Не в одиночку

— Мам, я же просил!.. Ты?.. Какого дьявола тебе понадобилось в моём доме?! Это было ожидаемо, но Кисе растерялся. Обернулся, ища поддержки, но Сато-старшая, сурово сжав губы, одарила его взглядом, полным осуждения, а потом развернулась и ушла. — Ну что же, привет тебе, Сато. — Даже не «Сато-ччи», что всегда тому не слишком нравилось, но выражалось в шутливых пиханиях в бок с просьбой перестать, нет, просто «Сато». — Разрешишь? — Каким ветром тебя сюда занесло? Решил меня совсем добить? Ну так вот стул стоит, давай! Расхерачь его о мою голову! — Смешно, — устало сказал Кисе, заходя в комнату и закрывая дверь. — Нет, я приехал не за этим. — А за чем же?! Имей в виду, что твои извинения мне нужны так же, как гвоздь в жопе! Если ты проехал три хреновы сотни километров только за этим, то лучше вали обратно, пока я не спустил тебя с лестницы! Из-за тебя, скотина, я две недели провалялся в больнице! Из-за тебя, скотина, в моих ушах стоит шум! Из-за тебя, скотина, мне снятся кошмары! Да какого дьявола ты не за решёткой?! Ну да, забыл, папуля же имеет связи. Папуля всегда спасёт твою задницу. Только вот я живу без папули, с одной матерью. И никто мою задницу никогда не спасёт от таких, как ты. — Сато выдохнул, осторожно опустился на стул перед раскрытым ноутбуком на письменном столе и нажал на кнопку включения. — Я взял академический отпуск. — Кисе слушал его совершенно спокойно, так что Сато перешёл на более мирный тон. — У матери случился инфаркт. На почве всей этой галиматьи. — Мне жаль. — Ей уже лучше. Обошлось без шунтирования, ей поставили стенд и прочистили забитый сосуд. Выписали буквально на той неделе. Я запрещаю ей вставать с кровати, но разве она слушает? — Желаю ей быстрее поправиться. — Кисе неловко улыбнулся, тогда как душа выла во весь голос. Когда-то Сато поделился, что у его матери плохо со здоровьем — на момент рождения своего первого и единственного ребёнка ей было чуть больше сорока лет, и с тех пор организм начал давать серьёзные сбои, хоть и выглядела Сато-старшая отлично, насколько успел посудить сам Кисе, познакомившись при не самых приятных обстоятельствах. Сато не скрывал: жизнь летит под откос, и виноват в этом Кисе. А тот и не возражал. — Мне правда жаль, что так вышло. — А знаешь, что? — Теперь Сато смотрел на него с вызовом. — Я думал, мы с тобой подружимся. Кисе вздохнул. — Я тоже. — Я думал, ты нормальный парень. Дурачился, шутил, собирал вокруг себя девчонок… — Это уже не имеет никакого значения, Сато, — он вымученно улыбнулся. — Ты псих. Дьяволом клянусь, псих. После стольких месяцев, после нашего общения… Я тебя очень уважал. Восхищался. Хотел быть таким, как ты. В этом вся фишка? Поэтому ты слетел с катушек и чуть меня не убил? — Не в этом, — без особого желания, но всё же ответил Кисе — и так было понятно, что Сато не упустит возможности затронуть тему событий того злополучного дня, если не захлопнет дверь перед носом Кисе. — Ты орал, чтобы я отправлялся в ад. Ещё такими ругательствами сыпал. Мать твою, вот скажи кому, что ты такие слова знаешь — хрен поверят. — Сато зажмурился и прижал пальцы ко лбу. — Просто ответь, почему? Что произошло с тобой в тот день? — Поднял голову и посмотрел на Кисе. — Да и вообще… С тобой в последние дни творилось что-то странное… Как будто… Блин, как будто… — Если бы я мог, я бы тебе сказал, но я не могу, — отрезал Кисе. Уж кому-кому, а Сато точно не обязательно знать, что в последний месяц перед случившимся довелось пережить Кисе. — Боюсь, ты не так меня поймёшь. — А всё-таки? — Сато не сводил с него внимательного взгляда, поэтому Кисе держался железно, уверенно и не допускал выражения лишних эмоций. — Нет, не настаивай. Я пришёл убедиться, что ты в порядке… Вот, принёс тебе грейпфруты, я же помню, как ты их любишь. — Кисе, которому всё это время пальцы отдавливало тяжестью пакета, подошёл ближе и аккуратно поставил его на письменный стол, придерживая рукой содержимое. Заметив безразличие Сато к гостинцу и настороженность его позы, сделал шаг назад. — Я правда не хотел причинять тебе вреда. — Последний месяц за тобой словно демоны гнались, — внезапно сказал Сато, и внутри Кисе всё похолодело, настолько в точку это было сказано. — Что за глупости? — нервная улыбка сейчас точно была лишней. — И во сне ты разговаривал, — Сато нахмурился, припоминая. — Умолял кого-то оставить тебя. — Кошмары мне снились часто. М-м-м, я где-то читал, что это последствия употребления острого перед сном и фильмы ужасов. А ты ведь помнишь наш досуг по вечерам? — Но мне-то они не снились. — Сато поднялся с места. — Просто скажи, что за херь? С бухты-барахты никому не понадобится гнаться за мной, чтобы проломить черепушку. — Хватит. Я уже сказал, что это слишком сложно. — Хм, дело твоё. Но если это повторится… Если на моём месте окажется кто-то ещё, долго ли твой папуля будет отмазывать тебя? — Это не повторится, — заявил Кисе. Он уже достаточно тут задержался, пора ехать обратно. Он прибыл сюда проведать Сато и попросить прощения, пусть тот и не нуждался в нём. Проведал: Сато выглядел не так, чтобы очень хорошо — помятый, невыспавшийся, исхудавший, сутулый, с волосами, похожими на солому. Хуже всего, что из-за травмы ему пришлось взять в учёбе перерыв. Хотя, нет. Хуже всего то, что ухудшилось здоровье его матери. — И… Прости, что всё так вышло. — А знаешь, что самое забавное? — Сато усмехнулся. — Что всем на меня плевать. Хоть бы кто мне позвонил, написал… Считай, ты единственный, кто обо мне вспомнил. — А как же Минами-чан? — Эта шалава? Она забыла, кто я такой, сразу же, как только я пришёл в себя и написал ей. Вот тебе и вся любовь-морковь! — А по ней и не скажешь. — Кисе видел её: милая, кроткая, скромная и с ясными глазами. А ещё видел, как она нравилась Сато. Кто бы мог подумать… — На днях в соцсетях увидел, как она кинула себе в альбомы фотки с каким-то парнем. В обнимку, прикинь? Ладно, это всё не важно. Я хочу сказать… Я здорово взбешён, что ты не понёс наказания. Но я не хочу держать на тебя зла. А не получается. В любом случае… Спасибо. Что приехал. Не то чтобы Кисе остался доволен разговором, но, по крайней мере, на душе стало легче. Сато, сколько Кисе его знал, то есть чуть меньше года, никогда не был агрессивным или нелюдимым: много улыбался, ничего не держал за душой, флиртовал с девушками, часто откровенничал, делился переживаниями и никому не желал зла. Чем-то он напоминал Морияму. Удивительно, что как только он вернулся домой, о его существовании словно забыли. По дороге домой, утопая в мягком кресле и глядя, как за окном со скоростью пули пролетают леса и поля, превращаясь в жёлто-зелёные полосы, Кисе повторял себе слова Сато: «Последний месяц за тобой словно демоны гнались». Именно так. Гнались. А потом перестали. Теперь гнались вновь, и Кисе не знал, что делать и надолго ли его хватит.

***

— Потом поговорим, — Аомине прервал разговор по телефону. В очередной раз Момои выбрала неудачное время для звонка. Он толкнул входную дверь. Вошёл, заметил на полу пару обуви. Прислушался. Шум льющейся в металлическую раковину воды доносился из кухни. Вернулся, значит, отметил Аомине и снял ботинки. Накануне Кисе пришёл позже обычного. «Хорошие новости, Аомине-ччи, — пропел он, сияя, как звезда шоу-бизнеса, идущая по красной ковровой дорожке. — Теперь ты меня будешь видеть ещё реже, потому что я нашёл работу! Здорово, правда?» Да уж, новость просто зашибись. Для чего же тогда, чёрт побери, Аомине впускал Кисе к себе, как не для игр по вечерам?! Кисе уже отодвинул куда подальше свою идею-фикс? Кроме того, разве отсутствие работы не предполагало скорый съезд Кисе из этой квартиры? Да-да, хоть Кисе и не рассказывал об этом, Аомине догадывался, что с деньгами у него туго. Очень туго. Туже некуда. Плюс тот случайно подслушанный телефонный разговор. Зато Кисе не утаил подробностей, что это за работа такая, — организатор дегустации кондитерских изделий в гипермаркете. Оплата почасовая, график гибкий, — то, что надо, хвалился он. Одно плохо — или хорошо, тут уж кому как, — работа была временная, а всё из-за того, что дегустационная акция длилась всего неделю. С другой стороны… Аомине повёл плечами и бросил сумку на пол. К Кисе у него были вопросы. — О, Аомине-ччи! А я как раз о тебе вспоминал! Кисе стоял, привалившись поясницей к подоконнику. Пил свой зелёный чай из кружки и посылал Аомине обольстительные, белозубые улыбки. — Какое совпадение. — Аомине прошёл к холодильнику и достал оттуда бутылку. После тёплой улицы и взбегания по лестнице на четвёртый этаж хотелось пить. — Неужели? — хохотнул Кисе, и Аомине повернул в его сторону голову. Оделся с иголочки: чёрные брюки, заправленная в них чёрная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами. Не доставало чёрных солнечных очков для завершения образа опасного похитителя сердец. Права была Момои: чёрный — его цвет. — Свиданка? — уточнил Аомине. — О? — Кисе, заметив взгляд, бегло осмотрел себя, как будто и не знал вовсе, что надел. — Нет, конечно. Я так хожу на работу. — Что-то ты рано сегодня. — Аомине отвинтил крышку и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков из бутылки. — Нет-нет, ты не понял, я сейчас ухожу работать. Приду ночью. — А сейчас где был? — Ездил навещать друга. Аомине-ччи, хотя бы иногда слушай, что я тебе рассказываю. Теперь Аомине почти досконально вспомнил их последний разговор прошлым вечером. Этот друг, о котором напомнил Кисе, жил с ним в одной комнате общежития, но из-за травмы головы оставил учёбу на неопределённый срок. Какие же между ними в действительности были отношения, если Кисе, с его-то финансовым положением, спустил вчерашнюю получку на билеты? Аомине задумался об этом только сейчас. Подойдя к раковине, Кисе наспех ополоснул кружку. Потом, как ни в чём не бывало, прошёл мимо нахмурившегося Аомине в направлении комнаты. — Ты ничего не хочешь мне сообщить? — Аомине двинулся за ним следом. — Хочу! — бодро ответил Кисе из комнаты и тут же вышел с сумкой на плече. — Ты представляешь, у меня перерыв на работе пятнадцать минут. — Чего?.. — Вот и я говорю: разве можно полноценно поужинать за пятнадцать минут? Маэбара-ччи наготовила мне кучу еды, а когда её есть? Эх, ладно, съем в поезде, если не успею. — Постой-ка! — гаркнул Аомине. — Мне не интересно слушать всю эту туфту. Готовясь приступить к надеванию ботинок — чёрных и блестящих, — Кисе замер, а потом безразлично развёл руками: — Ну, как знаешь. Буду поздно. — На тебя Кёске жалуется, — без обиняков выдал Аомине, нависая над Кисе. — Говорит, ты по ночам ему спать не даёшь. — А тебе? — Мне по барабану, — ухмылка не сбила с толку Аомине, — сплю как убитый. А вот Кёске говорит, что ты по ночам вопишь, как свин на бойне. — Мацуда-ччи такой добрый, — не без сарказма проговорил Кисе. Он был готов к выходу, и сдерживал его только разговор с Аомине. — Не объяснишь? Прежде чем ответить, Кисе вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. А когда открыл, Аомине увидел в них столько злобы, сколько не видел со времён финала Зимнего Кубка. — Мне снятся кошмары. Но я эту проблему уже активно решаю. Такой ответ тебе по душе, Аомине-ччи? — Что, к мозгоправу записался? Повернувшись к Аомине спиной, Кисе схватился за дверную ручку. — Ещё нет. А теперь мне пора. Увидимся. — Расскажи хоть, о чём эти кошмары. Он уже открыл входную дверь и шагнул, но, задетый откровенно издевательским тоном, обернулся: — Ты правда хочешь знать? — Они о том, как я в который раз уделываю тебя на поле и забрасываю в кольцо твою оторванную башку вместо мяча? Уголки губ Кисе дёрнулись. Аомине, понимая, что перегнул палку, ожидал встретиться с осуждением во взгляде, но вместо этого в прищуренных глазах блеснул недобрый огонёк, и Кисе… улыбнулся. — Хуже, — ответил он, прежде чем закрыть дверь и оставить Аомине в полнейшем недоумении. Если и оставались сомнения, что Кисе ведёт себя на редкость странно, то сейчас их смело без следа. Сторонний человек, мало знавший Кисе, сказал бы, что он такой же, какой и всегда: несерьёзный, дурашливый, улыбчивый, не терявший хватки. Разве что окреп и повзрослел морально. Его стиль игры стал куда агрессивнее — спасибо за те три или четыре вечера, когда удалось сыграть в своё удовольствие, — но вместе с тем затвердела, как бетон, вера в собственную победу, до которой, как и всегда, недоставало совсем чуть-чуть. Вышедший на трудный участок дороги жизни, Кисе полностью принимал правила игры в доме Аомине и Кёске. Старался не быть проблемным, поддерживал в доме чистоту и порядок, так что откровенного притеснения Аомине не ощутил, как бы ни пытался раздувать это положение дел до астрономических размеров. Когда Аомине, лёжа на кровати, копался в своём компьютере, Кисе сидел в кухне. Когда приходило время выключать свет и отходить ко сну, Кисе, ступая крайне осторожно, пробирался в комнату, брал за верёвочные ручки бумажный пакет, неизменно стоявший в «изголовье» матраса, уходил вместе с ним в ванную, а приходил уже переодетый и с мокрым лицом. «Сладких снов, Аомине-ччи», — говорил он и забирался под одеяло с головой, не жалуясь на включенный свет и шумные шаги Аомине. Чем же он занимался на кухне? Аомине всегда его заставал за одним и тем же: копанием в телефоне, от которого отходил провод наушников, спрятанных под волосами у Кисе. Он сидел с улыбкой, и его пальцы резво жали сенсорные клавиши. А ещё он не заискивал и не лебезничал ни перед Аомине, ни перед Кёске. Пугающие перемены в его поведении определённо были, но улавливались трудно. Интересно, в какой именно момент Аомине начал их ощущать? Когда Кисе впервые зашёл в его комнату? Когда говорил по телефону с матерью? Уже не важно. Кёске рассказал, что Кисе начал его пугать. Что слышит его по ночам, слышит, как он стонет, запершись в ванной или в кухне. О-о, Аомине многое бы отдал, только бы услышать это собственными ушами. Стонущий не понятно от чего, как обиженная сверстниками маленькая девочка, Кисе — могли ли такое представить толпы вечно влюблённых фанаток? Аомине бы поугарать над этой ситуацией, да и рукой махнуть, не его проблемы, пускай хоть пальцы себе выламывает. Но Кёске поставил вопрос жёстко: Кисе мешает, и разбираться с ним должен тот, кто ему приходится соседом по комнате и давним другом, в противном случае ему придётся съехать. И Аомине опять почувствовал, что оказался перед развилкой дороги. С одной стороны, он бы и рад был избавиться от Кисе, но с другой отчего-то хотелось удержать его. Зайдя в комнату, Аомине не сразу обратил внимание на одну деталь. Какую-то тёмную область на стене. Аомине, который ограничился настенной лампой над кроватью, включил большой свет и присмотрелся. — Что за дерьмо висит у тебя над матрасом? Только он произнёс вопрос в пустоту, как тут же представил возможный ответ на него: «Дерьмо? Аомине-ччи, ты что, слепой? Это ловец снов. Я же сказал, что активно решаю проблему ночных кошмаров. По-моему, это очень мило. Ты как думаешь?» Выходит, про свои ночные кошмары он не выдумал.