Путь в вечность

Все изменилось. Последние двадцать три года теперь казались всего лишь затянувшимися туманными снами, из которых она никак не могла вырваться. Но сейчас, сидя в постели, в темной комнате постоялого двора, чувствуя, как жуткий холод и безнадежность с улицы проникают в душу, Анна поняла, что настало время проснуться. Она обняла поджатые к груди ноги и положила голову на колени. Огромной лавиной к ней вернулось чувство безысходности, которое на протяжении многих лет неустанно преследовало фрау Мейер. Все рухнуло в бездну: благополучие в семье, здоровье малыша, возвращение брата. Все, кого она любила, покинули ее, оставив одну в этом бессмысленном мире. Она всегда старалась мириться с неизбежными обстоятельствами, верить, что ниспосланные испытания однажды воздадутся ей. А что получила в итоге? Ничего, кроме разрушенной жизни и обращенного в дьявольское создание брата. – Дитя мое, – решил все же нарушить двухдневное молчание вошедший в ее спальню Абронсиус. Анна с трудом повернула голову в сторону профессора, смотря на него из-под полуоткрытых, покрасневших от слез век. В больших карих глазах не было ничего, кроме глубочайшей скорби и безразличия ко всему происходящему вокруг. Фрау Мейер никогда чувствовала себя настолько жалкой и ничтожной. Преображение Альфреда окончательно сломило ее. – Ну, нельзя же себя так изводить! Это вредно для здоровья! – посетовал профессор, не зная, что сделать, что сказать, чтобы фрау Мейер пришла в себя. Известие о судьбе Альфреда ранило старика в самое сердце, несмотря на то, что его пытливый ум твердил о невозможности пребывания юного ученика в замке в качестве человеческого пленника, а не ночного обитателя. С трудом Абронсиус переборол в себе боль потери, но вот как помочь лишившейся последнего близкого человека Анне, не имел ни малейшего представления. Все, что он мог предложить ей сейчас, так это покинуть снежную Трансильванию, дабы не усугублять душевные мучения, которые вполне могли повергнуть девушку в пучину безумия. – Анна, думаю Вам лучше вернуться в Кёнигсберг. – Нет, – прошептала она одними губами. – Но, девочка моя, Вы только хуже себе сделаете! – настаивал старик. Послезавтра, с рассветом, они с Марко собирались отправиться в Шессбург, и Абронсиус совсем не хотел, чтобы фрау Мейер пребывала на постоялом дворе одна, а уж тем более становилась свидетельницей уничтожения логова вампиров и ее несчастного, обращенного брата. – Хуже мне уже не будет, – ответила девушка, ощущая подступившее к горлу удушье, не позволившее ей вздохнуть полной грудью. – Не беспокойтесь обо мне, профессор. Я вынесу все это. Так или иначе... – Как же не беспокоиться? – он всплеснул руками. – На Вас лица нет! Вы уже второй день почти ничего не едите, с постели не встаете. Вы еле живая! Анна, поверьте, Вам не нужно тут больше находиться. В конце концов, это просто опасно! – Я. Не. Уеду! – перебив его, отчеканила фрау Мейер каждое слово с металлическими нотками в голосе, заставляя раздраженного из-за ее глупого упрямства ученого нахмурить густые брови. – И я не хочу больше об этом говорить. Пожалуйста, дайте мне побыть одной. Исчерпав все запасы убедительности и настойчивости, Абронсиус с минуту стоял, не шевелясь, после чего разочарованно вышел в коридор. «Где же была Ваша забота, когда Вы потащили моего брата в эти опасные края?!» – подумала Анна и повернула голову обратно к окну. Конечно, неправильно винить Абронсиуса во всех бедах, ведь он не мог предвидеть, чем закончится их путешествие. К тому же теперь это не имело никакого значения. В эту минуту ей больше всего на свете хотелось, чтобы Господь, наконец, услышал ее. Девушку вскочила с постели, схватила крестик, висевший на шее, и опустилась перед окном на колени. Крепко сжав ладони в замок, она заворожено смотрела на огромную луну, светившую прямо на нее сквозь покрытое инеем стекло. Фрау Мейер всеми силами старалась прислушаться к благочестивому голосу разума, который всегда помогал ей в самые тяжкие минуты. Она искренне надеялась, что в какой-то момент произойдет чудо, и сам Господь подскажет ей, как поступить, как не сойти с верного пути и не заплутать во тьме. Щеки покрылись румянцем, глаза наполнились слезами, и она в отчаянии зашептала: – Господи, услышь меня! Я падаю во тьму. Не дай мне погибнуть, Господи! Спаси рабу свою, Анну, от страшной участи! Выведи на верный путь. Я не знаю, что мне делать. Я совсем потеряна, я совсем одна. Боже! Избавь меня от этих страданий! Дай мне знак, умоляю! Как мне поступить? Сил моих больше нет! Я пережила смерть родителей, смерть сына, смерть мужа. Я все вынесла, но ты ниспослал на меня новое испытание. Мой брат стал слугой Сатаны и теперь зовет меня за собой. Что мне делать, Боже? Сколько еще я должна вытерпеть? За что ты меня так истязаешь? Господи! Руки так сильно сжали крест, что костяшки пальцев побелели, а в дрожащих ладонях почувствовалась ноющая боль. Ей было так обидно от осознания, что все попытки построить свою жизнь закончились катастрофой, что фрау Мейер буквально задыхалась от этой вопиющей несправедливости. И сейчас, когда сильнейшие тиски сжимали ее голову в огненном кольце боли, а покрасневшие и опухшие глаза щипало от слез, в сердце зародилась страшная злость и ненависть, которые нанесли тяжелый удар по ее вере во Всевышнего. Семена тьмы и сомнений, что посеяли в ней фон Кролок и Альфред дали первые ростки, медленно пробираясь к измученному разуму. Она не заслужила такой жизни, не заслужила каждый раз терять близких людей, не заслужила тех страданий, что обрушивались на нее вновь и вновь, каждый раз сквозь чудовищные усилия, заставляя подниматься с колен и идти дальше по тропе жизни. Что же это за Бог, дающий людям надежду, а потом жестоко отбирающий ее? Неужели граф был прав? Неужели Господь действительно покинул грешную землю, а люди продолжают наивно верить в спасение их душ? – Ты никогда мне не отвечаешь! Никогда! – воскликнула Анна и, в безумной злости сорвав распятие с шеи, кинула его в окно, словно это было последней отчаянной попыткой привлечь внимание Бога. Но Он не внимал ее молитвам, сколько бы фрау Мейер не просила, сколько бы слез не пролила. Все бесполезно. Крестик гулко ударился об стекло и закатился за кровать. Тихо рыдая, Анна обессилено рухнула на холодный пол и сжалась в комок.

***

Тяжело выдыхая холодный утренний воздух, обжигающей болью опалявший горло и легкие, Марко проверял крепления двухместных, дубовых саней, на которых они с профессором с минуту на минуту должны отправиться в город. Их поездка таила множество опасностей. Авантюра могла провалиться даже из-за простого горного обвала, когда они будут проезжать по ущелью. Решительно все было против них: и надвигающиеся с севера снежные облака, которые сегодня-завтра обрушат на долину сильнейшую метель не на одну ночь, и люди Хэнрика, которые по одной только команде «фас» ринутся за ними в погоню или же станут подстерегать на обратном пути, всеми силами стараясь не пустить в деревню. Марко готовился к любому исходу этой поездки. Его решимость была сравнима разве что с его безумной одержимостью поквитаться с кровососами за смерть отца и всех тех несчастных жителей деревни, что пропадали и погибали уже не один десяток лет. Когда появился Абронсиус, упрямый и невероятно живучий старик, охваченный идеей уничтожить вампиров, он понял – это тот самый шанс, который выпадает раз в жизни. Один в поле не воин, но когда сердца двух полны огня и решимости, никакие силы уже не способны их остановить. К тому же соратником Марко стал не только профессор, но и молодой, отважный Георге, и пастор Вэли, у которого лесничий днем ранее просил благословение на предстоящую битву. Он не питал иллюзий. Все могло кончиться их гибелью. Но попытаться стоило. А если к их делу присоединятся еще и те жители деревни, которые не побоятся вступить в бой с упырями, любые попытки будут стоить того, чтобы избавить родной дом от населявших его исчадий ада. Из размышлений мужчину вывел тихий скрип снега. Так ходил не шаркающий профессор и тем более не шустрый Георге. Марко нахмурился и покосился через плечо, наблюдая за тем, как с крыльца, укутавшись в полушубок и обняв себя за плечи, к нему медленно направлялась фрау Мейер. – Ба! Вот так неожиданность! – с иронией воскликнул лесничий, возвращаясь к своему занятию. – Мадам Страдание решила покинуть свою опочивальню и почтить нас своим присутствием? – Вам доставляет удовольствие издеваться надо мной? – немного осипшим голосом спросила Анна, глядя на него исподлобья. – Удовольствие мне доставляют теплые женские руки и холодная водка, но уж никак не издевки над Вами, фрау, – заверил мужчина и громко отряхнул мозолистые ладони. – Зачем Вы пришли? – Чтобы проводить вас. Где профессор? – В комнате своей, наверное. Саквояж собирает. Вы знали, что у него столько кольев, что не на один десяток вампиров хватит? Запасливый старик! Он усмехнулся над чудаковатостью ученого, но вот Анне было явно не до смеха. Стоило только представить, что один из этих деревянных заостренных палок вонзится в тело ее брата, и сердце тут же сжималось в ужасе. – Когда Вы думаете вернуться? – Погода все усложняет. Путь туда и обратно может занять больше времени, чем я рассчитывал. Хотя, если повезет, вернуться мы должны за три дня до вампирского шабаша, – задумчиво закатив глаза, ответил Марко и подошел к двум запряженным в сани недовольно фыркающим лошадям. – А если не повезет? – Тогда вернемся уже после бала и новая жертва, возможно, уже будет среди живых мертвецов. Лесничий покосился на Анну, словно ожидая, что она испуганно посмотрит на него, догадавшись, кого он имел в виду, однако никакой реакции не последовало. Покрывшееся легким румянцем лицо не выражало никаких эмоций, словно мыслями она была не здесь, а где-то в другом месте. – Ясно, – прошептала она, наконец. – Зря Вы не уехали, – недовольно проворчал Марко. – Теперь на Вас будут обращено все внимание, в особенности Хэнрика и его прихвостней. – Его угрозы мне не страшны. – Хех, напрасно! В гневе он бывает особо отвратителен и жесток. Но Вы правы… Ваша жизнь. Делайте с ней, что хотите. Это профессору есть до Вас дело, он переживает. Мне же все равно, будете жить Вы долго и счастливо или же умрете от рук кровососов. Главное, чтобы никто из них не пережил эту зиму, вот! – Откуда столько ненависти к моей персоне, откроете секрет? – непонимающе дернув бровью, воскликнула Анна и сжала пальцы на плечах. Марко повернулся к ней, внимательным взглядом смерил с ног до головы и, отойдя от лошадей, в два шага преодолел разделявшее их с фрау Мейер расстояние. Она запрокинула голову, с вызовом глядя в лицо мужчины. Они долго стояли и смотрели друг на друга, не шелохнувшись, пока лесничий не заявил, прищурив правый глаз. – Давайте на чистоту: Вы мне не особо нравитесь. Думаю, я тоже не предел Ваших мечтаний. Но нравится нам или нет, нас объединяет общее дело. Профессор доверяет Вам. Я бы тоже хотел проникнуться этой верой, однако пока не вижу на то причин. – Почему? – Сердце женщины мягче сердца мужчины. Вы поддаетесь эмоциям, когда требуется холодный беспристрастный рассудок. Вы неплохой человек, фрау Мейер. Но там, в горах, – он поднял глаза вперед, а затем снова опустил на Анну, – в замке обитает Ваш единственный родственник. И я ни в жизни не поверю, что Вас не беспокоит то, что он умрет от моей руки или руки профессора. – Беспокоит, – тихо произнесла девушка, всеми силами пытаясь не выдать предательскую дрожь в голосе. – Вы даже представить себе не можете, как меня это беспокоит. И сердце мое обливается кровью каждый раз, когда я думаю об этом. Однако я прекрасно понимаю, что есть благо. В решающий момент, господин Марко, я отведу глаза, но не стану Вам мешать. Потому что Вы освободите душу моего брата, и он воссоединится с нашими родителями на небесах. А это важнее всего на свете… Марко, окинув ее многозначительным взглядом, нахмурился и вернулся к саням. Анна же почувствовала, как сильно горят ее скулы, а случалось это лишь тогда, когда ей было ужасно стыдно за произнесенную ложь. – Анна, девочка моя! Вы решили нас проводить! – вдруг услышала она бодрый голос профессора, быстрым, пружинистым шагом направлявшегося к месту сбора. Саквояж его явно стал тяжелее, так как Абронсиус сильно наклонился влево, держась за поясницу правой ладонью. Марко тут же забрал у старика его вещи и положил их в сани. – Как Вы себя чувствуете? Вид у Вас все еще нездоровый! – Мне уже намного лучше, спасибо, – соврала Анна, глядя на хмурого господина Марко. – Только вот за Вас переживаю. Путь неблизкий, да и сколько опасностей там ждет! – О, не беспокойтесь! – махнул рукой Абронсиус. – Нет таких препятствий, которые мы не сможем преодолеть, правда, друг мой? – Естественно! – согласился лесничий и повесил охотничье ружье, приставленное к бортику саней, на плечо. Их обоюдная самоуверенность поражала фрау Мейер, хотя она понимала, что господин Марко достаточно опытен и крайне смышлен в вопросах выживания в суровых условиях, ведь это вся его жизнь. Однако излишняя гордыня могла довести до беды любого, даже самого крепкого и выносливого человека. – Старайтесь не показываться местным. Господин Хэнрик наверняка заподозрит неладное, когда поймет, что Вы остались в доме мадам Шагал одна, – продолжил профессор, снимая с носа покрывшееся инеем пенсе. – Если спросят, говорите, что мы уехали в соседнюю деревню. – Да, да, когда вернетесь – не знаю, зачем уехали – не сообщили, – закончила за него Анна. – Профессор, я прекрасно все понимаю, не волнуйтесь за меня. Он обеспокоенно сжал ладони. За себя ученый переживал меньше всего, а вот судьба фрау Мейер, которой предстояло остаться здесь без присмотра и защиты, серьезно тревожила его. – Хмм, может, стоило взять Вас с собой… – Нет!!! – хором воскликнули Марко и Анна, и недоуменно переглянулись. Мужчина первым поспешил ответить: – Женщинам в дороге не место. Нужно будет быстро соображать, а не беспокоиться, чтобы уберечь ее от беды. Если она не хочет покидать деревню, пусть уж лучше сидит на постоялом дворе. И то безопаснее. – Если не брать в расчет невоспитанную грубость, с которой господин Марко это сказал, – сверля лесничего уничтожающим взглядом, добавила Анна, после чего посмотрела на профессора, – я с ним согласна. – Ну, хорошо. Только умоляю Вас, дитя мое, никому не доверяйте. Если мы не успеем вовремя вернуться, оставайтесь в доме. Не подвергайте себя опасности. Я знаю, какая Вы отважная девочка, но я не хочу потерять Вас, как потерял Вашего брата! Она помнила, как посерело лицо неунывающего ученого, когда он узнал жуткую правду о судьбе Альфреда. До сих пор в его голосе слышалась глубочайшая боль при одном только упоминании о бывшем ученике. С трудом подавив подкатившие к глазам слезы, фрау Мейер печально улыбнулась и, наклонившись, крепко обняла старика, ставшего ей таким близким и дорогим за последние полгода. «И этот человек собирается убить твоего брата!» – прошептал внутренний голос Анны, из-за чего она встрепенулась и резко отпрянула от растрогавшегося Абронсиуса. – Все будет хорошо, девочка моя! – заверил он ее. – Я дал Георге все подробные указания. Он Вас защитит. – Возьмите это, – произнес Марко и протянул Анне небольшой, заряженный револьвер. Девушка удивленно воззрилась на него. – Зачем? – Для самообороны, конечно же! Вы в окружении врагов остаетесь, мадам. Как ночных, так и дневных. Поэтому пусть оружие всегда будет с Вами. – Но я ведь даже стрелять не умею! Лесничий мрачно хмыкнул и, сунув револьвер в руки девушки, отошел от нее обратно к саням. – Будем надеяться, что стрелять Вам и не придется. Главное, не ведите себя глупо и сидите дома! Анна обиженно надула губы, но решила не отвечать ему, дабы лишний раз не заводить спор с этим непростым человеком. Вместо этого она взвесила в руке оружие, чувствуя неприятный холод смертоносного металла, и подняла глаза на профессора. Он заботливо погладил ее по плечу и, сказав «до скорой встречи», сел в запряженные сани. В воздухе просвистел звук хлыста, лошади охотно двинулась вниз по заснеженной дороге, волоча за собой двух мужчин с их пожитками. Сердце фрау Мейер подскочило к горлу. Чем дальше был от нее профессор, тем сильнее она испытывала странный, завладевающий все ее существо страх. Чувство одиночества накрыло ее мягкой пеленой, заставляя посмотреть по сторонам и торопливо вернуться в теплый уютный дом. Чуть позже, вечером, в комнату Анны постучал отец Вэли. Он присел на стул возле трюмо, внимательно наблюдая за девушкой, лежавшей к нему спиной. Пастор знал, что она не спит, ему об этом сказала мадам Шагал, уносившая еду из комнаты Анны пятнадцать минут назад. Заметив по-прежнему покоившийся на столике кулон, он тихим, мягким голосом спросил: – Почему Вы не носите медальон? Вы говорили, что в нем портреты Ваших близких. – Не знаю, – так же едва слышно отозвалась Анна, нарушая долгую тишину. Она действительно не знала причины, почему до сих пор не надела его. Руки словно отказывались прикасаться к кулону, а глаза смотрели куда угодно, только не в тот угол, где он лежал. По началу совесть стискивала ее грудь от осознания, что она совершает непростительный грех, игнорируя память о родных людях, но затем пришло холодное смирение, будто прошлое раз и навсегда оставило фрау Мейер, так же, как и призраки, покинувшие ее когда-то во сне. – Георге сказал, что Вы не хотите уезжать из деревни. Это так? – Я не буду сейчас исповедоваться, отец Вэли, – чуть повысив тон, ответила она, усаживаясь в кровати и поворачиваясь к священнику лицом. Он был поражен изменениям, произошедшим с Анной: всегда аккуратно собранные в пучок черные волосы рассыпались по плечам, лицо еще сильнее побледнело, глаза стали ледяными и пустыми. Словно не живая девушка, а вампирша взирала на него, и от этого взгляда по спине пастора пробежали сотни мурашек. – Знаю, много грехов я совершила за последнее время, но я не хочу облегчать душу. Поверьте, даже Вам лучше не знать, что в ней сейчас творится. – Но разве не в этом смысл исповеди? – Нет, – фрау Мейер покачала головой. – Я не готова. Простите меня. И я не уеду отсюда, пока все не закончится. – Вам так важно знать, погиб ли окончательно Ваш брат? – Да. Я хочу быть в этом уверена раз и навсегда. Когда его душа освободится от оков вампирской плоти, я со смирением покину Трансильванию и вернусь домой! С губ отца Вэли сорвался расстроенный вздох. – Я переживаю за Вас, Анна, – честно признался пастор. Она чуть дернула уголком губ, смущенная такой заботой. О том, что она узнала про Имму, фрау Мейер говорить не стала, ибо это могло причинить лишь безграничную боль безутешному отцу, который уже никак не мог помочь своей дочери. Ни к чему лишний раз тревожить его старые раны. – Не стоит, отец Вэли. Правда! Людей я не боюсь. А вампирам нет смысла меня трогать раньше срока. К тому же наживке лучше находиться в мышеловке, а не бежать из нее. – Хмм, интересное сравнение, – пастор сильно нахмурился. – Но если хищник схватит наживку раньше, чем захлопнется мышеловка? Или же ему по нраву будет иная, более доступная жертва? От его слов по телу пробежал неприятный холодок. По правде говоря, она и не задумывалась о такой альтернативе. Анна нервно дернула плечами, не зная, что и ответить. – Никто не хочет, чтобы с Вами что-то случилось. Вы так молоды, Анна. У Вас еще может быть жизнь… – Какая жизнь?! – с ее губ невольно сорвалась усмешка, но отец Вэли на полном серьезе произнес: – Долгая и интересная. У Вас все еще может быть будущее. Дети. – После того, что со мной случилось, в это верится слабо. Едва счастье маячит на горизонте, как Бог его у меня забирает! Это, по-вашему, справедливо? Скажите, ему, что, доставляет огромное удовольствие издеваться надо мной!? – Не богохульствуйте, Анна! – неожиданно резким тоном пастор пресек ее вспышку гнева. – Простите. Фрау Мейер виновато опустила глаза, понимая, что в этот раз сказала слишком много. Ему не понять ее, сколько бы он не пытался. Однако это не умоляло крика ее души, который отец Вэли прекрасно слышал. Медленно поднявшись со стула и сцепив руки за спиной, священник задумчиво произнес: – Вы потеряли родного человека. Я это понимаю, ведь я пережил тоже, что и Вы, когда лишился дочери. Но вот, что я скажу. Прислушайтесь к моим словам, ибо это крайне важно: никто не способен забрать Вашу боль. Никто не сможет унять тоску в сердце. Но чтобы не стать заложницей страданий, Вы должны найти иной источник света. Фрау Мейер внимательно посмотрела вслед покидавшему комнату пастору. Она всегда с большим доверием и теплотой относилась к этому светлому, искреннему человеку. Но он был верным слугой Бога и ни на секунду не сомневался в своей вере, в то время как Анна ее стремительно теряла. Она перестала понимать, что правильно, а что недопустимо. Границы между добром и злом стирались, порождая нечто новое и пугающее своей неизвестностью. «И что же за свет мне искать?» – спрашивала она себя до самой глубокой ночи, не находя покоя, ворочаясь в кровати и остервенело сминая неудобную подушку. Ответ пришел неожиданно. Был ли это знак Бога или Дьявола, очередные причуды подсознания или же фантастическое видение, возникшее во сне, но, отвернув голову от окна и приоткрыв глаза, Анна увидела сидящего рядом на кровати Альфреда, безмолвно наблюдавшего за сестрой. Они долго смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова. Пропасть между ними была огромной, непреодолимой и все же родственные узы не так-то легко разорвать. В этом Анна только сильнее убедилась, когда ее тонкая рука медленно, неуверенно опустилась на лежавшую рядом холодную ладонь юноши. Переплетая их пальцы в крепкий замок, он тепло улыбнулся и кивнул, словно отвечая на немой вопрос, застывший на лице фрау Мейер. И пусть она не знала, сон это или явь, но его ночной визит породил в голове навязчивую мысль, от которой она теперь не откажется: Альфред не должен умереть. Пусть он вампир, но она не могла потерять его второй раз. И не потеряет.