Believer

It’s only just a crush, it’ll go away. It’s just like all the others it’ll go away. Or maybe this is danger and you just don’t know. You pray it all away but it continues to grow.

Флэш сегодня пыхтит как-то особо яростно. — Если он ещё раз на нас посмотрит, я ему глаза выколупаю, — грозится он. Уэйду не надо поворачиваться, чтобы понять, о ком идёт речь. — Расслабь булки, — советует он. — Это свободная страна. Каждый может смотреть куда хочет. — Пусть он на своего пидрилу-дружка смотрит. Заебал. — Бля, Флэш! — Уэйд распрямляет спину и чуть двигается на скамье, закрывая другу обзор. — Нахуя ты-то в его сторону смотришь? Чтобы ещё больше разозлиться? Жри давай быстрее и пойдём. Томпсон недобро сверкает на него глазами. — Я вообще не понимаю, какого хуя ты с ним играешься. — А такого, что иначе Фрост поиграется с моим очком. Я тебе миллион раз говорил. К тому же, уже всё. Мы больше не общаемся, если ты не заметил. — И он всё равно на тебя пырится. — Чем он тебя так задевает? — Уэйд приподнимает бровь и скрещивает руки на груди. — Сначала я думал, что ты запал на Рыжую и из-за этого точишь зуб на Озборна. Но нет. Тебя бесит именно Питер. — «Запал на Рыжую», — Флэш скалится. — Ещё я за тобой тёлок не донашивал. Как тебе такая шняга в голову-то пришла. — Действительно, — фыркает Уэйд, отворачиваясь. — Хочешь скажу, чем он тебя бесит? Он тебя не боится. И никогда не боялся. Какой-то тощий выблядок и не срётся в штанишки при виде великого и могучего Флэша Томпсона. Тут тебе не школа с ссыкливыми ботанами по углам. Здесь тот же самый Паркер может так тебе подосрать, что ввек не разгребёшь. Так что умерь своё эго и свою агрессию. Жизнь у всех говно, но это не повод срываться на остальных. Уилсон чувствует, что ступает на тонкий лёд. Тут ему вполне может и в глаз прилететь. Но рано или поздно этот разговор должен случиться. — У тебя не говно, — говорит Томпсон. — Одно бухло и тёлки. — Это да, — легко соглашается Уэйд. — Но меня удача в жопу поцеловала, а такое бывает раз в миллион лет. Кстати, про бухло и тёлок. Что осталось сделать к субботе? Флэш немного расслабляется. — Боб ни в какую больше не даёт ключи от бассейна, ему тоже здорово прилетело после того раза. Но запасной вариант ещё в силе. Бухло все принесут своё. Кому-то из нас останется только следить за тем, чтобы никто не помер и не разъебал дом. Тянем жребий или… — В прошлый раз это был я, — говорит Уэйд. — В этот я хочу упиться до соплей. Окей? — Окей, — легко соглашается Флэш. Когда у него в крови не ебашит тестостерон, с ним можно иметь дело. Когда они встают, чтобы уйти, Уэйд невзначай оборачивается. Питер сидит, уткнувшись носом в какую-то книжку, и не смотрит ни на кого. Но на щеках у него алеет румянец. После обеда Уэйд заходит к Шикле, чтобы забрать у неё накопившиеся за семестр лабораторные журналы. Всё равно ей уже их зачли, а вот Уилсону они здорово пригодятся в конце семестра, когда придёт время закрывать долги. Прогуливает он и впрямь много. Начисто игнорирует лекции, хотя и появляется на практике. Но письменные работы сдаёт только в самый последний момент. Ну, до текущего момента такая тактика работала в достаточной степени, чтобы не вылететь из универа. «Зайти к Шикле за чем-нибудь» всегда оборачивается сексом. Её соседки никогда не бывает в комнате, а если и бывает, то Шикла очень быстро её спроваживает. Вот и сейчас Уэйд сам не замечает, как его штаны оказываются где-то в стороне, а Шикла валит его на диван, устраиваясь сверху. В голове уже много дней кряду какая-то дикая мешанина. Уэйд не может сосредоточиться ни на чем. Его всё раздражает. И не хочется ничего делать. В ушах звенит издевательский надрывный смех. И заглушить его не получается почти ничем. Поэтому Уэйд и ждёт субботы. Скорее всего, эти парни снова появятся, чтобы трахать ему мозг, но если он напьётся сильнее, чем обычно, то едва ли что-то запомнит. А забытье — это хорошо. Ему прилетает звонкая пощёчина. — Ты можешь хотя бы смотреть на меня, пока трахаешь? — цедит Шикла. Упс, неудобно вышло. — Прости, детка, — говорит Уэйд, переворачивая их, чтобы оказаться сверху. — Боюсь быстро спустить. Как в тот раз. Она закатывает глаза и цепляется за его плечи. Уэйд ускоряется и довольно быстро доводит её до грани. На словах снизу она быть не любит, но кончает в таком положении в считанные минуты. — Ну и кто опять тебе не даёт? — спрашивает Шикла, пока он собирает по полу свою одежду. — С чего ты взяла, что мне кто-то не даёт? — хмурится Уэйд. Искать носки — самое заёбистое, в следующий раз он просто останется в них. — Я такое уже видела. Мечтательный взгляд, голова в облаках, ходишь как пришибленный. Опять запал на кого-то. Но раз пришёл сюда, значит, она тебе ещё не дала и вообще к себе не подпускает. Так кто это? Носок находится под диваном, и Уэйд натягивает его на ногу, любуясь дыркой на пятке. Надо б зашить. У кого бы только стрельнуть нитки с иглой. — Херню несёшь, — говорит Уэйд. — Ни на кого я не запал. Он вздыхает, поднимается с дивана и идёт к столу за журналами. — Ну, как скажешь… — зевает девушка, вытягиваясь в полный рост. — Ты футболку наизнанку надел. Бля. Уэйд со злостью швыряет журналы на стол и стягивает с себя майку. *** На минуточку, это Паркер его отшил. И отшил довольно резко. Уэйд еще не думал о том, что было бы, если б он этого не сделал. Закончилось бы дело неловким пьяным сексом? Было бы стыдно утром? Понравилось бы им обоим? Договорились бы как-нибудь повторить? Уэйд не думал об этом, потому что не мог просчитать свою реакцию, чего уж говорить о реакции Питера. Уэйд не думал о том, зажимался бы тот или был бы отзывчивым. Стонал бы в голос или сдерживался, прикусывая ребро ладони. И о том, как Питер выглядел бы, когда кончал под ним. Теперь Уилсон этого и не узнает. И, может быть, к лучшему. Такая связь даже на одну ночь принесла бы в итоге больше проблем, чем удовольствия. Паркер сделал как лучше для них обоих. Только почему они ведут себя так, будто все было наоборот? Будто это Уэйд послал его нахер. Питер теперь кидает на него грустные взгляды, где бы они ни пересеклись, думая, что Уэйд не замечает. А Уэйд… Он старается этих встреч избегать, потому что нихрена уже не понимает. А не понимать он не любит. Проще не появляться там, где можно встретить Паркера. А это почти везде. Кампус вдруг оказывается удивительно маленьким и тесным. Он приходит в четверг вечером. Уэйд уже собирается ложиться спать. На этот раз рано, потому что делать совсем ничего не хочется, а чем дольше он сидит тут в темноте и одиночестве, тем хреновее становится настроение. В дверь осторожно стучат. Уэйд пытается игнорировать стук, но он повторяется. Из всех, кто мог бы поставить себе целью до него доебаться, только Питер стал бы стучать так тихо, но настойчиво. Остальные просто высадили бы дверь. Это начинает действовать на нервы. Уэйд подлетает к двери и распахивает её. Пит замирает с поднятой рукой, но быстро приходит в себя и прячет её в карман. — Что? — ровно спрашивает Уэйд. Паркер заливается краской. — Я… Я шёл мимо, и просто… Ты в порядке? Ты в последнее время… — Я в порядке, не переживай, — убеждает его Уэйд, слишком уставший, чтобы прикидываться беззаботным. — Я давно тебя не видел… — Питер опускает голову и разглядывает носки своих кроссовок. — Не то, чтобы я за тобой следил, но раньше ты как-то всё время мелькал в поле зрения, а потом пропал, и я просто… Чем больше он мямлит, тем сильнее смущается. А чем сильнее смущается, тем больше начинает мямлить. Уэйд оглядывает коридор на предмет посторонних ушей, а затем отступает от двери. — Заходи. Питер округляет глаза, но делает шаг вперёд. Следит за тем, как Уэйд захлопывает дверь. — Говори уже что хотел, я спать собираюсь. Уэйд отходит вглубь комнаты, чтобы Питер хоть немного перестал дёргаться. Слишком уж он чувствителен к чужому присутствию. И границы его личного пространства лежат куда дальше, чем у обычных людей. — Мне кажется, что ты меня избегаешь, — выдыхает наконец Паркер. — И мне кажется, что это из-за того, что я чем-то тебя обидел. — Я тебя не избегаю, — Уэйд закатывает глаза. — И чем ты мог меня обидеть? Всё пучком, зануда, успокойся. И чего он такой приставучий? — Ты уверен? Просто я не совсем помню, о чём мы говорили после того, как… Ну… Ты… — Я что? Питер поджимает губы и поднимает на него взгляд. Смотреть в глаза через стёкла очков совсем не то же самое, что напрямую. И, кажется, для этого Питер их и носит. Когда боится смотреть в глаза. Он весь такой. Свободная одежда мешком, закрывающая почти всё тело. Вечный задумчивый вид. Всё, чтобы его не трогали, не смотрели на него и с ним не разговаривали. — Ты знаешь… — говорит он. Дурацкие очки. И дурацкий Паркер. И сам Уэйд дурак, раз так долго пробивался через его защиту и спасовал в последний момент. — Не знаю. Зачем ты пришёл, Питер? — спрашивает Уэйд, делая несколько шагов по направлению к парню. Схема простая и привычная. Он делал так много раз. Тело само помнит нужные движения. Подобраться как можно ближе загнать в угол прижать насладиться бессилием посмотреть в глаза и только потом взять своё. Ведь он сам пришёл в твои лапы. Ведь он сам этого хочет посмотри на него посмотри посмотри посмотри как он дрожит как щурится как хочет что-то тебе сказать но не говорит потому что боится что ты не примешь что ты прогонишь он боится что ты не захочешь его так как он хочет тебя посмотри на его зрачки послушай его дыхание забери его нагнись и поцелуй забери его дыхание забери всё забери забери забери… Уэйд снимает с Питера очки и убирает в карман его толстовки. — Что ты… — Зачем ты пришёл? — повторяет он шёпотом. Всё становится предельно ясным. Ему не нужен ответ. Он знает ответ. Пресекает жалкую попытку оттолкнуть. Пальцы сжимаются вокруг тонких запястий. Слишком тонких. Слишком хрупких. Можно переломить в руках. Но он не станет. Вместо этого поглаживает их. Нежность вместо грубости. Сбивает с толку, дезориентирует, заставляет тяжело дышать и едва слышно постанывать. У Уэйда срывает крышу. Он наклоняется. Губы прижимаются к губам. Дыхание смешивается. И в этот раз не остаётся никаких барьеров, никаких границ, никаких страхов. Уэйд выпускает запястья Питера из хватки, и тот обнимает его за плечи. Жмётся и ищет защиты, вместо того, чтобы вырываться и бежать. Сумасшедший. Уэйд отступает, увлекая его за собой. Опускает на кровать и нависает сверху, вдавливая в матрас. Ладони скользят по телу, забираются под мешковатую одежду, обжигаются о кожу. Оторваться от губ нет сил, кровь холодеет от одной только мысли. Но придётся, чтобы зайти дальше. Чтобы сорвать мешающие тряпки, содрать кожу, добраться до обнажённой беззащитной плоти и впиться в неё. Но не зубами, нет. Нельзя причинять боль. Нельзя вредить. Не сейчас. Никогда. Нельзя. — Уэйд… — Слабо, едва слышно, на выдохе. — Уэйд. П-пожалуйста… Остановись. Чего он хочет? Зачем останавливает? Ладони слабо упираются в плечи. — Я не смогу это сказать потом. Уэйд, пожалуйста, дай мне сказать. Уилсон поднимает голову и смотрит мутным невидящим взглядом. Питер гладит его по щеке. — Ты знаешь, как я могу потерять голову. Как я могу не есть и не спать из-за работы. Если я сделаю этот шаг, пути обратно уже не будет. Не для меня. Уэйд разлепляет губы. Он пытается вспомнить слова и построить их в предложение. Но горячка мешает думать. — Зачем? — только хрипит он. — Зачем обратно? Питер убирает руку и зарывается пятернёй в свои волосы. — Затем, что я не смогу так, как ты привык… Если ты не сможешь мне довериться. Если будешь закрываться. Я не смогу. Он просит… Неужели он просит?.. Из горла вырывается вой, больше напоминающий скулёж. Уэйд выпрямляется и отпускает. Садится к стене, обнимая колени. — Ты должен решить, — шепчет Питер. — Я приму любой твой ответ, но ты должен решить сам, я не хочу тебя уговаривать. — Я не знаю, — говорит Уилсон. Горячка спадает. Мысли в голове начинают обретать форму. — Я не знаю. — Подумай, — говорит Питер. — Подумай и скажи мне. И он исчезает. Уэйд, как ни старается, не может вспомнить, как он ушёл.