Путь в вечность

«Дорогая Анна! Какая же ты хитрая! Мне следовало сразу догадаться, что ты что-то задумала, раз столь настойчиво требовала покинуть замок графа и бежать из Трансильвании. Мои доверчивость и страх не дали мне во всем разобраться до конца, хотя где-то внутри я чувствовал подвох в твоей красивой истории про покушение на Сару после бала. Я очень зол на тебя, сестренка! Не честно было обманывать меня! Но в то же время я очень тебе благодарен. Если бы не ты, нас бы с Сарой уже не было на свете. Как я об этом узнал, спросишь ты? Мы встретили Шагала и Магду по дороге в Шессбург. Оба были сильно потрепанными, кожа кое-где обгорела. Жуть! Они рассказали, как очнулись, а замок в руинах. Их гроб был погребен так глубоко под завалами, что выбраться им удалось только на следующую ночь. В деревню они идти не рискнули, так как видели там часовых, повсюду стояли кресты. Поэтому они отправились в город, а по дороге встретили меня и Сару. Они поведали нам, что произошло в тот злополучный день, подслушав разговоры местных жителей о победе над графом и остальными вампирами. Не знаю почему, я ощутил какую-то щемящую боль в груди. Его Сиятельство, может, и был негодяем, но он опекал и заботился о нас. Это правда, что именно ты его убила? Надеюсь, это не так, ведь ты не способна на такое. Кстати, сестренка, ты знала, что нас Герберт фон Кролок преследовал? Мы едва в живых остались, только и успели от него убежать как можно дальше из Румынии. С Шагалом и Магдой мы разделились. Не знаю, где они теперь, да и живы ли. Хотя Сара за отца не беспокоится. Говорит, он не пропадет. Главное, чтобы к матушке не заявлялся и не сделал ее вампиром. А мне вот как-то не по себе стало, когда мы покинули Карпаты. Словно часть души моей отделилась и осталась там. Понимаешь, о чем я говорю?» – Понимаю. О, как я тебя понимаю! – со слезами на глазах прошептала Анна, ни на мгновение не отрываясь от чтения. «Через несколько месяцев мы добрались до Кенигсберга. Признаться, дома мне было неуютно. Каждая улочка знакома, каждый дом. Мне стало страшно, Анна. Как будто прошлое меня в свои сети обратно заманивало. А потом я узнал, что ты тоже вернулась домой, и немного успокоился. Прости, что не давал о себе знать и не попытался встретиться. Я решил, что тебе будет слишком сложно. А может и мне…. не знаю, почему я так решил! Наверное, испугался. В любом случае, это уже не важно. Мы с Сарой покинули Кенигсберг и отправились в Ирландию. Это удивительная, но странная страна! Люди здесь ужасно суеверные, боятся всего подряд, много пьют, веселятся и ненавидят англичан. Здесь холодно, почти как дома, но воздух более приятный, свежий. Саре здесь нравится (еще и потому, что мы от Герберта, кажется, скрылись). Она хочет остаться подольше, хотя бы первые лет десять пожить тут, а потом перебраться в другое место, дабы не вызывать подозрений, почему мы, молодая пара, не стареем и появляемся на людях только по вечерам. Мы всем говорим, что мы муж и жена. Смешно, правда? Я – муж! Но мне грех жаловаться. Я счастлив. Сестренка, я хочу сказать спасибо тебе. Ты дала мне шанс, поверила, что даже у вампира может быть сердце и подарила мне новую, свободную, чудесную жизнь! Не буду навязывать свое предложение и настаивать, но я считаю, ты не должна умирать в старости и одиночестве. Бессмертный мир может быть прекрасен, поверь. Вдруг однажды ты решишь стать такой, как я. Если такое случится, приезжай в Ирландию. Адрес в конце письма. Тебе здесь понравится, обещаю! А пока, можем переписываться. Надеюсь, ты никому не сказала, что я жив? Хотя, почему-то мне кажется, что по возвращению из Трансильвании ты вообще ни с кем не разговариваешь, я прав?» – Ты хорошо меня знаешь, – Анна усмехнулась. «Напиши мне, сестренка. Расскажи во всех подробностях, что случилось тем страшным днем в замке. Я должен знать. Очень жду твоего письма. P.S. Письма отправляй на имя нашего отца. Я здесь так представился. Надеюсь, ты не будешь против? Твой любимый, верный брат. Альфред». Фрау Мейер еще несколько раз перечитала письмо, пришедшее из далекой Ирландии, где ее любимый, наивный, юный брат, кажется, нашел свое счастье и обрел покой. Она искренне, всей душой радовалась за него. Сейчас уже было не важно, кем он стал, и кто его спутница. Главное, что они были в безопасности, вдали от чужого покровительства и одержимых охотников на вампиров, вроде лесничего Марко. Анна прижала письмо к груди и откинулась на кровать. Глаза уставились в потолок. В голове эхом отзывались фразы из послания Альфреда, вырисовывались призрачные образы брата и его юной вампирской супруги, холмы и зеленые поля суровой Ирландии, о которой она читала в учебниках. Возникшее непреодолимое желание немедленно сорваться с места и поехать к ним больно стиснуло грудь в железных тисках. Нет, это их жизнь, их судьба. Она не должна вмешиваться. Нужно учиться жить здесь, вдали от всего сверхъестественного и жуткого, как нормальный человек. Как раньше… Девушка горько усмехнулась над самой собой и провела ладонью по лицу. Ничего уже не будет как раньше, и внушать себе обратное было глупым и совершенно бесполезным занятием. Да, шли дни, многое начало забываться и покрываться мраком, уходя в самые дальние уголки воспоминаний. Однако неизменным оставалось удушающее чувство страха и ожидания, от которого она никак не могла отделаться. Оно преследовало ее каждую минуту, заставляло просыпаться с криками по ночам, где во снах являлся бессмертный граф с желанием убить предавшую его девушку. И облик его был не человеческим вовсе. Ее преследовал тот самый жестокий монстр, что хладнокровно убил на ее глазах человека. Но если страх был понятен и объясним, то откуда появилось чувство грядущих перемен, фрау Мейер не представляла. Может так и проявляется безумие? Сначала тревога, затем паника, а после непреодолимый и губительный ужас, сводящий впоследствии с ума? Анна быстро заморгала и вновь села. Страшные мысли она отогнала прочь, откладывая письмо брата и вскрывая конверт с посланием профессора Абронсиуса, единственного человека, являвшегося живым доказательством, что все произошедшее с фрау Мейер в далеких Карпатах было реальным. «Дорогая Анна! Рад сообщить Вам, что я жив и здоров, и на данный момент пребываю в Англии, где, судя по старинным записям, которые я обнаружил в спасенных из замка книгах, обитает, возможно, один из древнейших кланов вампиров старого Света. Можете представить себе, в какой восторг я пришел, узнав об этом, особенно после того, как профессора из Кенигсбергского университета не приняли мой доклад об упырях в Трансильвании! Напыщенные, узколобые индюки!» Анна невольно улыбнулась, представив на минуту выражение лица Абронсиуса, когда он писал эти строки. Она помнила, в какое неописуемое возмущение пришел ученый, когда он продемонстрировал своим коллегам сгоревшие останки вампира, в подробностях рассказал всю историю повторного путешествия в Румынию, а в ответ услышал лишь: «Вы – сказочник, Абронсиус». Их не убедили ни записи, ни свидетельство самой фрау Мейер, ни череп упыря с выступающими клыками, приняв их за странный, врожденный дефект, а не за доказательство существования адских созданий. Сказки и небылицы, говорили они. Всего лишь плод воображения суеверных деревенских жителей глубинки, в которые поверил профессор и обезумевшая от горя в связи с исчезновением брата Анна Мейер. Но если девушку их мнение нисколько не задевало и не волновало, то Абронсиуса такое равнодушие и нежелание принимать очевидную правду задело и оскорбило до глубины души. Поэтому для нее не стал удивителен тот факт, что ученый отправился в новое путешествие, не желая пребывать в месте, где его не слышат. «Но не будем об этом. У меня есть хорошие новости! Не так давно я получил письмо от господина Марко. У них в деревне все хорошо. Все идет своим чередом, как будто и не было вовсе того ужаса, который мы все пережили. Вампиры за прошедший год более не появлялись в их краях, люди перестали пропадать, что говорит об одном – мы одержали безоговорочную победу над злом. Выразить не могу, как я Вам благодарен, девочка моя! Марко тоже упоминал Вас в своем письме, интересовался Вашим здоровьем и желал счастья и успехов». – Сомневаюсь, – заметила Анна, раздраженно стиснув губы. «Мадам Шагал оправилась после исчезновения мужа и дочери и продолжает держать постоялый двор. Говорят, гостей у нее стало даже больше, чем было раньше. У Георге тоже все хорошо. С ним я так же веду переписку и, надеюсь, что через год он сможет приехать в Лондон. Хочу сделать его своим учеником. Дочь Богдэна, Стела, вроде бы пришла в себя. Георге писал, что ее выпускают из дома, но всегда в сопровождении кого-то, боятся, что она убежит в лес. Ох, не знаю, хорошая ли это идея. Девочка, по всей видимости, никогда не станет прежней, а безумие невозможно вылечить отцовским ремнем и сидением круглые сутки в комнате. Остается только надеяться, что со временем все изменится, но пока рассказ Георге не внушает оптимизма». В комнате сильно потемнело. Фрау Мейер поднялась и подошла к окну, дабы лучше был виден текст письма. «Анна, я так же очень надеюсь, что и Вы сами пришли в себя после пережитого. Мне ужасно жаль, что я заставил Вас пройти через весь этот кошмар. Потеря Альфреда до сих пор заставляет мое сердце обливаться кровью, и поверьте мне, когда я это говорю, я говорю искренне. Я лишь надеюсь, что если он выжил, то не решится прийти за Вами. Вы носите крестик? Анна, не забывайте про меры предосторожности, умоляю Вас. Да, он Ваш брат, но сейчас он в первую очередь опасный хищник, способный лишь на утоление своей жажды». – Если бы Вы только знали, как ошибаетесь, профессор, – сокрушенно выдохнула Анна. «Я понимаю, как больно Вам. Боль потери всегда будет давать о себе знать, от нее не сбежишь. Однако Вы сильная, дитя мое. Вы проявили мужество и отвагу, на которые способен не каждый человек. Нужно отпустить прошлое и идти вперед. В Вас достаточно силы, чтобы сделать это! Надеюсь, Вы начали преподавать, как раньше? Если да, то это прекрасно! Это первый шаг на пути к исцелению души. Отбросьте все прошлые невзгоды, прогоните сомнения прочь. Вы молоды, умны и красивы, и Вас ждет чудесное будущее, не сомневайтесь! Что-то я порядком разошелся. Но Вы должны понять, я беспокоюсь о Вас и всегда буду беспокоиться. Напишите мне, как будет свободное время. Буду с нетерпением ждать письма. Ваш, профессор Абронсиус». Глубоко вздохнув, Анна сложила листок и посмотрела в окно, где один за другим стали зажигаться огни ночного Кенигсберга. Вот уж чей оптимизм невозможно было сломить, так это профессора Абронсиуса. После всего, что они пережили, он просто взял и уехал в следующее путешествие. Фрау Мейер так не могла. Она хотела бы отпустить прошлое, по совету ученого, и жить дальше, вот только душу ободряющими словами не излечить, а рану в сердце не зашьешь. Она будет кровоточить еще очень долго, медленно, с годами покрываясь рубцами, которые все равно так или иначе дадут о себе знать. С этими горькими мыслями она прожила еще неделю, совершая одни и те же действия, каждый день, не обращая внимания, как на улице наступила середина декабря, город ожил в канун Рождества, а люди заметно повеселели, даже несмотря на отвратительную мокрую погоду. В один из таких холодных и моросящих дней, когда у фрау Мейер не было никаких дел, а все, чем она могла занять себя, дабы ее никто не беспокоил, это чтение, в доме зазвонил колокольчик. Анна не ждала гостей, а потому оторвалась от книги и подняла заинтересованный взгляд. В гостиной появился герр Герард Шнайдер. Он снял мокрое от измороси пальто и отдал его юному слуге. – Герр Шнайдер! – радостно воскликнула девушка и поднялась с кресла, небрежно бросив книгу на сиденье. Это был, возможно, единственный человек во всем городе, которого она всей душой была рада видеть. Он был весьма состоятельным человеком, владел солидной адвокатской фирмой, но что самое важное, являлся старинным другом ее покойного мужа, ставший другом и для самой Анны. Загорелый, крупный, с большими, добрыми карими глазами, полностью седыми волосами и внушительными бакенбардами, герр Шнайдер как никто другой напоминал ей горячо любимого отца, который всегда окружал ее заботой и опекой. Именно благодаря этому человеку у Андерса была хорошая стабильная работа. Именно он посодействовал устройству фрау Мейер в частную школу. И именно он искал лучших врачей Кенигсберга, дабы помочь вылечить маленького Нитса. Последние полтора года герр Шнайдер провел за границей, в Индии, и Анна не имела удовольствия общаться с ним, поэтому его визит, безусловно, обрадовал девушку. – Я так рада Вашему возвращению! С широкой улыбкой мужчина наклонился и крепко поцеловал руку фрау Мейер, ненадолго сжав ее в своих больших ладонях. – А я рад видеть Вас, моя дорогая Анна! Вы получили мое письмо? – Да! Но я думала, что Вы заглянете только на следующей неделе. – Ах, я совсем потерялся во времени! Никак не привыкну к прежнему распорядку дня! – пожаловался громогласный герр Шнайдер и рухнул в кресло, слегка подтянув темные штаны на коленях. – А где же Ваши неразлучные тетушки Агна и Оделия? – За покупками отправились, – солгала Анна, поскольку не имела ни малейшего понятия, где ходят родственницы ее покойного мужа. Она села рядом на диванчик. Внутри все дрожало от радости. Будто время повернулось вспять: она – молодая мать, наверху играет сын, а муж должен вот-вот вернуться с работы, и теперь ей нужно занять каким-нибудь бестолковым разговором друга их семьи. Казалось, сейчас сверху раздастся звонкий смех малыша, а дверной колокольчик возвестит о возвращении Андерса. Герр Шнайдер своим громким басом поприветствует хозяина дома, посетует на себя, что пришел без приглашения, а худощавый светловолосый герр Мейер отмахнется, смущенно поцелует руку жены и попросит ее узнать, как там ужин. Все эти теплые воспоминания тяжелым комом застряли в горле, а затем превратились в горькие слезы, застилавшие глаза. Анна до боли прикусила нижнюю губу, не в силах ни слова вымолвить, иначе, если она хоть что-то скажет, нервы ее не выдержат, и она разрыдается прямо на глазах дорогого гостя. Герр Шнайдер, громко и эмоционально размахивавший руками и рассказывавший, как он вернулся домой после продолжительной поездки в экзотическую страну, вдруг заметил странный блеск в глазах хозяйки дома и притих. Он подался вперед и вновь взял ладони Анны. – Что с Вами? Почему Вы выглядите так, будто вот-вот заплачете? – Это от радости, что я, наконец, вижу Вас, – с вымученной улыбкой ответила фрау Мейер и быстро заморгала. Солоноватые капельки печали покатились по ее щекам, обрамляя лицо с двух сторон мокрой дорожкой и останавливаясь под подбородком. Девушка высвободила правую руку и быстро смахнула слезы. Ее слова не убедили герра Шнайдера. Он нахмурил темные, седеющие брови и подсел ближе, внимательно и серьезно заглядывая в карие глаза Анны. – Слезы радости от слез грусти я отличить могу. Говорят, Вы стали затворницей. Ни с кем особо не общаетесь, в люди не выходите. Только в школе преподаете и все. – Люди много чего говорят. Но их слова меня не интересуют. – Поэтому я и решил лично все узнать. Что случилось, пока меня не было? Что-то с Вашим братом, Альфредом? – Он пропал, герр Шнайдер. Пропал в Трансильвании. – Бог ты мой! – неожиданно пробасил Герард, заставив Анну вздрогнуть от неожиданности. – Как? Когда? Разве не у какого-то там профессора он был учеником? Что произошло?! Я требую подробностей! Впрочем, ему не нужно было требовать. Пожалуй, он был единственным человеком, кому она сама хотела о многом рассказать. Конечно, история ее вышла не совсем правдивой. Вампиров она сделала в ней страшными бандитами, державшими в страхе деревню, а графа – богатым, таинственным и весьма опасным человеком, имевшим какую-то жуткую власть над людьми вокруг него. По ее словам, Альфред попал в дурную компанию этого самого графа, и Анна, вместе с профессором Абронсиусом и местными мужиками пытались спасти его. Однако когда они проникли в логово негодяев, младшего брата Анны там не оказалось, а найденные личные записи юноши указывали на то, что он сбежал с дочерью владельца постоялого двора. Историю про упырей она превратила в глупые басни и сказки, в которые верили суеверные, деревенские жители. Если бы она рассказала всю правду, от начала и до конца, герр Шнайдер, наверняка, решил бы, что она тронулась умом. Впрочем, фрау Мейер и так до конца не понимала, безумна она или нет. – Значит, Альфред исчез вместе с той деревенской девицей. Ох, уж эта молодежь! – хмуро подытожил мужчина, потирая щетинистый подбородок. Что-то в истории Анны показалось ему странным, но он не брался судить, да и выпытывать мельчайшие подробности так же не имело смысла. Суть ему была предельно ясна и понятна. – Зачем же он письмо написал, чтобы Вы приехали туда? – Не знаю, – фрау Мейер нервно повела плечами. – Быть может, в тот момент он ждал моей помощи, надеялся на меня. А когда появилась возможность, сбежал, не дожидаясь спасения. – Он после не объявлялся? Никак не давал о себе знать? – Нет. Лгать было куда проще, чем Анна считала раньше. Достаточно поверить в собственные слова, как тогда, когда она разыграла целый спектакль перед братом, дабы спасти его от грядущей катастрофы. И сейчас она верила в свой рассказ, потому как истина выглядела куда чудовищнее и безумнее, а посвящать в нее герра Шнайдера девушка не имела ни малейшего желания. – Думаю, с Вашим братом все в порядке, – неожиданно заключил мужчина, откинувшись на мягкую спинку кресла и положив ладони на подлокотники. – Конечно, история, рассказанная Вами, тянет на целый приключенческий роман. Альфред безусловно оказался втянут в невероятную авантюру. Он еще так молод, горяч. Уверен, пройдет время, и он вернется. Он испытывающим взглядом изучал фрау Мейер и про себя отметил, что в ее глазах появились радостные искорки после его слов, даже если на самом деле он не особо верил в благополучный исход в судьбе Альфреда. Правда ей была не нужна, и Герард это понимал. Ей была нужна поддержка, которую он без сомнения был рад ей предоставить. – Я знаю. В ее глазах больше не было слез, а голос не дрожал. Лицо оставалось бледным и спокойным, пока неожиданный вопрос о таинственном графе, имя которого Анна так и не озвучила, не всколыхнул ее, заставив заметно покраснеть. – А тот граф, что держал в страхе всю деревню. Его тело так и не нашли? – Нет. Как я уже сказала, в погоне сани перевернулись и упали вместе с ним и его слугой в пропасть, – ответила фрау Мейер, чувствуя, с каким трудом ей удается произносить каждое слово. В гостиной подул легкий ветерок, колыхнув свечи в канделябрах. Это мадам Шульц вышла на улицу, но Анну это дуновение заставило выпрямиться и до боли сжать ладони на коленях, впиваясь ногтями в мягкую кожу. – Вы восприняли его гибель как нечто личное? Анна удивленно захлопала глазами, явно не ожидая такого вопроса. – Почему Вы так решили? Герр Шнайдер мягко улыбнулся. – Вы с ним не раз беседовали, он Вам жизнь, в конце концов, спас, защищая от тех пьяниц. Когда Вы о нем рассказывали, у Вас глаза блестели, а щечки вон как покраснели. Такие эмоции может вызвать только человек, к которому испытываешь какие-то чувства. Я не берусь судить, конечно же! Можете опровергнуть мои слова или вообще не слушать старика! Фрау Мейер невесело усмехнулась и опустила глаза в пол. – Опровергать нечего, герр Шнайдер, да и нет в этом смысла. Я действительно испытывала непростительную слабость к этому… человеку, – выделила она последнее слово и с трудом смогла сделать новый глоток воздуха, ибо невидимые тиски непреодолимо мощной силой стиснули ее грудь. Теперь Анна отчасти понимала, почему ни с кем не делилась подробностями своего путешествия. Воспоминания, к которым она вынуждена была возвращаться, причиняли ей почти физическую боль, словно сам дух графа фон Кролока стоял позади нее и терзал ее сознание, запрещая говорить о пережитом в Трансильвании. – Даже спустя год я до сих пор не могу понять и осознать природу тех странных и незнакомых чувств. Иногда мне кажется, что это какая-то одержимость, но… «Ты предала его и себя…» Она вдруг встрепенулась и уверенно взглянула на герра Шнайдера. – Это более не имеет никакого значения. Все, что было в Трансильвании там и осталось. Граф погиб. Мой брат скитается по миру со своей деревенской подругой, – уверенно произнесла Анна. – А я должна жить дальше. Каким-то образом… – Вот это правильно, – согласился герр Шнайдер и кивнул. – Грустные помыслы забудутся, печаль уйдет. Я помогу Вам в этом, обещаю. Но жить затворницей и сторониться людей Вам совершенно не пойдет на пользу. Он распрямился и достал из внутреннего кармана дорогого, темно-зеленого пиджака три белых конверта. – Что это? – спросила Анна. – Приглашение. Для Вас и Ваших тетушек. Через неделю состоится прием в честь моего возвращения на родину и приезда старшего сына из Австрии. – О, нет, что Вы! Я никак не смогу! – попыталась возразить девушка, но герр Шнайдер поднял руку, останавливая ее. – Никаких отговорок я не принимаю. Вы должны пойти. Это Ваш первый шаг навстречу нормальной жизни, Анна. Развеетесь, пообщаетесь с людьми, познакомлю Вас, наконец, с моим старшим сыном, Филиппом, – в глазах его заиграли хитрые огоньки, на что Анна недовольно стиснула губы в тонкую линию. – Тот еще путешественник, скажу я Вам! Приехал из Вены с новыми приятелями и собирается представить их перед ужином. – Право, Вы ставите меня в неловкое положение, – обиженно ответила фрау Мейер. – Вам отказать я просто не в силах, но… – Раз не в силах, значит, мы с супругой с нетерпением будем ждать Вашего приезда! – Мужчина встал со своего места и поднял Анну за ладони, тепло улыбаясь и рассматривая ее озадаченное, смущенно лицо. – А сейчас мне пора. Так много встреч еще назначено.… Передайте мое почтение Агне и Оделии и не забудьте про приглашения, хорошо? На его слова фрау Мейер растерянно улыбнулась и кивнула, еще не до конца осознавая, на что соглашается.

***

Как только были сделаны последние затяжки на корсете, Анна облегченно выдохнула. Поблагодарив мадам Шульц, она подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Как же давно она не надевала нечто столь прекрасное и изысканное. На ней было темно-фиолетовое с кружевным глубоким декольте платье, состоявшее из трехслойной юбки серых и фиолетовых тонов и заканчивавшееся недлинным шлейфом. Довершали образ шелковые, белые перчатки до локтей и длинные серьги из серебра и сапфира. Пышные волосы она убрала в простую высокую прическу, сцепив их гребешком – подарок матери на двенадцатилетие. – Вы выглядите изумительно! – восхищенно сказала мадам Шульц, всплеснув руками и прижав их к груди. Анна коротко улыбнулась уголком губ. – Спасибо, Нэна, – поблагодарила она экономку, впервые за долгое время, называя ее по имени. Фрау Мейер накрутила на пальчик маленький локон и пустила по плечу. Волнение перед выходом нарастало постепенно, по мере того, как стрелки часов неумолимо приближались к половине пятого вечера, а за окном, впервые за последние дни, выглянувшее из-за облаков солнце доживало свои последние минуты. Анна заворожено засмотрелась на закат. Сердце ее громко стукнуло и провалилось куда-то вниз. На небе творилось нечто удивительное. День постепенно сменялся вечером. Небосклон рябил палитрой невероятных красок, которые ослепляли глаза девушки. Тьма и свет слились воедино. За первенство на небе сошлись два светила, словно гладиаторы на арене Колизея. Солнце ловило пока еще бледную и едва заметную луну в свои золотые сети, затмевая этим все ее скудное сияние. Но тьма подступала все ближе и ближе. Казалось, арена содрогалась, и вот-вот с небес должны были посыпаться звезды, как искры от скрестившихся мечей. Но тут всепоглощающая тьма беспощадной волной накрыла потухающее солнце. Кровавое зарево осветило небеса на несколько минут, а затем исчезло. Серебряная луна взошла на свое законное место. Эта бесподобная, идеальная красота природы тронула до такой степени, что фрау Мейер забыла, как дышать. Неизвестно, почему Анну так взбудоражил этот закат, почему именно сегодня небо прояснилось, и на горизонте не было видно ни облачка. Словно это был ее последний взгляд на заходящее солнце, словно его золотые лучи в последний раз осветили ее лик перед вечной темнотой. Перед глазами пробежали самые важные и значимые моменты жизни: самый счастливый смех и самые горькие слезы, время, когда она была безмерно счастлива и, когда всей душой мечтала о смерти. Она едва слышно, прерывисто вздохнула и, вырвавшись из пучин воспоминаний, произнесла с благоговением: – Как прекрасно! Мадам Шульц, все это время прибиравшаяся в комнате хозяйки, замерла и удивленно воззрилась на нее. – Что именно? – Закат. Такого в Кенигсберге я еще никогда не видела, – призналась Анна, и это была чистейшая правда. Хотя, быть может, она обратила внимание на него только потому, что вспомнила тот самый закат в Трансильвании, когда она вскинула руки, сжимавшие осиновый кол и… Сердце дрогнуло. «Его ладонь на ее щеке…» По всему телу пробежал холодок, из-за чего фрау Мейер невольно поежилась. Мадам Шульц растерянно пожала плечами, махнула рукой и поспешила к выходу из комнаты, как только из настенных часов вылетела кукушка. – Полно Вам, мадам! Собираться надо! Пойду Вашим тетушкам помогу! Ой, еще приглашение не забудьте! Анна невесело усмехнулась. Спускаться вниз она не спешила. До отъезда еще целых полчаса, а Агна и Оделия непременно будут суетиться, кричать, нервничать. Ничего из этого девушка слушать не желала, а потому решила провести остаток времени у себя в комнате, сидя в уютном кресле, мыслями то и дело возвращаясь к чарующей магии заката, ставшим для нее вестником неизбежных перемен, которые произойдут после этого приема у четы Шнайдеров. Хорошие ли эти перемены или плохие, кто знает, но странное, гнетущее чувство не отпускало ее до самого выхода из дома. Услышав снизу высокий, дрожащий голос тетушки Агны, требовавший спускаться вниз, Анна поднялась с кресла и кинула последний взгляд на зеркало, как вдруг услышала позади тихий скрип двери. Покрывшись мурашками, фрау Мейер круто обернулась, но у входа в комнату никого не было. Да и дверь на самом деле не шевельнулась. Девушка крепко сжала зубы. Всего лишь обман слуха, твердила она себе. «Она оборачивается и видит его. В шелковой рубашке и брюках. Такой красивый, холодный и далекий. Его руки опускаются на ее шею и несильно, но властно сдавливают…» – Хватит! Перестань! – вдруг сердито воскликнула Анна, хмуря темные брови. Отражение вторило ей, и все же казалось, будто сейчас оно вот-вот отделится и покажет свое истинное лицо, – осуждающее, ненавидящее Анну за то, что она сделала. – Его нет! Он никогда больше не придет! Ни-ко-гда! Ты потеряла его! – ругала она саму себя, загоняя горькие мысли обратно в глубины подсознания. Но они навсегда останутся с ней, ведь вся радость, даже темная и запретная, ушла из ее жизни. То, что она сделала в тот день, лишило ее всех надежд на будущее. И сколько бы слез она не пролила, сколько бы не пряталась от людей, сейчас она жила в аду, сотворенном собственными руками. Сидя в карете напротив тетушек, фрау Мейер ни слова не проронила. К дому Шнайдеров она ехала как в забытьи, не вслушиваясь в разговоры сестер-близняшек и прекрасно понимая, что в качестве собеседницы она им совершенно не интересна. Она задумчиво рассматривала сумеречные улицы города, улавливая внимательным взглядом редких прохожих, сгорбившихся от пронзительного ветра, гулявшего меж узких улочек города. Глядя на них, Анна сама покрылась мурашками и, откинувшись на сиденье, прикрыла карие глаза. Чувство, что сдавливало ее сердце, ледяными сетями медленно распространялось по всему телу. Тревога нарастала, а вскоре и вовсе превратилась в панику, когда они втроем вышли из экипажа и направились к двухэтажному, роскошному особняку хозяев сегодняшнего вечера. Оставив полушубок слуге и отдав приглашение, Анна приподняла подол платья и стала подниматься по длинной лестнице на второй этаж, где через мгновение оказалась в огромном гостевом зале. Все искрилось и сверкало, гости пили, ели, танцевали и выглядели такими веселыми и роскошными. Она не впервые присутствовала на подобных мероприятиях, но по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке, словно ребенок, случайно проснувшийся среди ночи и оказавшийся среди взрослых, где льется вино, шампанское и сплетни, где звенят бокалы и смех молодых девиц, дочерей состоятельных господ. Ей было страшно, неловко и некомфортно; захотелось немедленно развернуться и бежать со всех ног прочь, лишь бы не ощущать на себе чужие взгляды и не слышать тихие перешептывания. И она уже даже сделала небольшой шаг назад, если бы не родственницы, окружившие фрау Мейер с двух сторон со словами: – Что с тобой Анна? Проходи! Она дернула плечами и, сцепив пальцы рук перед собой в замок, сделала уверенный шаг вперед. Вопреки ее самым страшным ожиданиям, после того как ее и тетушек во всеуслышание представили, светское общество встретило прибывшую гостью с очевидным равнодушием. Лишь несколько дам, именно те, что порождали сплетни и интриги, окинули молодую вдову оценивающими взглядами, что-то друг другу сказали и вернулись к прежним, куда более интересным разговорам. Анну этот исход вполне устраивал. Быть невидимкой не такая уж плохая роль. Она немного расслабилась, с облегчением вздохнула и, встав в сторонке, кивала и приветливо улыбалась проходившим мимо знакомым ей молодым дамам в роскошных туалетах и их кавалерам во фраках. Атмосфера царила легкая и непринужденная. Меж гостями то тут, то там проходили слуги с подносами, предлагая на выбор шампанское или вино. Под аккомпанемент музыкантов в центре богато и со вкусом украшенного зала несколько молодых пар лениво танцевали давно уже вышедшую из моды кадриль. Более взрослые дамы в тяжелых бордовых, темно-синих и серых платьях сидели на обшитых бархатом диванчиках и изредка поглядывали на молодежь, с напускным недовольством закатывая глаза. Молодые и уже в летах джентльмены в классических, черных фраках распределилась по всему залу и, так же собравшись в небольшие группы, о чем-то живо беседовали: кто-то о политике, кто-то о деньгах, кто-то о хозяевах дома. Герр Шнайдер с супругой тем временем лавировали меж гостями, уделяя каждому частичку внимания, коротко спрашивая все ли им нравится или же просто одаривая радушной улыбкой. – Анна, дорогая, как хорошо, что Вы все-таки пришли! – пробасил Герард Шнайдер, целуя руку фрау Мейер. Его супруга, Элиза, стройная, светловолосая, немногословная женщина с теплой улыбкой поприветствовала гостью. Анна находила в ее тонком, покрытом легкими морщинами и веснушками лице черты искреннего благородства и мудрости, лишенные фальши и лицемерия. Наверное, именно поэтому фрау Мейер испытывала симпатию и уважение к этой женщине, что родила и воспитала двух прекрасных сыновей и вот уже более тридцати лет душа в душу жила со своим мужем. – Спасибо, что почтили нас своим присутствием, фрау Мейер. Мы так давно с Вами не виделись! Надеюсь, Вы наслаждаетесь вечером? – Безусловно, фрау Шнайдер! Три года назад, когда мы с мужем были у Вас на приеме, Вы привели нас подлинное восхищение. Но в этот раз Вы просто превзошли себя! – О, благодарю, дорогая! Это все ради моих путешественников, – мадам Шнайдер кокетливо взглянула на мужа, на что тот широко и довольно улыбнулся. – Филипп скоро должен появиться вместе со своими компаньонами. А с нашим младшим, Эриком, Вы уже виделись? – К сожалению, еще не имела удовольствия, – ответила Анна. Элиза как будто расстроилась, чуть поджав нижнюю губу, но уже через секунду ее лицо просветлело и она мягким, бархатным голосом произнесла: – Ничего страшного. Вечер только начинается. Нам с Вами тоже столько всего еще нужно обсудить! Женщину улыбнулись друг другу. Времени на разговоры, к сожалению, у них не было, так как хозяин дома нетерпеливо тянул свою дражайшую супругу в сторону, дабы познакомить ее со своим новым деловым партнером. – Анна, отдыхайте, веселитесь! Шампанское, закуски, угощайтесь. Мы скоро к Вам вернемся, – заверил ее раскрасневшийся от переполняющих эмоций герр Шнайдер и вместе с супругой довольно быстро затерялся среди гостей. Фрау Мейер вновь осталась одна. Украв со стола бокал с шампанским, она медленно, не спеша прошла вдоль стены. Глядя на всеобщую радость и восторг, Анна с тоской приняла очевидный факт: Трансильвания оставила настолько глубокую рану в ее душе, что прежней она уже никогда не станет, сколько бы ни притворялась и не делала вид, что все уладится. Это был уже не ее мир. Какой-то другой: чужой, странный со своими правилами и играми, в которые она не вписывалась. Отныне она бродила среди теней, снедаемая одним лишь желанием: вернуться обратно. Фрау Мейер допила свой бокал, чувствуя, как хмель немного затуманил рассудок. Из раздумий ее вывел младший сын герра Шнайдера, двадцатилетний Эрик, ворвавшийся в поток гостей подобно буре. Он был так похож на своего отца: крупный, розовощекий, безумно шумный и суетливый, но очень добрый юноша, к которому фрау Мейер испытывала по-настоящему теплые, даже сестринские чувства. – Позвольте мне иметь удовольствие, фрау Мейер, пригласить Вас на танец! Анна покосилась на молодых дам, что с живым любопытством наблюдали за ними, и вновь посмотрела на Эрика. – С удовольствием, герр Шнайдер! Она почему-то нисколько не сомневалась, что именно его матушка попросила уделить гостье внимание, пригласив на танец. А поскольку отказ выглядел бы крайне неприлично, фрау Мейер вложила ладонь в покрытую белой перчаткой руку Эрика и прошла вместе с ним к остальным парам. Танцевала она не так блестяще, как хотела бы, но ее ошибки легко сглаживались умением Эрика тактично подстраиваться под партнершу и помогать ей в сложных фигурах кадрили. Анне казалось, что она не танцевала целую вечность, однако, в какой-то момент забытые движения приобрели четкость и грациозность. Под конец она и вовсе перестала краснеть и извиняться перед молодым человеком за случайно наступивший ему на ногу каблук ее туфелек. Когда музыканты закончили играть, Анна и Эрик улыбнулись друг другу, после чего со словами благодарности за танец отошли в сторонку. За бокалом шампанского они продолжали непринужденную светскую беседу, говоря о погоде, музыке, будущих балах. Эрик не мог не спросить о путешествии фрау Мейер в Карпатах, о которых ему в двух словах рассказал отец. Анна тактично улыбнулась и коротко ответила, что это очень долгая история, и она непременно расскажет ее в более спокойной обстановке. Юноша широко улыбнулся и понимающе кивнул, не решаясь более тревожить девушку вопросами, которые заставляли ее глаза тускнеть, а лицо становиться печальным и отстраненным. Стрелки старинных часов показывали половину девятого вечера. Время званого ужина приближалось, и гости в предвкушении заметно засуетились. Эрик предложил Анне еще один танец, но в этот раз она покачала головой, ответив, что лучше продолжить после трапезы. Внезапно появившийся герольд громким басистым голосом представил еще одних гостей и, судя по тому, что большинство дам и джентльменов на них обернулись, эти гости были самыми долгожданными. – Герр Филипп Шнайдер, лорд Уильям Хоумворлд, герр Дедрик Бауэр, сэр Ричард Вульф и сэр Вильгельм Харт. – О, а вот и мой брат! – радостно воскликнул Эрик. Анна с интересом приподнялась на носочках, чтобы лучше разглядеть прибывших мужчин во фраках, во главе которых стоял старший сын Шнайдеров, Филипп. Златокудрый красавец с голубыми глазами был мечтой любой юной особы, грезившей выйти замуж за столь видного, да еще и состоятельного жениха. Она и сама невольно засмотрелась на него, однако взгляд ее скользнул по остальным господами, что пришли вместе с ним. Пальцы, державшие почти опустевший бокал, внезапно задрожали и разжались. Фужер упал на покрытый лаком деревянный пол и разбился вдребезги, разлетевшись на мельчайшие осколки. Стоящие рядом с Анной дамы неодобрительно покосились на неуклюжую гостью, что превратилась в побелевшую статую с широко распахнутыми от шока и ужаса глазами. Поодаль от Филиппа стоял граф фон Кролок.