Не в одиночку

— Аомине-ччи, давай только без обид: нам лучше всего расстаться. Аомине так часто слышал подобное, что перестал придавать этим словам какое-либо значение. Расстаться? Пожалуйста! Два-три дня не видеться и не созваниваться, а потом получить душещипательное сообщение «Мне плохо без тебя» — и всё начнётся сначала. Только в этот раз, похоже, дела обстояли куда серьёзнее. Серьёзный и немного отстранённый тон так и говорили об этом. — Чего это ты вдруг? — Я долго думал. У нас херня, а не отношения. Ты со мной не согласен? — Не знаю, меня всё устраивало и так. Хех, впрочем, и тебя тоже, иначе бы ты давно свалил от меня, разве нет? Харада бросил недокуренную сигарету, раздавил её тлеющий кончик мыском ботинка и сунул озябшие на ветру руки в карманы меховой куртки. Курил он первые пару дней их отношений, а потом Аомине, которому никогда не нравилась эта пагубная привычка, пригрозил, что Хараде придётся бросить это дурацкое занятие, в противном случае, он заставит его съесть все сигареты, что были в пачке, до единой. Хараде пришлось уступить, но курить он так и не бросил — просто делал это втихаря, когда Аомине рядом не было. А сейчас эта открыто выкуренная сигарета как бы ставила последнюю точку в их общем романе. Хотя, нет. Точка была поставлена давно, это просто Аомине как всегда обо всём узнаёт последним. — Поэтому сейчас я предлагаю свалить нам обоим друг от друга. — Харада даже не повернулся. Стоял и смотрел на враждебно-серое море под пасмурным небом. Летом оно становилось синим и искрящимся — в точности как глаза Харады. — Не заставляй меня передумывать, Аомине-ччи. Я уже всё решил. Аомине и не собирался. В одном он полностью поддерживал Хараду: это не отношения, это херня какая-то. Только вины Аомине в этом не было. Всё из-за Харады, который сам не знал, чего хочет и к чему надо прийти. Появление Харады в жизни Аомине вообще выглядело, как неудачная шутка судьбы. А появился Харада Коджи так же внезапно и без разрешения, как и ушёл сейчас. Дело было летом. В вагоне стояла нестерпимая жара — ранним утром всегда так, весь город спешит в это время куда-то: кто на работу, кто на учёбу, кто по магазинам, и поэтому, стоя плотно стиснутый с четырёх сторон, думаешь только о том, чтобы поскорее приехать и глотнуть наконец свежего воздуха. Всё-таки повезло Аомине с ростом — сто девяносто два сантиметра природа ему подарила не просто так. В вагоне он горделиво возвышался над сплюснутой, как сельди в банки, массой людей, не ощущая нехватки кислорода. Но главный плюс Аомине находил в другом. С высоты его роста открывался очень пикантный вид на девичьи декольте. А что? Как сам оправдывался Аомине, зачем тогда девчонки надевают такое шмотьё, которое прикрывает грудь на самый мизер, если не для того, чтоб на них пялились? В то утро рядом стояла, кажется, старшеклассница. Ещё наступила Аомине на ногу, сбивчиво проговорила слова извинения, после чего почти вытянулась в струнку, чтобы достать рукой до поручня. На ней было хлопковое белое платье с широкой горловиной, а ещё пышная грудь. Отметив это, Аомине почувствовал, что воздуха всё-таки ему тут не хватает. Может, познакомиться? Да ну, тут кругом народ. Выйти с ней на станции? Но тогда придётся пропустить занятия, а впереди экзамены… Аомине опустил взгляд вниз — девчонка уткнулась в свой мобильный, — а потом ещё ниже и задержал взгляд. И ведь надо было в этот самый момент какому-то мудаку выкрикнуть с другого конца вагона: — Сестрёнка, осторожнее! Тот дылда рядом с вами — извращенец, он сейчас пялится на ваш вырез! Сначала показалось, что кто-то с кем-то шутит, но когда до Аомине дошло, что единственный «дылда» в вагоне — это он, старшеклассница в белом платье уже в страхе пятилась от него, прижимая руки к груди. Можно было подумать, что взгляд Аомине способен был раздевать буквально. Люди вокруг них расступились, насколько позволяло место в вагоне. «Извращенец», — подхватили они, смотря на Аомине с укором, только ему самому не было никакого дела, главное — понять, кто это там выкрикнул. Впрочем, тот решил не прятаться. Аомине заметил продирающегося сквозь толпу мальчишку. С серьгой-«гвоздём» в левом ухе, с уложенными на манер ирокеза короткими светлыми волосами и с дерзким выражением лица. — Я видел, как вы пожирали взглядом грудь этой девушки, — нахально заявил он, вскинув подбородок. Его совсем не смущала существенная разница в росте и вероятность быть превращённым в отбивную. — На вас смело можно подавать заявление в полицию за сексуальное домогательство. Большего бреда Аомине слышать не приходилось. Придурок улыбался, как будто сам находил эту сцену нелепой, но продолжал гнуть своё. — Ой, кажется, ты не совсем правильно оцениваешь ситуацию, — спокойно ответил Аомине, что было тяжеловато: всё же разговор разворачивался на глазах у десятков пассажиров. — Зрение проверяй, умник. — С ним всё в порядке, — «умник» достал мобильный. — А вот тебе придётся сейчас проехать в ближайшее полицейское отделение. Так, кажется, мой дядя сегодня на службе… Как думаешь, если я ему позвоню, что он мне скажет? Секунда, и воротник рубашки «умника» оказался в плотно сжатом кулаке разозлённого, как бык на арене, Аомине. Ещё секунда — и он подавился воздухом, когда в область пупка прилетел меткий удар ноги. А дальше перед глазами всё завертелось с быстротой пули: сначала он кинулся на обидчика, схватив за грудки, потом они повалились на пол под общий крик и гвалт. Аомине не слишком думал, какой урон нанести этому придурку — выбить глаз, пару зубов, переломать рёбра, отбить печень, — он просто наносил удар за ударом, подмяв под себя неугомонное и вертлявое тело, и нельзя сказать, что оставался нетронутым. Для своего роста и комплекции «умник» оказался сильнее, чем можно было от него ожидать, и с удовольствием знакомил Аомине с кулаками, которые, как наконечники стрел, впивались то в рёбра, то в плечи, то в живот, на какое-то время выводя из строя. Самое мерзкое, что он во время драки умудрялся тошнотворно ухмыляться, глядя Аомине в глаза, и шипеть змеёй: — Давай… давай… обрушь… кха! — он пропустил удар, но выражение его лица практически не изменилось. — Больше агрессии… признай… что ты… всего лишь… ёбаный извращенец… — Захлопнись… Наиболее смелые пассажиры вагона разнимали их общими усилиями. Как только Аомине и его противник вынужденно оказались на расстоянии друг от друга, им пришлось покинуть транспорт на первой же остановке. Учёба как-то сразу забылась. Какие-то тут экзамены, когда на тебя налетают с обвинениями с утра пораньше и пытаются обеспечить целую кучу проблем? Стоя в стороне от толпы ожидающих следующий поезд, Аомине не без презрения взглянул на новоиспечённого знакомого, который стоял совсем рядом — отряхивал штаны и с улыбкой мычал какую-то мелодию. И что дальше? Продолжить драку? — У тебя… — Он прервал занятие и указал пальцем на белую майку Аомине. — Это, майка вся в пыли, ты куда-то ехал? Тебе придётся отложить поездку, в таком виде нельзя показываться народу на глаза. — А у тебя фингалище под глазом будет, — Аомине с удовольствием отметил покрасневшую область щеки — удалось-таки зарядить кулаком в это ухмыляющееся холёное лицо. — Мудила. — Ага-ага, давай-давай, гордись тем, что ты ввязался со мной в драку и знаешь такие крутые словечки. Только вот ни хрена это не делает тебя крутым. Я ни одного крутого извращенца не знаю. — Это я-то ввязался? — Ну не я же там стоял и пожирал взглядом сиськи какой-то студентки. Знаешь, моей матери тридцать пять лет, и она составит конкуренцию тем силиконовым шлюхам по телеку. Мне бы не хотелось, чтобы на неё кто-то вот так глазел, особенно в вагоне. Уж извини, пришлось взяться за твоё воспитание. — Скажи спасибо, что нас разняли. — Аомине осмотрел себя. Майка и впрямь была в пыльных разводах, теперь или ехать на занятия, не придавая внешнему виду никакого значения, но прослыть свиньёй, или ехать домой и переодеваться, или забежать в ближайший магазин и купить новую. — В пол бы вкатал тебя, ублюдок. — За решётку бы посадил тебя, извращенец, — отпарировал новый знакомый. Его одежда выглядела не лучше, но он в этом проблемы не видел. — Предлагаю прямо сейчас пожать друг другу руки и официально заключить мир. Я Харада Коджи. А ты? — На хер свалил, — Аомине двинулся в сторону выхода из метро, пихнув Хараду плечом. — Извращенец, обижается по-детски, не умеет вести себя, как мужчина… Не парень, а просто мечта. — Тебе башку об пол размозжить? — Аомине резко развернулся. Он знал Хараду всего лишь пятнадцать минут, а уже готов был поставить его на первое место в списке людей, которых бы он с радостью отправил на тот свет. — А теперь бывай, надеюсь, больше не увидимся. — О-о, зря ты так надеешься. Аомине, ликуя в душе, что наконец-то избавляется от общества какого-то шибанутого придурка, уже держал путь к лестнице на выход из подземки, так что не придал никакого значения кинутым вдогонку словам Харады. А стоило бы. По крайней мере, стоило бы хотя бы, прежде чем прощаться навсегда, проверить все карманы сумки. Может быть, уже тогда бы всё сложилось иначе. Может быть, уже на той стадии предопределилась дальнейшая судьба на ближайшие три месяца, и Харада исчез бы из жизни Аомине, чтобы больше никогда в ней не появляться. Пропажа телефона обнаружилась только дома. Аомине поехал к себе переодеваться — не то чтобы ему было важно, что о нём подумают окружающие, но всё-таки ходить на занятия в грязной майке неэстетично даже для него. Поднимаясь по подъездной лестнице, он долго рылся в боковом кармане, ища ключи от квартиры, а когда нашёл, замер с озадаченным видом. Обычно в том же кармане лежал телефон. Но сейчас его там не было. — Дерьмо… Первой пришедшей в голову мыслью было, что телефон Аомине вообще не брал. Но нет, он помнил, как, доставал телефон, чтобы посмотреть на время, а потом проигнорировал два смс-сообщения от одногруппницы. Раз телефон он точно не забывал и ровно до захода в вагон он был в сумке, стало быть, пропажа случилось или во время драки с полудурком, которому нужны неприятности с утра пораньше, или после, но первое почему-то напрашивалось больше. — Скотина, — выругался Аомине, проходя в комнату. Этот телефон он приобрёл на первом году в старшей школе, и за всё это время там набралось столько контактов, сообщений и фотографий, что стороннему человеку этого хватит для написания целого биографического романа. С учёбы вернулся Кёске. Настолько бесшумно, что, столкнувшись с ним в коридоре, Аомине чуть не принял его за вора. Голова кипела, как чайник, тридцатиградусная жара плавила мозги. Прежде чем что-либо предпринимать, Аомине хотел сунуть под струю ледяной воды голову. Кёске заметил нервозное состояние соседа, но ничего не сказал, только безэмоционально поздоровался и посторонился, чтобы он прошёл в ванную. Но Аомине не сдвинулся с места и требовательно заявил: — Мне нужен твой телефон. — Решение пришло спонтанно. Кто же ещё из знакомых Аомине обладал талантом выуживать информацию о любом человеке и чей номер телефона он помнил по памяти? Момои не составит никакого труда в кратчайшие сроки нарыть данные, включая адрес проживания, на Хараду Коджи — да-да, Аомине запомнил его имя, почти так же звали его одноклассника, которого отличали необычные кулинарные пристрастия, — и тогда Аомине призовёт его к ответу за кражу телефона. Правда, доказательств, что это совершил именно Харада, не хватало, но Аомине они были не нужны. — Телефон посеял. Кёске, наклонив голову, смотрел на Аомине, будто изучал под микроскопом. — Так это правда? — А похоже, что бы я шутил?! — Ты не понял, — спокойно пояснил Кёске — он никогда не кипятился, если Аомине нервничал. — Ты правда телефон потерял? Я думал, ты прикалываешься. Мне минут двадцать назад звонили, с твоего номера. И несли какую-то ересь… Чтобы я передал тебе, что если ты хочешь назад свой телефон, ты должен вечером быть на станции, на которой сегодня вышел… Кажется, так и сказали. Ещё таким писклявым и смеющимся голосом говорили. Я подумал, это кто-то из твоей группы прикалывается. Такой поворот событий для Аомине точно стали сюрпризом. Но потом вспомнились последние слова Харады. Вот, значит, как он решил всё провернуть?.. — Ну…, а ты что? — А чего я? Велел передать, что ты мудак. — Зашибись. Аомине ждал, что Кёске расскажет что-то ещё, но тот прошёл мимо, к кухне и только бросил: — Да я-то откуда знал, что ты реально потерял свою звонилку? — А он не сказал, во сколько нужно быть на станции? — Не-а, сказал только вечером. Кто это вообще был? Если бы Аомине знал… Занятия пришлось пропустить. Поначалу Аомине сокрушался, а потом выбросил из головы — ладно, один день его не спасёт, не страшно, если пропустит, на худой конец можно будет взять конспекты у одногруппников. Встретиться с ублюдком и закончить то, на чём их прервали утром — вот что имело сегодня большую важность. Сначала он выставил Аомине идиотом, потом спровоцировал драку и выкрал телефон, теперь же пропадал неизвестно где, не сказав конкретно, во сколько точно он будет. «Вечер» для Аомине начался ровно в шесть часов. Один за другим проезжали поезда, из вагонов выходили пассажиры, тут же шли к выходу из подземки, и ни в одном из них Аомине не признал утреннего нарушителя спокойствия. Интересно, много ли Харада успел увидеть в его телефоне? Аомине стискивал кулаки при мысли о том, какого характера фотографии и переписки с подружками остались в карте памяти. Харада не появлялся ни через час, ни через два. Аомине начинал выходить из себя. Час пик прошёл, людей на станции становилось всё меньше. Ублюдок. Когда он налетел сзади, больно хлопнув ладонями по плечам, Аомине, потерявший всякую надежду и интерес к окружающим, остервенело швырял монеты в кармане сумки — хватит ли на перекус, а то уже живот урчит. Получив в плечи удар, не растерялся, а быстро развернулся и занёс для удара сжатый кулак, в котором была собрана вся накопившаяся за один день ненависть к этому человеку. — О-о, нет-нет-нет. — Рефлексам Харады можно было позавидовать. За секунду до болезненного столкновения со своим лицом он перенаправил кулак Аомине в сторону, опустил его руку вниз и крепко, словно угрожая, стиснул запястье. И откуда в нём столько силищи? — Я пришёл не драться. Успокойся и дыши глубже. — Его тон любой бы назвал издевательским. — Вот, я принёс твой телефон, растеряша. Аомине с силой выхватил телефон из протянутой руки. — И имей в виду, — подняв указательный палец, сказал Харада. — Может, ты и груда мышц, которая выше и шире меня, но я куда сложнее баскетбольного мяча. Я восемь лет занимался дзюдо и спарринговался с противниками твоей весовой категории. У тебя, кстати, боевая стойка херовая, все слабые места открыты, замахиваешься медленно, и кулак сжат неправильно… Эй, ты куда пошёл?! К станции подошёл поезд, и Аомине почти бегом рванул к вагону. Люди уже вышли, оставались считанные секунды, прежде чем двери закроются и поезд скроется в темноте тоннеля. — Ну-ка стой! — Харада успел схватить лямку сумки на спине Аомине и потянуть на себя. — Мы же ещё даже не пообщались. — Мне плевать, что ты долбаный дзюдоист. — Стоя к нему спиной, Аомине уже почти дрожал от злости. — Я просто схвачу тебя и шибану башкой об стену. — А вот это уже удел варваров, Аомине-ччи. — Последнее вроде прозвучало безобидно, но Аомине словно кнутом по лицу хлестнули. — Ты же не варвар. Поезд, прогрохотав, покинул станцию. С трудом держа себя в руках, Аомине повернулся к новому знакомому. Тот, распахнув от неописуемой радости глаза, похоже, готов был прямо сейчас сплясать зажигательный танец победы. — Ублюдок. Никогда… Никогда. Меня. Так. Не. Называй. — Никогда? Ой, то есть это не последняя наша встреча? Что ж, я на это рассчитывал. — Теперь Аомине не казалось. Харада действительно кокетничал с ним. Не то чтобы он был прожжённым гомофобом, просто это походило на очередную провокацию. — Тогда мы прямо сейчас отправляемся в мою любимую забегаловку! Сервис класс, цены низкие, народу мало… Я угощаю. Считай это моим извинением за то, что ты изваракал в грязи свою майку. Ты согласен, Аомине-ччи?

***

— …Дайки. — М-м… — Дайки! — Чт… — Аомине лениво разлепил глаза. Утро ещё не наступило — тьма в комнате была непроглядная. В дверях угадывался силуэт Кёске. — Ты хоть знаешь, который сейчас час? — Я-то знаю. А этот опять воет. Иди и угомони его. — Кто воет? — язык еле ворочался после сна. — Ты вообще, чего забыл у меня? На памяти Аомине Кёске ещё никогда не заходил к нему среди ночи. Видимо, дело совсем дрянь. — Сосед твой. С холёной мордой. — А-а… — Аомине расслабился и натянул одеяло до самого подбородка. — Ты слышал вообще, что я сказал? — раздражённо сказал Кёске. — Иди и угомони этого дебилоида, пока я не… — Иду я, иду… — Лениво сев на кровати, Аомине спустил ноги на пол и встал. Если честно, он ни слова не понял из того, что сказал Кёске, кроме того, что «сосед с холёной мордой» и «дебилоид» — это Кисе. Он не особо соображал, что делает, просто шёл за Кёске, сонно протирая ладонями глаза. Они остановились перед дверью в ванную комнату. Кёске открыл её и отошёл в сторону — приглашал Аомине зайти первому. Никто не удосужился включить в ванной свет — хватало освещения из коридора. Кисе, скрючившись, сидел в ванне, низко склонив голову. На его загривок лилась вода. Такая холодная, что кран покрылся конденсатом. Аомине подставил под неё руку и тут уже убрал. — Чёрт побери… — как в бреду бормотал Кисе. — Отстаньте… Отстаньте. Закрыв воду, Аомине тронул его за плечо. — Эй… Никакой реакции. Только вздрогнул слегка, а потом снова забормотал: — Вас… не должно тут быть… Аомине обернулся на прислонившегося к дверному косяку Кёске. — Дальше я сам. Тот недовольно хмыкнул, отлепившись от косяка, поправил майку и собирался оставить Аомине наедине с бредившим Кисе, но в последний момент зло бросил: — Надолго моего терпения не хватит, Дайки. Не забывай об этом. Если этот придурошный не хочет по-хорошему решать свои проблемы, я буду принимать меры. — У придурошного имя есть, — напомнил Аомине. Кисе так и сидел в ванне, накрыв опущенную голову руками, и всхлипывал. Господи, до чего же жалкое зрелище — плачущий Кисе. До этой самой минуты Аомине готов был поклясться, что это обещает быть забавным — школьный идол, ас баскетбола, парень с амбициями и крутым нравом хнычет, как маленький ребёнок, у которого отобрали конфетку. Теперь же, убедившись, что ни хрена это не забавно, хотелось хорошенько встряхнуть этого нытика, дать пару оплеух и напомнить ему, кто он, в конце концов, есть: боец со стальным стержнем. Кёске ничего не ответил на этот выпад, и через секунду Аомине остался наедине с Кисе. Сонное оцепенение резко покинуло тело, проясняя разум. — Кисе? Молчание. А потом снова всхлипы. Терпение Аомине тоже было не бесконечным. Он мог бы плюнуть на этого Кисе — пускай и дальше сидит в ванне под потоком холодной воды, раз ему так нравится. Он мог бы плюнуть даже на то, что Кёске в один прекрасный день осуществит свою угрозу, и Кисе вынужден будет искать себе жильё в другом месте. Но почему-то Аомине не стал уходить в сторону, предоставляя Кёске возможность самому разбираться с тем, кто своим «бабьим нытьём» мешает ему спать. Более того, Аомине начинал раздражаться, когда слышал из чужих уст оскорбительные слова в адрес Кисе. Придурок, холёномордый, идиот — такое он мог только себе позволить, потому что Кисе действительно был самым, что ни на есть, настоящим придурком. Но когда его так называл Кёске… Аомине впервые за долгое время захотелось ударить его по лицу. Выйдя из ванной за тем, чтобы включить свет, Аомине вернулся и замер на месте. Проморгался пару раз, на случай, если ему кажется. Кисе продолжал сидеть в ванне, но уже выпрямив спину и, судя по лицу, ясно соображая, что происходит вокруг. Увидев Аомине, заулыбался, как при первой их встрече несколькими неделями назад. — О, Аомине-ччи? Я думал, ты спишь, как младенец. Эм… Что-то не так? — Ты… Ты вообще знаешь, что тут делаешь? — Аомине осторожно подошёл к нему, хотел спросить, не ударился ли он головой или ещё что похуже. — Ну да. — Кисе пригладил мокрые волосы и схватился за края ванны. Хотел встать, но только упал обратно. — Я тихо-мирно спал, а потом проснулся от жуткого-прежуткого сна. Решил принять ванну, но заснул, пока в ней набиралась вода. И опять увидел жуткий-прежуткий сон. А потом увидел тебя. Что-то случилось? Аомине сделал вид, что поверил этим словам, а сам подумал, что Кисе не умеет врать. — Практически ничего. Твои жуткие сны мешают спать Кёске, он обещает избавиться от тебя, если так и будешь выть. — Что за человек, — вздохнул Кисе и подёргал плечами. — Почему тут так холодно? — На тебя ледяная вода текла. — Аомине схватил с полотенцесушителя своё полотенце с чёрными ягуарами и поморщился. Надо бы сжечь его. С Харадой у них не было никакой платонической любви, никаких высоких чувств, им просто нравилось удовлетворять друг друга. Так почему же в душе Аомине царит такая тоска? — Аомине-ччи?.. Дерьмо. Аомине выкинет Хараду из своей головы — им было хорошо вместе, но пора бы уже перевернуть эту страницу жизни. И для начала спокойно реагировать на излюбленное обращение Кисе. — Давай так. — Он накинул на его продрогшие плечи полотенце. — Ты сейчас отправишься спать… — Аомине позволил обнять себя за шею. С его помощью Кисе привстал, переставил ноги на пол и упал бы, если бы Аомине не держал его крепко за талию. С вымокших домашних шорт закапала вода. — А если мне снова будут сниться плохие сны? — шутливо спросил Кисе. Несмотря на то что Аомине держал его крепко, пока они шли к комнате, рук он не расцеплял. — Тогда я разбужу тебя, нацеплю тебе наушники и врублю «Maximum the Hormone», чтобы ты не спал, раз этот ловец дерьма не помогает. — Я бы лучше предпочёл чашку горячего капучино, — мечтательно промурлыкал Кисе. — А утром насильно свожу к мозгоправу. Услышав у уха тихий смех Кисе, Аомине невольно улыбнулся.