Believer

Ain’t got no place to call a home, Only chains and broken bones.

— Ты в порядке? Уэйд ложится животом на пирс и зачерпывает воду ладонью. — Давно не спал так хорошо. Кто бы мог подумать, что, скрючившись на неудобном сидении, он выспится лучше, чем в собственной постели. Питер усмехается и садится рядом. — Утром тут ещё красивее, — говорит он, обнимая колени. — Да… — Вода утекает сквозь пальцы, и Уэйд зачерпывает ещё раз. Вдали от них виднеется одинокая лодка с темной фигурой рыбака. Когда он был ребенком, мама называла его мальком или головастиком. А он обижался и доказывал ей, что он акулёнок и вырастет в большую белую акулу. Он вырос. И всё-таки стал лягушкой, а не акулой. Еще он пытался её убедить в том, что в луже перед их домом водятся крокодилы, и однажды они слопают отца и всё станет хорошо. Не так уж и много воспоминаний осталось у него о периоде до её болезни. — О чём ты думаешь? — спрашивает Пит, ероша его волосы. — О матери, — говорит Уэйд. — Она меня любила. Может быть, она была последним человеком в мире, кто любил его. — Как она умерла? — Рак. От того же рака умер её брат. И её отец. — Это ещё не значит, что... — Пит запинается. — Я знаю. Ты помнишь своих родителей? Питер поджимает губы. — Сохранились какие-то обрывки. Лучше всего я помню день, когда мне сказали, что их больше нет. Я даже не помню, любили ли они меня. — Конечно любили, Пит. Родители любят своих детей, а такие как… Такие скорее исключение. — Ты так думаешь? Уэйд переворачивается на спину, брызгая Питеру в лицо холодной водой. — Иначе жить было бы совсем грустно, а? Питер фыркает, ругается и пытается отомстить. — Я тебя сейчас в воду скину, — предупреждает он. — Силёнок не хватит. — Ты хочешь проверить? Уэйд поднимается на ноги и смотрит на него сверху вниз. Питер хмурится, заподозрив что-то недоброе. И на всякий случай тоже встаёт, отходя на полшага. — Хочу проверить. Давай. Пит изгибает бровь, но ничего не говорит и не сдвигается с места. Уэйд широко расставляет руки и делает шаг назад. — Ты чего? — начинает нервничать Питер. Уилсон улыбается ему. И делает ещё один шаг. Пятка повисает в воздухе. Он переносит вес тела на эту ногу и теряет равновесие. — Уэйд! — Питер бросается вперёд и дёргает за одежду с несвойственной ему силой, не давая упасть. — Совсем ошалел?! — Так и знал, — смеётся тот. — Что ты знал? — Питер пихает его в грудь кулаком. Уэйд не отвечает. Прижимает парня к себе. — Испугался? — Что ты меня потом своими соплями измажешь, когда сляжешь с простудой? Ещё как! — пыхтит Пит ему в шею. — Дурак. В следующий раз я тебя ловить не буду. Но слова его слишком расходятся с тем, что он хочет сказать на самом деле. — В следующий раз ты упадёшь вместе со мной, — шепчет Уэйд ему на ухо. Поглаживает поясницу, проникая ладонью под одежду. Руки у него тёплые, и Питер не вздрагивает и не пытается уйти от прикосновения. — Это угроза? — спрашивает Пит. — Нет. Это просьба. Ты упал бы вместе со мной, если бы я попросил? — Я пока в своём уме, — Питер вцепляется в его воротник, выгибаясь под ласками. — Ты упадёшь со мной? Прямо сейчас. Уэйд останавливается, и Питер открывает глаза. В них всегда читается больше, чем Пит того желает. Ему даже не нужно произносить это вслух. Уэйд сдвигается к краю. Питер шагает следом. — Закрой глаза, малыш. Паркер дрожит. И не только от холода. Между тёмных бровей ложится складка. Такое доверие сводит с ума. Уэйд разворачивается и слегка опускает руки. Питер замирает над водой. — Не открывай глаза, — велит Уилсон. — И не держись. Хватка на его плечах ослабевает. Питер осторожно разводит руки в стороны. Эмоции накатывают волнами, и приходится бороться с противоречивыми порывами. Разжать руки. Упасть вместе с ним. Удержать на краю и никогда больше не отпускать. Уэйд не выбирает ничего. Он просто зависает. Замирает над бездной. И смотрит. Проходит вечность, прежде чем Уэйд отступает от края, утягивая за собой Питера. Припадает к губам, не встречая никакого сопротивления. Такие, как Уэйд, никогда не становятся счастливыми. Он и не ищет счастья. Никогда не искал. Он хочет лишь того хрупкого равновесия, хочет остановить время, зависнуть на краю и просто жить. Может быть, для него не всё потеряно. Может быть, если он сорвётся, его успеют поймать. Питер замёрз, и приходится вернуться в машину. Да и народ начинает просыпаться, нарушая их уединение. По поверхности реки скользят лодки. По берегу неторопливо трусят бегуны. Питер молчалив и задумчив, как и вчера. Но это хороший вид молчания. Он не жрёт себя изнутри тяжёлыми мыслями. — Хочешь домой? — спрашивает Уэйд, поворачивая ключ в зажигании. — Не особо. А ты? Уэйд пожимает плечами. — Смотря что называть домом. — Твоя комната в общежитии явно действует на тебя не очень хорошо, — замечает Питер. — Мне в свою, если честно, тоже не всегда хочется возвращаться. — В папочкину башню, я думаю, тем более. — В точку. — Тогда где для тебя дом? Питер ковыряет пятно на стекле. — Получается, что у меня нет дома. — И у меня. И возвращаться нам некуда. Питер улыбается и наконец поворачивается к нему. — Я придумал на это примерно три слащавых ответа, от которых самого затошнило. Уилсон усмехается, но его бьёт дрожь. — Может быть, тогда и не станем возвращаться. Продолжим ехать, не оглядываясь. Так, как вчера, может быть всегда. — Ты сам понимаешь, что не может, — мягко говорит Пит. — Почему? Уедем куда-нибудь, где не так холодно. Во Флориду, например! — И что мы будем делать там? Где жить, что есть? — Это все второстепенно, — отмахивается Уэйд. — Не второстепенно, — выдыхает Пит, сдавливая пальцами свои колени. Хорошее настроение слетает в мгновение ока. — Несколько минут назад ты мне доверял если не своей жизнью, то своим здоровьем. — Я доверяю тебе, Уэйд, — отвечает Питер, поворачиваясь к нему. Колеблется несколько мгновений — стоит ли коснуться. Даже поднимает было руку, но тут же роняет ее на колени. — Я себе не доверяю. Опять одно и то же. Уилсон трогается с места. — Забей. Жрать хочу. Поехали. Питер пытается что-то сказать, но Уэйд врубает радио, заглушая его слова. Когда он останавливается, чтобы отлить, Пит перебирается на заднее сидение, надевает наушники и поворачивается к нему спиной. Радио Уэйд не выключает до самого города. К концу пути он остывает. Отчасти Пит прав. Чтобы свалить надолго, подальше и так, чтобы не нашли, нужно тщательно всё распланировать. В последний раз он добрался аж до Невады, но отец всё равно умудрился его разыскать. Как Уэйд потом понял, отследил телефон. Влетело ему, конечно, знатно. Уэйд останавливает машину перед общежитием и поворачивается. Пит, кажется, заснул, свернувшись клубочком, насколько это возможно на нешироком сидении. Некрасиво получилось. Хотел утешить парня, а в итоге измотал нервы ещё сильнее. Но он сможет загладить свою вину. Уэйд выходит из машины и открывает заднюю дверь. Склоняется над спящим Питом и треплет его по волосам. Тот сонно открывает глаза и несколько мгновений непонимающе смотрит. Наконец вытаскивает наушники. — Мы где? — Вернулись в общагу. Питер вздыхает и садится. Путается в наушниках. Уэйд, посмеиваясь, помогает их снять и усаживается рядом. — Было здорово, — говорит он, приглаживая волосы пятерней. — Как-нибудь повторим? — Конечно, — Пит все еще не смотрит на него, но, кажется, он растаял. — Что-нибудь снилось? — Ничего… — парень пожимает плечами. — Или я не запомнил. Который час? — Двенадцать. Ещё полдня впереди. Хочешь, ещё что-нибудь придумаем? — Например? — Не знаю… Пожрём для начала, по городу послоняемся, в кино сходим, — Уэйд подсаживается ближе. Питер не отодвигается. — Звучит как свидание, — против воли усмехается он. — Оно и есть. Так что? — Только я в душ схожу, ладно? Мне кажется, что от меня воняет. Он ойкает, когда Уэйд сгребает его в объятия и утыкается носом в шею. — Разве что сексом. О, этот сладкий запах. Питер слабо пытается его отпихнуть. — Тебе бы, между прочим, тоже не мешало помыться. — Чушь какая! — Уэйд выпрямляется. — Ладно, вали в свой душ, пока я не передумал, а я пока машину верну. Питер подхватывает лямку своего рюкзака и перелезает через Уэйда, по пути задерживаясь, чтобы поцеловать его. — Хочешь, в кино отсосу тебе на последнем ряду? — шепчет Уилсон, поглаживая бёдра парня. — Не хочу, — Питер краснеет. — А если подумать? — Уэйд не спешит его отпускать. Питер размыкает губы, чтобы ответить, но только что-то мямлит. — Ты с ума меня однажды сведёшь, — выдаёт наконец он. — Отпусти, иначе так и не помоюсь сегодня. — Какой ты сложный… — Уэйд убирает руки. — Так это значит да? Питер вылезает из машины. — А сам как думаешь, умник? Уэйд тянется и шлёпает его по заднице для ускорения. Питер отпрыгивает от него, разворачивается, показывает язык и быстрым шагом припускает в сторону общаги. *** Возвращается Уэйд на своих двоих. Он так погружён в свои мысли, что не замечает ничего и никого вокруг. И поэтому едва не впечатывается в человека, перегородившего ему дорогу. Уэйд отшатывается в сторону, чтобы пройти мимо, но тяжёлая ладонь ложится ему на плечо, не давая сдвинуться с места. — Глаза разуй. Сердце пропускает удар. Уэйд застывает на месте, поднимая голову. И встречается взглядом с Уилсоном-старшим. — Что ты тут делаешь? — выдавливает наконец Уэйд. — Я тебе звонил, чтобы предупредить, что приеду. Ты трубку не брал. Слишком важной жопой стал, чтобы на звонки отвечать? Отец отступает от него на полшага и лезет в карман за сигаретами. Уэйд нервно оглядывается по сторонам. Снаружи полно студентов. И многие из них смотрят. Твою мать, твою мать! — Не слышал, — говорит он, стараясь держаться как можно более нейтрально. — Так что ты хотел-то? Отец пытается поджечь сигарету, но зажигалка, кажется, сдохла. — Декан твой говорит, ты вообще учёбу въебал. Только бухаешь и слоняешься хер знает где. И остальных на это подбиваешь. Ну и сука эта Фрост. Кто её просил только в это лезть? — Отчислять меня пока не собираются. А чем я занимаюсь, это только моё дело. — Хуя с два оно твоё, — рычит отец, но тут же спохватывается и понижает голос. — Ты пока что на моей шее сидишь, недоносок. И за проёбы твои краснеть приходится мне. Уэйд вздрагивает и автоматически тянется за своими сигаретами. Закуривает. Передаёт зажигалку Уилсону-старшему. — Хорошо, начну ходить на пары. Счастлив? Зажигалку ему не возвращают. — Ещё бы я верил тебе на слово. Уэйд сильно затягивается, из-за чего горло режет от дыма. Пальцы так сдавливают фильтр, что едва не ломают его. — Ты совсем тут от рук отбился, — продолжает отец. — Побудешь на выходных дома, вспомнишь, как нужно себя вести. — Я никуда не поеду, — говорит Уэйд. — Не поедешь сам, потащу тебя за ухо при всех твоих приятелях. Собираешься вести себя как пятилетняя истеричка? Я докуриваю, мы садимся в машину и едем. Питер появляется на крыльце в тот момент, когда тяжёлый ботинок топчет окурок. — Я на секунду, — говорит Уэйд, пытаясь обойти отца. Тот останавливает его и поворачивается в сторону Питера. — Это ещё чё за сопля. — Друган мой, — цедит Уэйд. — Мы жрать пойти собирались. Дай хотя бы предупрежу, что никуда не пойду. — Неженка какая, ещё предупреждать их надо, — фыркает он. — Одна нога здесь, другая там. Уэйд выкидывает окурок в сторону, поправляет рюкзак на плече, прячет руки в карманы джинсов и подходит к Питеру. Лицо парня с каждой секундой становится всё больше встревоженным. — Что случилось? — спрашивает он, как только Уэйд приближается. — Это… — Ага, это он, — Уилсон нервно усмехается, перекатываясь с пятки на носок. — Боюсь, кино придётся отложить. — Ты уезжаешь? — Пит обнимает себя руками за плечи. — Надолго? — До завтра, я думаю. Если вернусь не очень поздно, напишу тебе. Устроим свой приватный кинопоказ со всеми вытекающими. — Уэйд! — зовёт отец. — Пошли уже, иначе встанем в пробку на несколько часов. Питер вздрагивает. — Ты… Ты будешь в порядке? Только скажи честно. Бить его так, чтобы что-нибудь сломать, он вряд ли станет. Если удастся где-нибудь запереться, то последствия вообще будут минимальными. А пару новых синяков Уэйд найдёт чем объяснить. — Я буду в порядке, Пит. Пиши мне! Он хлопает Питера по плечу и, не дожидаясь ответа, разворачивается и идёт в сторону машины. — А с рожей что? — спрашивает Уилсон-старший, когда машина трогается с места. — С друганом подрался. — И кто кому навалял? Парень пожимает плечами, поворачиваясь к окну. — Разошлись миром. — Девку что ли не поделили? — Чего их делить, — говорит Уэйд. — Сами решат, с кем захотят быть. — С нытиком с разбитым ебалом едва ли какая быть захочет. Парень усмехается. — Ты удивишься, — говорит он. *** Когда они доезжают до дома, Уэйд выскакивает из машины и идёт на кухню. Насрать на всё, он толком не жрал со вчерашнего вечера. Так, перехватывал какие-то куски. В холодильнике, как и всегда, кроме пива мало что водится. Но на столе коробка с остывшей пиццей. Уэйд пиздит жестяную банку и кусок пиццы и поднимается к себе, стараясь максимально хладнокровно пройти мимо отца. Может, и обойдётся. Хотя Уэйд не особо на это надеется. Самое веселье начнётся под вечер, когда этот мудак напьётся. В комнате Уэйд падает на свою кровать и торопливо ест. Открывает холодное пиво и с наслаждением делает глоток. Уэйд достаёт телефон и обнаруживает несколько пропущенных вызовов и пару сообщений. Вызовы все от отца. Должно быть, в машине из-за радио Уэйд не слышал, как надрывался телефон. Девчонки оставили ему несколько сообщений, типа «Это был твой папа? Теперь ясно, в кого ты такой красавчик!» Да уж, сходство есть. Уэйд однажды отрыл старые фотки отца с матерью. Если бы он не знал, то подумал бы, что сам как-то по-пьяни зарулил на тусу в стиле восьмидесятых и не помнит этого. Конечно, с тех лет отец постарел, отрастил пивное пузо и стал красным от бухла. Но их сходство никуда не делось. Уэйд отправляет в ответ на сообщения несколько смайлов. Если только кто-нибудь знал бы, как сильно Уэйд ненавидит своё лицо. Лучше бы уж он родился страшным, как атомная война. Тогда, по крайней мере, никому в голову не пришло бы сравнивать его с этим чудовищем. — Ты сам себя с ним сравниваешь, — Жёлтый проходит к окну и выглядывает из него. — Падать всё так же высоко. — Вас только не хватало, — стонет Уэйд. Приходит сообщение от Питера. «Ты в порядке?» «Нет места лучше дома!» Уэйд усмехается и набирает вслед за ним ещё одно сообщение. «Сейчас помру от скуки. Скажи, что делаешь что-нибудь весёлое!» В ответ ему приходит фотография тетради с задачками по термодинамике. Так себе веселье. Уэйд делает грустное селфи с пивом и отправляет Питеру. «Ты же помнишь, что я брошу тебя, если ты сопьёшься?» «А ты помнишь, что я брошу тебя, если будешь занудствовать?» «Не было такого уговора, не выдумывай. Тебе нравится, когда я занудствую». Внизу что-то падает. По коже бегут мурашки. Уэйд замирает и гасит экран телефона. Пару минут лежит, вслушиваясь в тишину. После этого отвечает. «С чего ты взял?» «Потому что ты обожаешь меня совращать в такие моменты, чтобы я ни о чём думать не мог, кроме тебя». Уэйд улыбается. Тревога вроде бы отступает. К тому же, снизу доносятся звуки телевизора. За окном начинает темнеть. «Значит, ты делаешь это специально? Хитро!» «У меня был отличный учитель». Они ещё какое-то время лениво болтают ни о чём. Телик всё так же монотонно гундит внизу, транслируя какой-то матч. «Ты знаешь… Я думал про то, о чём мы говорили сегодня утром. О том, что у нас нет дома». Уэйд не отвечает. Ждёт, когда Питер продолжит свою мысль. «Его нет, потому что нет места, где мы бы чувствовали себя в безопасности». Уэйду никогда и нигде не было места в этой жизни. Поэтому он выцарапывал его зубами и когтями. И всё равно оставался всюду чужим. «Я думаю, что мы никогда не найдём такое место. Мы никогда никуда не впишемся». Пит озвучивает его собственные мысли и выводы. Только Уэйд никогда и ни с кем не говорил об этом. Как вышло, что парень, с которым было забавно играть, раз за разом ломая его комплексы и переходя границы дозволенного, стал вдруг единственным, кто удерживает его на краю? И как так вышло, что первый человек, которому Уэйд решил довериться, сумел понять? Его до сих пор не покидает ощущение нереальности происходящего. С его такими живыми снами и видениями, граница между реальностью и плодом фантазии воспалённого мозга иногда совсем стирается. Порой Уэйд думает, что он сейчас откроет глаза и окажется в этой самой комнате. Ему будет десять, за окном дождь будет лить стеной, а внизу как беспокойный мертвец будет шастать его отец. «И единственный выход для таких, как мы, — строить свой собственный дом. Без посторонней помощи». Есть что-то в его словах. Что-то, о чём нужно подумать. Смириться наконец с тем, что никто не спасёт его. Он должен спасти себя сам. «Уэйд! Ты что, уснул, пока я тут толкаю глубокую философскую мысль?» «Я не сплю, малыш. Я размышляю». «Смотри не перетрудись. А то в универ вернёшься брюнетом». «Это что, была дурацкая шутка про блондинку???» «Возможно…» «Ты хоть представляешь, что я с тобой за это сделаю, когда вернусь?..» «Нет. Расскажи мне». Уэйд разминает пальцы, перед тем, как приступить к перечислению всех тех вещей, которые родила его фантазия. Но не успевает написать и слова, как дверь отлетает и ударяется о стену. Парень соскакивает с кровати. Телефон выскальзывает из рук на пол. Чёрт. Как он не услышал шагов на лестнице? — Сидишь? — спрашивает отец. — Вообще-то спать собирался. Если ты не против. — Ляжешь. После того, как поговорим. Он заходит в комнату и садится на кровать. Уэйд отступает к самому окну. Жёлтый был прав. Падать высоковато. — А дерево твоей жирной жопы уже не выдержит, — печально вздыхает тот. — Говори, — отзывается парень. — Мать свою помнишь? — спрашивает отец, сдвигаясь на кровати, от чего та протестующе скрипит. — Хорошая была. Любила тебя, полудурка, непонятно за что. — Помню. И что дальше? Но отец его, кажется, не слышит. — Добрая была очень… Но глупая как пробка. Своей тупостью ты в неё пошёл. — Была бы умная, не связалась бы с тобой, — цедит Уэйд. — О да, дразнить разъярённого медведя — это так весело! — в восторге восклицает Жёлтый. — Он сейчас тебя убьёт… — пищит Белый. — Убьёт же! — Хлебало завали, — рычит Уилсон-старший. — И не смей так с отцом разговаривать. Ты нихера не знаешь, пиздюк выёбистый! Я её, может быть, тоже любил! Уэйд не помнит, как было до болезни, но когда матери поставили диагноз, отец на неё руку не поднимал. Мог наорать, мог оттолкнуть от себя, мог прийти в жопу пьяный и переломать всю мебель в доме, всыпать Уэйду по первое число, но ей физической боли не причинял. То ли жалел. То ли и вправду любил. По крайней мере, так сильно запил он уже после похорон. — Тебя я тоже любил. Сразу, как ты родился, видно было, что мой, а не нагулянный. Но как ходить и говорить научился, так всё по пизде и пошло. Мать с тебя пылинки сдувала, вот и вырос ленивым долбоёбом. Я пытался из тебя мужика воспитать… — Наверное, бил слишком слабо. Надо было до коматозного состояния. — Всё ноешь как сучка. Принцессе щелбан дали! Думаешь, меня мой отец не пиздил? Свои дети будут, всё это поймёшь. И поймёшь, что я тебе зла не желал. — Сейчас слезу пущу. Уэйд осторожно движется вдоль стены. Ему не нравится быть загнанным в угол. Это заставляет его нервничать и говорить всякую херню. А сейчас ему нужна ясная голова. — Или ты детей не собираешься заводить? — вдруг спрашивает отец, напрягаясь. Уэйд не видит его лица в темноте. Свет из дверного проёма падает только на его ноги. — Так всю жизнь и будешь хуи сосать? — Чё ты блядь несёшь? — морщится Уэйд. — Какие хуи? Какие дети? — Видел я тебя с твоим тощим «друганом». Как вы чуть друг друга не сожрали у всех на виду! Своим глазам не мог поверить, а потом подумал — чего ещё можно было ждать от такого, как ты? Он поднимается в мгновение ока, загораживая собой дверной проём. Каким бы он ни был пьяным и обрюзгшим, некоторые навыки подонок до сих пор не растерял. — Даже хорошо, что твоя мать не видит, до чего ты докатился. — Оставь её в покое, — говорит Уэйд. — И меня тоже. Отец хватает его за шиворот и притягивает ближе. Дышит в лицо перегаром. — Не бойся. Оставлю. Я тебя в таком покое оставлю, что мозгов не соберёшь! — он отшвыривает сына от себя. Уэйд ударяется спиной о край кровати и сползает на пол. В живот тут же прилетает носок ботинка. — Ничего умнее не придумал, чем пидором стать?! Меня тошнит от тебя! Уэйд закрывается локтями и пытается спрятать голову. — Никчёмный кусок говна! Уэйду десять. За окном раздаются первые раскаты грома. — Зря я послушал Логана! Таким, как ты, в университете не место! Стены слишком тонкие и сотрясаются от криков. Уэйд схлопотал сегодня свою первую двойку. И попытался это скрыть. — Надо было утопить тебя, как котёнка! Уэйду десять. Он верит в то, что однажды это закончится. — Ничего, армия из тебя сделает мужика. Хотя бы принесёшь пользу тем, что сдохнешь за страну. Уэйду двадцать один. Это не заканчивается. Один глаз не видит. Кажется, его залило кровью. Дышать больно. Пошевелиться нет никакой возможности. Тире, желания. Тире, смысла. — Я не говорю, что он прав, — вздыхает Жёлтый. — Но он прав. Что вообще хорошего ты совершил за свою жизнь? Белый молчит и раскачивается из стороны в сторону. — Типа… Ты только нервы всем треплешь. Скажешь, нет? В бок упирается что-то. Уэйд шарит рукой и достаёт разбитый телефон. Пытается включить. Бесполезно. Мёртв. — Понимаешь, ты боялся стать таким, как он… Но это произошло. Круг замыкается. Чем быстрее ты бежишь, тем скорее приближаешься к тому, от чего стремишься уйти. Нет. Нет. Нет. — Назови мне хоть одного человека, которому ты не навредил. Питер. — Питер? — Жёлтый упирается локтями в колени и склоняет свою мерзкую рожу прямо над ним. — Питер? Да. — Видишь ли, в чём дело… — тянет Жёлтый. — Как думаешь, что бы было с Питером, если бы тебя не было? М? Белый притопывает ногой, создавая рваный ритм. — Он бы спокойно учился своей химии, работал в своей лаборатории, а по выходным его пялил бы его любимый бойфренд, которому он сосал на тусе у папочки. Вот что было бы с Питером. Нет. — Бойфренд, который не считал бы его только дыркой для своего хуя. Который любил бы его и ценил. Я ценю его. Ценю. Я ценю. Я люблю его. — Как он любил твою мать? Что хорошего в такой любви, а? Ты только разрушишь ей всё вокруг себя. Нет, если бы ты любил Пита, ты бы не стал становиться на его пути. Может быть, ты прав. — Это не имеет значения. Всё равно ты его больше не увидишь. Жёлтый выпрямляется и отходит к окну. — Жаль, падать всё же не так высоко. Белый останавливается, зависнув над полом. Уэйд цепляется за край кровати и пытается сесть. Получается. — Хотя бы узлы вязать научился? — спрашивает Жёлтый. — Сейчас бы они пришлись кстати. Упереться одной стопой в пол. Оттолкнуться. Встать. Уэйд сдёргивает простыню с кровати. — Тебя всё равно ничего не ждёт. Не сдохнешь сейчас, сдохнешь там. Совершенно один, непонятно где, от ёбаной пули в мошонке. Ты, конечно, тот ещё мазохист. Но не до такой же степени. Ткань рвётся с треском. Один палец торчит под неестественным углом. Сломан? Вывихнут? — Не надо было его целовать тогда… Ты думал, что у тебя всё под контролем. Но ты никогда и ничего не контролировал. — Захлопнись, — хрипит Уэйд. — Я делаю то, что ты хочешь. Захлопнись. Руки помнят нужные движения, хотя он давно подобного не делал. Трещина в стене пульсирует, её края расширяются. Её там нет. Уэйд знает, что её там нет. Она в нём самом. И она быстро превращается в разлом. Уэйд дёргает простыню. Вроде бы крепко. Оборачивает вокруг шеи. Его ничего не ждёт. Не надо было целовать его тогда. — Я предупреждал, — гулко отзывается Белый. — Я же предупреждал, ведь так? Воздуха нет. Перед глазами темнеет. В трещине что-то копошится. Мгновение. И из неё валит рой чёрных тараканов. Уэйд хватается за горло. Из раскрывшегося рта тоже ползут насекомые. Заползают под воротник. Мир сотрясается. Трещина расширяется. Из неё валит всё больше тараканов. — Идиот! Его толкают. Один из узлов не выдерживает. Уэйд валится на пол. — Даже этого сделать не можешь! — расстраивается Жёлтый. Кто-то переворачивает его на спину и сдирает петлю. — Идиот! — кричит Красный. Уэйд кашляет, и на грудь ему приземляются жирные чёрные твари. — Исчезни, гнида, — ревёт Красный на Жёлтого. — Как будто это от меня зависит. Красный снова его переворачивает, и Уэйда рвёт. — Почему ты винишь себя в том, что натворил этот мудак? Зачем? Зачем? Зачем, Уэйд?! Дышать становится легче. — Встань и сражайся. — Не… могу… — Не может! — гогочет Жёлтый. — Силёнок не хватит. Он только рыдать и жаловаться может, и больше нихуя. — Я сказал, исчезни! — Красный выходит из себя. — Уэйд, вставай. Не всё потеряно. — Я не знаю, что делать. — Всё ты знаешь. Встань. Уэйд становится на четвереньки. Тараканы ползут по его рукам. Ты знаешь что должен сделать шепчет Красный ему в ухо ты всегда это знал Уэйд только боялся признаться что знаешь боялся даже мысли допустить но пришло время расплаты убей его убей убей впейся когтями в его плоть и растерзай её разорви на куски раскрой грудную клетку и выпотроши все органы убей убей убей уничтожь разрушь сделай то что он делал с тобой все эти годы всю твою жизнь. Послушай послушай послушай Уэйд встань и подойди к двери и послушай ты ведь знаешь что это значит прислушайся к скрипу половиц которая из них скрипит именно так ты ведь помнишь я знаю ты помнишь помнишь. Помнишь как споткнулся о вылезший гвоздь и едва не лишился глаза помнишь как забивал его толстым учебником но забил криво и теперь верхняя ступенька скрипит когда он на неё наступает. Что это значит Уэйд что это значит? Он выскальзывает из комнаты тихо, словно призрак, и несётся к лестнице. Когда отец пьян, он спускается крайне медленно, держась за перила. Лестница слишком крутая. Ступени слишком короткие для его ножищ, особенно спьяну. Уэйд хватается за перила, чтобы не улететь следом. Толкает изо всей силы. Грохот, вопль, шёпот Красного. Всё смешивается в один монотонный гул. Туша чудовища лежит у подножья лестницы. Он не шевелится. Тараканы ползают вокруг него, но не приближаются. Уэйд осторожно спускается. Переворачивает отца на спину. Глаза у того открыты и ещё не остекленели. — Ты был прав, — хрипит Уэйд, наступая ему на грудь. — Надо было убить меня. И впервые. В своей сраной жизни. Видит в ненавистных глазах испуг. — Он мёртв, — говорит Красный. — Ты победил. Уэйд плюёт отцу в рожу. Слюна попадает на роговицу. И правда мёртв. — Ты победил, — повторяет ему Красный. Уэйд опускается на пол, давя задницей несколько тварей, закрывает лицо ладонями и от души смеётся. Смех срывается на истерический визг. А затем, когда всё прекращается, Уэйд шарится по карманам трупа и достаёт телефон. — Когда что-то странное происходит по-соседству, — напевает Уэйд себе под нос. — Кому ты позвонишь?