Не в одиночку

Если так рассудить, то оживлённой столицей город был разве что в центре, где движение не прекращалось до утра и свет не гас ровно до восхода солнца. В районе, где жил Аомине, посреди ночи на дорогах можно было увидеть от силы два-три автомобиля и редкого прохожего — в основном, такого же любителя прогуляться до ближайшего круглосуточного супермаркета за новой порцией алкоголя. Спотыкаясь на бордюрах и попавших под подошвы камнях, Аомине, чертыхаясь, брёл сквозь полутьму, не забывая крепче сжимать в пальцах ручки пакета — мало ли, второй раз тащиться за покупками за три квартала удовольствие на любителя. Единственный фонарь на всём его пути горел неподалёку от невзрачного магазина, где из алкоголя оставалось только пиво, и ещё один встретит его за десять метров до дома. Особо не разбирая дороги, немного протрезвевший и не слишком довольный, Аомине держал курс на дом и размышлял над словами Кисе. Скоро съедет из квартиры? Серьёзно? Куда, спрашивается, он намеревается съехать, если, с его же слов — как и со слов Сацуки, — в этом городе надежды больше ни на кого нет? — Не моё дело, — помотал головой Аомине, в очередной раз убеждая себя, что его не должна волновать судьба Кисе. Хочет съехать? Никто не держит. Тем не менее, легче не становилось. Кисе улыбался. Кисе валял дурака. Но поверить в то, что всё действительно хорошо… Нет, Аомине идиотом, не видящим ничего дальше своего носа, не был. Прикрытый одеялом до талии, Кисе спал, повернувшись на один бок, и даже не пошевелился, когда Аомине включил лампу и бросил на свою половину кровати пакет с двумя бутылкам, хотя, на памяти того же Аомине, сон его всегда было легко нарушить. Может, притворялся? Вряд ли. Притворяться ему было незачем. Из приоткрытых бледных губ выходило рваное мерное дыхание — похоже, снова поднималась температура. А ведь Аомине, только выйдя из дома, тут же забыл о просьбе зайти в круглосуточную аптеку. Пройдя на кухню, Аомине на какой-то миг перенёсся сознанием на пару месяцев назад, когда в доме не было никого, кроме него и Мацуды, и кухня предстала перед ним словно в новом свете. На первый взгляд ничего в ней не поменялось — тот же старый гарнитур и обшарпанная мебель (спасибо и на том, что есть, за такую-то месячную стоимость). Но в то же время исчез тот маленький беспорядок, что неизменно царил здесь, сколько Аомине здесь жил — стайка водяных капелек в раковине, чайный ободок от кружки на обеденном столе, одинокая крошка на полу, которую кто-нибудь из жильцов не заметил, когда наспех размахивал метлой, собирая с пола мусор, пятнышки кетчупа на дверце холодильника, участки пыли на подоконнике - всё это заботами Кисе покинуло кухню. Он во всём любил порядок, но, если надо было, всегда наводил его сам, обходясь без раздражающего гундежа и причитаний. Даже в комнате та малая часть, которую он занимал, бросалась в глаза особой чистотой. Кисе появился в дверном проёме неожиданно. Аомине, в это время вскрывая новую упаковку одноразовых стаканчиков, привлечённый шумом ругани из окна, стоял и наблюдал с высоты четвёртого этажа за ссорой двух молодых людей — похоже, парень, пойманный на лжи, в которой его уличила девушка и теперь истерично кричала на весь двор, серьёзно влип. На собственное имя, произнесённое хрипло и достаточно тихо, Аомине, к своему удивлению, отреагировал даже слишком бурно и чуть не вскрикнул, но тут же, чтобы скрыть лёгкий испуг, принял недовольный вид и раздражённо отошёл от окна. — Чего, не спится? Кисе в этот раз не проигнорировал нетерпение в его голосе и ответил почти язвительно: — Мог бы разбудить меня, Аомине-ччи. — На хрена? Спал бы дальше, ты же больной. — Аомине повернулся к плите и включил конфорку под чайником, который впервые за долгое время сверкал чистотой. — Я целый день только и делаю, где твои очки, Аомине-ччи? Аомине пропустил колкость и кивнул на плиту. — У меня из башки вылетело тебе имбирный чай купить, так что обойдёшься обычным. — Какая трогательная забота, Аомине-ччи, — саркастично протянул Кисе, но всё же послал Аомине улыбку, говорившую, что всё в порядке, не стоит переживать. — Тогда предлагаю распить его вместе. Чай — зелёный, с жасминовым вкусом, какой Кисе любил, — они распивали в тягостном молчании. Аомине больше для вида делал небольшие глотки с длительными паузами, а Кисе, ещё не окончательно проснувшийся, энергично жал клавиши телефона и отпивал чай с удовольствием. Выглядел он вроде, как и всегда, если не считать «груза» под глазами и бледноту лица с выступающими на щеках красными пятнами. — Ты это серьёзно? — наконец заговорил Аомине, больше не в силах слушать тишину и пить чёртов чай. — А? — Кисе перестал смотреть на экран телефона и вопросительно взглянул на Аомине. — Я про твой переезд. — А, ты про это. Ну, я ещё пока думаю, где можно обосноваться. Но ты не волнуйся — совсем скоро меня здесь не будет. — Что, будешь искать квартиру, где тебе будет по кайфу жить и не терпеть притеснений соседа, вроде меня? — шутя поинтересовался Аомине. — Почему же, с этим никаких проблем нет. Ну… просто, мне бы найти жильё, откуда недолго можно будет добираться до университета. — Ага, а то я вижу, как ты сегодня на свои лекции поехал… — Уж кто бы говорил, Аомине-ччи, — устало отреагировал Кисе. Он положил телефон на стол и выпрямил спину. — Сам пропускаешь занятия без зазрений совести. В средней и старшей школе тебя хоть Момои-ччи держала в узде. — Угу. А сейчас она держит в узде Вакамацу. — Правда, что ли? — засиял Кисе, и Аомине от его улыбки передёрнуло. Было бы из-за чего радоваться. — Ого, вот же круто, а я и не знал! Как-то не интересовался… — Угу, — подтвердил Аомине, всё больше мрачнея. Лично для него новость была не из приятных — ну не укладывалось никак в голове, что аппетитная и видная Момои из всего множества претендентов выберет идиота Вакамацу. Хотя, если учесть, что впридачу к её шикарному телу шли ещё особые кулинарные таланты и до трясучки бесящая заносчивость, эти двое определённо стоили друг друга. Но всё же примириться с этой мыслью Аомине пока не мог. — Только не вздумай приглашать их сюда в гости. — Спокойно, Аомине-ччи. Я же съезжаю скоро, забыл? Именно. Забыл. — А чем платить будешь? Натурой? — В каком-то смысле да, — подмигнул Кисе. — Срок моей работы в гипермаркете подходит к концу, надо искать новые способы заработка. М-м-м… Я подумываю вернуться в модельные ряды, а там… Кто знает, что из этого получится. — За квартиру в центре города платить придётся почти вдвое больше. — Зато ехать ближе. — Шило на мыло, — фыркнул Аомине и отвернулся к окну, прислушиваясь: парочка перестала ругаться, и теперь из всех звуков, которые проникали в кухню через открытое окно, были только порывы ветра и шелестение зелени. — У тебя есть лишние деньги? — Если бы я тебя не знал, я бы решил, что ты меня отговариваешь, Аомине-ччи. — Ага, разбежался. С самого первого дня я только и мечтаю, что ты свалишь отсюда. — Вышло, пожалуй, слишком грубо и не совсем соответствовало истине, но Кисе ничуть не обиделся. — Да ладно тебе, Аомине-ччи, мечтать нужно о чем-то более существенном… Ну там, бесплатной порции дынных булочек на обед, крепкого здорового сна, обворожительных девушек, смотрящих на тебя с обожанием. Или на худой конец о пачке свежих порно-журналов в комплекте с влажными стерильными салфетками. Нет, похоже, всё-таки обиделся. Аомине осклабился. — Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдусь. — И от кого я это слышу. — О крепком здоровом сне уж скорее мечтаешь ты. Улыбка с лица Кисе не сошла, но в его обычно жизнерадостных глазах как-то едва ощутимо поубавилось огонька. Аомине не мог утверждать наверняка, но чувствовал, что внезапное решение съехать в другое место и тема крепкого здорового сна стоят в прямой взаимосвязи. — Разумеется, Аомине-ччи, это как раз то, о чём я мечтаю со средней школы. — Он вновь засиял, как рождественская ёлка. — Если помнишь, я тогда здорово не высыпался, а впрочем, как и сейчас. С этими словами он поднялся, держа в руках кружку с недопитым чаем и подошёл к раковине. — Снова выпивка? — Он кивнул на оставленный под окном бумажный пакет, в котором ещё стояли нераспечатанные бутылки. — Не многовато ли тебе на один вечер, Аомине-ччи? — Кто сказал, что это только для меня? Я рассчитывал на твою компанию. — Ох, исключено, Аомине-ччи. Так уж и быть, первенство по части потребления спиртного я уступлю тебе и даже соревноваться не буду. — Не будь занудой. Я предлагаю заранее отпраздновать твой долгожданный съезд отсюда. Кисе стал говорить, что когда свершится это событие — ещё неизвестно. Пусть это и вопрос времени, всё же слишком рано гнать лошадей. Потом напомнил, что сейчас состояние его здоровья с натяжкой можно назвать удовлетворительным. — Полная херня. У тебя всего лишь жар, а не открывшаяся язва желудка. — Всего лишь?.. — Короче, ты уже задрал, бери стакан и тащись в комнату. Кисе больше для вида поупирался, но в итоге принял предложение. На мрачном небе уже виднелись первые отголоски рассвета — то самое время, когда Кисе, охваченный ужасом, просыпался в поту, холодном, будто ледяная крошка, и брёл подальше от комнаты, чтобы не тревожить сон Аомине. Что преподнесёт этот остаток ночи сегодня? Аомине методично разливал по стаканам жижу, похожую на компот из чернослива, к лёгкому недоумению Кисе осушал стакан вполовину, после чего отправлял в рот дольку лимона или осьминога в маринаде, хмуря при этом брови, как будто проделывал всё это не по своей воле. Кисе и не собирался не отставать — пил он медленно, никуда не спеша и не стремясь опустошить купленные бутылки. Расслабленный, Аомине занимал его разговорами о том, как ему пришлось в первые учебные дни терпеть поездки в тесно забитом транспорте, а потом с гордо поднятой головой приходить в лекционную аудиторию, игнорируя возмущение преподавателя, как, изнывая от скуки по дому, пытался повторить кулинарные изыски своей мамы, но получал в итоге горсточку не слишком аппетитно пахнущих углей, как отважился на свидание вслепую и пожалел, потому что девушка оказалась, мягко говоря, далёкая от общепринятых стандартов красоты, что и сподвигло его под предлогом справить малую нужду ретироваться сначала в сторону туалета местного кафе, а потом и вовсе улизнуть за угол и так и бежать до самого метро. Не особо заботясь о том, интересно ли всё это слушать Кисе, Аомине рассказывал всё, что вспоминал за время их расставания после окончания школы. Только Харады в его историях нигде не было — эту часть своей биографии Аомине аккуратно обходил, полагая, что рассказано о нём было уже достаточно. — Так я и познакомился с Сачико… — М-м… — промычал Кисе, но тут же исправился: — Вот оно как. А ты, оказывается, способен вести нормальное общение с девушками, Аомине-ччи. Кисе, сонный, но по-прежнему трезвый, упустил больше половины из того, что рассказывал Аомине — эта его разговорчивость, явившаяся результатом выпитого дешёвого пойла, до жути непривычна. Впрочем, Аомине не думал даже осуждать его. Должно быть, ему просто надо было выговориться. Даже самым замкнутым из всех людей на планете требуется иногда открывать шлюз. — Балда… Она была из тех баб, которых я смело могу назвать ущербными суками. Что, кстати, и делал в её присутствии. — Да, помнится мне, хорошие манеры тебя никогда не отличали. — Угу… — отстранённо промычал Аомине. — Скажи мне кое-что… — А? — Кисе оторвался от своего стакана и во все глаза уставился на Аомине. — Эти твои кошмары… И правда настолько чудовищные, что ты убегаешь в ванную в мокрых штанах? — Вроде того, — улыбнулся Кисе после недолгой паузы. — Неспроста же… Какого хрена вообще? — М-м… Скажем так, подобным образом проявляется моя адаптация. Новое место, новые люди, новый распорядок дня. — Не катит отмазка… — Тут на память Аомине пришёл телефонный разговор с Момои в тот самый вечер, когда Кисе впервые вошёл в эту квартиру. — А эти твои проблемы… которые вынудили тебя съехать из общаги? — Ох, я же уже говорил, они в прошлом… — Ты поступаешь как неблагодарная свинья… Сваливаешься мне на голову, вторгаешься в моё жилище, мешаешь спать мне и соседу, ведёшь себя так, будто ты центр Вселенной, разговариваешь загадками, заставляешь за себя переживать… — Аомине замолчал, чувствуя, что перегибает палку. Кисе больше не улыбался. Аомине ждал, что сейчас он просто встанет и уйдёт на улицу, выразив надежду, что к своему возвращению застанет Аомине спящим, но услышал только тихое: — Именно поэтому… — Что? — Именно поэтому, — громче повторил Кисе и посмотрел на Аомине с вызовом. — Не больно-то приятно знать, что за тебя переживают, знаешь ли. — Чёрта с два я за тебя переживать буду… — Аомине понимал, как глупо сейчас идти на попятную. Кисе грустно улыбнулся и опустил взгляд в собственный стакан. Пока Аомине, валяясь на своей половине кровати, успел влить в себя три таких стакана, Кисе, осторожно, словно чувствуя вернувшийся страх нарушить чужие границы, присел на край, не отрывая от пола ног, и сделал только два глотка. — И лишние вопросы, на которые мне совсем не хочется давать ответы. — Как знаешь, — безразлично бросил Аомине, любопытство которого, тем не менее, подскочило на несколько ступеней. Своими репликами Кисе только больше запутал его, но пришлось себя побороть. Теперь уже неважно. Всё равно Кисе скоро здесь жить не будет. — Об этом я никому не говорил, даже Момои-ччи не в курсе. — Ой, раз не хочешь… — Не перебивай, Аомине-ччи. Раз спросил, слушай меня до конца…

***

— Ну, кто молодец? Я молодец! Я сделал всё, как ты сказал, и она ответила, что сходит со мной на выставку! — захлёбывался от счастья Сато, наворачивая по комнате круги. — О-о! — Кисе, не скрывая своей радости за соседа по комнате, сел на кровати и протянул ладонь, чтобы тот хлопнул по ней. Но прежде чем Сато заметил её, Кисе пришлось отвлечься на звонивший мобильный, и он полез за ним в карман домашних штанов. Сообщение от Маэбары-ччи. — М-м-м… — самодовольно протянул Сато, будто разгадал какой-то важный секрет, который Кисе тщательно скрывал ото всех. — Сообщение от Маэбары-чан? Всё-таки от этого парня ничего нельзя было скрыть. — Точно, — дружелюбно сказал Кисе, а потом прочитал сообщение на телефоне ещё раз, и его улыбка больше не держалась. «Ки-чан, ты уверен, что с тобой всё в порядке?» — Всё-таки круто, когда девчонка тебе готовит! Может быть, и Минами-чан будет меня баловать… — Она мне не девчонка. — Кисе спустил ноги с кровати, расположенной на втором ярусе, и спрыгнул на пол. Искренне удивлённому Сато для этого пришлось посторониться. — Шутишь, что ли? Да любой парень мечтает о куколке, которая бы им готовила всякой вкусноты! Кисе набрал на телефоне ответное сообщение: «Вполне! ^_^» — Ну, признайся, она ведь хоть немного тебе нравится, — не успокаивался взбудораженный Сато. — Эй, мы ведь могли бы устроить двойное свидание, как тебе идея? — М-м, забавно, но, пожалуй, нет, я откажусь, Сато-ччи. — Эй, просил же, давай без этих дурацких обращений, — разобиделся Сато. — Звучит не круто. А если ты так назовёшь меня при Минами-чан или, чего ещё хуже, при моей больной матушке… — Проверю, как там у меня поживает старый добрый Мицке. Старый добрый Мицке — бесхозный пёс, который обитал в окрестностях и с которым Кисе заимел дружеские отношения, спасибо пирожкам с ливером, — пришёл на ум не потому, что его и правда нужно было проверить, не голоден ли он был, не захворал ли. Часы занятий дались Кисе с боем, голова раскалывалась на куски, и меньшее, чего сейчас хотелось, — участвовать в допросе, устроенном Сато. Кисе вернулся в комнату раньше обычного — то ли затем, чтобы лечь наконец спать после тревожной бессонной ночи, то ли затем, чтобы поискать в интернете способы борьбы с тревожной бессонной ночью, то ли за всем вместе. Это началось с неделю назад. Больше было похоже на обычные кошмары, и некоторое время Кисе именно так и думал. Чудовищные и необъяснимые кошмары, они высасывали все жизненные силы так, что наутро вставать не хотелось. Но Кисе не привык сдаваться тому, что, по сути, не представляло реальной угрозы. Он распахивал глаза, когда их жгло от недосыпа, он улыбался, когда, на какой-то миг воспроизводя в памяти увиденное ночью, хотелось истошно кричать. Он усиленно растирал по утрам лицо ледяной проточной водой, сгоняя с кожи ненормальную бледность, и капал в глаза капли от красноты и раздражения. Он по-прежнему Кисе Рёта — не лишённый ума, талантов и обаяния студент-первокурсник, который мог как восхищать, так и раздражать окружающих. По-прежнему смело спящий на дальних рядах аудитории, пока верная подруга Маэбара-ччи конспектировала материал в его блокноте на кольцах. Что странно — в дневное время сон был абсолютно спокойным без намёка на страх и тревогу. Потребовалось не слишком много времени, чтобы понять — кошмары не приходят во сне. Всё, что Кисе видел, происходило наяву. Сводящий с ума шорох ленивых шагов, тошнотворный запах гниющей плоти, скользящие с быстротой болида неясные тени на стенах и они — люди, которых, скорее всего, давно уже нет в живых… Надо было быть круглым идиотом, чтобы на протяжении почти двух недель принимать происходящее за сон, упрямо игнорируя отчаянный вопль всех органов чувств, обращённый к тому, что в организме реагирует на прямую угрозу. — С тобой всё в порядке, дружище? — как-то раз поинтересовался Сато, когда заметил, что сосед по комнате реагирует на его вопросы по учёбе непривычно вяло и пытается наклеить на лицо свою фирменную улыбку, но получалось у него нечто среднее между выражением радости от крупного выигрыша и гримасой боли. — Я что, плохо выгляжу? — Да как тебе сказать… — Сато замялся, подбирая слова. — Лучше скажи, как прошла твоё свидание на выставке. И это был верный тактический ход — перенаправить его внимание на объект восхищения по имени Минами-чан. В дальнейшем Сато ни о чём не спрашивал, хотя Кисе замечал — или ему казалось, что замечал, — как иной раз сосед с тревогой посматривал на него, стоило только отвернуться или хотя бы посмотреть в сторону. Бедный Сато — простой и безобидный, никому никогда не желавший зла, если бы он только знал, что происходит в то время, пока на его веках разворачивалось увлекательное кино, заканчивающееся на рассвете с сигналом будильника, он бы разволновался за Кисе не меньше, чем за свою слабую здоровьем матушку. С какой-то стороны Кисе отказывался выложить ему всё начистоту именно поэтому — не стоило кидать в его копилку щедрую порцию новых переживаний, пусть и сдерживаться было трудно. — Ты плохо выглядишь, — сказала как-то за обедом Маэбара, в той самой лаборантской, где не наводили порядок довольно давно. Под Кисе был расшатанный стул, а стол с обшарпанной столешницей скрипел от тяжести поставленных на него локтей. Кисе уткнулся лицом в ладони и энергично тёр подушечками пальцев веки, разгоняя кровь. Этой ночью он отсчитывал секунды до наступления утра, и сразу же, как только из-за хмурых туч появились первые проблески рассвета — собрал свои вещи и почти бегом покинул кампус. Он даже не позавтракал, так, перебился свежей выпечкой возле оживлённой станции. — Так заметно? — полушутя уточнил Кисе. Смысла говорить подруге, что всё хорошо, не было — она не из тех, кого так просто обмануть, но всё-таки сообщать всю правду Кисе не мог даже ей. — Как тебе сказать… Ты словно неделями не спал. По-прежнему мучаешься ночными кошмарами? Кисе, не убирая от лица рук, покивал, издавая скорбные всхлипы, чтобы добавить в ситуацию немного веселья. Однако Маэбара не изменилась в лице. — Я не знаю, Маэбара-ччи, сколько ещё это будет продолжаться — я был готов к тому, что моя адаптация к новому месту и окружению будет проходить со скрипом, но не ожидал, что я в итоге лишусь сна. Вернее, снов-то мне как раз хватает. — Ты уже столько времени тут. Разве его было недостаточно, чтобы адаптироваться? — Ох, видела бы ты меня на первом году старшей школы. — Кисе убрал руки, открывая взору подруги бледное с опухшими красными веками лицо, и выпрямил спину. На столе стоял недоеденный обед в небольшом контейнере. — Я тогда до самой зимы получал во сне тумаки от своего семпая. — Касамацу, — кивнула Маэбара, — помню, ты рассказывал. — Но я тогда ещё жил у себя дома. А тут мне пока чужды стены комнаты, которую я делю с другими. — Либо же ты просто неженка. — Вовсе нет! Это был не последний раз, когда Маэбара выражала беспокойство. В дальнейшем Кисе пришлось не раз сообщить, что кроме неприятных сновидений и ещё не до конца прошедшей адаптации, с ним всё в полном порядке, хоть сейчас готов навернуть с десяток кругов вокруг футбольного поля или спеть в караоке-баре несколько зажигательных хитов. В конце концов Маэбара приняла всё, как есть, не приставая с дурацкими вопросами и не навязывая помощь — Кисе не хотел, чтобы она тоже волновалась за него. Вообще никому за него волноваться не следовало. Как-то ночью его разбудил сильный озноб. Сердце забилось, словно дикая птица, отчаянно рвущаяся на волю, и Кисе попытался задушить вскрик. В комнате кто-то был. На первом ярусе кровати спал ни о чём не подозревающий Сато — неужели он их не слышал? Кисе хотел было свеситься с края кровати, чтобы проверить его, но страх не дал даже шевельнуться — если выдать себя, они могли его убить, не прикасаясь, или лишить памяти… Не известно, какую они из себя представляли опасность. Кисе какое-то время лежал без движения, но сумасшедший бег своего сердца был остановить не в силах, и ему казалось, что гулкий звук ударов разносится по всей комнате. Кисе чуть не вскрикнул, когда бесформенное белое пятно, похожее на маленькое облако, резко взмыло от пола к потолку. Внизу заелозил Сато — неужели и он почувствовал это сквозь сон? Но очень скоро слух Кисе уловил похрапывание. — Я не хочу здесь больше находиться, — неожиданно твёрдо сказал он, обращаясь к себе. — Я больше не в вашей власти. Тревожащая атмосфера никуда из комнаты не делась, но Кисе всё равно сел на кровати, спустил ноги вниз и, даже не воспользовавшись лестницей, спрыгнул со второго яруса. Его трясло. Он, как есть, босиком, в пижамных штанах и рубашке, вышел из комнаты, в коридор, где под потолком через одну горели продолговатые гудящие лампы, где бетонный пол обжигал холодом и колол ноги песчинками с обуви. Кисе не почувствовал облегчения, наоборот, здесь их как будто было в десятки раз больше. Он шёл обычным прогулочным шагом, пока не остановился перед окном в конце коридора. Повернул ручку и распахнул его. Посмотрел вниз. Фонарь внизу освещал подметённую асфальтную дорожку, ведущую к парадным дверям и скрытую по бокам верхушками молодых деревьев. Под одним из этих деревьев стоит лавочка, и к ней наверняка и сейчас приставлен велосипед с корзиной впереди. Если посмотреть прямо, за живой изгородью можно увидеть неработающий фонтан со статуей посередине, уже начавшей ронять в воду обломки бетона. По спине Кисе пробежался холодок от мысли, как он ставит ногу на подоконник, подтягивается, встаёт почти в полный рост и шагает на свободу… Вздрогнув, он отошёл, как будто боясь, что они могут подкрасться сзади и толкнуть в спину. И, как назло, в этот самый момент Кисе услышал позади себя шорох, усиленный эхом коридора, казавшимся бесконечным и пустовавшим вот уже много лет. Обернувшись, Кисе, как и можно было ожидать, не обнаружил никого, но страх от этого только усилился. Как будто его окружили со всех сторон. Немногим позже шаги раздались совсем-совсем рядом — достаточно будет просто обернуться, чтобы нос к носу столкнуться с тем, что произвело этот шум, и Кисе уже рефлекторно повернулся на пятках и подался назад, впечатавшись спиной в обсыпанный побелкой металлический шкаф с уборочным инвентарём. Дребезжание неплотно закрытой дверцы перекрыло шум в ушах, но Кисе, вместо того чтобы прийти в себя, шумно и часто дыша, распахнул её и залез внутрь. Внутри было темно и тесно, коридорный свет проникал через продолговатые сквозные отверстия вверху дверцы. Кисе потеснил ржавое ведро и стал прислушиваться. Шаги, но уже куда более тяжёлые и сонные, уже не такие близкие, раздавались с противоположного конца коридора. Шумно втянув в себя воздух, Кисе вжался спиной в холодный металл стены и впился рукой в первое, что нащупал — деревянный черенок швабры. Кто-то (что-то?) шагал уже куда более уверенно и точно знал, что Кисе прячется где-то тут. Вот шаги стихли напротив металлической дверцы. Сейчас она откроется… Кисе зажмурил глаза и крепче сжал рукой черенок, представляя, как глупо будет смотреться, если накинется на существо явно из потустороннего мира с какой-то шваброй. Кто-то уверенно схватился за подобие дверной ручки с обратной стороны и потянул на себя. Тогда Кисе не ведал, что творил, просто переполнявший его страх, как катапультой, выбросил его вперёд. Когда в глазах более-менее прояснилось, Кисе обнаружил на полу скрюченного соседа по комнате. — Сато-ччи! — Он кинулся к нему, но почему-то решил, что уже поздно что-либо делать — Сато мёртв. — Что за чертовщина тут творится? — Запертые на ночь двери комнат как по команде стали открываться одна за другой, и в дверном проёме показывались сонные, одетые в пижамы, студенты. — Господи, Кисе, что ты наделал? Кисе стоял, по-прежнему сжимая в руке швабру, а возле его ног, не шевелясь, лежал бледный Сато.

***

— Так он сдох? — безразлично поинтересовался Аомине. — Нет. Но досталось ему крепко. — И тебя не исключили после такого? — Не исключили чудом. Тут я должен поблагодарить своего отца за полезные связи. Аомине ожидаемо фыркнул — решил, что Кисе сейчас хорохорится и выделывается. — И это был последний раз, когда он меня выручал. — Даже так. — А ещё меня выселили из общежития, так что, Аомине-ччи, я к тебе пришёл не от хорошей жизни. — Да уж вижу… — Ну! Это всё останется в прошлом! — бодро сказал Кисе. — Всё налаживается. В общем, Аомине-ччи… Ты сам попросил меня рассказать тебе, что происходит в моей жизни. Я не обижусь, если ты не поверил ни единому моему слову, я бы и сам не поверил во всё это. — Нет… — ответил Аомине слишком вяло — пока Кисе рассказывал, он только и делал, что отхлёбывал из стакана, иногда наполняя его заново. Ни разу за всё время рассказа Аомине не проявил какого-либо интереса. — Совсем нет. — Аомине-ччи, я же всё вижу, — устало произнёс Кисе и закинул руки за голову. Он спал на этой кровати всего лишь день, а уже не мог не вести себя на ней как полноценный хозяин. Аомине-ччи это совсем не понравится. — По-твоему нормальный трезвый человек стал бы вести себя настолько спокойно, если бы узнал, что его друг… — Кисе чуть не поперхнулся, вспомнив слова Аомине, но тот никак не среагировал. — …Что его знакомый видит всякую дичь. На это Аомине усмехнулся и адресовал Кисе такой взгляд, от которого стало стыдно и вообще досадно, что этот рассказ вылился наружу и достиг чьих-то ушей. — Какой же ты всё-таки кретин, Кисе. — Эй, я ведь и обидеться могу, — отшутился тот. — Я верю тебе, — серьёзно сказал Аомине, фокусируя затуманенный взгляд на лице Кисе. — Верю, чёрт тебя дери! — О-о, а вот это уже лишнее. — Не умеешь ты убедительно врать, я сразу это понял, когда ты сказал мне, что тебя якобы кошмары мучают. Херня это всё. Полная. Вздохнув, словно совершая тяжкий труд, Кисе поднялся и спустил ноги на пол — решил, что сейчас будет лучше удалиться на кухню и что-нибудь съесть. По душе словно наждачкой прошлись. Ещё никогда Кисе не чувствовал себя таким… лишённым защиты? Он рассказал Аомине о событиях, здорово поколебавших ставшее привычным течение студенческой жизни, и совсем не понятно, что тот обо всём этом думает. — Так что, полагаешь, мне необходимо показаться психотерапевту? — Полагаю, что проблююсь на твою спину, если ещё раз мне её покажешь, — рявкнул Аомине, и Кисе зашипел, когда тот схватил его сзади за запястье и сильно сжал — назавтра наверняка останутся следы. Аомине рванул его на себя, заставляя вернуться обратно, но немного не рассчитал силы, и Кисе со стоном повалился на кровать. — Больно же, Аомине-ччи, — завозмущался он, потирая затылок. — Никогда больше так не делай. — Ой, Кисе, раз ты решил мне всё рассказать, так имей теперь смелость смотреть мне в глаза, а не трусливо прятать лицо, ты ведь, кажется, хотел, чтобы я поверил тебе, не так ли? Кисе мягко отстранил от своего запястья руку Аомине. — Вовсе нет. Я просто рассказал, потому что меня об этом попросил ты. Рассказал, потому что всё равно я скоро отсюда уйду. — Идиот, — хмыкнул Аомине. — Ты ведь уже и сам понял, что твой съезд сменит только декорации. Ясно же, что эта гадость, как жвачка, прилипла к тебе и всюду следует за тобой. — Мне не это нужно, Аомине-ччи. Я больше не хочу кому-либо причинять вред, как это вышло с Сато-ччи… — Ещё чего. Ты обо мне слишком низкого мнения, если решил, что тебе ничего не будет стоить пробить мне черепушку какой-то метлой. — К тому же, — продолжал Кисе, не обращая внимание на саркастические комментарии, — я мешаю вам с Мацудой-ччи, сам же говорил. — Мидорима бы на это сказал, что ты лечишь симптом, а не причину. Не то чтобы я очень уж переживал за тебя, но как-то ни хрена не весело от мысли, что я могу быть косвенно виноват, если в другой раз пробитой башкой дело не ограничится — кто тебя знает, что тебе может прийти в голову с испуга. Выпрыгнешь из окна, и привет. — Я пока не думал, что буду делать, — признался Кисе. Он уже куда смелее чувствовал себя, осознав, что Аомине не собирается издеваться над ним и называть психопатом. — Видимо, зря я ни с кем не делился. Может, есть хоть кто-то, кто поможет мне найти источник всех этих… всего этого безумия, кто знает. — Этот человек не я, — отрезал Аомине, — но я не собираюсь гнать тебя. Я скажу ещё раз: Кисе, тебе не обязательно сваливать отсюда. Но выбор всё равно за тобой. Хочешь свалить — держать не буду, хочешь остаться — оставайся, никто тебя не выгонит, главное — плати каждый месяц, с Кёске я как-нибудь договорюсь. Не видя лица Кисе, Аомине всё равно безошибочно распознал его душевные метания и запоздало забеспокоился: уж не задел ли он его гордость? Как-никак, а последние почти четыре года между ними прочно установился статус соперников, и теперь Кисе может быть унизительно принимать от человека, которого он всегда так стремился превзойти, какие-то подачки. Но Кисе, похоже, был слишком поглощён проблемами, превратившими последние несколько месяцев его жизни в один сплошной непрекращающийся кошмар, — неудивительно, что факт вечного соперничества мог просто забыться, по крайней мере, на какое-то время. Сказанное Аомине ничуть не уязвило, а наоборот, словно мокрой тряпкой с классной доски, смыло накопившееся напряжение. — Хочу, — выдохнул Кисе, закрывая глаза. — Ты не представляешь себе, Аомине-ччи, как сильно я хочу тут остаться. Как сильно мне надоело чувствовать, что я лишний, что я источник проблем и волнений. А мне всего-то хочется собственный угол, где я могу мирно спать, бездельничать и думать только об учёбе и о том, как мне одолеть тебя, Аомине-ччи. Аомине не сдержал усмешки. — Поэтому… — Борясь с собой, Кисе на какое-то время замолчал, стискивая челюсти, потом тихо сказал: — Поэтому, Аомине-ччи, я прошу тебя: разреши мне остаться. Сбитый с толку, ещё мутный сознанием от выпитого, Аомине обдумывал ответ. Кисе впервые о чём-то искренне попросил… — Ой, о чём разговор, — как можно небрежнее сказал Аомине. — Оставайся. — Аомине-ччи… — Только не мечтай, что теперь сможешь спать в моей кровати. Ни хрена. Вернёшься обратно на пол. — Именно это я и хотел услышать, — хохотнул Кисе. А потом сделал то, о чём впоследствии пожалел, — он повернулся к посмеивающемуся Аомине и взял за вялую руку. Перекрестив пальцы, сжал, но встретил ответную силу, сжавшую его ладонь куда сильнее. — Аомине-ччи, я… — попытался было объясниться, но Аомине пресёк этот лепет, и Кисе запомнил только его загорелое лицо. Близко-близко.