Не в одиночку

— Апчхи!.. Боже, кто меня может вспоминать сейчас? Кисе шмыгнул и потёр нос указательным пальцем. Остановившись, чтобы вынуть из кармана пиликающий мобильник и тепло улыбнуться экрану, на котором высветился текст короткого сообщения, он посмотрел в окно. Прошлым вечером в его районе прошёл сильный дождь, но быстро перестал, оставив после себя лужи на асфальте. К утру они превратились в большие мокрые пятна. Наверное, сейчас уже ничего не осталось — температура воздуха заметно подскочила, и солнце испарило всю лишнюю влагу. Что же до этого района, то до него, похоже, вчерашний дождь не добрался. Удивительно. А ведь не так давно Кисе в этом районе жил и до университетского корпуса — пятиэтажной постройки с зеркальными окнами — мог добираться на своих двух буквально за пятнадцать минут. И это прогулочным шагом. При такой погоде подхватить простуду сложно, хотя и не взваливалась на неё вся ответственность за першение в горле и головную боль, что сопровождали Кисе, начиная с пробуждения. Если кто и был виновен, то это точно Аомине-ччи! Как он только мог позволить давнему знакомому, по совместительству бывшему одноклубнику и бывшему сопернику на игровом поле, спать на голом полу?! Ну, может, и не совсем голом, но тем не менее. В качестве матраса Кисе послужила половина его же собственного ватного одеял, взятого с самого дна чемодана, тогда как другая половина выполняла свою прямую задачу. Было жёстко и холодно, было ужас как неудобно, Кисе не мог заснуть и почти до рассвета искал удобную позу, в которой тело нашло бы долгожданное расслабление и подарило сознанию покой. Он тихо охал, в тысячный раз переворачивался на другой бок, бросав взгляд, полный грусти и зависти, на застывший силуэт тела в кровати. А потом, давя в себе желание набраться наглости и просто лечь на кровать рядом с Аомине, Кисе просто шептал себе под нос пожелание спокойной ночи, улыбался и смиренно закрывал глаза. По всему коридору разошёлся восторженный визг. Не сбавляя шага, Кисе доброжелательно улыбнулся небольшой кучке первокурсниц, что не сдержали эмоций, и даже добровольно вовлёкся в небольшую беседу с ними. — Ва~ай, Кисе-кун, вы вернулись! Это уже шестой раз за утро, когда до ушей Кисе доходила именно эта фраза. — Больше не пропаду. Обещаю. — Непринуждённая улыбка и лёгкий взмах рукой — традиционная плата за их искренние чувства. — Если что случится, знайте: мы вам поможем! — Точно, точно, Кисе-кун! Только скажите! — …и мы сразу же придём на выручку! От Кайджо и Тейко в этом плане университет ничем не отличался. Как будто школа не заканчивалась и Кисе не вносил в собственную внешность маленьких изменений — вынул из уха серьгу и укоротил волосы. А ведь почти всем нравилось именно это. — Ну, что тут скажешь, — пожал плечами Кисе, не переставая улыбаться, — мне повезло с такими однокурсницами. Спасибо. Они ещё долго верещали, сражённые ответом. Кисе их перестал слышать, только когда завернул за угол и шагнул к лестнице. Миновав два пролёта, остановился, когда телефон разразился трелью. — Сказал же, скоро буду, — пробормотал Кисе, доставая телефон. — Да-а-а, Маэбара-ччи, я как раз к тебе направлялся. — О-о, даже так? — А… Аомине-ччи! — Остолбенев, Кисе едва телефон из рук не выронил. Надо избавлять себя от привычки держать телефон кончиками пальцев, высоко поднимая при этом локоть. — Ой, ты что, вообще не смотришь, кто тебе звонит? — Прости-прости, у меня нет твоего номера, — оправдывался Кисе. Вообще-то он действительно забыл посмотреть на дисплей перед тем, как ответить. Но не признавать же теперь правоту Аомине-ччи. — Ты что-то хотел мне сказать?  — Ничего не хотел. Просто проверял, активен ли этот номер. Я его вбил в телефон Бог знает сколько лет назад, другого твоего номера у меня нет. — А, да, я решил его не менять. Согласись, не очень здорово потом вспоминать, кому я свой новый номер ещё не дал, а так… — Ладно, отбой, — устало проговорил Аомине. Вообще, голос у него что-то подозрительно сонный. Но на часах почти полдень — в университете, где учится Аомине, должно быть, тоже сейчас время большого перерыва. Кисе не удивился бы, узнав, что свою привычку спать во время обеда, заведённую ещё в средней школе, Аомине привёз с собой. Но тут Кисе осенила внезапная догадка. — Постой! Аомине-ччи, ты что, только проснулся?! В трубке последовал долгий, тяжёлый вдох, который следовало бы понимать примерно так: «Ты достал меня, придурок, пошёл на хер!», а потом наступило молчание. Как оказалось, это Аомине разорвал связь — когда Кисе, не в силах больше слушать тишину и звать Аомине, убрал от уха телефон, на дисплее значилось «Соединение завершено». В общем-то, Кисе рассудил, что ему не должно быть никакого дела. Аомине-ччи уже взрослый, своей жизнью и временем распоряжается сам, и если он позволяет себе прогуливать занятия, то кто Кисе такой, чтобы ему это запрещать? Вот Момои-ччи ещё смогла бы отчитать его и воззвать к совести, только это всё равно было бы без толку — упрямство Аомине непобедимо. Этим утром Кисе проснулся засветло, бесшумно, словно вор, подкрался к чемодану, оставленному между кроватью и окном, вытащил оттуда всё необходимое на сегодня и вышел из комнаты. Больше он туда не возвращался. Аомине спал мертвецким сном и вряд ли планировал просыпаться вместе с Кисе. Раскинутые в стороны руки, тело, накрытое до пояса одеялом, полураскрытые губы — в таком виде Аомине отпечатался в памяти Кисе, когда тот уходил, бросив на него взгляд. Как бы говоря «Пока». Прежде чем уехать, Кисе поставил на кухонном столе пакет с домашним рисовым печеньем и приклеил на него жёлтый стикер — «Это всё тебе, Аомине-ччи! Не стесняйся и кушай ^_<». Интересно, видел ли он уже оставленный гостинец? Не отправил ли его в мусорное ведро?.. — Ки-чан! Кисе получил в область лопатки сильный хлопок. Как же больно. Он скривился, но тем не менее обернулся с улыбкой. — Маэбара-ччи? О, я как раз к тебе шёл. — Забудь, ищем другую аудиторию. — Маэбара фыркнула и завладела локтем Кисе. — Лаборантская занята — эти долбаные виолончелисты не смогли найти места получше для своих собраний. Совсем уже с катушек слетели, не сидится им всё в актовом зале. Я ушла. А что с дураками воевать? — Ничего страшного, можем поискать другую. — Кисе проблемы не видел: в здании университета полно незанятых аудиторий и лаборантских, любая подойдёт, чтобы убить обеденное время за уничтожением вкуснейших кушаний Маэбары-ччи. По части готовки она — кудесница, спасибо семье, которая держит в своём владении небольшой, но довольно прибыльный ресторан, славившийся не только японской, но и тайской, палестинской и европейской кухнями. Чего удивляться, что впечатляющие кулинарные таланты передались Маэбаре по наследству от отца и матери. — Как представлю, что буду сейчас есть вкусняшки от Маэбары-ччи, м-м-м!.. — Будет тебе, как будто ты всё время ешь какие-то помои, — заскромничала Маэбара. — Сегодня я особо не смотрела, взяла, что в холодильнике было, уж не крючь свой нос, что не как в ресторане. — Я что, нос когда-то крючил? Это неправда! — Отставить нытьё! И давай поторапливайся! Аудиторию они выбрали самую последнюю по коридору, в какой в этот день занятий не предвиделось. В ней даже зимой было душно, а сейчас — так подавно. Самым излюбленным местом Кисе и Маэбары была лаборантская на последнем этаже — хотя, и не лаборантская это по сути была, просто подсобное помещение, только раза в два больше стандартного. Заставленное стеллажами с каким-то хламом, вроде старых чертежей на пожелтевшей бумаге, стопок макулатуры, которые никто и никогда не трогал, даже затем, чтобы периодически протирать полки от пыли, а её тут было немерено. Плюс ко всему, тут ещё стояли коробки с рождественской мишурой, но пускали ли её вдело — тот ещё вопрос. Возможно о ней вспоминали раз в год — доставали из картонных коробок, колдовали в актовом зале над созданием праздничной атмосферы… А потом наступал новый календарный год, и вся атрибутика возвращалась обратно — туда, где она не будет никому мешать, и вспомнят о ней только к концу декабря. Если такое и было, то с момента тех событий минуло лет десять, не меньше. Пыль толстым слоем лежала поверх неаккуратно скомканных клубков из гирлянды, мишуры и вырезанных из фольги фигурок зверей. По-хорошему вообще бы следовало выкинуть отсюда весь ненужный хлам — только место зря занимает. Лаборантская освещалась одной-единственной лампой, одиноко свисающей с середины потолка на проводах и без плафона. Хотя, когда здесь сидели Кисе и Маэбара, необходимости включать её как-то не было. Хватало и того количества солнечного света, что падало сквозь двойные створки окна, тоже давно не знавшего тряпки и средства для чистки стёкол. Тем и тянуло сюда двух ещё не до конца осознавших все риски прогула второй половины учебного дня студентов — письменный стол возраста здешних профессоров, два стула на ржавых металлических ножках и очень-очень малая вероятность, что в это время сюда кто-то заявится. Сегодняшний день был скорее исключением, чем правилом, хотя, конечно же, не следовало даже и думать, что этот лоскуток уединения облюбовали одни только Кисе и Маэбара. Что ж, пока он находится на общей территории, придётся делиться. Очевидно, репетиция была важнее болтовни, так что Кисе не упорствовал и не собирался воевать за эту комнатушку. В общей лекционной аудитории выбор пал на самые верхние места. Когда Маэбара выудила из сумки три ланч-бокса, Кисе чуть не кинулся ей на шею — ему никогда не хватит слов, чтобы выразить всю свою благодарность и признательность этой девушке, человеку с большой буквы, которая не отвернулась от него и всегда оказывала неоценимую поддержку. За таких держаться нужно, как за спасательный круг, даже если ты не за бортом. Именно это Кисе и старался делать. — Так что там в деканате? Тебя не попрут? — Маэбара сидела за общей длинной партой, и между собой и Кисе, который сел сюда же, она поставила открытую коробочку с едой. — Нет, я остаюсь, — как-то отстранённо проговорил Кисе. Они с подругой не виделись почти три недели, только созванивались и то ненадолго. Кисе был готов к сегодняшнему дню: разговора о случившемся не избежать, тем более, если он предстоит с кем-то вроде Маэбары Аки — такие, как она, назойливые и упёртые, без боя не сдаются и не отлипают, пока всё-всё-всё не выведают. — Хоть какая-то хорошая новость. Я-то думала, раз тебя выселили из общаги, значит… — Нет-нет, — перебил Кисе, а потом виновато улыбнулся, — я всё уладил. — Интересно, как? — Я пришёл туда и увидел, что декан наш относительно молодая женщина. Я предложил ей сначала бесплатно отдать все выпуски журнала, для которого я снимался, но она не согласилась, ты представляешь? Пришлось соглашаться на портфолио, которое я подготовлю специально для неё. — Получив в ответ на это безэмоциональный взгляд на каменном лице, Кисе вздохнул: — Уже и пошутить нельзя. — А теперь серьёзно. — На самом деле всё уладил мой отец, — говорил он. Уже без улыбки. — Другого выхода у нас просто не оставалось. Если бы не он… если бы не он, меня бы не только отчислили. Я бы сейчас был за решёткой. — Кто бы сомневался, — процедила Маэбара и подцепила палочками круглый ломтик огурца. — Кто, как не папочка, поможет вылезти тебе из передряги. Кисе вздрогнул, как кипятком облитый, ответил на довольную ухмылку Маэбары притворно ласковой улыбкой и сказал, сохраняя привычную, весёлую манеру, но вместе с тем вкладывая в тон неприятную суровость: — Перестань так думать, Маэбара-ччи. Я согласен, что натворил дел, но я ещё слишком молод, чтобы вылететь из университета с позором и жить в одиночной камере. — Поднеся деревянные палочки к верхушке рисовой пирамидки, да так ничего и не взяв, Кисе опустил руку. Маэбара не перебивала его и не торопила нетерпеливо, чтобы он не молчал и продолжал своё повествование. Посидев с минуту, Кисе сам нарушил тишину тихим голосом: — Я не хотел ему ничего плохого, оно само как-то вышло, случайно. И эта чёртова швабра… — Кисе выдохнул, словно говорить было физически трудно. — Отец сказал, что это последний раз, когда он спасает мою задницу. Я опозорил его. — Кисе… — Она всегда звала его «Ки-чан». Только если разговор принимал серьёзный оборот, как сейчас, употребляла полную форму его фамилии. — Кисе, я… Прости меня. Да если бы ты знал!.. — Маэбара, прислонив руку к груди, почти срывалась на крик. Её тонкий, чуть визгливый голос разносился по пустой аудитории, и, скорее всего, его слышали в коридоре. — Да если бы ты знал, как я за тебя переживала! Я думала, всё кончено, когда до меня дошли вести, что Сато попал в больницу с сотрясением. — Она невесело усмехнулась. — Подумала ещё тогда, лучше б он сдох, раз доставил тебе столько проблем. — Маэбара-ччи… — Но больше всего меня грызло это дурацкое осознание, что я ничем тебе помочь не могу. «Ошибаешься! — захотелось прокричать. — Сильно ошибаешься! Ты мне уже помогла!» — Мне хватает и того, что ты обо мне волновалась, Маэбара-ччи. Я, может, и сказал, что ситуация улажена, однако на деле всё куда хуже. Из общаги меня выгнали, и я еле нашёл себе жильё. За квартиру пришлось отдать почти все деньги, так что сейчас я на мели. Перед отъездом отец вручил мне конверт с деньгами. Сказал, это последнее, что я от него получаю. А дальше уж сам как-нибудь. — Ох, Ки-чан, мне так жаль! Хотя, скажи ты мне раньше, я бы не позвала тебя жить к себе. Ну нет у нас свободных комнат в доме. Брат тебя к себе не пустит, комната сестры у нас неприкосновенна — она постоянно истерит, когда приезжает домой и видит, что её вещи трогали. Я бы и рада предложить жить у себя в комнате, но ты ведь понимаешь… Кому это понравится? Я сроду не приводила в дом парней, даже у дома не обжималась. А тут вдруг начинаю с ним жить. Моим предкам ты ничего не докажешь, так и знай! Даже если нас с тобой не связывают никакие любовно-интимные отношения! Для моей семьи разнополой дружбы не бывает, для них спящие вместе парень и девчонка никогда не будут «просто спать», понимаешь? — Не переживай, не переживай! Я не рассчитывал, что ты меня пустишь в свой дом, я всё понимаю. — Кисе всё же приступил к еде и первым делом отправил в рот пару ломтей рыбного филе. — Мне повезло, что здесь у меня живёт давний знакомый. — Школьный друг? — уточнила Маэбара. Она расправилась со своей половиной порции и подвинула обе коробочки ближе к Кисе, как бы говоря: «Это всё твоё, доедай». — Школьный друг… Да, пожалуй, действительно друг. Но это было сначала. А потом он стал соперником. — «Не знаю, что ты там в свою башку вбил, но вот что я тебе скажу и повторяться не буду: ни хрена мы с тобой не друзья. Усёк?» — Не поняла, — изогнула чёрную бровь Маэбара, и два металлических шарика серьги блеснули на тусклом свету. — Неважно-неважно, — смеясь, отмахнулся Кисе. — Главное, что всё налаживается. — Как же ты сейчас без денег будешь? — М? Так я же не сказал, что денег у меня нет вообще. От тех денег, что дал мне отец, осталось всего ничего, но я как-нибудь протяну, пока буду искать подработку. Прежде чем ответить, на какое-то время Маэбара задержала на Кисе взгляд. В её умных, серых глазах застыл не то шок, не то внезапно пришедшая отличная мысль. — Вот что. Пока ты ищешь работу, о питании можешь не волноваться. То, что нечто подобное будет сказано, Кисе ожидал и уже весь подобрался, готовясь возразить. — Голодным ходить не будешь, это я тебе обещаю. Вот, — она протянула ему в руки третью коробку с расписной крышкой, — считай это моим маленьким подарком в честь твоего возвращения. В этот раз я положила порции как можно больше. Здесь и твой любимый салат из спаржи и грибов, здесь и ананасовый пирог и сэндвичи с рыбой. Кушай, не стесняйся. Завтра принесу ещё — и на обед, и с собой. Состроив страдальческую мину, Кисе кинулся к подруге и попытался сграбастать в свои удушающие объятия, чуть не уронив пустые коробки из-под обеда. — Эй, пусти! — Маэбара-ччи! За что ты такая добрая и хорошая? — Ки-чан, я задохнусь сейчас. — Я тебе всё верну! Обещаю! Верну в три, нет, в десять раз больше! — Успокойся, — Маэбара еле вырвалась, — не надо ничего. Нам не жалко. У нас в ресторане чаще обнаруживаются излишки продуктов, чем недостача, мы ничего не потеряем. Ты лучше бери, пока дают. — Сэнк ю, — он обворожительно подмигнул. — Еда Маэбары-ччи самая лучшая. Попробовать самую лучшую еду ему довелось ещё в начале года. Примерно тогда и началось их знакомство. Ничего в нём не было выдающегося или даже романтического. Один курс, одна группа, один район проживания, один месяц рождения… Да многое, на самом деле, их связывало. Кисе как сейчас помнил, что в аудитории сидела всего одна девушка — с немного перекошенной линией рта, густой косой чёрных волос, в джемпере с горизонтальными полосками и любопытными серыми глазами, — которая не смотрела на него с фанатичным обожанием, не устраивала игру в гляделки, не заигрывала и не отправляла авиапочтой по аудитории письменные послания. Когда Кисе, бывало, заговаривал с ней, она отвечала естественно, так, как обычно разговаривают в кругу друзей. Ясно было одно — своего потенциального бойфрэнда Маэбара в Кисе не видела. Это и позволило общаться с ней без ощутимого напряжения или желания увеличить дистанцию. А как-то раз Маэбара предложила составить ей компанию на обеде. — Еды хватит и на тебя, присоединяйся. — Она улыбалась так безыскусно и так по-дружески; не было в этой улыбке ничего лишнего, что призывало бы увидеть в её обладательнице не просто девушку, а девушку, довольно привлекательную, если не обращать внимания на несимметричный рот и небольшую складку над правой бровью — той, в которой так дерзко поблескивает серьга. Так, с того дня и началась их дружба, а Кисе всё чаще приходил домой с угощением в сумке. — Спасибо за еду, было очень вкусно, — поблагодарил он, отодвигая теперь уже пустые коробочки. — Завтра же принесёшь и эту, — Маэбара указала пальцем на сумку Кисе. — Понял. — И, Ки-чан, я всё же рассчитываю, что посмотрю, где и как ты сейчас живёшь. Тщательно выбирая слова, чтоб Маэбара поняла правильно, Кисе уклончиво ответил: — Видишь ли, Аомине-ччи — тот самый мой давний друг — непростой человек. Он вообще пустил меня к себе чудом. Думаю, пройдёт время, и он снимет запрет приводить в дом… — Кисе чуть было не сказал «чужаков», — …моих друзей, с которыми он никогда не был знаком. Эх, Маэбара-ччи, наберись, пожалуйста, терпения, я обязательно позову тебя в гости. — Да ничего. Мне ли не знать? Мой брат тоже не любит моих гостей. Особенно, если это парни. И особенно, если это ты. — Я не сомневался, — надулся Кисе. — Вы же с ним не ладите. — Это он со мной не ладит. — Не важно. Так что? — Маэбара поднялась с лавочки. — Осталось две лекции, предлагаю на них сходить, на носу экзамены. — Пожалуй, — нехотя согласился Кисе. Он-то планировал ехать домой, если таковое название вообще уместно. Маэбара спускалась по ступенькам, держа курс на выход, и Кисе не отставал от неё. — Только ты ведь меня снова выручишь, да? Выручишь же? — В смысле, пока ты будешь спать на дальних рядах, я в твоей тетради буду писать под диктовку? Что за идиотские вопросы? — Маэбара отвернулась, открывая перед собой дверь, шагнула в коридор, а потом с ухмылкой обернулась на Кисе. — Естественно.

***

Сначала Аомине сквозь сон услышал, как за стеной что-то упало и разбилось, рассыпая по полу обломки, а потом прозвучал виноватый голос: — Аомине-ччи! Не может быть… Неужели?.. — А? — Аомине вздрогнул и распахнул глаза. — Я только что разбил твой стакан. Клянусь, это вышло случайно, не выгоняй меня, я тебе куплю новый! — А, Кисе… — разочарованно произнёс Аомине, когда увидел в дверях комнаты новоиспечённого соседа. — Это всего лишь ты… — Эй, что это значит? — Забей. — Аомине сжал руками подушку. — И вообще, чем ты будешь заниматься ночью, раз весь вечер спишь? Я там поесть принёс, сейчас согреем… Ты знаешь, моя университетская подруга мастер готовки. Она и меня немного научила, пока я жил в общаге. Кисе лопотал и лопотал, а Аомине уже хотелось ему рот заклеить. Видит же, что спросонья только глаза открылись, мог бы со своей болтовнёй пристать и потом. — Дайки, ты дома? — Когда входная дверь хлопнула, расслабившийся было Аомине снова напрягся. — У нас в коридоре чьи-то… — молчание, потом тихое продолжение: — …чьи-то шмотки. — Здоровенько! Я Кисе Рёта, ваш с Аомине-ччи сосед. Надеюсь, мы уживёмся. Аомине ведь совсем забыл про Кёске. Забыл ему вчера позвонить и поставить в известность. Вот же блядство.