***
Следующие дни стали для Анны самыми трудными. Ожидание изводило ее, заставляло нервничать каждый раз, когда скрипела входная дверь, впуская или выпуская очередного гостя. На улицу фрау Мейер выходила исключительно в компании Георге или Стелы, общаясь с ними на отвлеченные темы и слушая, о чем говорят крестьяне. А говорили они в основном о бытовых проблемах, которые совершенно не интересовали Анну. Разве что известие о внезапном отъезде старосты Хэнрика и десятка мужиков из деревни серьезно обеспокоило как ее, так и Георге. И сколько бы она не старалась скрыть свои истинные мысли за непринужденной маской, глаза ее все же выдавали явную растущую тревогу. Даже походы в церковь более не приносили былого успокоения. От прежних исповедей и разговоров по душам не осталось и следа. Их общение с отцом Вэли стало коротким и сухим, превращаясь в пустую формальность и каждый раз выходя из обители, Анна чувствовала странное облегчение, будто нахождение в стенах Бога стало ей в тягость. Все мысли крутились вокруг профессора с лесничим, Альфреда, и того случая с таинственным преследователем, который не на шутку встревожил фрау Мейер. Кто это мог быть? Хэнрика в деревне нет уже несколько дней. Возможно это его люди, которых он послал, дабы те следили за девушкой. Но разве шпионы не должны быть незаметными для тех, за кем они наблюдают? Это странное происшествие напомнило о себе на седьмую ночь, когда Анна проснулась от того, что в комнате стало невыносимо холодно, словно кто-то открыл окно. Она села в постели, растерянно озираясь по сторонам, пока глаза не привыкли к темноте. Но никаких непрошеных гостей она не заметила. Дом спал, и лишь где-то внизу фрау Мейер вдруг услышала странную возню и ворчание, которое можно было принять за говорящую во сне мадам Шагал. Однако ее спальня располагалась на втором этаже, и Анна точно помнила, что хозяйка не уснула возле камина этой ночью, как иногда случалось. Недолго думая, она отбросила одеяло, на носочках добежала до двери и повернула ключ, запираясь изнутри. Затем, достав из лежавшей на трюмо сумочки револьвер, Анна запрыгнула обратно в постель. Стук настенных часов громким эхом раздавался по всей комнате, заставляя девушку каждый раз слегка вздрагивать. Металлический рычаг ручки медленно опустился. Тоненькие пальцы судорожно сжимали холодный металл, а не моргающие глаза уставились на вовремя запертую дверь. Ворчание и скрежет по ту сторону внезапно стихли, погружая постоялый двор в глубокую тишину. Той ночью Анна больше не уснула, а весь следующий день вообще не выходила из дома, решив провести время в компании Стелы на кухне. Наконец, наступил девятый день после отъезда профессора и лесничего Марко. Лишь только расцвело, а фрау Мейер была уже на ногах. Записка, написанная для Альфреда, мирно лежала на столике, ожидая, когда ее доставят по адресу. Девушка до самого обеда просидела возле окна, перелистывая книгу, в содержание которой она не вникала. Ее взволнованный взгляд то и дело посматривал в сторону дорожки, ведущей к постоялому двору. Едва кто-то показывался на горизонте, Анна мгновенно вскакивала, но затем разочарованно возвращалась обратно, так как мимо проходили лишь местные жители и бездомные собаки. Предательская мысль, что господин Сизэр не сдержал слово или же сам Куколь не захотел сюда идти, то и дело напоминала о себе, беспощадно терзая и без того напряженную до предела фрау Мейер. Однако все, что могла на данный момент сделать, она сделала. Оставалось только надеяться и ждать. Стрелки часов показывали два часа дня, когда Анна вернулась с кухни, не пожелав обедать вместе с остальными и взяв с собой два пирожка и травяной чай. Она подошла к окну. Взор ее печально пробежался по окрестностям, уже и не рассчитывая увидеть знакомую полусогнутую фигуру, как вдруг с кустарника, растущего вдоль дороги, посыпался снег. Анна ахнула от неожиданности, когда заметила верного слугу графа фон Кролока, прыгающим шагом несущегося к дому. Он все-таки пришел. Сорвавшись с места, фрау Мейер схватила листок с посланием, спустилась по лестнице на первый этаж и в одном платье выбежала на улицу через задний двор. Она помахала горбуну, тащившему на спине толстую связку свечей. Тот приблизился к ней, но предпочел держаться на расстоянии, с недоверием и даже с опаской посматривая на Анну, словно ожидая от нее какой-то подлости. Она медленно подошла к нему. Правая ладонь крепко сжимала записку, будто ледяной ветер в любой момент мог вырвать ее. – Господин Куколь, Вы ведь помните меня, правда? – девушка осторожно дотронулась до его искривленного тяжелым недугом плеча. Горбун вздрогнул, пораженный столь неожиданным, нежным прикосновением и что-то промычал в ответ. Анна мягко улыбнулась уголками губ. – Можете мне помочь? Она протянула ему бумагу. – Это нужно передать Альфреду, юноше в темном костюме с челкой на глазах. Понимаете? Куколь задумчиво закатил глаза к небу и приоткрыл почти беззубый рот, словно усердно вспоминая, о ком она говорит, и через мгновение радостно закивал головой. Анна с облегчением выдохнула. – Только хозяину ничего не говорите, хорошо? Записку передайте Альфреду и никому больше. Пожалуйста. Очень Вас прошу! Он забрал у нее листок, где было написано: «Альфред. Я должна немедленно увидеть тебя. Приходи сегодня к старой конюшне, недалеко от постоялого двора. Я буду ждать тебя в девять часов вечера. Никому не говори, куда ты идешь. Твоя сестра, Анна…», кивнул и побежал обратно к тропинке, ведущей в лес. – Господин Куколь! Только никому не отдавайте, кроме Альфреда! – на всякий случай Анна крикнула ему вслед свою просьбу еще раз, на что горбун что-то громко, недовольно проворчал и скрылся среди деревьев и кустарников. Нервно заламывая пальцы, фрау Мейер вернулась в дом. Непонятные чувства сжимали ее грудь: то ли радоваться удаче, то ли беспокоиться, что все так легко разрешилось. Полностью полагаться на порядочность верного слуги графа было бы верхом глупости. Возможно, он исполнит ее просьбу, а возможно просто отдаст записку своему хозяину, что непременно вызовет массу вопросов и подозрений. На этот случай у Анны хоть и был запасной план, но все же ей очень хотелось верить, что ночью на встречу придет именно ее брат, а не его темный покровитель. До бала оставалось всего три дня. Профессор и Марко до сих пор не вернулись, и фрау Мейер начинала подозревать, что даже если они выжили, приехать к сроку они не успеют. А это означало одно: когда вампиры доберутся до нее, она станет их новой жертвой на страшном пире. Однажды фон Кролок ясно дал понять, когда оборвется ее жизнь, – в момент его триумфа, на полуночном балу, и в серьезности его намерений Анна нисколько не сомневалась. Тем не менее, несмотря на нависшую над ней смертельную угрозу, за свою судьбу Анна переживала меньше всего. Обратят ли ее в вампира или же ей удастся этого избежать, не важно. Она хотела, чтобы Альфред покинул замок до бала. Лишь это стало для нее самым важным, лишь желание спасти брата пересилило страх и повело навстречу грядущим опасностям. И решимость эта окрепла еще сильнее, когда Куколь забрал у нее листок с посланием. Если горбун не подведет, ей не придется добровольно идти в замок для того, чтобы увидеть брата, и сегодня ночью она любыми способами уговорит его покинуть эти снежные края.***
Ближе к вечеру, сидя перед зеркалом и собирая волосы в косу, Анна услышала на первом этаже страшный вой, заставивший ее вздрогнуть от неожиданности и с ног до головы покрыться мурашками. Она тут же вскочила, вышла из комнаты и, с опаской подойдя к лестнице, прислушалась. Вой перерос в женское рыдание и причитания. Фрау Мейер спустилась на две ступеньки, когда поняла, что голос этот принадлежит не мадам Шагал, как она подумала сначала, а совершенно другой женщине, которую хозяйка дома пыталась успокоить, посадив у камина. Анна медленно опустилась на деревянную половицу, вслушиваясь в суть разговора сквозь нескончаемый плачь невысокой худощавой женщины с огненно-рыжими волосами, выбивавшимися из-под собачьей шапки. – Как же я не уследила за ней! Ребекка! Что за напасть на наши головы свалилась! – Не плачь, Мойра, не плачь! Слезами горю не поможешь! – мадам Шагал обняла ее. Она пыталась говорить спокойнее, но голос дрожал, а в больших глазах стояли слезы горечи. – Может еще есть время ее спасти, а? Может наших мужиков послать за ней? – Я не знаю, дорогая. Мою Сару Йони не спас тогда, и сам попал в лапы зверя… Теперь они обе плакали, уткнувшись друг другу в плечо. Анна почувствовала, как почва ушла у нее из-под ног, а сердце сжалось от ужаса. Неужели… – Моя глупая Стела! Они забрали ее, забрали! Как мне жить теперь? – голосила безутешная мать, потерявшая единственное дитя. Фрау Мейер резко поднялась на ноги и, вернувшись в свою комнату, прижалась спиной к двери. Она учащенно задышала, чуть раскрыв губы. Кровь прилипла к вискам, отчего лицо стало почти пунцовым. Слова отца Вэли стали пророческими. Охотник возжелал другую жертву, наивную и доверчивую. Ту, что слушала сладкие песни, принимала дорогие подарки и пренебрегала вниманием деревенского юноши, в надежде получить нечто большее, чем его неуклюжие ухаживания. Ту, которую Анна не брала в расчет. Профессор ошибался. Они все ошибались. Не Анна нужна была графу фон Кролоку, не ее он хотел забрать в качестве новой гостьи на балу, а невинную девочку, околдованную вампиром и поддавшуюся его дьявольскому очарованию. – Черт возьми! – с досадой и злостью воскликнула Анна, стукнув кулаком по двери. Коварство графа не знало границ: если не строптивая фрау Мейер поддастся ему, так глупенькая Стела. И вот, одна у него в руках, а другая.… Другая не могла допустить, чтобы очередная невинная душа канула во мрак по собственной глупости и детской наивности, за которые ей придется заплатить собственной жизнью. Девушка мельком посмотрела на часы. Без четверти девять. Как назло этим вечером на Трансильванию с гор опустился плотный снежный покров, принося с собой метель, яростным вихрем сносивший все на своем пути. Но никакая непогода не в силах была сломить ее решимость. Теперь дело касалось не только брата, но и Стелы. Однако, что скажет она Альфреду? Не могла же она требовать от него вернуть кухарку домой. Он все равно не сделает этого. Как же тогда быть? Неужели ее путь неизбежно лежит в замок? Надевая поверх темно-серого платья верхнюю одежду, Анна дождалась пока мадам Шагал с матерью Стелы уйдут на кухню и быстро спустилась вниз. Как оказалось в зале присутствовали не только женщины, но и двое местных пьянчуг, хмуро обсуждавших произошедшее горе в семье мадам Мойры. Завидев застывшую на лестнице молодую особу, смерившую их недоверчивым взглядом, они тут же смолкли. – Куда это Вы, мадам? – спросил один из них, чернобородый мужчина со смуглой кожей как у цыгана и неприятным, мерзким оскалом, при виде которого девушку аж передернуло. – В церковь, – соврала она, проходя мимо и надевая на руки перчатки. – Охох! В такую погоду! Еще и ночью?! – Молиться никогда не поздно. – Давайте мы Вас проводим? – предложил второй, коренастый мужчина со сломанным набок носом и маленькими, заплывшими глазами. Он допил свою кружку с пивом, с грохотом ставя ее на стол. – Благодарю, но я знаю дорогу. Всего хорошего. С этими словами, Анна распахнула входную дверь, и ледяной воздух тут же чуть не сбил ее тоненькую фигурку с ног. Держась за дверной косяк, дрожа от страшного холода, пронзавшего до самых костей, фрау Мейер оттолкнулась и уверенным шагом направилась вперед, к полуразрушенной конюшне. Колючий снег нещадно хлестал ее по лицу, залепляя глаза и нос снегом. Дышать становилось невероятно трудно, но еще труднее было идти сквозь заносы, когда снег доставал до щиколоток, а тяжелая юбка сковывала движения. Ориентируясь лишь на темные силуэты домов, мимо которых она ходила почти каждый день, закрывая лицо меховым воротом, фрау Мейер дошла до старого обветшавшего здания и вошла в перекошенные на бок прогнившие двери, висевшие на одной петле и державшиеся только благодаря медным, проржавевшим болтам. Крыша конюшни на половину разрушилась, но здесь хотя бы не было такого сильного ветра, как снаружи. Повсюду валялся никому ненужный хлам, принесенный деревенскими жителями. Пахло сыростью и плесенью, отчего Анна неприязненно сморщила нос и огляделась. Пока никого. Девушка то и дело переминалась с ноги на ногу, растирая замерзшие ладони и согревая их горячим дыханием. Вот только толку от ее стараний было ничтожно мало, ибо с каждой минутой ожидание становилось все труднее, а навязчивый голос в голове без конца шептал, что Куколь не исполнил ее просьбу. Альфред не придет. Анна раздраженно стиснула губы. Ну, уж нет. Она будет ждать до последнего. Упрямо пританцовывая на месте, она озиралась по сторонам, в надежде увидеть знакомую фигуру брата. Где-то слева послышалось шевеление. Фрау Мейер решила, что это ветер срывает старые доски, но, тем не менее, обернулась. Увиденное заставило кровь отхлынуть от ее лица. Это был не Альфред, а те самые незнакомцы, с которыми она говорила перед уходом из постоялого двора. – Не хорошо обманывать, мадам! – с жестким оскалом проговорил смуглый мужчина, покосившись на своего друга. – Я первый. Иди, покарауль где-нибудь рядышком. Анна в ужасе дернулась в сторону выхода, но незнакомец оказался быстрее, схватив ее за запястье. – Что Вы делаете!? – в панике воскликнула фрау Мейер, но горло настолько пересохло, что вместо крика получился слабый писк. Мужчина до боли сжал ее плечи и прижал к стене, придавив своим телом, не позволяя вырваться на свободу. Анна как никогда в своей жизни пожалела, что не послушалась Марко и не взяла с собой револьвер. – Что Вам от меня надо? – О, мы за тобой давно наблюдали! Такая красивая, такая вся ухоженная, богатенькая! Непохожая на наших девок. Схватив ее за горло, он приблизился и нагло ухмыльнулся. Тошнота подкатила к горлу Анны от мерзкого запаха табака, гнилых зубов и выпивки, исходивших от этого человека. Она внезапно вспомнила, что видела раньше его лицо. И не ежедневно среди простых прохожих, а в те самые первые дни после приезда в деревню. Именно он и его друг шли тогда по соседней улице и наблюдали за фрау Мейер и профессором. Значит, это они следовали за ней, когда она шла от дома господина Сизэра, значит, они чуть не проникли в ее комнату. – Отпустите меня! Я буду кричать! – Кричи, – мужчина расхохотался. – Можешь хоть спеть! Все равно никто из-за такого ветра не услышит. – Вы пожалеете! – прошипела фрау Мейер и стала яростно извиваться, не желая мириться с уготованной участью. Ее сопротивление заставило негодяя со всей силой приложить девушку об деревянную стену. Голова Анны резко мотнулась назад, так сильно ударяясь затылком, что искры из глаз посыпались. Она крепко зажмурилась, с губ сорвался сдавленный стон боли. Пока она приходила в себя, мужчина грубым движением разорвал застежки на ее полушубке и, чуть согнувшись, стал задирать юбки девушки, приговаривая: – Зря тот старикашка тебя здесь одну оставил! Но ничего, он уже ни о чем не узнает. Сдох поди вместе с лесничим где-нибудь в ущелье…. Слова о смерти Абронсиуса заставила глаза фрау Мейер округлиться от ужаса. Неужели профессор и Марко еще не вернулись из-за козней старосты Хэнрика и его людей? Неужели их действительно выследили и убили? – Помогите! Кто-нибудь! Спасите! Осознание возможной гибели ученого заставило Анну с новой силой закричать во все горло, прыгая на месте и извиваясь в руках похотливого негодяя, добравшегося до обнажившихся девичьих бедер. Ее крики и удар коленом в живот рассердили его, и он в ярости сжал толстые пальцы на шее фрау Мейер, моментально заставляя ее замолчать. – Заткнись, маленькая дрянь! Заткнись! – прорычал он сквозь зубы. Перед глазами девушки заплясали алые пятна, а покрасневшее лицо исказилось от страха. Воздух в легких стремительно заканчивался, а глотнуть новый не хватало сил. Она попыталась ослабить его хватку, но он только сильнее сжал ей горло. Анна почувствовала, что силы постепенно покидают ее. Разум помутнел, она с трудом могла соображать. Почти теряя сознание, когда карие глаза застилали слезы и она практически ничего не соображала, фрау Мейер увидела, как позади душителя возникла черная тень. Кто-то невероятно высокий раскинул руки в стороны, будто готовясь обнять ничего не подозревающего мужчину, медленным, неслышным шагом приближаясь к нему, обнажая белые острые клыки. Смерть в лице трехсотлетнего вампира обхватила ошарашенного жителя деревни, оттаскивая его вглубь конюшни. Тот невольно выпустил задыхавшуюся девушку, которая тут же закашлялась, хватая ртом драгоценный воздух. Во тьме раздался нечеловеческий крик, после чего мгновенно оборвался. Словно далекое эхо фрау Мейер с содроганием слушала мерзкие, чавкающие звуки. Она с большим трудом подняла глаза, становясь свидетельницей ужасающей картины. Ее мраморно-белое лицо исказилось в море эмоций. Никогда еще она не испытывала столь смешанных чувств: это было животный страх, возбуждение, отвращение и интерес. Сколько бы ни приказывал ей инстинкт самосохранения, но убежать из конюшни Анна так и не смогла. Ноги словно приросли к земле, а глаза отказывались смотреть в сторону, продолжая наблюдать за тем, как белеет напавший на нее насильник, как закатились его наполненные агонией зрачки, как жизнь стремительно покидает его тело, как горит устремленный на фрау Мейер дьявольский взгляд хищника, впившегося в шею жертвы смертельным укусом. Графу фон Кролоку понадобилось меньше минуты, чтобы осушить мужчину до последней капли крови, но даже это время показалось Анне бесконечностью. Все происходящее выглядело настоящим безумием, ожившим кошмаром, способным лишить рассудка неокрепший разум. Вампир разжал стальные объятья, и тело мертвым грузом упало в грязь. Девушка вжалась в стену, испуганно глядя на графа, в выражении лица которого в это мгновение не было ничего человеческого. На нее взирал настоящий монстр.