Не в одиночку

— И что, ты согласился пойти с ним? — По-твоему, я совсем идиот? — Ну, есть немного, — хихикнул Кисе. Аомине в задумчивости повертел пустой стакан в ладонях, раздумывая, кому достанутся остатки вина на круглом донышке бутылки. Заметив, что в стакане Кисе выпивки осталось ещё на три-четыре больших глотка, всё же решил допить сам и, не желая подниматься с места, не глядя, свесил руку с кровати в надежде с первой же попытки ухватить стеклянное горлышко бутылки. Когда ему это удалось, вылил остатки себе в стакан и, не особо разбирая, вернул бутылку обратно на пол, которая тут же упала, звякнув стеклянной стенкой, но Аомине поленился тянуться к полу, чтобы поставить мешающий предмет прямо. Определённо, что стоило бы взять выпивки побольше. — Язык у него клёво был подвешен. Как, знаешь… Ну это. Он мог хоть чёрта заставить станцевать чечётку в красных лосинах… Или там ледники отговорить таять. — Ого, — больше для приличия отозвался Кисе, не убирая ладони с тёплого лба. Аомине важно было показать, что его слушают. Кисе отпил вина — рот настолько привык к малоприятному вкусу дешёвого пойла, что оно стало уже почти безвкусным, — и устремил на Аомине свой расфокусированный взгляд. — Хер знает, как я вместо дома поплёлся с ним. — Аомине осушил стакан залпом и поморщился. — Он потащил меня в занюханную забегаловку. Хотя гамбургеры там подавали охрененные, до сих пор их вкус помню. Харада болтал всё о чём-то. То скулил, как ему жаль, то травил анекдоты, то заливал мне о своей нелёгкой жизни, а в конце… Тут Аомине замолчал. Проглотил вязкую слюну — во рту намертво прилип вкус спирта вперемешку с сахарным сиропом, ощущение не из приятных даже для того, чьи органы чувств реагируют не так явственно, как в трезвом состоянии. — Что было в конце, Аомине-ччи? Откинувшись на подушку, Аомине положил на лицо сгиб локтя и засмеялся — сначала тихо, тряся только плечами и сдерживаясь, а потом во весь голос, как над самой смешной шуткой, которую услышал в далёком прошлом, но сразу же забыл, а теперь вспомнил. Аомине сам не мог толком объяснить, что его рассмешило. Кёске бы требовательно попросил вести себя потише, если бы услышал этот безумный смех. — Эй, что? — Кисе, который лежал, укрытый одеялом по пояс, рядом, несильно стукнул покрасневшего от безудержного смеха Аомине. — Чёрт побери, — отсмеявшись, прохрипел Аомине и выпрямился, утирая глаза ладонью. — Ещё раз так сделаешь... — Так что там было в конце? — Ничего, — отрезал Аомине, перестав улыбаться. — Ничего особенного. Он всего лишь предложил пойти в мужской сортир, закрыться в кабинке и отсосать мне. В это время Кисе хотел в один глоток уничтожить остатки вина, но конец этого короткого рассказа заставил пойти выпивку не по тому пути. Кисе тут же судорожно закашлялся, а когда прочистил горло, начал смеяться. — Вот это… да… — Придурок, если ты собираешься стебаться надо мной… — Нет… И в мыслях не было, — глупо смеялся Кисе, отставляя дрожащей рукой одноразовый стакан к раскрытому в ногах ноутбуку. У них почти полностью пропало ощущение, что от дома их разделяет расстояние в несколько часов езды на поезде. Небольшая, совершенно не предназначенная для двоих жильцов, комната тонула в спокойном полумраке, потому что утром обнаружилось, что лампа в потолочной люстре перегорела. Узнав об этом, Кисе равнодушно пожал плечами и предложил Аомине оставить смену лампочки на потом. И тот не особо возражал. Мутный от матового плафона настенной лампы свет и включённый ноутбук — вот и всё, что освещало угол, в который была поставлена кровать. В такой атмосфере почти не различались унылые узоры старых, местами пожелтелых обоев, и сейчас Кисе наименее всего испытывал неприязнь к этому месту. Для настроения Аомине взял по пути домой в прокате фильм, но напрасно — никому не было интересно его смотреть. — Знаешь, что он мне сказал? — М? — Что давно меня заприметил и решил подвалить. Пф-ф… — И что же ты сделал? — Я ведь уже говорил, что он мог заставить булыжники выстроиться в пирамиду. От мрачности в голосе Кисе сбился с толку, но потом возликовал: — Так вот оно что, Аомине-ччи! Вы были любовниками! Что ж ты сразу так прямо и не сказал? Аомине вздохнул, кляня про себя на чём свет стоит тормознутость Кисе, и зарычал: — Дубина, нечему тут радоваться. — Вот скажи кому, что ты мутил с парнем, — в жизни не поверят. — Только рискни сболтнуть кому… — Нет-нет, — по-прежнему расплываясь в улыбке, Кисе примирительно поднял ладони. — Я — могила. О таком же не рассказывают кому попало, верно? Верно. Если так подумать, Аомине ни с кем ещё не говорил об отношениях с Харадой. Сацуки не в счёт — она хоть и сунула любопытный нос не в своё дело, но зато лишних вопросов не задавала. Аомине и с Кисе не собирался это обсуждать, как такое вообще вышло? — Ладно, — выдохнул Кисе, не в силах слушать тишину. — Если не хочешь — обсуждать мы это не будем. — Я и изначально не хотел, — отмахнулся Аомине. Попытался встать, но чуть не свалился на пол. Со второй попытки спустил ноги и поднялся с места. — Пойду отолью. — О, Аомине-ччи, постой. Ответь на последний вопрос. — Кисе, воспользовавшись освободившимся местом, развалился на всей кровати. — Как долго вы были вместе? — Два месяца… Может, три… Не помню. — Ты ведь любил его? — Кисе устремил на опешившего Аомине свой пьяный взгляд, не осознавая до конца, с кем разговаривает. Дешёвый алкоголь отлично делал своё дело, и Кисе позабыл, что, несмотря на общую территорию, Аомине старательно возводил границы между ними. Да и сам Аомине, видимо, не помнил, с каким остервенением вдалбливал в голову Кисе, что не важно, что они три года вместе учились и делили баскетбольное поле, а потом ещё три года соперничали, — это всё равно не делает их друзьями. — Ну, что-то же тебя держало возле него… Аж два месяца. — Что меня могло держать… — Опершись рукой о край кровати, Аомине наклонился и всё же поднял пустую бутылку, взяв за узкое горлышко. — Ну чего… Он классно трахался и всегда был ненасытным. Похер, что занудным. Не знаю, может, мне тогда здорово не хватало сумасшествия. Эдакого абсурда. А Харада тем самым абсурдом и был — трахаться хотел двадцать четыре часа в сутки, в людных местах постоянно волок меня в сторону общественного туалета. Мог запеть свою любимую песню на весь автобус и плевать ему, что там о нём подумают. — Аомине легко подкинул на ладони пустую бутылку, повернул к себе этикеткой и стал делать вид, что внимательно её изучает. — Не, какая тут любовь… Просто… Взаимное желание. Без обязательств. — В самом деле, чего это я спрашиваю, ты же сухарь, Аомине-ччи, — засмеялся Кисе, радуясь своему открытию. Не будь Аомине пьян, он бы разбил о его голову эту злосчастную бутылку. — Пойду отолью. Выйдя, Аомине понял, насколько в комнате душно. Жар со щёк тянулся до краёв ушей. Прохладный, куда свежее, чем в комнате, воздух немного взбодрил затуманенный от алкоголя разум, а ледяная вода, которую Аомине, стоя и пошатываясь в ванной у раковины, набрал в сложенные ладони, несколько отрезвила ум. Не забыть бы по возвращении открыть окно. Если бы Аомине с утра спросили в академии о планах на вечер, он бы не раздумывая сказал: «Спать». Ну, может, ещё задумался бы о возможностях вытянуть Кисе на игру в ближайшем парке, может, сам бы с мячом и бутылкой питьевой воды в сумке, с которой ходил в старшую школу, прогулялся бы до баскетбольной площадки. Но распитие вина на пару с Кисе вышло спонтанным. Не то чтобы Аомине пожалел об этом. Настолько свободно душой он не чувствовал себя уже… достаточно давно. Конечно, назавтра алкоголь, сейчас ещё бурлящий в крови, напомнит о себе гудящей головой и отсутствием аппетита, но Аомине отчего-то был уверен, что именного этого ему недоставало. И совершенно не важно, что Кисе раскрутил его на откровенный разговор — фактически заставил душу наизнанку вывернуть. Рассказать о том, что Аомине даже с Сацуки не обсуждал, хотя та и не настаивала даже обсуждать больше положенного — может, в ней в кои-то веки пробудилось чувство такта, а может, собственная личная жизнь на тот — да и на этот тоже — момент была интереснее. В любом случае, поведав о Хараде, Аомине в каком-то смысле ощутил душевное облегчение. Перед тем как вернуться, Аомине зашёл на кухню, не включая свет, заглянул в холодильник в надежде, что ещё осталась какая-никакая выпивка — сейчас пойдёт даже самое отвратное на вкус пиво. Но нет. Бутылка с томатным соусом, наверняка уже испортившимся, и маринованные осьминоги в пластмассовой банке сиротливо стояли на разных полках. Похоже, о продолжении веселья можно забыть. — Ой, Кисе, дело дрянь. Выпивка кончилась. Вернувшись в полутёмную комнату, Аомине подошёл к кровати, присел, почти отдавив через одеяло ноги лежащего на боку Кисе, который тут же попытался их подтянуть к груди, и обратил своё внимание на ноутбук. Фильм кончился. Аомине нажал на кнопку выключения и закрыл крышку. Освещения в комнате поубавилось. — Э? Что ты говоришь, Маэбара-ччи, я совсем не пьян. О, та самая Маэбара-ччи, о которой Кисе так и не пожелал рассказать. — Хватит болтать, — раздражённо бросил Аомине, пихнув Кисе в плечо. Тот охнул, не поворачиваясь перехватил свободной рукой локоть Аомине и, стиснув пальцами, зафиксировал его над своим ухом, не позволяя приблизиться. Потом сообщил в трубку — таким тошнотворно весёлым и радостным голосом, — что приболел, но, возможно, выйдет на учёбу со следующей недели. — Ой, меня тоже послушай. — Выдернув из захвата локоть, Аомине забрался на кровать с ногами. Бесцеремонно встал коленями Кисе на бёдра, фактически подминая под себя и вдавливая в матрас. Выпитого оказалось достаточно, чтобы смелость лилась через край — сейчас бы Аомине запросто пошёл бы покорять Эверест босиком, в домашних штанах, майки и без рюкзака. Игнорируя вялые попытки сопротивления, которые оказывал Кисе, разрываясь между борьбой и разговором с подругой, Аомине только сильнее прижимал его, добавляя давку руками. — Потом наговоришься со своей подружкой… — Прекрати, Аомине-ччи, — сказал Кисе на удивление спокойно, убирая телефон под подушку. Хоть взгляд его тёплых, обведённых рядками по-девичьи длинных ресниц, глаз был блуждающим, лёгкий укор улавливался даже пьяным сознанием Аомине. Как будто родитель, возмущённый непослушанием, смотрел на своего нашкодившего отпрыска, стараясь пристыдить. — Никакая она мне не подружка. — Ага, а я Санта-Клаус и развожу подарки, — фыркнул Аомине, не желая слезать с Кисе. — Ну, давай, расскажи, как ты там её трахаешь. Скривив губы, Кисе выругался и упёрся ладонями в грудь Аомине, предпринимая новую попытку сбросить с себя тяжесть чужого тела. С виду легче было сбить с ног разъярённого быка, но только не для Кисе, который уступал Аомине в силе лишь внешне. — Трахаешь, Аомине-ччи, ты своих шлюх. А в моей компании такие не водятся. И скажу ещё раз, что Маэбара-ччи мне вовсе не подружка. А теперь, Аомине-ччи, если ты не против, то я бы хотел, чтобы ты с меня слез, а то мне уже дышать нечем. На такой выпад Аомине нашёл бы что ответить, и это бы была отнюдь не забавная шутка, от которой все заходятся в несдержанном хохоте, и обстановка уже перестаёт быть такой накалённой. В Кисе поразительнейшим образом сочеталось дружелюбие и умение дать отпор, способное иной раз поставить в тупик тех, кто только начинает узнавать его ближе. Но сейчас, тихо посмеиваясь, Аомине, исполняя просьбу, слабо передвигал ноги, чтобы пересесть, вместо того чтобы по привычке рыкнуть ещё громче. — Спасибо, Аомине-ччи, — саркастично сказал Кисе. — У нас пойло закончилось. — Эх… хватит тебе, Аомине-ччи. — Ни фига. Веселье только началось. Кисе поелозил, чтобы выпутать ноги из одеяла, и накинул сверху сложенный вчетверо плед, лежащий рядом с подушкой — его опять начинало бросать в холод. — Лучше бы ты так переживал за электрическую грелку, жаропонижающие и средства от простуды. Твоё логово вообще не приспособлено для жизни в нём. Аомине-ччи, ты вообще человек? — Если я почти не болею — на хрена мне оно? — Ну знаешь ли… Мало ли, с кем ты жить будешь. — Это не мои проблемы, — отмахнулся Аомине, вставая. Начал переодеваться в уличную одежду, почти в полной темноте — возле шкафа света было мало, ширинку, ремень и пуговицы застёгивал интуитивно. — А если что не нравится — улица за дверью. Кисе молчал. Аомине, готовый к выходу, захватив только несколько купюр из своего бумажника, сунул их в передние карманы джинсов и сделал только шаг к двери, как Кисе заговорил: — Не волнуйся, я съеду скоро отсюда… Чувствую же, как не приспособлен ты, Аомине-ччи, к жизни с другим человеком. Раздражаю я тебя, и ничего с этим не поделаешь, — засмеялся Кисе, однако больше было похоже, что он всхлипнул, — и тут же зашмыгал носом, акцентируя внимание на своей простуде. — Не хочется быть обузой. Так что самое время радоваться — скоро ты снова будешь жить один! Аомине замешкался с ответом. Когда заговорил, Кисе уже заранее возликовал в душе, что услышит нечто ободряющее, однако то, что сказал Аомине, почему-то здорово задело за живое. — Я пошёл за выпивкой. — Ох… Не забудь, пожалуйста, прикупить ещё немного таблеток от жара и сироп от кашля. — В самом-то деле, не вешать же нос теперь. — Непременно, — пробубнил Аомине, выходя из комнаты. — И имбирный чай тоже лишним не будет!..