Путь в вечность

Время тянулось мучительно долго. Нарастающее волнение заставляло Анну то и дело выглядывать из саней и проверять, далеко ли им еще ехать. Однако она не видела ничего, кроме жутких деревьев, недавно выпавшего снега, и чернеющих вдали величественных гор. Воздух стал тяжелее, в ушах появилась заложенность. Они поднимались по узкой дороге все выше, огибая очередной крутой утес. На мгновение показалось, будто сани вот-вот опрокинутся, но кучер уверенно гнал фыркающую лошадь вперед, с необычайной ловкостью минуя опасные повороты. Анна плотнее укуталась в полушубок, чувствуя, что ветер усилился, поднимая в воздух колючий снег. И вот, спустя два долгих часа, среди скалистых гор, на фоне иссиня-черных облаков, сквозь которые рваными кусками пробивалась серебряная дымка звезд, Анна, наконец, увидела Его. Огромный замок с пятью или шестью башнями, на высоких пиках которых восседали каменные статуи летучих мышей, уходил далеко в небо, восхищая своим редким великолепием. Глядя на него, у девушки буквально перехватывало дыхание. Готическая архитектура поражала масштабностью и темным величием, притягивала, и с тем же, внушала неподдельный ужас и трепет. Чем ближе они были к замку, тем сильнее Анна ощущала себя крошечной песчинкой рядом с мощными многовековыми сводами стен и башен с узкими витражными окнами, сквозь которые пробивался едва заметный свет свечей. Гигантские врата с медленным протяжным скрипом раскрылись, впуская долгожданную гостью. Фрау Мейер невольно вжалась в сидение. Страх велел ей сидеть на месте и не высовываться, однако любопытство все же взяло верх. Анна вылезла из саней и прошла чуть вперед, сжимая дрожащие ладони перед собой в замок. Кучер недовольно хмыкнул и, развернув лошадь, отправился подальше от проклятого богами места. Внутренний двор был довольно небольшим, но идти к парадному входу, с двух сторон охраняемому ангелами смерти, что угрожающе держали в своих каменных костяных пальцах косы, фрау Мейер так и не решилась. Выдыхая морозный воздух, она огляделась, в полной мере ощущая свою беспомощность. Одна, в окружении древних, устрашающих стен, словно загнанная в ловушку добыча. Девушка тешила себя мыслью, что ничего с ней здесь не произойдет, а эта зловещая тишина создана лишь для того, чтобы напугать ее. Но чем дольше она стояла в ожидании, что за ней выйдут, тем сильнее в голове пульсировала мысль развернуться и догнать сани с кучером. Наконец, тяжелые резные двери отворились, и на пороге появился хозяин замка, лично встречавший фрау Мейер. Девушка зябко повела плечами, глядя, как черный плащ графа развевался на ветру, делая его похожим на огромную летучую мышь. – Милая Анна, рад Вас видеть! – фон Кролок учтиво коснулся губами ее руки. – Надеюсь, путь сюда не был для Вас слишком утомителен? – Нисколько, – также вежливо ответила Анна. – Тогда прошу в мои владения. Будьте желанной гостьей этой снежной ночью! Любезность графа удивила фрау Мейер. Она заметила, как блестят его глаза, как ожило бледное лицо, словно он был искренне рад ее приезду. Это настораживало, но, не выдавая своего беспокойства, Анна учтиво кивнула и последовала за вампиром, минуя молчаливых стражей и окончательно ступая на территорию зла. Как бы ни старалась, а скрыть своего удивления при виде всей мрачной красоты внутреннего убранства замка Анна не смогла. Пространство было огромным, просторным, выполненным в темных и бордовых тонах. Пока они с графом шли по коридору, мимо быстро проскальзывали мужчины и женщины, облаченные в черные шелковые плащи. Они о чем-то тихо переговаривались, но речь их напоминала больше шипение гремучих змей. От них так и веяло тьмой и холодом. Анна чувствовала на себе их голодные глаза, но никто не собирался приближаться к гостье. Достаточно было взглянуть на сверкающий взгляд хозяина, чтобы понять, что с ним лучше не связываться. Главный круглый зал, в который вывел Анну граф фон Кролок, поражал своим объемом и роскошью. Вдоль стен висели картины различных художников, стояли скульптуры, изображавшие смертные грехи людей, и старинные высокие канделябры. Сделанные из черного мрамора полы, кое-где были устелены алыми коврами, а под потолком висела тяжелая люстра, усыпанная сотней свечей. Девушка с трудом проглотила колючий ком, застрявший в горле. – Вам нравится? – поинтересовался граф, заметив любопытный взгляд фрау Мейер. – Здесь мрачно, но интригующе, – немного подумав, заключила она. Кролок ухмыльнулся, явно довольный тем, что девушку не испугал ни мрачный антураж замка, ни его обитатели. Анна остановилась возле одной из картин, заострив внимание на изображении мужчины в одеждах пятнадцатого века, державшего в руках длинное ружье. Она пораженно раскрыла губы, так как в полутьме зала ей почудился лик мертвого супруга. Ледяной озноб пронзил ее насквозь, будто она смотрела в глаза призраку. – Что Вас так привлекло в этом портрете? – тихо поинтересовался граф, стоя за спиной фрау Мейер и глядя на нее из-под полуопущенных ресниц. Анна нервно вздохнула, вдруг вспомнив, что почти перестала дышать в тот момент, когда увидела потускневшее от времени полотно. – На мгновение мне показалось, что это мой покойный муж. Но я ошиблась. – Хмм, вот как? – вампир поднял светлые глаза. – Интересно. Скажите, как Вы стали вдовой? Болезнь забрала его? – Людская жестокость, – сдавленно ответила девушка. – Одной темной ночью, когда он возвращался домой, на него напали. Хотели ограбить, по всей видимости. Завязалась драка, и один из грабителей… застрелил Андерса. – Вы любили его? – неожиданно спросил фон Кролок, заставляя Анну с удивлением и возмущением посмотреть на него, повернувшись лицом. – Это бестактный вопрос, граф. – И все же я его повторю. – А если я откажусь отвечать? – ледяным тоном произнесла фрау Мейер. Она не хотела, чтобы вампир продолжал проникать в ее сердце. Он и так весьма успешно сделал это в их последнюю встречу, подавив ее волю и нежелание отвечать взаимностью. Но огонь раздражения в черных глазах не смутил графа, даже напротив, позабавил и раззадорил. – Тогда мне придется смутить Вас еще более неудобной темой, – бесстрастно ответил фон Кролок. Анна крепко стиснула зубы. Не к месту сейчас проявлять характер и спорить с графом, находясь на его территории. Не забывая об осторожности и в очередной раз напоминая себе, что она здесь исключительно ради Альфреда, фрау Мейер кинула краткий взгляд на портрет и отошла подальше. – Я не знаю, любила ли я его, но он был моей опорой. Верным другом и отцом моего сына. Этого вполне достаточно. – Значит, любви в Вашем браке не было, как и страсти, – заключил хозяин замка. – С чего Вы пришли к такому выводу? – фрау Мейер сжала кулаки. Чаша ее терпения переливалась через край и в любой момент могла дать трещину. Впрочем, причиной гнева была не откровенная тема разговора, а то, что Кролок задевал ту часть души, которую Анна тщательно пыталась скрыть от чужих глаз. Она действительно не любила мужа, как способна любить всей своей страстной натурой. Она не знала, что такое истинное вожделение и впервые испытала страстное томление лишь тогда, когда оказалась в объятьях бессмертного графа. Но она и предположить не могла, что он так тонко чувствовал ее, словно читал мысли Анны и теперь, произносил их вслух. – Это лишь мое предположение. Но Ваш румянец и то, как неумело Вы отвечали на мой поцелуй – красноречивее любых слов. – А Вы, сами, граф? – чувствуя, как краснеют ее щеки, фыркнула Анна. – Вы были женаты? – Давным-давно. В прошлой жизни, – неохотно ответил фон Кролок, отворачиваясь от фрау Мейер. – И Вы были влюблены? – с явным ехидством в голосе спросила она, явно не собираясь отступать, однако, вместо ответа встретилась с его тяжелым взглядом. Будто вся тьма и безысходность этого мира сосредоточились в глазах вампира, полыхавших синим пламенем при слабом свете свечей. – Был. Но я прожил большую часть жизни вампиром, мадам. Человеческая жизнь стала казаться лишь призрачным мигом, как и все сопутствующие чувства. – И Вы не скучаете по тому времени? Он ничего не ответил. В своем настойчивом любопытстве Анна все сильнее погружалась в тайны его темного разума. Это настораживало, ведь никому еще он не позволял подойти к своей истиной сущности так близко. Кролок про себя усмехнулся. Пока он познавал, что таится в сердце фрау Мейер, тем временем она медленно проникала в его собственное. Воистину уникальное, странное дитя, взиравшее на него черными глазами, в омутах которых полыхало пламя жизни, скованное моралью и совестью. Существо, наполненное противоречиями, оттого столь желанное и интригующее. Вампир любезно улыбнулся, останавливаясь напротив широкой лестницы из черного мрамора. – К чему напрасные стенания о прошлом? Его ведь никогда не вернешь. Разве Вы со мной не согласны, милая Анна? – наконец, спросил он, явно намекая на ее супруга. Фрау Мейер растерянно раскрыла губы, но не успела что-либо ответить, так как граф неожиданно прогрохотал, заставляя девушку вздрогнуть. – Куколь! Из полутьмы зала к ним навстречу выбежало странное, горбатое существо, издалека напоминавшее огромную обезьяну. Фрау Мейер в нерешительности отошла назад, прячась за широкой спиной фон Кролока. Но, как только оно приблизилось, девушка поняла, что это был все-таки человек: сильно изуродованный от рождения, с кривой спиной и длинными огромными руками, со страшным лицом, но беззлобными глазами. Он смотрел на графа с благоговением и обожанием, полностью находясь во власти хозяина. – Не бойтесь его, мадам, – спокойно отреагировал вампир, покосившись на Анну. – Для Вас он совершенно безобидный. Куколь, забери верхнюю одежду фрау Мейер. Анна спешно сняла полушубок, меховую шапку и отдала их слуге. Он попытался улыбнуться ей, обнажая кривые, желтые зубы. Девушка слабо улыбнулась в ответ. Граф же тем временем размашистым движением снял свой плащ и так же отдал его Куколю. Этим вечером фон Кролок был одет в алый удлиненный пиджак с черными полосами-застежками вдоль всей длины, с темными пуговицами и узорчатой строчкой на манжетах. Под ним виднелся черный, расшитый серебряными нитями жилет, застегнутый на все пуговицы с прикрепленной на конце рубиновой застежкой, а также черные брюки и ботинки с заостренным носом. Анна к собственному стыду отметила, что он весьма привлекательный мужчина и похож скорее на необыкновенного, богатого аристократа, чем на жестокого кровопийцу. Фрау Мейер поспешила отвести взгляд, дабы граф не заметил, с каким восхищенным блеском в глазах она смотрела на него. Едва Куколь скрылся в одном из бесконечных коридоров замка, в зале появился человек в светлых лиловых брюках и того же цвета рубашке с расстегнутыми рукавами. Он был ненормально высоким, худощавым, с пепельным тонким лицом, белыми как снег волосами и темно-серыми глазами, дьявольский блеск которых не на шутку испугал Анну. Он двигался легко и изящно, словно ветер, подлетая к графу и его гостье. – Позвольте познакомить Вас, мой сын – Герберт фон Кролок, – представил его граф. – Герберт, перед тобой Анна Мейер, сестра Альфреда. – Безумно рад! – звонким голосом поприветствовал ее молодой человек, обнажая идеально белые зубы. Девушка склонила голову. – Приятно познакомиться. – Оу, фрау Мейер, у Вас роскошное платье! Любите алый цвет? Анна растерянно захлопала глазами. – Хмм, мой выбор продиктован скорее общим настроением, нежели определенными цветовыми предпочтениями. – Вам очень идет. Вы идеально смотритесь рядом с отцом! На его слова девушка смущенно покраснела и кашлянула, не зная, как реагировать на подобные откровения. Граф же загадочно хмыкнул. – Очаровательно. Герберт, будь добр, проводи нашу гостью в кабинет. Я скоро к Вам присоединюсь. С этими словами Кролок-старший покинул их, оставив Анну и Герберта наедине. Молодой виконт указал правой ладонью, куда идти, и они неспешным шагом направились в следующий зал. – Как Вы находите наши чертоги, фрау Мейер? – Неприветливыми, но не лишенными своего очарования, – солгала девушка, снимая с рук перчатки. – Здесь ужасно скучно! – посетовал Герберт, раздраженно закатив глаза. – В деревне другое дело. Там хотя бы кипит жизнь. – Любите бывать среди людей? – Анна удивленно воззрилась на него. – Скорее наблюдать за ними. Или выслеживать, – добавил в конце виконт, хищно улыбнувшись. От его улыбки фрау Мейер покрылась мурашками. – Скажите, виконт… – О, можно просто Герберт! – Хм, хорошо, Герберт. В Вашем ли замке пребывает Сара Шагал? Он вдруг весело расхохотался. – Ахах, да! Никому не дает покоя эта девчонка, особенно после того случая в лесу. Анна ошарашено уставилась на него. – В каком смысле? Вы хотите сказать, что она… – О, нет! Не она напала, а другая вампирша. Сара лишь натравила ее на Вас, – поправил Герберт. В его глазах заблестели веселые огоньки, когда он увидел, как кровь отхлынула от лица девушки, делая ее белее мрамора. – Но за что? – За Альфреда, очевидно. Приревновала его к Вам, а священное клеймо в итоге получила Имма. – Дочка пастора?! – воскликнула Анна еще громче, не в силах сдержать своего удивления. – Но, но я же видела ее портрет. Она была совсем другой… – Вы не поверите, как сильно меняется вампир, если его долго не кормить, – понизив тон, ответил Герберт и открыл перед дамой дверь. – Но Вашей храбростью я восхищен. Видели бы Вы, в каком бешенстве прибывала Сара после той ночи! Хах! Хоть кто-то сбил спесь с любимицы Альфреда. Почудилось Анне или нет, но в этот момент в голосе виконта прозвучала то ли обида, то ли ревность. Вообще, он показался ей довольно необычным молодым человеком. В его манерах прослеживалась инфантильная небрежность, шедшая вразрез с его внешностью, словно он был слишком юн и беспечен для своего предполагаемого возраста. Решив не заострять внимание на причуды Герберта, так сильно отличавшегося от своего холодного спокойного отца, фрау Мейер вошла в кабинет. Они оказались в широком просторном помещении, стены которого были обиты винтажной бордовой тканью; ближе к горевшему камину с чугунной решеткой стояло несколько кожаных кресел, широкий бархатный диванчик и низкий дубовый стол. На стенах, как и в большом зале, висело множество картин, выглядевших совсем древними, ибо краски сильно поблекли, делая их суровыми и мрачными. Вдоль широкого окна стояли бюсты из темного камня, а рядом со столом располагался огромный, потускневший от времени глобус на деревянной подставке. – Присаживайтесь. Герберт указал на одно из кресел, но сам садиться не спешил. Он встал рядом с камином, скрестив руки на груди и с лукавой ухмылкой уставившись на фрау Мейер. – Что-то не так? – спросила она, не выдержав его хитрого взгляда. – О, нет, все так! Просто пытаюсь понять, что такого нашел в Вас мой отец. Вы чрезвычайно интересны ему. – Неужели? – Анна дернула правой бровью, заинтригованная столь неожиданным заявлением. Герберт медленно кивнул. – Мне казалось, его не заботят простые смертные. – Я тоже так думал! Видимо, бесконечные рассказы Альфреда о сестре дали свои плоды. Мне даже самому стало любопытно, что же в Вас особенного. – Полагаю, нужно спросить у самого графа. Ему виднее, – ответила фрау Мейер, но виконт отрицательно покачал головой. – Он чрезвычайно скрытен! Из отца слова лишнего не вытянешь. Однако, – он изучающим взглядом пробежался по девушке, будто пытаясь найти в ней изъян, – я, кажется, начинаю понимать, чем именно вызван его интерес. Вы весьма… хмм… аппетитны. От столь неловкой ситуации и вспыхнувшего внутри негодования, Анна даже дар речи потеряла. Она растерянно усмехнулась, пытаясь сообразить, что ответить чересчур откровенному в своих речах вампиру, чтобы не задеть его, но и самой не потерять достоинства. – Прошу прощения, но это была шутка, угроза или комплимент? – Всего понемногу. Вас пугает моя прямота? – Скорее настораживает, – тихо проговорила Анна, но виконт ее прекрасно расслышал, отчего он самодовольно ухмыльнулся и отошел от камина, разжав руки. – Вы – забавный экземпляр. Думаю, в этот раз нас ждет нечто новенькое! От его слов по спине девушки пробежал неприятный холодок. – О чем Вы? – Скоро все непременно узнаете. А пока прошу меня простить, мадам, я вынужден отлучиться. Вы не обидитесь, если я оставлю Вас здесь одну? Она только сейчас заметила острые клыки виконта, цеплявшиеся при разговоре за нижнюю губу. По всей видимости, вампиру было не так-то легко находиться в обществе фрау Мейер, сердце которой билось так громко, что оглушало даже саму девушку. Чувствуя, как язык ее немеет от страха, Анна поспешила слегка улыбнуться и быстро ответить: – Ничуть. – Чудно! Что ж, тогда не прощаюсь. Напоследок смерив ее насмешливым взором, Герберт покинул кабинет, оставив пораженную столь эксцентричным поведением гостью. Девушка облегченно выдохнула и внимательно огляделась вокруг. Здесь было невероятно уютно, тепло, вокруг лежали интересные вещи, книги, рукописи. Кабинет чем-то напоминал рабочее место профессора Абронсиуса в Кёнигсберге. Разве что книг в разы больше, и они значительно древнее. Анна положила сумочку и поднялась с дивана. Глядя на все эти старинные бумаги с неизвестным содержанием, раскрытые и не раскрытые письма, разбросанные на письменном столе, в ней разгорелось небывалое любопытство. Быть может удастся найти что-то интересное для профессора. Манускрипты с цифрами и геометрическими рисунками, подробные описания местности, отдельные несшитые листы с заметками: что из этого пригодится Абронсиусу? Анна отодвинула интересную, по ее мнению, карту. Однако, переложив добрую кипу бумаг с одного края стола на другой, девушка случайно задела локтем несколько рукописей. Вся сложенная ею конструкция полетела на пол, а найденная карта затерялась среди груды перемешанных листов. Анна чертыхнулась и с опаской посмотрела на выход из кабинета. Шагов по ту сторону не было, хотя вампиры двигаются так тихо, что в случае их появления, она этого даже не услышит. Решив, что это все же была плохая идея и не стоит испытывать лишний раз судьбу, девушка поспешила собрать разбросанные записи и вернуть на место. Она удовлетворенно перевела дыхание, когда беспорядок на столе стал выглядеть почти так же, как и до ее прихода. Едва заметно дернув уголками губ, фрау Мейер повернулась к книжному шкафу, стоящему рядом с глобусом. Карие глаза мимолетно пробежались по корешкам толстых томов шестнадцатых, семнадцатых веков, стоявших на верхних полках. Это был настоящий кладезь знаний, от которого невольно голова шла кругом. Среди всех книг, внимание ее вдруг привлекла до боли знакомая золотая обложка, выделявшаяся на фоне остальных кожаных переплетов. Анна тихо ахнула, не веря своим глазам. В памяти сразу же всплыл разговор с Хэнриком, его угрозы и злобное бешенство на искаженном лице из-за пропажи реликвии. Что же в ней такого таинственного? Неужели повесть о жизни фон Кролока настолько сокровенна и представляет какую-то ценность? Она попыталась дотянуться до украденной из дома старосты книги, но та стояла слишком высоко. Девушка раздраженно стиснула зубы и быстро огляделась. Упрямое любопытство продолжало толкать на безрассудные шаги, которые могли закончиться для Анны не самым лучшим образом. Однако о последствиях она сейчас думала в последнюю очередь. Достигнуть цели было куда важнее страха или совести. Еле дотащив тяжелое кресло до книжной полки, фрау Мейер осторожно забралась наверх и, наконец, достала заветный фолиант. С подрагивающими от волнения руками она перенесла стул на свое место и подошла к письменному столу. Если кто-то зайдет, она успеет спрятать книгу среди других бумаг. Девушка прикусила нижнюю губу, машинально покосившись на дверь. Конечно, нехорошо лезть в чужие дела, но о благочестии в данную минуту ей не хотелось думать, ибо она просто обязана была знать, ради чего они с Георге и профессором рисковали головой. Анна приоткрыла книгу. Волнение постепенно стискивало ее горло. Листы с формулами и рисунками девушка пропускала, так как ничего в этом не смыслила. А наглым образом вырывать их для ученого она не стала, ибо прекрасно понимала, что если не на нее, так на профессора обрушится гнев хозяина дневника, когда узнает о случившемся. Записи, сделанные красивым, аккуратным почерком моментально захватили ее внимание, ведь едва пробежавшись по первым строчкам, Анна была уже не в силах оторваться от чтения. 16 июля 1575 год. «Моя жена – удивительный, юный цветок, дарящий мне счастье каждый Божий день. Подарок судьбы, за который я буду вечно благодарен. Дед раньше все время повторял, что женщины не приживаются в нашем роду, что этот брак непременно закончится бедой. Вздорные суеверия! Уже три года я женат на самой прекрасной деве на свете, и мы безмерно счастливы. Мы влюбляемся друг в друга вновь и вновь, словно безумные. Порой мне кажется, что я нахожусь в долгом сладком сне, в котором нет ни зла, ни коварства, ни предательства. Где правят искренние чувства, и никакие силы не способны разлучить две любящие души…» Анна вновь прислушалась к тишине. Все же помня, что надолго ее одну здесь не оставят и в кабинет могут в любой момент войти, она пропустила несколько страниц о прошедших балах, визитах к родственникам на севере, смерти отца супруги, и многих других бытовых подробностях молодого, восторженного, склонного к сильным чувствам фон Кролока. Фрау Мейер искренне поразилась этому откровению. Неужели граф действительно был таким… любящим и живым? 23 декабря 1578 год. «В наши края пришли небывалые холода. Ледяная стихия стала мне теперь верной спутницей, ведь тремя днями ранее своей истинной я лишился. Мой белокурый лучик света погас навсегда, едва в комнате раздался крик нашего первенца. Как бы я хотел, чтобы она выжила. Как бы я хотел повернуть время вспять. Смогу ли я после всего смотреть сыну в глаза без мысли, что он стал причиной гибели собственной матери? Это проклятье. Вспоминая роковые слова деда о том, что наш род обречен на страданья, я понимаю истинный ужас и неизбежность его слов. Я – наивный глупец, веривший в безмерное счастье, которое никогда не закончится…» 13 мая 1580 год. «Я ненавижу этот замок. Ненавижу всех, кто в нем обитает. Каждое мгновение они напоминают о моем долге перед семьей, о том, что я должен вновь жениться, что должен хоть иногда уделять время и внимание Герберту. Я хотел бы полюбить его, как любят все отцы своих сыновей. Но я не могу подойти к нему, потому как сердце мое рвется на части каждый раз, когда я вижу его лицо. Я вижу Ее, и мне хочется умереть. Нет. Лучше уехать, лучше сбежать, чем терпеть эти муки. Я словно в аду, в бесконечном аду, из которого мне не дано выбраться. Когда Герберт вырастет, он все поймет, обязательно поймет….» Прочитанные отрывки поразили фрау Мейер. Теперь стало понятно, ради чего граф пошел на сделку: да, столь интимная вещь действительно содержала в себе слишком много личного и сокровенного. То, чего не должны видеть посторонние люди, особенно такие, как староста Хэнрик. Взгляд выхватывал отдельные фразы: «счастья не существует», «хочу умереть, хочу исчезнуть», «я один с моей тоской», и Анна вся похолодела. Она приложила ладонь к груди, не в силах сдерживать рвущийся на волю вздох ужаса. 24 июля 1597 год. Объездив полмира, вкусив все радости человеческих пороков, я не мог и предположить, что ад уже на земле, а вместе с ним и его верноподданные. Она была красива, но чудовищно бледна. Прекрасный ангел, оказавшийся демоном во плоти, неожиданно появившийся на моем пути и так же быстро растворившийся в сумраке ночи. Я видел, как хотела она меня заполучить, но то был голод хищника, приметившего долгожданную жертву. Цена моей беспечности и глупого любопытства оказалась непомерно высокой. Укус чудовища был не смертелен, но яд медленно и мучительно отравлял мою кровь и затуманенный разум. Затем появилась жажда. Я вдруг осознал, что желание испить воды после нескольких часов проведенных на солнце ничто, по сравнению с дьявольской одержимостью чужой крови, захватившей все мое существо. Память – удивительная штука. Счастливые моменты растворились, будто их никогда и не было, а все самое плохое, что я хотел бы придать забвению, вспыхнуло в голове, подобно ослепляющему солнцу. Я помню последний вздох жены и самый первый крик сына. Помню, какое безумное отчаяние охватило меня в тот миг. Я помню все дни, проведенные в странствиях, когда даже в толпе бессмысленных людей единственным спутником моим было одиночество. Я помню свой последний закат. О, как прекрасен он был! Как сияло июльское, золотое солнце, каким теплым светом оно одаривало меня в последний раз, прощаясь навсегда. Я помню свою первую жертву. Я лежал в поле рядом с невинной, и безрассудно влюбленной в меня девой. Для нас обоих это было в первый раз. Она стонала от восторга и трепета в моих объятьях, а я, охваченный безумной похотью и голодом, впервые вкусил человеческую кровь, навечно скрепляя договор с кровавым богом и становясь его верным слугой. В тот миг я осознал, в кого превратился. Я не могу даже взглянуть на себя в зеркало, будто мироздание решило навсегда стереть мой лик, лишь бы не видеть отвратительное чудовище, отныне обреченное на вечные скитания во тьме. А та девица… Ее крик все еще стоит в моих ушах, напоминая о себе каждый раз, когда я закрываю глаза. Боль сожаления сжигает меня изнутри. Я проклят. Проклят навсегда…» 30 октября 1597 года. «Не каждому смертному дано испытать то, что познал за последние несколько месяцев я. Мои силы стали безграничными. Проклятие струится в моих жилах, делая меня с каждым днем все быстрее и сильнее. Я слышу малейший шорох, я вижу тончайшую нить паутины, я чувствую, как пульсирует венка на шее светловолосой девушки, продающей цветы на городском рынке. Мне открылся новый, невиданный ранее мир. Я ощущаю полную, безграничную свободу. Но омрачают мое преображение вынужденные жертвы, которых я не могу избежать, чтобы выжить. Кровь дает мне силы; стоит ей оказаться на языке, и остановиться уже невозможно. Может со временем мне удастся укротить этот голод. Нет ничего невозможного. Я найду способ, обязательно найду!» 2 мая 1599 года. «Мой сын. Впервые я произнес эти слова спустя столько лет. Мы встретились с ним на балу в Париже, и мне хватило всего одного мгновения, чтобы узнать в нем родное лицо. Как же он похож на мать. Даже спустя столько лет сердце по-прежнему саднит от боли при одном только воспоминании о Ней. Знакомство с Гербертом прошло на удивление легко. Он оказался весьма пылким и любопытным юношей, хоть и безмерно капризным, словно дитя. Узнав, что скрывается за нежеланием встретиться днем и неестественным цветом лица, он попросил, нет… потребовал подарить ему вечную жизнь и вечную молодость. Я был обескуражен. Поражен. Разве может человек намеренно желать себе подобной участи? Но вечное проклятие не пугало моего безрассудного отпрыска. Я не хотел делать его таким, но все решила судьба и юноша из моей бессмертной свиты, с которым Герберт успел довольно тесно подружиться. Не собственными руками, но я все же разрушил жизнь единственного сына, пусть он так и не считает…» 9 декабря 1752 год. «Смертельная скука сжимает мою грудь. Как же мучительны скитания проклятой души, что так жаждет настоящего тепла! Но что я вижу в глазах взирающих на меня женщин? Ничего. Никакой искренности и чистоты. Пустышки. Одна, вторая, сотая… Я даже лиц их не запоминаю. Они растворяются в потоке времени, и все, что остается после – это вкус крови на моих губах и призрачная эйфория, стихающая вместе с последней каплей жизни, покидающей смертное тело. Где искать покой? Я не нашел его ни при жизни, ни после смерти. Это замкнутый круг и выхода из него нет...» 5 мая 1760 год. «Мир бесконечен. Как и я. Странно перечитывать страницы прошлого и наблюдать за течением моей человеческой жизни. Сколько же горестного отчаяния и боли в ней было… А сейчас… Сейчас душа и сердце скованы льдом. Вечный голод и глубокое одиночество, словно тяжелейший камень, тянут меня в бездну. Временами удается облегчить эту ношу. Я езжу в города и знакомлюсь с людьми, чьих предков я знал десятилетия назад, с обольстительными бесстыдными девицами, лица которых полны неуместного сладострастия, со знатными господами, уверенными в превосходстве над окружающими. Глядя на все это, я понимаю, насколько люди ничтожны в своих низменных страстях. Озлобленные, алчные, жаждущие, эгоистичные. Кажется, будто их Бог покинул землю, оставив ее грешников на съедение безжалостным демонам…» 21 декабря 1786 год. «Родовой замок тих как никогда. Его обитатели просыпаются теперь лишь с заходом солнца. Все реже я покидаю его пределы, становясь затворником. Но все же я обещал Герберту посетить столицу, а свое слово граф фон Кролок держит всегда. Я понимаю сына. Компания бессмертных братьев и сестер за прошедшие десятилетия ему наскучила, поэтому он так часто и уходит в деревню, где люди уже начали перешептываться об ужасных созданиях, населяющих наши чертоги. Что ж, пусть придумывают свои небылицы, пусть боятся нас. Хоть какое-то развлечение среди этого ледяного безмолвия и скуки. Их страх забавляет. Раскаяние кануло в прошлое. Оно мне более не ведомо, равно как и жалость. В моей власти людская воля. Отныне и в грядущем балом их жизни править буду я….» Анна так сильно прикусила губу, что казалось вот-вот пойдет кровь. Дочитав последние строки на этой странице, она поняла, что за щемящую боль ощутила в том поцелуе с графом. Время не щадит тех, кто не чтит его законов. Оно превратило страдающего человека в хладнокровного монстра, и теперь, лишенный всего человеческого, уже три сотни лет он обречен на бесконечные скитания в одиночестве, испытывая неутолимую жажду, став ее властелином и ее рабом. Дрожащими руками фрау Мейер перелистывала страницу за страницей, но внезапно услышала голос, заставивший ее резко захлопнуть книгу и поднять увлажнившиеся глаза. – Анна? На пороге стоял хозяин замка и Альфред.