнул Юуки точно в плечо и замертво упал на пол. Куга улыбнулся — предыдущие два воздушных судна не достигли цели. Возможно, Юуки их даже не заметил, — он сосредоточенно писал черновик так называемого «нового курса развития Ничи-Ничи», и его совершенно не смущало, что ранний вечер субботы — не самое подходящее время для таких дел.       Теперь Куга мог приходить и уходить когда вздумается, и дело было не в том, что Юуки разрешал ему. Он и прежде ни разу не высказался против. Просто теперь Куга больше не боялся. Все страхи, неловкость и прочие проблемы, всё, что удерживало прежде, больше не помещалось в его сознании — там жило лишь настоящее, а в настоящем не было причин для сомнений.       Со стороны могло показаться, что Куге скучно, что он устал ждать и пытается обратить на себя внимание. Но это было не так. Наоборот, лёжа на татами в этой квартире и коротая время за столь дурацким занятием, он чувствовал себя как никогда умиротворённым и наслаждался каждым из мгновений, подсвеченных мягким светом ноябрьского вечера. Из забракованных Юуки черновиков самолётики получались на редкость аккуратными — на вырванных листах не было ни складочки, и Куга скрупулезно выверял каждый сгиб, прежде чем провести ногтем и отправить новую поделку в полёт. Ему нравилось слегка доставать Юуки, однако, если самолёт сворачивал не туда, его плавный полёт интересно контрастировал с сосредоточенно замершей фигурой Като. Наверное, так могли бы выглядеть его идеи, обрети они форму, и Куга представлял себя неким демоном, вновь и вновь атакующим писателя неудачными строками. Но гораздо больше ему нравилось думать о том, что теперь расстояние между ним и Юуки может преодолеть даже такой ненадёжный транспорт. Ещё полгода назад для этого понадобился бы самый лучший военный самолёт, а теперь было достаточно и бумажного. Всё за пределами этой комнаты, угасающего вечера казалось не то что ненастоящим, но каким-то несто́ящим, кукольным и почти забавным.       В этом огромном макете города они были одни.       Куга продолжал ходить на службу, но, занимаясь привычными делами, идя по улице, вдруг начиная замечать окружающих его людей, лишь задорно усмехался, хмыкал, пряча улыбку. Беспричинно или просто оттого, что их мышиная возня — обязательно с серьёзными лицами, с печатью осознания важности своих действий — выглядела смешной и не заслуживающей внимания. По улицам собранного из фанеры и картона города гулял ветер вперемешку с осенними листьями, гоняя по улицам бумажных человечков. Юуки писал для них выдуманные новости, Куга собирал их нарисованные деньги. Странная игра, чтобы сохранить этот непрочный мир в равновесии. Впрочем, Куга не слишком переживал об этом — огромному карпу, проплывающему за окном квартиры Като, он удивился бы не больше, чем первому снегу.       Иногда где-то рядом возникал Ив, но он, похоже, по-прежнему ничего не понимал. Его лицо обыкновенно выражало что-то между тревогой и угрюмостью, и Куге хотелось ободрить его, но попытки сделать это пугали мальчишку ещё больше. Несмотря на дожди, теперь тот уходил куда-то всё чаще, возвращался позже обычного и почти не разговаривал без необходимости.       И всё же Ив не был бумажным человечком — его молчаливое неодобрение и какая-то беспричинная на первый взгляд тревога иногда заставляли Кугу задуматься больше, чем обычно: быть может, он упускал что-то важное? Но что? Ведь всё было так просто!       Однако, прежде чем окончательно отпустить эти странные размышления, ради интереса или просто на всякий случай Куга решил спросить.       — Всё нормально. — Дослушав сбивчивые объяснения, Юуки по-доброму улыбнулся. Он взял за руку и ободряюще сжал пальцы, словно говоря: «Всё будет хорошо». Но, в отличие от Ива, в его облике не было ни испуга, ни грусти. — Такое иногда случается. Потом проходит обычно. Но даже если нет — не думаю, что это плохо.       Сжатые пальцы тепло и привычно скользнули друг меж друга, переплетаясь. Юуки мягко потянул на себя и, поцеловав чужие костяшки, добавил:       — В любом случае я рад, что тебе лучше.       Через несколько дней Ив снова куда-то запропастился на ночь глядя. Пытаясь найти самостоятельно что-то из своих вещей, Куга полез в шкаф, где наткнулся на позабытую коробку с ампулами. Привычка их пересчитывать оставила его в одночасье после известного инцидента и больше о себе не напоминала. Куга и думать забыл об этом маленьком «скелете» и теперь был слегка озадачен. Наверное, следовало их просто выбросить.       Едва эта мысль посетила его голову, как пол у порога тихо скрипнул. Куга обернулся резко, словно его застали на месте преступления, но Юуки лишь прислонился виском к косяку двери и, сложив руки на груди, сказал:       — Так вот где они были всё это время.       — Никогда не поверю, что ты не знал, — Куга усмехнулся, но закрывать и вновь прятать коробку отчего-то не стал, вместо этого продолжая задумчиво поглаживать стекло, за которым плескалась прозрачная жидкость.       — Думал, ты проявишь изобретательность, — Юуки отлип от стены и подошёл ближе, почти вплотную. На мгновение он покосился на ампулы, отчего его ресницы слегка дрогнули, а затем поднял глаза, упираясь потемневшим взглядом, и спросил:       — Хочешь попробовать?       Юуки сделал укол в левую руку. Он долго смотрел на вену, сжимая сгиб локтя и так и эдак, прицеливался, и в результате боли Куга почти не почувствовал. Наверняка, вводя морфий себе, Юуки не был столь осторожен. К тому же в шприц он набрал где-то две трети содержимого ампулы.       — Вот так, — Юуки отложил шприц на тумбочку. Он сидел на краю кровати, будто пришёл проведать больного, но в его глазах вместо заботы был скорее живой, несколько пугливый интерес. — Думаю, тебе хватит.       — А ты?       Куга как будто уже начинал что-то чувствовать, но ещё не был уверен, что именно. В любом случае Юуки наверняка скучал по тем ощущениям, что должны были последовать после. Если бы он просто попросил отдать ампулы, Куга ответил бы категоричным отказом, но, как оказалось, существовал и обходной путь.       Юуки перевёл взгляд на коробку, где оставалось ещё по крайней мере три порции, и несколько долгих мгновений смотрел на неё почти с жадностью. Несмотря на жутковатое выражение лица, он вдруг показался Куге очень привлекательным, даже не так — просто приятным, симпатичным… Само его присутствие здесь, сейчас, так близко заставляло впадать в по-настоящему простодушную, светлую, какую-то детскую радость. А то, как он делал укол: это же надо — ввести иглу под кожу так точно, не задев ничего лишнего!       Последняя мысль привела Кугу в полнейший восторг — он не сразу заметил, что Юуки вновь слегка улыбается ему, с ненасытным интересом смотря и замечая происходящие изменения.       — Нет. Думаю, мне не стоит начинать вновь.       На это Куга широко улыбнулся — то ли радуясь такой силе воли, то ли просто оттого, что ему было хорошо. Руки слушались плоховато — стали какими-то слабыми, но никого побеждать больше не требовалось. Стоило дёрнуть его за локоть, как Юуки с тихим довольным смешком лёг на кровать рядом.       Тяжёлые капли били по стеклу всё чаще. Это была не гроза, просто осенний дождь, спокойный, обещающий продлиться до рассвета. Куга любил такие ночи, ему нравилось прислушиваться к шуму воды, лёжа в темноте. Но сейчас в комнате было светло, и поэтому лицо Юуки в каких-то дюймах можно было свободно рассматривать, насколько позволял постоянно пытающийся расфокусироваться взгляд. Приятная расслабленность, гладкие, спокойно-округлые волны эйфории уже заполнили всё тело, но Куга упорно продолжал напрягать глаза, стараясь разглядеть и запомнить все давно знакомые черты, неожиданно представшие интересно по-новому. Он протянул руку, чтобы нежно погладить тускло сияющие в электрическом свете скулы, а затем откинул со лба волосы, неловко стараясь загладить их назад. Юуки просто лежал и смотрел в ответ, но его глаза стали большими, почти круглыми, словно пытаясь втянуть в себя ещё больше воспоминаний на будущее, а на губах блуждала старательно подавляемая, но безобразно довольная улыбка.       Волны стали немного сильнее — теперь Куга явно мог чувствовать, как они прокатываются по его телу туда-обратно, разбегаются в руки и ноги, а оттуда в каждый палец по отдельности. Он прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться на происходящем, и тут же почувствовал, что начинает уплывать в сон. Но было ещё рано — вдруг захотелось говорить. Нужно было сказать так много: важного и не очень, хотя Куга больше не мог провести границу между этими категориями — они остались в его голове лишь в виде слов. Мысли разбегались, путались, как водоросли в воде, исчезали и возникали вновь, как пена. Но он должен был сказать хоть что-то.       — Ты самый удивительный человек из всех, кого я встречал.       — Часто тебя удивляю? — Юуки хмыкнул, то ли забавляясь, то ли снисходительно. Собрать картину мира как следует, чтобы понять выражение его лица, не удавалось. Веки стали ужасно тяжёлыми, и Куга прикрыл глаза, выдохнув:       — Постоянно, — шевелить языком становилось всё сложнее, но он посчитал нужным добавить: — И мне это ужасно нравится.       На это Юуки тихо рассмеялся.       — Сегодня, я так понимаю, нравится особенно сильно.       Он положил ладонь сзади на шею, несильно сжав, стал медленно гладить по спине, словно ребёнка. Эта незамысловатая ласка отозвалась приятным теплом во всём теле. Куга промычал что-то неопределённо-положительное, выгибаясь, чтобы сильнее подставиться под тёплую ладонь. Тело было таким неповоротливым и таким лёгким одновременно, словно воздушный шар странной формы. Куга живо представил, что он — жёлтый шарик, который весь день летал где-то в парке, и теперь прилёг отдохнуть. А руки, что не раз толкали прежде, теперь осторожно и с благодарностью обнимают его, и эти светлые эмоции льются через них в его пустое тело сквозь тонкие жёлтые стенки.       — Особенно сильно удивлён, — не в силах построить более сложное предложение, Куга приоткрыл один глаз и серьёзно кивнул, тут же расплываясь в довольной улыбке: — Что ты променял вот это на меня.       — Ты очень умело предложил альтернативу.       Юуки тихо охнул. Этот порыв был последним, на что хватило Кугу, но он обнял и прижал к себе неожиданно сильно и в то же время осторожно. Как если бы не хотел расставаться с чем-то бесконечно дорогим и важным, намереваясь навсегда спрятать от остального мира в своих объятьях. Глубоко вдохнув знакомый и любимый запах, который за ухом, в растрёпанных волосах чувствовался особенно сильно, Куга наконец расслабился, позволяя сознанию стремительно падать в густой туман сна. Ему вдруг показалось, что он оказался дома. Не в каком-то конкретном месте, а в том доме, особом для каждого, где хочется быть, где всегда спокойно и не о чем волноваться.       К середине декабря ощущение жизни, как чего-то и за пределами личного пространства, постепенно начало возвращаться. Теперь Куга видел, что некоторое время назад с ним приключилось нечто странное, однако не акцентировал на этом внимания и продолжал жить по большей части сегодняшним днём. Кровать в его спальне начала безбожно скрипеть, и теперь они с Юуки чаще оставались на ночь в квартире последнего. Тот так и не удосужился обзавестись чем-то кроме футона, да и остальная обстановка мало изменилась со дня его приезда в столицу. Всё это не слишком напоминало прежний дом Като в Киёмори, но Куга то и дело ловил себя на чувстве déjà vu. И чем чаще это происходило, тем больше ему казалось, словно он что-то забыл. Возможно, даже что-то важное.       И однажды утром, слушая, как Юуки тихо напевает себе под нос, он вспомнил, что именно.       Пару дней спустя, завидев из окна служанку, которая подходила к дому с небольшой коробкой в руках, Куга наспех сунул ноги в гэта и почти бегом спустился ей навстречу. Вообще-то никаких конкретных указаний Ино-чан он не давал, но, подняв тряпицу, которой была прикрыта коробка, на мгновение застыл и разочарованно выдохнул. Это был не котёнок, но ещё и не кот — угловатый кошачий подросток, и притом самый обычный: белый, с неровными серыми пятнами. Такого можно было найти где угодно, под любым забором! Куге живо вспомнился Куро — холёный, с угольно-чёрной лоснящейся шерстью, гордым и умным взглядом зелёных глаз. У кота, которого принесла Ино-чан, глаза тоже были зелёные, но светлые — цвета выгоревшей травы. На его тонкой шее болтался ошейник с крошечным колокольчиком, который издавал высокий звон при малейшем движении. Впрочем, несмотря на такую раздражающую вещицу и не слишком приятный путь в коробке, кот не пытался убежать, не шипел, а лишь рассматривал Шинго, как тот рассматривал его. Короткая шёрстка тоже была самой обычной, но чистой и приятной на ощупь.       Стоя перед дверью Като с глупой улыбкой и котом в руках, Куга никогда ещё не чувствовал себя таким дураком. И был бесконечно этому рад. Юуки очень любил своих котов. Возможно, он не заводил других, потому что чувствовал бы себя предателем? Или ему просто было некогда. Но теперь это было уже не важно. Куга знал, что от такого подарка тот не откажется.       А ещё он знал, что всегда кто-то должен сделать первый шаг.       — Похож на тебя.       Они сидели посреди гостиной, а кот, позвякивая колокольчиком, медленно обходил комнату, принюхиваясь к каждому уголку, к каждой вещи. Изредка он оборачивался, чтобы взглянуть на Юуки, и снова принимался изучать свой новый дом. Эти двое однозначно понравились друг другу, однако всё ещё предпочитали соблюдать дистанцию. Пока Юуки держал его на руках, кот не вырывался, лишь смотрел в ответ, а после, когда его отпустили, принялся расхаживать по комнате, впрочем, не убегая дальше.       — На меня? Почему ты так решил? — Несмотря на свои недавние мысли о подзаборных котах, теперь Куга находил нового соседа довольно симпатичным и по-юному грациозным. Но логику Юуки это объясняло едва ли. — У него зелёные глаза.       — Родись ты гайдзином, у тебя тоже были бы зелёные глаза, — Юуки улыбнулся и отпил немного виски, которым, несмотря на позднее утро, они решили отпраздновать пополнение в их компании. — Большие и светлые. Прямо как у него.       На это Куга лишь хмыкнул и вновь взглянул на кота. Тот был явно любопытным, но не шебутным, как собаки или маленькие дети. Он не боялся, но его шаги были в меру осторожными, а взгляд — осмысленным. Про себя Куга подумал, что в своё время ему бы не помешала осторожность — даже такая, в самой базовой форме. Вслух же он сказал:       — Как ты его назовёшь? Надеюсь, не Куга?       — Разумеется, нет, — Юуки весело усмехнулся и покосился на собеседника. — Зачем называть одинаковыми именами тех, с кем живёшь? Так и тронуться недолго, — он сделал ещё глоток и, чуть нахмурившись, спросил: — Ты надел на него этот ошейник?       — Нет. Тебе не нравится?       — Ему не нравится, — Юуки встал и подошёл к коту. Тот вёл себя совершенно спокойно, но Куга подозревал, что в кошачьих эмоциях Юуки смыслит побольше него. Он снял ошейник и, со звоном встряхнув его пару раз, сказал: — Пусть будет Рин-чан.*       В середине декабря Куга написал отцу, что не приедет на Новый год домой в Осаку. Пробыть там несколько дней, чтобы пообщаться с семьёй и отдохнуть от столицы, можно было и чуть позже.       — Честно говоря, я уже и не помню, что следует делать по такому случаю, — Юуки смущённо вздохнул и бросил взгляд за окно, где сгущались по-зимнему ранние сумерки. Последние полчаса он уговаривал Кугу отправиться встречать праздник в Осаку, но потерпел поражение и теперь не был уверен, как на это реагировать.       — Именно поэтому я и останусь здесь, — с довольным видом сообщил Куга. Он упёр руки в колени, отчего его поза стала ещё внушительнее, демонстрируя решимость остаться здесь — да хоть бы на этом самом месте — во что бы то ни стало. — Можем гулять весь день по городу, можем отправиться в онсэн, можем остаться дома и просто бездельничать! Валяться в постели и пить. Или поехать куда-нибудь за город.       — Прямо сейчас я немного сбит с толку, — Юуки всё же позволил себе улыбнуться и, покосившись на собеседника, добавил: — Надо подумать.       — Вот и договорились.       Почувствовав касание у колена, Куга повернул голову и увидел, как его ногу обнюхивает Рин-чан. Убедившись, что этот человек ему знаком, кот напружинил лапы и запрыгнул на плечо, едва не соскользнув вместе с воротом халата, но всё же удержавшись.       — Я хочу посетить один храм.       Куга озадаченно моргнул. Ещё раз повторив про себя услышанное, он в недоумении уставился на Юуки, который по-прежнему стоял, задумчиво глядя в окно. Это было довольно странно, однако, в контексте новогоднего празднества — уже чуть менее удивительно. Стоило об этом подумать, как Юуки тут же выдал:       — Не на Новый год — слишком много людей.       Дым от благовоний поднимался вверх медленно, лениво — ветра не было, а за пределами небольшого храма падал редкий снег. Он не долетал до земли, словно исчезая за дюйм до пожухлой травы и тёмных мостовых, но серое небо всё продолжало оседать на город холодным пеплом. Поздним утром в субботу, да ещё в такой холод, возле храма Ёсивары не было ни души. Несколько местных девушек, что встретились по дороге, лишь удивлённо обернулись вслед, не понимая, что незнакомцы делают здесь в такой час. Едва ли Юуки боялся попасться кому-то на глаза. Но он не хотел, чтобы им помешали. Куга тоже не хотел этого и, честно говоря, несколько недоумевал, почему Юуки решил взять его с собой. Однако портрет в его квартире больше не пугал, как и воспоминания о так похожем на него сне — всё это было слишком давно, и теперь Куга чувствовал лишь любопытство, неловкое и с привкусом горечи.       Юуки не стал дёргать за язык колокола, хотя и бросил в миску для подношений пару монет. Ему было не о чем просить здесь**, но, сложив ладони, закованные в чёрную кожу перчаток, на несколько минут закрыл глаза и словно бы превратился в одного из каменных монахов, что стоят на подступах к буддийским храмам.       — Что ж, она сказала приходить вдвоём. И вот мы здесь.       Вернувшись обратно, Юуки опустил руки и, неловко улыбнувшись, взглянул на собеседника. Куга лишь кивнул в ответ. Они вышли из храма, и Юуки, приподняв воротник пальто, не спеша направился прочь, к выходу из квартала.       — Ты любил её?       — Да, думаю, да, — Юуки сказал это легко, без особых эмоций, затратив едва ли секунду на поиск ответа. — Знаешь, я привык думать, что у меня есть два друга: хороший и плохой. Но теперь один из них мёртв, а второй не заслуживает называться даже плохим.       Наверное, прежде Куга испытал бы укол ревности или глухое раздражение, что-нибудь вроде того. Но теперь всё это было не важно.       — Почему она?       Спрашивая, Куга шёл вслед за своим любопытством, несколько притупившимся в последнее время, но живым. А ещё ему вдруг вспомнилось, как неприятно резанула новость о смерти этой женщины. И это отлично гармонировало с замечанием о хорошем и плохом друге. Гибели Зеро Куга был бы рад без зазрения совести, не сочтя нужным притворяться перед кем бы то ни было.       — А почему ты? — мягко вернул Юуки. Он покосился через плечо, так как, пытаясь разобраться в собственных порывах, его собеседник немного отстал. — Или у тебя есть какие-то предположения на этот счёт?       Куга прикусил губу, — предположений у него было много: и насчёт Киохи, и насчёт себя самого. Однако Юуки не выглядел так, будто придавал этому разговору особое значение. Ничто из этого не было секретом, и Куга ничего не знал об их отношениях с Киохой лишь потому, что не спрашивал прежде.       — Я думал, она напоминает тебе сестру.       — И чем же? — от удивления Юуки даже на мгновение остановился, а его левая бровь вопросительно приподнялась над тонкой оправой. — А… Крутой нрав, — тихо рассмеявшись, он зашагал дальше, — Но нет, дело не в этом.       В задумчивом молчании Куга направился следом, всё так же держась на полшага позади. Почему-то такая дистанция казалась необходимой — именно в тот момент, именно в этом месте. И Куга продолжал отставать, словно уступая место рядом с Като кому-то другому.       — Она красива.       Сказать «была» оказалось совершенно невозможно. Куга видел её не так давно, но даже кровь и смерть не портили её, а лишь добавляли красок.       — Красота… — Юуки покачал головой и взглянул поверх очков на небо. — В пять лет родители продали её в публичный дом, потому что из всех дочерей она была самой хорошенькой. И с возрастом это не изменилось — наоборот. Да ты и сам видел.       — Видел, — опустив глаза, кивнул Куга. Ему вдруг стало очень стыдно, хотя в словах Юуки не было упрёка, и говорил он ровно, будто пересказывал услышанную где-то чужую историю.       — От неё всегда были проблемы. Дело даже не в характере — девушки, едва увидев её, желали ей смерти, а мужчины сходили с ума: калечили друг друга или пытались убить её. И всё это из-за красоты, этой мимолётной иллюзии, которую она сама даже не могла толком увидеть. — Юуки коротко взглянул на собеседника, после чего немного нервно поправил шляпу и какое-то время шёл молча, тоже уйдя в собственные мысли.       Куга не рассказывал ему о своём сне, но гравюра на алтаре в соседней квартире была прямым его отражением. Юуки всегда знал, с кем имеет дело, и слова о «мимолётной иллюзии» изначально принадлежали вовсе не ему — Куга был в этом уверен.       — Ты, наверное, думаешь, почему я ничего не сделал, — Юуки медленно сжал пальцы в кулак и вновь разжал их, скрипнув кожей перчаток. — Я бы мог выкупить её, дать ей свободу. Как… Не важно. Но она не хотела спасения. Такого спасения.       Это было необычно, пугающе… Но уже ожидаемо. Даже понимая, насколько глупо будет звучать его вопрос, Куга всё равно осторожно начал:       — Эта гравюра у тебя в квартире…       — Это не её портрет, — перебил его Юуки с улыбкой, похожей на лепесток лотоса.*** Указав рукой назад, в сторону скрывшегося за поворотом храма, он добавил: — А это — не её могила. Но какая разница?       Они почти дошли до одной из главных дорог города, где собирались поймать такси — путь был неблизким. Ничего подходящего рядом не проезжало, но Куга и не пытался высмотреть повозку — людскую суету он бесцельно провожал отсутствующим взглядом.       — И всё же я представлял её несколько иначе. Умиротвореннее, что ли.       Юуки пожал плечами.       — Какая разница, как жить, если живёшь в мире иллюзий? — с напускной беззаботностью заметил он.       И эта мысль срезонировала неожиданно сильно — Куга ещё помнил, как совсем недавно жил в странном бутафорском мирке. Там его ничто не волновало — необычайно приятно все проблемы казались просто смешными или не существовали вовсе. Повезло, что в этот период не произошло ничего значительного — Куга не был уверен насчёт собственной реакции, объявись тогда вдруг Зеро или кто-нибудь ещё. Во всяком случае, протыкать бумажных человечков карандашом очень просто и совсем не страшно.       «Какая разница, как жить, если живёшь в мире иллюзий?» — Юуки точно там не жил. Но ведь мечтать можно о чём угодно, а когда рядом есть живой пример, делать это гораздо проще.       — Тебе её не хватает.       Спрашивать о таком было бы слишком глупо. Куга просто хотел сказать, что понимает и сочувствует. И то, и то, конечно, лишь отчасти, но раньше он не мог увидеть и этого.       Юуки попытался улыбнуться, но его губы дрогнули, так и оставшись прямой линией.       — Мне ужасно её не хватает.       Незадолго до конца декабря Куга встретился со старыми приятелями. Сатоши всё так же был полон оптимизма и веры в прекрасное солнечное будущее. На вопрос, как к скорому отъезду относится его дорогая супруга, он лишь махнул рукой, нехотя обронив:       — Смирилась.       Такаюки тихо посмеивался, слушая о грандиозных планах друга на новую жизнь, что вскоре должна была начаться за столь внезапным поворотом.       — А ты чего такой довольный сидишь? — угомонившись, подозрительно спросил Сатоши. Под его пристальным взглядом Такаюки неуверенно заёрзал на стуле и не слишком убедительно промямлил:       — Да обычный. С чего мне быть недовольным?       Куга покачал головой и тоже показательно уставился на друга. Такаюки и правда выглядел каким-то умиротворённо-счастливым, а спокойная, будто сияющая улыбка несмываемо отпечаталась не только на губах, но и в глубине ореховых глаз.       — Меня просили не говорить, — он укоризненно взглянул сначала на Сатоши, потом на Кугу, после чего тяжело вздохнул и добавил: — Но вы же не отстанете.       Его жена ждала ребёнка. Раньше Куга как-то не задумывался о том, что у Араи нет детей, в отличие от того же Сатоши, хотя последний женился на год позже. Прошло уже пять лет, и можно было лишь гадать, как рады Такаюки и его жена долгожданному первенцу. И как боялись его потерять, так что поздравлять раньше времени не стоило. Куга просто заказал Такаюки ещё порцию того удивительного имбирно-алкогольного напитка, которым они грелись весь вечер, и сидел, тепло улыбаясь, пока Сатоши эмоционально расписывал все «прелести» отцовства.       О себе Куга особенно ничего не говорил, лишь немного похвастался своими успехами в роли начальника отдела да рассказал пару забавных историй про Ива. К нему особенно и не лезли, но, уже прощаясь, Такаюки придержал за локоть и осторожно заметил:       — Хорошо выглядишь.       — Спасибо, — хмыкнул в ответ Куга. Он помнил своё отражение в зеркале минувшим утром и мог с уверенностью сказать, что до его внешности в лучшие времена оно сильно не дотягивало. Но Такаюки говорил, очевидно, не об этом: увиденное он сравнивал с воображаемым образом Шинго или, вернее, того, что от него должно было остаться после нескольких месяцев проживания под одной крышей со столь неоднозначным элементом его биографии.       — Разве что щёки запали немного, — Такаюки коротко улыбнулся и уже с серьёзным видом сказал: — Если я могу чем-то помочь — обращайся.       — Хорошо.       Пусть он едва ли мог помочь хоть чем-нибудь, но в тот момент Куга испытал жгучую, почти болезненную благодарность. Он стиснул зубы, чтобы не выдать своего состояния, и попытался отшутиться, кивнув на Сатоши:       — Хотя теперь у нас есть, кому помочь с красивой жизнью.       Под Новый год они и правда долго бродили по сверкающему разноцветными огнями городу. Настала оттепель, и на улицах было довольно грязно, что, впрочем, никого не смущало — тротуары пестрели от праздничных нарядов женщин, шумели полноводной рекой голосов, искрили детскими улыбками и отражениями фейерверков в окнах. Юуки категорически запретил дарить ему что-либо, сказав, что само решение Шинго провести праздник с ним — уже лучший подарок, а потому не стоит портить впечатление. Тогда, хитро улыбнувшись, Куга сказал, что тоже хочет подарок, но озвучит своё желание лишь в канун перемены дат.       Наряжаться Юуки не стал — на нём был осенний плащ, надетый поверх ежедневного костюма, и шляпа с короткими полями. Что ж, это было не главным. Если Юуки и казалось, что их маршрут был случайным и хаотичным, его ждал сюрприз. В какой-то момент Куга потянул его за рукав ближе к обочине и кивнул на неприметную стальную дверь:       — Нам сюда.       Юуки поднял взгляд на тусклую вывеску фотоателье и покачал головой.       — Может быть, в другой раз? Посмотри, там начинается представление, — он кивнул чуть вбок, где вниз по улице располагалась импровизированная сцена. Здесь проходила граница китайского квартала, и, несмотря на то, что местный Новый год был ещё не скоро, на помост уже поднимались девушки с яркими веерами и двое акробатов в костюме льва.       — Это моё желание, — Куга вновь осторожно дёрнул за рукав, разворачивая Юуки к себе лицом. — Мой подарок на Новый год. Я хочу, чтобы у меня была твоя фотография.       Ив постарался на славу — праздничный ужин он готовил целый день и потратил это время не зря. Куга не уставал нахваливать его труды, а уж добравшись до торта, рассыпался в комплиментах, как не бывало ни перед одной интересной дамой. Об отношениях Юуки со сладостями мальчишка, понятное дело, не знал. Вспомнив об этом, Куга уже собирался рассказать ему, но, прежде чем он успел раскрыть рот, Юуки подцепил кусочек пружинящего шоколадного коржа с нежнейшим фруктово-сливочным кремом вилкой и отправил в рот.       — Очень вкусно, — приподняв уголки губ, он посмотрел на Ива благодарно-восхищённым взглядом, чем вызвал поток невнятных бормотаний и по-зимнему малиновый рассвет на щеках. Не удержавшись, Куга достаточно громко хмыкнул. Иву было уже всё равно — он достиг предела мечтаний и был абсолютно счастлив на текущий вечер. А вот Юуки коротко перевёл взгляд и дёрнул бровью. Но ревновал Куга не его. В конце концов, почему похвала Като вдруг стала дороже Иву, чем благодушие собственного хозяина? Завидовал ли вечно привлекающий всеобщее внимание Куга этой способности влюблять по собственному желанию любого и каждого?       Завидовал?       Зависть — то, как Эйки описал эмоции Ноа. Тогда Куге показалось это странным, он решил, что чего-то недопонял, а быть может, что-то напутал Эйки.       Но всё было верно. При условии выигрыша Зеро, Юуки превращался в невероятную ценность. Что до Ноа... Если Куге разрешили взять на себя опекунство, ему разрешили бы и подавно. Почему Зеро не воспользовался такой возможностью, более простой и безотказной?       Потому что в нужный момент он бы не смог вытащить Юуки из петли?       Нет, не только. Куга не питал особых иллюзий, но он не мог не видеть, что является пусть ненадёжным, но якорем, который всё ещё заставляет Като оставаться здесь, продолжать если не бороться в полную силу, то хотя бы искать выход из сложившейся ситуации. И столь же ясным было то, что присутствие Юуки в непосредственной близости не принесёт ему счастья, по итогу — точно нет. В отличие от того же Зеро, который использовал своего друга, как разменную монету. И Юуки это прекрасно понимал. Однако теперь он принадлежал Зеро безраздельно и безнадёжно, так же, как и раньше, но утратив право выбирать.       С того момента, когда Куга пытался наладить отношения после ссоры, доказывая, что ему наплевать, как живёт Като вне пределов их общения, до нынешнего вечера, когда расписался на бланке заказа в фотоателье, — это желание присутствовало всё время, неявно, подавленно, стыдливо и временами зло, оно было. Но Куга окончательно признался себе только теперь.       Он хотел, чтобы Юуки принадлежал ему.       И понимал, что это невозможно — ни тогда, ни теперь, ни после.       Пока Ив носился с радиоприёмником, пытаясь вновь отыскать сигнал, Юуки склонил голову чуть набок и настороженно уставился через стол. Куга подозревал, что на его лице отразилась реакция на какие-то из последних размышлений, но от этого вечер не перестал быть менее приятным. Наоборот — Куга был искренне рад, что находится именно в этом моменте своей жизни, когда в спокойной обстановке можно ненадолго забыть прошлое и вообразить, что будущее никогда не настанет. Он улыбнулся Юуки, показывая, что всё в порядке, и тот, забавно хмыкнув, обернулся к окну на грохот фейерверков. Те были не слишком впечатляющими — не иначе кто-то решил устроить праздник для детей, но от этого пляска красных и жёлтых ракет выглядела по-особому радостно.       Юуки никогда не принадлежал ему, но Куге вдруг подумалось, что это не так уж и важно. Ведь никто не принадлежал Юуки в той степени, как он.       В комнате царил полумрак. Юуки полулежал на футоне в свете керосиновой лампы и слегка покачивал бокалом, в котором плескалось вино, явно отличное от того, которое пили за праздничным столом. Пока Куга был в душе, господин Като, теперь с ленивым пристрастием рассматривающий своего позднего гостя, похоже, ни в чём себе не отказывал. Впрочем, в последний раз его хмельной вид и сонная расслабленность оказались блефом. Теперь Куга всерьёз подозревал, что это ещё один приём для маскировки: собственной усталости, беспомощности — или же наоборот — чрезвычайной готовности к действиям. Он остановился в шаге от футона и в скудном освещении попытался найти хоть какие-то признаки, чего ожидать на этот раз.       Под пристальным взглядом Юуки сделал ещё глоток, после чего отставил бокал в сторону и, довольно изогнув губы в предвкушении, поманил к себе.       Это была всего лишь новогодняя ночь.       Куга опустился на футон, подползая ближе, чтобы легко поцеловать в губы, несколько раз — в разогретые скулы и один — под линией челюсти, где жизнь бьётся особенно беззащитно. Юуки жмурил глаза, как кот во время ласки, впрочем, не забывая наблюдать за действиями по собственному ублажению из-под коротко подрагивающих ресниц. Он был не так уж пьян, просто ему нравилось чувствовать себя безвольным объектом обожания.       Но у Куги были немного другие планы.       Придвинувшись ещё ближе, не обнимая, но ластясь телом к телу, он коротко лизнул ямку меж ключиц и тут же отстранился. Так он смотрел на Юуки снизу вверх, но в этом взгляде не было просьбы. Как и много лет назад, Куга не собирался спрашивать — ответ интересовал его мало. К тому же у Юуки просто не было выбора, кроме как принять существующее как данность.       — Я хочу быть твоим.       Несколько секунд ничего не происходило — такое заявление в столь расслабляющем контексте можно было толковать вполне конкретно. Но формулировки лучше на ум так и не пришло. Куга ожидал, что, воспользовавшись этой лазейкой, Юуки, как всегда, переведёт всё в шутку и прикинется ничего не понимающим истуканом, однако те времена, по-видимому, давно прошли. Сделав взгляд более осмысленным, без поволоки винного тумана, а лишь с сухим остатком усталости, Юуки едва заметно вздохнул, отвёл глаза, потянувшись к бокалу, но тут же убрал руку и с укором посмотрел вниз, на человека, столь прямолинейного в своих желаниях. Наверняка ему было что возразить. Наверняка Юуки не чувствовал в себе сил это делать, но всё же собирался что-то сказать, когда ладонь Куги мягко, но безапелляционно закрыла ему рот.       — Хотя бы сегодня.       Какое-то время Юуки просто смотрел ему в глаза с тем выражением, с каким мог бы один за одним приводить свои многочисленные аргументы против, а затем медленно моргнул, признавая поражение. Куга убрал ладонь и, горячо и благодарно поцеловав, перекатился на спину, продолжая обнимать Като, заставляя его нависнуть сверху.       — И в этом смысле тоже.       Такое случалось нечасто, а первый раз вообще не произвёл на Кугу никакого положительного впечатления. Однако потом, когда неприятные ощущения мало-помалу забылись, его вновь одолело любопытство. Но это было уже ближе к середине лета, и времени на эксперименты оказалось совсем немного. Единственное, что Куга помнил — с ним обращались подчёркнуто осторожно, забирая себе по кусочкам, иногда до безобразия неспешно и в то же время полностью, без шанса даже на попытку сопротивления. Но в этот раз в ответ на предложение не последовало ни довольной улыбки, ни чувственного поцелуя, ни жадного скольжения ладоней, стремящихся под одеждой всё дальше.       В близком свете лампы Куга заметил лишь, как плавно расширились зрачки в глазах напротив, а в следующий миг севшим на тон голосом Юуки сказал:       — На колени. Лицом к стене.       Он быстро поднялся на ноги и отошёл куда-то к крошечному шкафу в углу комнаты. Свет туда почти не доставал, и, прежде чем отвернуться, выполняя просьбу, Куга не заметил ничего необычного. Он скинул халат и начал расстёгивать пуговицы пижамной рубашки, когда сзади послышалось:       — Оставь, — и следом: — Руки за спину.       Подняв рукава, Юуки заставил обхватить ладонями локти и так связал предплечья вместе, не слишком туго, но по-настоящему — Куга не смог бы освободиться самостоятельно, разве что нашёл бы где-нибудь воткнутый в стол нож. Верёвка была грубой, не специальной, как та, чьи красные сети Куга помнил на коже Като. Нет, конкретно эту, жёсткую, но уже изрядно потёртую от времени, Куга узнал даже так — на ощупь, и оттого иронично усмехнулся. Правда была в том, что она связала его по рукам и ногам уже довольно давно: когда не смогла затянуться на чужой шее. Что ж, метафора стала реальностью, а всепоглощающее чувство — конкретным действием.       Иллюзорность мира во всей красе.       — Это такая месть? — хмыкнув, спросил Куга. Ему живо припомнилась неуклюжая попытка привязать Юуки его же рубашкой к изголовью кровати. Тогда ситуация не располагала, но при необходимости тот наверняка с лёгкостью бы выскользнул из хлипких пут.       — Я всего лишь исполняю твою просьбу, — Юуки медленно потянул ворот рубашки на себя, так, что стали видны косточки плеч, а спина оголилась ровно настолько, сколько открывает кимоно учениц гейш во время весенних праздников. — Так, как хочется мне.       Юуки припал губами к позвонку у основания шеи, разорвав поцелуй с тихим влажным звуком, от которого сверху вниз по телу, словно первая капля пота, пробежал приятный озноб.       Оставив ещё несколько чувственных поцелуев по верху лопаток, Юуки, с наслаждением упиваясь властью, сжал бока так, что его большие пальцы горячо скользнули до ямочек внизу спины. За ухом мазнуло влажным дыханием, и Куга прикрыл глаза, тяжело сглатывая, когда, обращённое в низкие вибрации, его слуха коснулось:       — Или ты думал, что тебя одного посещают подобные фантазии?       Мочку игриво прихватили зубами — словно замкнули контакт, посылая в низ живота очередной разряд тока, и тут же принялись жадно посасывать, не извиняясь, но заставляя желать ассоциативно близкого.       Юуки всё ещё сохранял расстояние — боясь излишне заломить руки или же не желая обнаруживать собственное состояние. Куга мог чувствовать лишь его губы, тягучей патокой спускающиеся ниже по взмокшей шее, и пальцы, скользнувшие под одежду, но касающиеся едва-едва. Эти лёгкие поглаживания по внутренней стороне бёдер напоминали щекотку, но вызывали дрожь совсем иного характера.       Юуки не стал снимать пижамные штаны, но ослабил завязки, отчего край ткани всё же сполз вниз, и теперь из-за него выступала блестящая в полумраке головка члена. Куга закусил губу — хотелось прогнуться, настойчиво податься назад бёдрами или вывернуть шею, срывая поцелуй. Но он продолжал терпеть, принимая всё, о чём просил сам, где-то на задворках плывущего сознания вяло удивляясь собственной реакции на происходящее. Он помнил каждую близость с Юуки — в пересчёте на всё прошедшее время выходило не так много, а попытки забыть теперь казались откровенно смешными. И всё же никогда прежде не было так ярко, пробирающе-желанно с первых прикосновений, когда всё тело превращается в оголённый нерв.       Получается, он не солгал и действительно в глубине души хотел именно этого: не обладать, а принадлежать — безраздельно и без оглядки, полностью растворившись в сладковатой предопределённости.       Юуки положил голову на плечо.       — О чём думаешь?       Его странный вопрос никак не вязался с ситуацией — промедлив с ответом, Куга почувствовал, как чужие пальцы жёстко сжали подбородок, заставляя повернуть лицо под строгий суд тёмных глаз.       — А на что похоже?       Юуки опустил взгляд и, довольно хмыкнув, ухмыльнулся. Его левая рука лениво скользнула дальше, за мошонку, а ногти как будто случайно задели нежную кожу. Куга вздрогнул и тяжело выдохнул, лишь в последний момент подавив стон.       — Как будто представляешь что-то более интересное, — задумчиво протянул Юуки. Он вновь поднял взгляд и приказным тоном спросил: — Не хочешь поделиться?       Пусть в тот момент Куга думал вовсе не об этом — его повело с новой силой лишь от нажима в голосе — но и выдумывать тоже ничего особенно не пришлось:       — Одно время мне нравилось представлять, как я делаю нечто подобное с тобой, — он облизнул пересохшие губы; пальцы отпустили лицо и, прочертив ногтями четыре полосы по правому боку, скользнули меж ягодиц, намекая, но пока лишь дразня в ожидании ответа. — Но…       На мгновение воскресив старые фантазии, Куга запнулся. Тогда он всё время хотел что-то доказать — себе ли, Юуки, совершенно забывая при этом, как раздражающе тот выглядит в покорном бездействии, в смирении перед обстоятельствами.       — Но?       Юуки облизнул подушечку большого пальца и, вернув руку вниз, стал невесомо гладить им головку. При этом он продолжал смотреть в глаза, и разорвать этот контакт не было никакой возможности. Куга очень старался играть по правилам, но Юуки явно переоценил его возможности.       — Но будем честны, — усмехнувшись подрагивающими уголками губ, Куга всё-таки подался бёдрами назад, почти насаживаясь на ласкающие его пальцы, но что важнее — лишая Юуки возможности оставаться показательно невозмутимым. — Мне бы не хватило терпения.       Боли почти не было. Возможно, Куга был бы рад некоторой грубости, но решать было не ему. Всё, чего он смог добиться — тычок лицом в подушку в ответ на настойчивые требования более активных действий. Юуки наслаждался его телом в самом прямом смысле: он не стремился растянуть прелюдию специально, но просто никуда не спешил. Было в этом что-то от садизма: с таким удовольствием пожирать чужие эмоции, живой отклик под пристальным взглядом натуралиста. Больше не считаясь с чужими желаниями, Юуки не был жесток, впрочем, как и нежен; даже бельевые прищепки на особенно чувствительных местах исчезали, не успевая причинить настоящей боли. Одежда как будто не мешала ему вовсе, но Куге казалось, что та промокла уже насквозь — где от чего — и пахла теперь соответствующе. Грязно, но, судя по глубоким вздохам за спиной, на этот счёт существовало и иное мнение.       Если Юуки хватало растяжки закинуть ногу на плечо практически в любом положении, то Куге пришлось просто согнуть её, подтянув колено ближе к подбородку. Балансируя на грани уже некоторое время, он мог только беспомощно ждать снисхождения, умоляя лишь взглядом, так как от горячечного дыхания голос давно высох. Перевернув его на бок, Юуки наконец стащил пижамные штаны, но, что важнее, так Куга мог видеть его лицо. На нём застыло какое-то незнакомое выражение, что-то между агрессией, отчаянием и страстью, но в тот момент Куга не мог понять и этого. Он просто смотрел до тех пор, пока Юуки не склонился к нему, забирая последний тягучий поцелуй, а следом сжал член, несколькими резкими движениями прекращая чужую агонию.       Во время поездки домой, прошедшей хоть и спокойно, но не слишком радостно, Куга впервые за полтора года смог увидеть Ичиро. Тот помогал отцу с делами в городе и бывал в гостях не так часто. Обыкновенно Куга приезжал на выходных и подозревал, что бывший шеф просто не хочет мешать недолгой семейной идиллии.       Но теперь всё несколько изменилось, и отцу, должно быть, было одиноко в опустевшем доме. Кейя всё чаще уезжал в Кобе, где вроде бы познакомился с какой-то приличной девушкой, о чём не желал говорить ничего кроме: «На следующей неделе опять в Кобе». Так что этот Новый год Ичиро провёл в доме Шинго и выглядел вполне довольным этим обстоятельством. Пару раз они с Кугой выбирались побродить по окрестностям вдвоём, и это было так странно. Несмотря на то, что служба в Управлении осталась далеко в прошлом, Куга периодически вспоминал Ичиро именно в таких декорациях, причём гораздо чаще, чем того же Имаи. Теперь же они беззаботно гуляли по родным просторам, разговаривая как старые приятели, отчего два ностальгических чувства смешались, переплелись и наконец вылились в неожиданное признание. Завуалированно, но Куга рассказал о предложении вернуться в Управление — им, вдвоём.       Но Ичиро ожидаемо лишь задорно рассмеялся в ответ:       — Таких, как мы, ещё поискать надо, да? — он с довольным видом потёр отросшую бороду, после чего добавил: — Да только нам лучше без них. Мы это заслужили, как считаешь?       Про Като он не сказал ни слова, хотя Куга был уверен, что Ичиро знал всё, что было известно отцу, и, в силу своего прошлого — ещё чуть больше. Если бы Куга захотел поговорить об этом, тот бы не отказал, но смысла в этом больше не было.       После праздников в столицу пришла оттепель, но в квартире Като было ещё промозглее, чем раньше. Зайдя туда вечером после поезда, Куга зябко поёжился и с интересом уставился на открывшуюся ему картину. Юуки сидел посреди комнаты, закутавшись в невнятного цвета плед, и напряжённо грыз кончик карандаша, чего никогда не позволял себе прежде. Котацу был погребён под грудой беспорядочно лежащих открытых книг, а ворох черновиков на полу надёжно скрывал Рин-чана, которого Куга бы так и не заметил, если бы не мелькнувший серый хвост. Шагов в прихожей Юуки не заметил, всё так же переводя ищущий взгляд с книги на газету, и оттуда — снова на черновик.       — Что-нибудь случилось?       Вздрогнув всем телом, Юуки обернулся на голос. Пару секунд его брови продолжали сосредоточенно тянуться друг к другу, но после складка между ними исчезла, и Юуки едва заметно, но очень тепло улыбнулся одними уголками губ.       — С возвращением, — он протянул руку, смахивая листы с кота. Тот зевнул и тоже взглянул на гостя своими огромными светлыми глазами. — Да вот. Пока тебя не было, подвязался в переводчики, но, боюсь, переоценил свои силы.       — Как это связано с решением замёрзнуть насмерть?       Юуки удивлённо моргнул и покрутил головой, то ли ища глазами давно потухшую жаровню, то ли просто припоминая, какое сейчас время года. Куга был уверен, что тот просидел за переводом не один час, забыв об ужине и, возможно, об обеде, а котацу давно уже не греет, раз Рин-чан не нашёл разницы, спрятаться под ним или под горкой скомканной бумаги.       — И правда, — Юуки положил очки на внушительных размеров словарь и откинулся чуть назад, принимая более расслабленную позу. — Ты удивительно вовремя. Он едва заметно похлопал ладонью по татами рядом с собой, и Куга вдруг понял, что ждал этого всю дорогу обратно и даже ещё дольше. Он спешно подошёл и опустился на колени, едва не наступив на хвост Рин-чан, осторожно развёл в стороны запахнутые края пледа и, с наслаждением пролезая под них, обнял Юуки, чувствуя его холодные ладони на собственной спине. Он вновь был дома.       — Если хочешь, можешь продолжить у меня, — Куга поцеловал где-то за ухом и, вновь положив подбородок на плечо, добавил: — Но вообще-то уже поздно и ты устал.       Юуки усмехнулся, потянул носом и разительно изменившимся, но вполне знакомым тоном выдохнул:       — Смотря для чего.       В тот момент Куга не помнил ни о чём: ни о том, что ещё год назад его жизнь была совершенно иной, ни о далеко идущих планах Зеро, ни об опекунстве, которое вполне могло закончиться, так толком и не начавшись. Но, когда спустя три недели Юуки сказал, что нашёл подходящую квартиру в другом районе — ближе к редакции Ничи-Ничи, и собирается переехать до конца недели, Куга ничуть не удивился. Глядя в потолок тёмной комнаты, он думал о том, что отпущенное ему время подошло к концу.       Не дождавшись на своё заявление ничего кроме простого «понятно», Юуки молчал ещё некоторое время, возможно, в замешательстве, после чего посчитал нужным пояснить:       — Там есть телефон, рабочий номер ты тоже знаешь, — сбитый с толку столь странной реакцией, он почти оправдывался, но в этом не было необходимости. За молчаливым согласием Шинго не пряталось подавляемое возмущение или обида. В глубине души он всегда знал, что так будет, но мудро не отсчитывал дни, как сделал бы это раньше.       — Хорошо. Если что-нибудь понадобится — звони, — Куга повернул голову, ловя блестящий взгляд широко распахнутых глаз, а затем нашёл чужую ладонь под одеялом и ободряюще сжал её, переплетая пальцы. — Рабочий номер ты тоже знаешь.       Вещей у Юуки было по-прежнему немного, так что с их упаковкой они прекрасно справились вдвоём с Ино-тян. Когда та отправилась искать извозчика, Куга зашёл пожелать хорошей дороги и просто на пару слов. Юуки выглядел спокойным: по поводу своего имущества он никогда особенно не переживал, а в предыдущие два дня Куга ясно дал понять, что идея переезда не кажется ему чем-то невозможным, чрезвычайным или хотя бы странным. Они попрощались как хорошие друзья, после чего Куга вернулся к себе и попросил у Ива чай — в комнате было прохладно.       С кухни внизу мальчишка вернулся необычно быстро и с пустыми руками. Безумными глазами уставившись на Шинго и нервно теребя пояс, он напряжённо застыл в дверном проёме и севшим голосом спросил:       — Господин Като… Уезжает?       Куга на пару секунд завис. Сказать об этом мальчишке он просто забыл или же решил, что, хорошо с ним общаясь, Юуки скажет ему сам. Не так важно — в тот момент новость для Ива обернулась шоком.       — Да. Он не говорил тебе? Нашёл более подходящий вариант — ближе к редакции…       Куга хотел добавить что-то ещё, но замолчал, увидев реакцию на свои слова. Ив побелел, как рисовая бумага, на негнущихся ногах сделал крошечный шаг назад в прихожую, потом ещё один, и бросился вон из квартиры, даже не захлопнув дверь. Куга прикрыл глаза и нажал на них сквозь веки пальцами. Нужно было сказать. Теперь это предстояло делать Юуки. В его дипломатических способностях Куга не сомневался, но Ив пребывал в состоянии, явно далёком от адекватного. Так не вовремя.       Уже выходя из квартиры, Куга вдруг понял, что ничего не сказал Иву специально. Он знал, что мальчишка расстроится, будет в недоумении, будет против, и не хотел с этим связываться.       В соседнюю квартиру дверь тоже была открыта, у порога стояли две перевязанные коробки — видимо, Юуки как раз собирался спустить их вниз, когда на него налетел Ив. Нужно было просто извиниться и забрать мальчишку. Так Куга и собирался сделать, но, едва ступив в прихожую, застыл на месте, потому как в комнате голос Ива взволнованно, но вместе с тем жёстко сказал:       — Он будет недоволен.       Последовала недолгая пауза. Куга весь подобрался, прижимаясь ближе к стене и стараясь не пропустить ни слова. Речь шла, конечно же, не о нём. Проглотив удивление или же придумав наиболее подходящий ответ, Юуки коротко спросил:       — Тебе угрожали?       — Нет, но…       — В любом случае он уже наверняка знает о моих планах и пока никак на них не отреагировал. Поверь, вам с Шинго волноваться не о чем.       Юуки говорил ровно и вкрадчиво. Кажется, он был не особенно удивлён и уж тем более — ничуть не напуган. Едва ли Ив изначально был задумкой Зеро — почему-то Куга в это не верил. Но на мальчишку вполне могли начать давить, когда в том возникла необходимость.       — Кстати, ты не знаешь, как связаться с Ватару?       Почему-то от этой фразы сердце пропустило удар, а по спине растёкся неприятный озноб. Куга уже свыкся с мыслью, что Ватару — часть прошлого Юуки, но теперь отчаянно жалел, что не расспросил о нём подробнее. Хотел ли Юуки обратиться к нему за помощью или планировал отвоевать право на собственную жизнь, начиная не с Зеро, а с его пешки?       Наверное, Ив покачал головой, потому что его ответа Куга так и не услышал.       — Жаль, — выдохнул Юуки. Он подошёл к открытому стенному шкафу — сделав шаг вперёд, теперь Куга мог видеть его отражение в зеркале прихожей. Внутри на полках ещё оставались какие-то вещи, и Юуки задумчиво рассматривал их, размышляя, что взять с собой, а что выбросить, но на самом деле, конечно, показывая Иву, что разговор окончен.       — Шинго-сан тоже не хочет, чтобы вы уезжали.       — А ты решил открыть мне глаза? — неожиданно резко отозвался Юуки, даже не удосужившись повернуться к собеседнику лицом. Видимо, его спокойствие было куда призрачнее, чем могло показаться.       — Нет! Нет, простите! — послышался глухой удар. Прежде чем Куга успел сообразить, что произошло, Юуки обернулся на звук и широко распахнутыми от шока или даже испуга глазами уставился на мальчишку.       — Ив, что ты делаешь? — почти прошептал он, вжимаясь в створку шкафа, будто увидел перед собой змею.       — Простите, я вообще не должен был… — Ив лепетал что-то ещё, но Куга не мог разобрать его слов. Юуки же наконец смог вернуть самообладание и, подойдя ближе к мальчишке, заговорил строго, но по-доброму:       — Прекрати немедленно. Ты не сделал ничего плохого. Встань, пожалуйста.       Куга тоже сдвинулся ещё чуть-чуть вперёд, чтобы продолжать видеть в зеркале происходящее в комнате.       — Он сказал, что вы… Что вы…       Ему не показалось — Ив действительно стоял на коленях и смотрел на Като так, будто перед ним был по меньшей мере…       Он сказал, что вы…       Что вы что? Или… кто?       — О боги, — Юуки присел рядом с Ивом на корточки и взял того за руку, словно хотел согреть чужую ладонь своими. — Хорошо, тогда я тебе приказываю: сейчас ты встанешь и никогда больше не будешь так делать.       Куга почувствовал, как пол уходит у него из-под ног.       Всё верно — Зеро нашёл кандидатуру Юко более подходящей. Для начала. А что потом?       Тем временем Ив вроде бы успокоился: он потупил взгляд и встал с колен. Вместе с ним поднялся и Юуки.       — Вот и славно, — он улыбнулся и, отпустив руку мальчишки, развернулся, чтобы вновь отойти к шкафу. И в этот краткий миг его взгляд скользнул по зеркалу. Куге показалось, что их глаза на мгновение встретились, но в прихожей было темно по сравнению с гостиной, да и Юуки преспокойно вернулся к полкам с барахлом, чтобы начать перекладывать всякую мелочь оттуда в чемодан, который стоял открытым на полу.       — Если вам что-нибудь нужно… — вновь подал голос Ив.       — Нет, спасибо, — тепло улыбнулся ему Юуки, на этот раз не поленившись обернуться через плечо. — Думаю, справлюсь со всем сам — вещей у меня немного.       — Хорошо. Тогда я пойду. Ещё раз извините.       Ив направился к выходу, и Куга, стараясь унять вдруг разбивший его мандраж, уже развернулся, чтобы вылететь вон из квартиры, когда уже голос Като заставил его остановиться посреди коридора.       — Что касается Шинго… — Юуки запнулся, размышляя, как продолжить.       Куге живо представилось, как он прикусывает нижнюю губу и чуть хмурит брови, подбирая верные слова:       — Я и так задержался здесь гораздо дольше, чем следовало. И не хочу уезжать сейчас.       Он снова ненадолго замолчал, и Куга, преодолевая чудовищное трение вмиг одеревеневшей шеи, повернул голову, чтобы всё-таки взглянуть. Он угадал — выражение лица Юуки было точно таким, как ему представлялось, только смотрел он не на Ива, а немного вбок, куда-то в сторону окна. Когда же он вновь заговорил, Куга просто перестал его видеть, потому как перед глазами поплыло, а лёгкие замерли, судорожно пытаясь зацепиться за последний вдох.       — Шинго-сан — единственный человек, с которым я могу чувствовать себя в безопасности, потому что знаю: он всегда будет на моей стороне, — Юуки резко замолчал, оборвав так, будто хотел сказать что-то ещё, а когда продолжил, его голос заметно дрогнул и уже больше не вернулся к извечно спокойно-уверенному тону, вырываясь словами через силу и череду задушенных заминок: — Даже его презрение и злость, которые он испытывает по отношению ко мне, вполне оправданно, не ранят меня. Я полностью солидарен с ним в эти моменты. Увы, его ненависть никогда не станет разрушительной, не обернётся предательством. Сколько бы я ни пытался. Именно поэтому я уезжаю. Не так далеко, как хотелось бы, но всё же.       В голове гудело, время замедлилось так, что перестало существовать вовсе. Не было ничего кроме этого момента, растянувшегося на всю жизнь, на миллиарды лет, и ничего кроме правды, столь абсолютной, что её с лихвой хватило на всю эту вечность. Куге вдруг показалось, что тело исчезло — разнеслось крошечными частицами бесконечно далеко, в разные уголки ледяного и тёмного космоса. Он уже почти поверил в то, что его больше не существует, а может, никогда и не существовало, когда окаменевшие от напряжения ноги вдруг снова почувствовали под собой пол, а картинка перед глазами обрела чёткость, — Юуки, вполне реальный и земной, посчитал, что сказал не всё, и не спеша, с тёплой ноткой ностальгии продолжил:       — Однажды мне повезло познакомиться с ним, но тогда я ещё не понимал, сколь невероятным было это везение. Кармический сбой — не иначе, — он всё так же стоял, прислонившись спиной к створке шкафа. Руки он сложил на груди, а подбородок опустил вниз, глядя в пол и продолжая выжимать прошлое до состояния сухих фраз: — Такие ошибки нужно исправлять сразу, но я всё тянул, а после — не особенно и пытался. Чудовищно эгоистично.       Невесело усмехнувшись, Юуки вскинул голову, поправил упавшую на глаза отросшую чёлку. А затем обернулся к зеркалу и, глядя точно в глаза Куге, уверенно, даже с вызовом, сказал:       — И я не собираюсь лгать, будто хотел бы, чтобы этой встречи никогда не случилось. Будь у меня возможность переиграть, я бы просто не стал терять время, — он усмехнулся так едко, как позволяла только его ненависть к самому себе. — Но сейчас, как и четыре года назад, моё единственное желание — чтобы у Шинго была возможность двигаться дальше, — «без меня», — Юуки произнести всё-таки не смог, но усталое напряжение его позы, подрагивающие уголки губ, дерзко и отчаянно распахнутый взгляд резонировали об этом, как грубо задетая струна. — Потому что он заслуживает гораздо лучшего.       Глядя через отражение в горящие, бесконечно дорогие и жестокие глаза, Куга думал лишь о том, как он ненавидит правду. Как он ненавидит человеческие понятия «добро», «сострадание», «совесть» и всех, в ком есть хоть что-то от этих слов. Ждал ли Юуки какой-то реакции? Куге было нечего ему ответить, нечего показать ему, кроме тотального отторжения того мира, который заставил оказаться их обоих в этой ситуации. Мира, который создал Юуки, каким он был, а затем сделал с ним такое.       — Пока человек жив, всё можно исправить, так? — Юуки отвернулся и, нацепив привычную спокойную улыбку, подмигнул Иву: — Значит, я всё ещё могу попытаться.