Путь в вечность

Год назад, Трансильвания. Ему никогда не снились сны. Единственное, что он порой видел, это обрывки прошлых воспоминаний, похожие на призраки, витавшие средь серого тумана. Так называемый отдых вампира не был похож на человеческий. С первыми лучами солнца он словно впадал в ступор, не в силах пошевелиться или очнуться. Мозг его постоянно работал, прокручивал нужные и ненужные мысли. Он слышал все, что происходило вокруг и полностью осознавал, вот только ничего поделать не мог. Граф ненавидел это ощущение беспомощности, потери контроля над своим телом. И сильнее всего оно привело его в ярость именно в тот самый день, когда взбесившиеся кони гнали по опасной тропе, везя сани с гробом, в котором лежал древний вампир. О, он все слышал! Внутри него горело неистовое пламя негодования, когда кто-то ударил Анну, и Хэнрик назвал ее «никчемным, но вынужденным багажом». Он мысленно готов был порвать лесничего Марко на куски, когда тот приближался к саням. Ощутив ледяной порыв ветра после того, как крышка гроба приоткрылась, Кролок испытал давно забытое, но по-прежнему сильное чувство, присущее даже бессмертным – страх. Скованное нерушимым проклятием, его собственное тело стало тюрьмой, из которой он не мог выбраться. Услышав из уст людей, что солнце вот-вот скроется за горизонтом, граф приготовился. Он не собирался дарить жалким смертным ни секунды, позволяя им убить себя. Нет! Считанные мгновения оставались до того, как последние лучи исчезнут, проклятие спадет, и он восстанет, обрушив весь свой неконтролируемый и ужасный гнев на всех, кто встанет у него на пути. Однако не чертов лесничий должен был стать палачом, а Анна… Удивительно, но среди всего дикого шума и хаоса, творившегося вокруг, Кролок отчетливо услышал, как бьется ее сердце. Ком встал у него в горле. Странное предчувствие стиснуло грудь, и граф затаил дыхание в ожидании. Он знал, что она любила его. Чувство это не было обманом или всего лишь страстным порывом, связавшим их прошлой ночью. Оно было куда глубже и сильнее, а значит, не могло просто так закончиться. Он не верил в это. Он сомневался, но верил в Анну, в свою милую Анну. Пронзившая грудную клетку боль была чудовищной. С губ графа фон Кролока сорвался дикий, оглушивший даже его самого рев. Боль накрыла с ног до головы, опаляя каждый дюйм тела, разрывая его на части. Еще мгновение агонии, и графа поглотила тьма. Тягучая, тяжелая, удушливая тьма, увлекавшая вампира за собой в пучину вечных страданий и адского пламени, на которые он обрек свою грешную душу. Он падал все глубже и глубже, далеким эхом слыша крики жертв, лишившихся из-за него жизни. Они звали графа, они ждали его, чтобы вечно истязать и наказывать за всю ту боль и страдания, которые он им когда-то принес. И в какой-то миг он даже смирился со этой участию, но… Неожиданный сильнейший удар вернул его из небытия, словно вытолкнув из трясины тьмы на волю. На самом же деле, в реальности, улетевший в бездну гроб Кролока с грохотом проломил слой льда и стал медленно уходить на дно реки. Вся мощь вампира исчезла. Он был не сильнее старика, вот-вот готового отправиться на тот свет. И все же… ледяная вода привела его в чувства. Он не собирался умирать! Жгучая ярость, граничившая с безумием помогла ему с собраться с силами и с трудом выбраться из полу разбитого гроба. Он отцепил плащ, что в воде весил целую тонну и сделал два широких гребка, выныривая из воды, делая глоток свежего воздуха. Боль, распространявшаяся от груди, никуда не исчезла, как и деревянная палка, намертво вонзившаяся в вампирскую плоть. Неимоверных усилий стоило Кролоку выбраться на берег и перевернуться на спину, тяжело дыша через рот. Быстрый, пронзительный, болезненный холод сковывал каждое движение. У вампира перехватило дыхание. Сердце, чудом избежавшее смерти, несколько раз тяжело, с перебоями стукнулось об грудную клетку. Он слабел с каждой минутой, силы покидали его, он чувствовал, что вот-вот вновь провалится во тьму. И уж в этот раз она его точно не отпустит. Покрывшимися ледяной коркой пальцами граф обхватил осиновый кол и крепко сжал. Дерево впилось в ладонь, острыми иглами до крови вонзаясь в кожу и вызывая новую, обжигающую боль. Вдох один, вдох второй. С побелевших губ сорвался утробный рык, через мгновение превратившийся в звериный рев, когда кол с мерзким хлюпаньем покинул грудь. Он отбросил вещь, почти убившую его, в сторону и вновь взревел от ненависти. Сейчас он не был графом, даже вампиром его едва ли можно было назвать. На снегу у реки лежало чудовище, изнывавшее от ноющей боли и дикой жажды. С трудом поднявшись на ноги, истекая кровью из незаживающей раны, чудовище побрело на зов своих инстинктов. Оно чуяло заветный запах, где-то совсем недалеко. Среди колючих, покрытых инеем кустарников валялись останки саней, что везли гроб как можно дальше от вампирского замка. Рядом с ними лежало тело умиравшего Куколя. Чудовище склонилось, принюхиваясь, чувствуя, что есть еще жизнь в этом изуродованном теле. Оно вонзилось клыками в открытую рану на плече верного слуги графа. Тот тихо завыл, совершая свой последний вздох, и с булькающим выдохом испустил дух. Едва сердце Куколя совершило свой последний стук, монстр, высасывавший из него остатки жизни, тут же оторвался и сдавленно застонал, то ли от осознания, что силы возвращаются к нему, то ли от отвращения к самому себе. У Куколя не было шансов выжить. Все, что мог сделать для него вампир, это добить или обратить. Он сделал выбор в пользу первого, подарив горбатому, верному, как пес, слуге заслуженный покой. Монстр распрямился, хрустнув позвонками, вытянул шею и запрокинул голову к небу. Рана в груди постепенно зажила, но не до конца. Для того чтобы восстановиться ему требовалось больше крови, намного больше. Всего какой-то дюйм и острие осинового кола пронзило бы его сердце. Как же давно он так остро не ощущал дыхание смерти. Она отступила, но оставила свой след и породила дьявольскую ненависть ко всему живому и сущему. Светло-голубые глаза горели обжигающей яростью, той, которая не останавливается ни перед чем. Он уничтожит этих жалких людишек. Он порвет их на куски. Он утопит деревню в крови и огне, а когда насытится, не останется никого кроме него и фрау Мейер, которую он прибережет на закуску. Монстр задышал громко, всей грудью. Ярость и обида переполняли его. Как могла эта девчонка решиться на предательство? Почему она это сделала? Ведь всего каких-то несколько мгновений отделяли его от пробуждения, и тогда все было бы кончено. Он бы уничтожил людей, а ее забрал бы с собой, и они были бы вместе, навечно. Он закрыл глаза. Время шло. Тишина успокаивала, убаюкивала. Когда гнев немного отступил, уступая место холодному рассудку, в голове вампира мелькнула логичная, но недопустимо наивная мысль: что если Анна промахнулась намеренно? Это в корне меняло ситуацию, однако строить догадки не было никакого смысла. Он сам все узнает. Вот только для начала следовало залечить раны и вернуть утраченные силы. Он опустил голову и посмотрел на тело Куколя. Неожиданно для самого себя, уже не монстр, а граф фон Кролок припал на одно колено и положил ладонь на грудь погибшего горбуна. – Прощай, мой верный слуга. И с этими словами поднял лежавшую рядом деревяшку с заостренным концом и вонзил в его сердце. Глядя на разразившееся вдалеке марево из огня и дыма, Кролок испытывал смешанные чувства. Родословный замок сгорел дотла. Что бы он ни думал об этой груде камней, как он раньше его называл, это все-таки был его дом. Место, где он вырос, как и все его предки, куда привел свою жену, где родился их сын. Но когда в многовековых стенах не осталось ничего светлого, когда граф потерял все, что имел, а дом стал тюрьмой, он каждый день мечтал о том, чтобы спалить это место. И вот этот миг настал. Прошлое погибло, сгорело во всепоглощающем огне. Оно оставило после себя лишь пепел, который позже занесет метелью, и никто и никогда не вспомнит о таинственном замке и его темных обитателях. Руины не вызвали у вампира ярости. Лишь странную, щемящую тоску и какую-то глупую, неуместную радость обиженного на весь мир мальчишки, мечты которого, наконец, осуществились. Кинув последний взгляд на руины, граф развернулся и медленно побрел вниз по горной тропе. Первое желание уничтожить все на своем пути, что родилось в его голове, когда он едва не погиб, постепенно притупилось. Теперь он рассуждал здраво, спокойно. Оставшихся вампиров увезли в безопасные места, и до них сейчас не добраться. Ему тоже следовало покинуть горный хребет, пока еще не наступил рассвет. Но идти в дальний путь в его состоянии было настоящим самоубийством. Найдя в скалах пещеру, вампир спрятался в ней, пережидая день, обдумывая свои дальнейшие действия. Проклятые люди испортили все его планы. В деревню ему теперь не подступиться. Наверняка лесничий вместе с остальной деревенщиной, уверовав в свои силы после сокрушительной победы над мертвыми, и близко не подпустят оставшихся упырей к поселению. Граф презирал свою ничтожность и то положение, в котором он оказался. Никому нельзя доверять, ни на кого нельзя положиться. Люди ненадежны и слабы. Хэнрик подвел его, поставив под угрозу само существование вампира, а Анна… Кролок все время думал о ней, не в силах выкинуть из головы. Перед тем как боль и тьма поглотили его, он видел ее испуганное лицо и слезы горечи в больших, карих глазах. Он то и дело задавал себе один единственный мучивший вопрос: «Она промахнулась намеренно?», но ответа на него не знал. Только она могла дать ответ и никто больше. Три ночи граф провел в пещере в раздумьях, пока не услышал далекое эхо человеческого разговора. Этот звук словно вывел вампира из долгой спячки. За пределами убежища уже наступили сумерки. Он выбрался наружу и сделал глубокий вздох. Люди. Два сердца, быстро бьющихся из-за тяжелого подъема в гору. И они приближались. Он затаился в тени. Подобно хищнику с горящими синими глазами он наблюдал за двумя фигурами, что тащили на спинах тяжелую ношу. Путешественники не иначе. Они говорили на английском языке, говорили о погоде, о сложном переходе, о румынском фольклоре и других мифах Карпат. Вампиру не нужно было долго думать, как поступить с путниками. Всего за секунду в нем вновь не осталось ничего человеческого. Сухость во рту, нестерпимый голод и боль в груди вернули безжалостного монстра и выпустили на волю. Кровавая пелена легла на его глаза. Подобравшись к мужчинам со спины, вампир отшвырнул одного в сторону. Несчастный путник ударился всем телом об ствол дерева и потерял сознание. Второго же пронзили острейшие клыки, жадно высасывавшие из него кровь. Он попытался вырваться, кричать, но в диких, забытых Богом краях никто не слышал этот крик. Меньше минуты понадобилось монстру, чтобы осушить тело человека до последней капли. Он выпустил ссохшийся труп и со стоном удовлетворения выдохнул. Алая кровь стекала с его губ и капала по широкому подбородку, но аккуратность в поедании своих жертв вампира мало заботила. Жажду свою он еще не утолил, поэтому мгновенно набросился на другого путника, что так и не пришел в сознание. Когда монстр закончил со вторым, он ощутил, что рана его окончательно затянулась, оставив после себя лишь едва заметный шрам. Он провел по белому рубцу пальцами и мрачно ухмыльнулся. Это послужит ему напоминанием и хорошим уроком на будущее, ведь сколько столетий не живи, а всегда найдутся люди, способные тебя удивить. Выпотрошив личные вещи погибших, вампир обнаружил их документы, записи в дневниках, деньги. Это был его пропуск в мир живых, если он все сделает правильно, не полагаясь более на ненадежных союзников. Свой обезображенный наряд Кролок снял и выбросил, переодевшись в одежды одного из путешественников, с которым он был почти одного роста. Кровь с лица он смыл снегом, длинные волосы собрал в конский хвост. Документы, что были у него в руках, гласили: отныне он – Вильгельм Харт, картограф из северной Англии. Губы Кролока дернулись в полуулыбке. Вдруг, кусты рядом с ним зашевелились. Вампир резко обернулся и увидел, как из темного леса выходит стая волков. Они долго, с любопытством смотрели на чудовище, не понимая до конца, опасно оно или нет. Один из волков ощетинился, оскалил клыки и чуть приблизился. Их глаза встретились. Зверь видел зверя и не боялся его. – Твоя добыча ждет, – одобряющим тоном произнес вампир, не отрывая пронзительного взгляда от волка. Тот вновь оскалился, но уже беззлобно. Он облизнулся, обхватил ногу мертвого мужчины и потащил тело к своим сородичам. Немного понаблюдав за тем, как волки жадно, подобно ему самому полчаса назад, разрывают добычу на части, граф фон Кролок в последний раз обернулся туда, где много десятилетий он жил затворником, где осталась его прежняя жизнь, загадочно улыбнулся своим мыслям и медленно направился по протоптанной дороге вниз по склону, на восток.

***

Настоящее время. Кенигсберг. «Теперь я точно сошла с ума!» – решила Анна, не в силах оторвать взгляд от высокого мужчины, что стоял рядом с Филлипом Шнайдером и о чем-то беседовал с другим молодым человеком, едва ли достававшим ему до плеча. Внутренности фрау Мейер скрутило судорогой. Эрик озабоченно спросил, в порядке ли она, но губы ее настолько онемели, что ничего членораздельного Анна ответить не смогла. – Скажите, – сделав над собой титанические усилия, она отвернулась от страшного видения и посмотрела на герра Шнайдера. Каждое слово давалось невероятным трудом, голос ее дрожал, но она должна была знать, повредилась ли окончательно рассудком или нет. – Вот там, вместе с Вашим братом пришли четверо джентльменов. Вы видите среди них самого высокого? Эрик окинул фрау Мейер недоуменным взглядом, словно спрашивая «это какая-то своеобразная шутка?», но все же ответил: – Да, вижу. – Как он выглядит? – А в чем, собственно, дело, мадам? – Пожалуйста! – в голосе Анны звучала отчаянная мольба, от которой герру Шнайдеру стало не по себе. Он сжал тонкие губы и чуть мягче ответил: – Ну, хорошо. Высокий, волосы черные и длинные, – он скривился, но затем добавил. – Не могу не отметить, что этот господин чересчур, даже болезненно бледен. И взгляд очень пронзительный. Фрау Мейер невольно издала сдавленный тихий крик. Она быстро извинилась перед молодым человеком и в панике метнулась к коридору, ведущему в соседний зал, ведомая лишь одним желанием – бежать. Внезапно, чья-то рука обхватила ее за локоть, заставляя девушку в ужасе ахнуть и обернуться. Бешено бьющееся сердце рухнуло вниз. Это был всего лишь догнавший ее Эрик Шнайдер. – Анна, подождите, что с Вами? Что случилось? Вы хорошо себя чувствуете? – обеспокоенно спросил он, заметив неестественную бледность ее лица и затравленный взгляд. Она была словно в лихорадке. – Герр Шнайдер, позвольте мне уйти. Я… мне…я что-то очень плохо себя чувствую. Голова кружится! – Нет, нет, в таком состоянии я не могу позволить Вам уйти. Идемте, отдохните в кабинете. – Но… – Идемте, идемте! – перебил ее Эрик и повел фрау Мейер по коридору. Он открыл перед ней дверь и зажег керосиновые лампы, осветив просторный, темный кабинет, где стояло множество деревянных стеллажей с книгами, письменный стол из красного дерева, на стене висела карта мира, а в углу стоял обитый узорчатой тканью диванчик. – Благодарю Вас, – тихо произнесла фрау Мейер, после того, как Шнайдер помог ей сесть, и приложила ладонь ко лбу. – Видимо шампанское в голову ударило. Я побуду тут, в тишине, и поеду домой. – Я попрошу слугу зайти к Вам минут через тридцать, проверить, все ли с Вами в порядке. Или сам зайду. Анна кивнула и едва заметно улыбнулась. Удостоверившись, что она комфортно устроилась, герр Шнайдер покинул кабинет, оставляя девушку одну. Сердце стучало с неимоверной силой. Фрау Мейер громко выдохнула и поднялась с дивана. Держась за живот одной рукой, а вторую приложив ко лбу, она бесцельно металась по комнате, словно загнанный в ловушку зверь, за которым сейчас придет его убийца. Видел ли ее граф фон Кролок? А если нет, как ей избежать встречи с ним? Чудовищный страх и крохотный лучик радости, возникший в ее душе, не давали Анне мыслить здраво. Она никак не могла унять дрожь, проносившуюся по всему телу. Бешеный поток эмоций захлестывал ее. Она не могла дышать, не могла думать, ничего не могла, кроме как ходить кругами по полутемной комнате, повторяя одну и ту же фразу, что била ее по голове железными молотами: «Он жив!» Что теперь делать? Позорно бежать? Предстать перед ним с гордо поднятой головой и умереть с достоинством? Кинуться в его объятья и молить о прощении? Анна не хотела ни того, ни другого, ни третьего. Лучше просто раствориться во тьме, просто стать ничем, лишь бы не видеть холод в его глазах, не слышать ненависть и презрение во властном голосе. Пережить это ей было не под силу. Но судьба не собиралась считаться с желаниями фрау Мейер, ибо невидимый глазу, но неизбежный рок уже предопределил ее судьбу, и от Анны более ничего не зависело. Поняла она это, когда в очередной раз повернулась, чтобы сделать новый круг по комнате и столкнулась лицом к лицу с графом фон Кролоком, стоявшим прямо напротив нее. Она мучительно медленно подняла голову, затем взгляд, чтобы увидеть глаза своей погибели. Вон он, ее оживший кошмар. Сны стали явью. Тот, кто убивал ее с десяток раз пришел исполнить задуманное в реальности. – Нет… – одними губами прошептала Анна и вдруг почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. – Да, – ответил вампир и вплотную приблизился к ней, заставляя запрокинуть голову еще сильнее. – Ты… – прошептала она. Ноги ее подкосились, и фрау Мейер непременно рухнула бы на холодный пол, если бы не руки графа, вовремя обхватившие ее за плечи. – Я. Что-то вспыхнуло внутри, когда он ее коснулся. Нечто мощное и непостижимое, подобное взрыву тысячи звезд на небе. Анна заживо сгорала как эти звезды. Завороженная гипнотической голубизной дьявольских глаз вампира, что сильнее сжал пальцы на ее плечах, она вновь обрела ту самую часть души, потерянную в снежных горах Трансильвании, забытую, истерзанную горем и слезами. Все вернулось: чувства, воспоминания, вернулся граф фон Кролок, величественное лицо которого представляло собой жесткую, неживую маску, взирающую на фрау Мейер без малейшего намека на радость встречи. Анна не хотела прерывать эту звенящую тишину. Слишком хрупким был этот момент; скажи она хоть слово, и все непременно разобьется на мельчайшие осколки, от чего ей снова будет больно. Но разговор этот задержался на целый год, потому кому-то из них придется сделать первый шаг. Выждав еще пару минут и убедившись, что вампир не убьет ее прямо сейчас, она раскрыла рот, чтобы сказать, какое глубокое сожаление испытывает из-за случившегося год назад, но граф как всегда решил поступить по-своему. Жадные ледяные губы захватили ее в плен безудержного поцелуя. Это буря страсти, желания окончательно лишили фрау Мейер рассудка. Тьма окутала ее, голову сдавило невидимыми тисками. Вампир был жесток в поцелуях, жаден в объятьях, сминавших хрупкое тело Анны. Она чуть не задохнулась под его натиском, лишь на долю секунды прервав поцелуй для того, чтобы сделать глоток воздуха, но фон Кролок не собирался останавливаться или давать ей поблажки, вновь захватывая покрасневшие губы в плен. Анна издала тихий, мучительный стон. Ее руки обвили его плечи, как будто прикосновениями вспоминая ощущение силы, исходившей от мужчины. Все как тогда, той ночью, когда они всецело принадлежали друг другу. Вот только тогда не было той яростной боли и обиды, которую Анна ощущала через поцелуи вампира. Казалось, еще чуть-чуть и он прижмет ее к стене, запрокинет подол платья и возьмет прямо здесь, в кабинете лучшего друга ее покойного мужа, как распутницу, заждавшуюся своего любовника. И чего греха таить, она бы не стала этому противиться. Но фон Кролок неожиданно остановился. Слыша, как учащенно дышит фрау Мейер, он сам приглушенно вздохнул, с трудом возвращая на лицо равнодушную, надменную маску. Искушение было слишком велико. Он дал слабину, но теперь вновь взял себя в руки. – Как только придешь в себя, возвращайся в зал. Наш бал только начинается. Он выпустил ее из рук. Ноги девушки подкосились, и она обессилено, будто над ней действительно только что надругались, рухнула на диван. Сам же граф направился к выходу. – Не советую пытаться сбежать. Ты же не хочешь, чтобы твои друзья стали моим ужином, верно? Холодная полуулыбка, всего лишь крохотный изгиб его выразительных губ подсказал ей, что слова его были более чем серьезными, и угрозу свою он непременно исполнит, если она решится на какую-нибудь глупость. Но она об этом уже не думала. В голове осталась одна темная пустота и все еще яркие ощущения о минутах яростной страсти, что он обрушил на нее в этом кабинете, и Анна прекрасно осознавала, что это только начало. Дверь за ним захлопнулась. Оглушенная его зловещими словами, она прижала ладонь к припухшим губам и всхлипнула. «Не время для слез!» – рассердилась на себя фрау Мейер и быстро вытерла маленькие слезинки, появившиеся в уголках глаз. Для начала следовало немедленно успокоиться, прийти в себя. Избежать встречи с графом она не могла. Им предстоял долгий, тяжелый разговор под звон бокалов и звуки льющейся печальной скрипки. А что после? Ее жизнь оборвется? Когда дыхание восстановилось, а сердце перестало быстро колотиться в груди, Анна поправила сползшую перчатку и поднялась. На ватных ногах преодолевая расстояние до двери, она втайне все еще надеялась, что это лишь дурной сон. Утром она проснется, вся в слезах, но ночной кошмар исчезнет, а с ним и боль, которую она испытала, когда граф вновь ворвался в ее жизнь. Но было и еще кое-что помимо боли. Щемящая тоска по нему и безумная радость, желание тонуть в объятьях вампира и всецело отдаться его воле, вновь ощутить себя живой. В какой-то момент эти чувства возобладали над страхом неминуемой расправы над ней и, открыв дверь кабинета, фрау Мейер вышла обратно в зал, где гости по-прежнему были опьянены весельем и разговорами. Но Анна никого из них не видела. Ее глаза искали лишь высокую фигуру вампира и совершено не заметили Элизу фон Шнайдер с младшим сыном. – Анна! Вам уже лучше? – с надеждой вопросил Эрик, отметив про себя разительные перемены в лице молодой вдовы: бледность спала, появился ярких румянец, в глазах блестели немного странные, но живые огоньки. Она выглядела взволнованной и возбужденной, но уже не такой испуганной, как двадцать минут назад. Губы ее дернулись и приветливо улыбнулись в ответ, но помыслы ее были заняты совершенно другим. – Да, спасибо большое! – Вы уверены? – вмешалась Элиза. – Может лучше вызвать доктора? – Нет. Это простое головокружение. Сейчас уже все в порядке. Прозвенел колокольчик, возвещавший о том, что гостям пора проходить на званый ужин в соседней гостиной. Эрик посмотрел на мать, та одобрительно едва заметно кивнула, после чего молодой человек обратился к Анне: – Тогда не окажете честь пройти со мной в обеденный зал? Фрау Мейер замешкалась, в сомнении прикусив изнутри губу. Краем глаза она заметила неподалеку графа, о чем-то беседовавшего с некой темноволосой дамой в роскошном бежевом платье. Та весело засмеялась, видимо услышав из его уст какую-то остроумную фразу, на что сам Кролок как всегда в свойственной ему манере улыбнулся: надменно и снисходительно. Анну неожиданно кольнула острая игла ревности, застрявшая между лопатками. Щеки ее вспыхнули, а в черных глазах мелькнули злобные огоньки. – Конечно, герр Шнайдер. С удовольствием! Она не знала, насколько громко это сказала. Возможно, чересчур громко, ибо в ту же секунду увлеченный разговором вампир поднял на нее свои голубые глаза. Он пронзал ее насквозь, словно всей проклятой душой желал уничтожить прямо здесь и сейчас. Но Анна неожиданно почувствовала прилив храбрости. И что самое главное, к ней вернулась гордость, которую граф минутами ранее чуть не растоптал. Ничего он не сделает. Ни с ней, ни с семьей Шнайдер. По крайне мере не на виду у толпы людей. А если уж ей предстояло погибнуть, то пусть этот миг человеческой жизни продлится как можно дольше. Не сводя с него взгляд, она чуть вызывающе вздернула подбородок, взяла Эрика под руку, которую он ей предложил, и прошла с ним в соседнюю гостиную, затылком чувствуя летящие в нее потоки ярости. Ужин прошел для Анны в напряжении. Кто знает, чего ждать от постоянно наблюдавшего за ней графа, сидевшего напротив девушки, но на пять шесть-семь мест правее. В такой тяжелой, гнетущей атмосфере аппетит фрау Мейер полностью пропал, но дабы не обижать хозяев дома, она ограничилась шербетом, очень медленно пережевывая каждый кусок. Отвлекаясь на разговоры о новом театральном сезоне с находившейся по правую руку симпатичной дамой с россыпью веснушек на лице и шее, Анна всеми силами старалась не смотреть в сторону фон Кролока. Она слушала восторженные речи об увиденном на сцене представлении, участливо кивала, натянуто, но добродушно улыбалась, однако мысли были сосредоточены совсем на другом и это терзало ее и без того измученное сердце. В душе она понимала: это была его изощренная пытка. Изводить неизвестностью, заставлять нервничать в ожидании кровавого исхода этого бесконечно долгого вечера. Огромное облегчение Анна испытала, когда ужин подошел к концу, а насытившиеся вкусными яствами гости, поспешили обратно в танцевальный зал. Фрау Мейер вернулась туда вместе с сопровождавшим ее Эриком. – Анна, дорогая? – услышала она голос Герарда Шнайдера. Она обернулась и с приветственной улыбкой посмотрела на хозяина дома и его старшего сына. – Позвольте представить Вам Филиппа Шнайдера. Филипп, это Анна фон Мейер, вдова Андерса фон Мейера, моего давнего коллеги и хорошего друга, которого, к моему глубочайшему сожалению, уже с нами нет. Златовласый сын герра Шнайдера наклонился и в вежливом легком поцелуе коснулся правой руки девушки. – Очень рад, наконец, познакомиться с Вами, мадам! Отец много о Вас рассказывал. – Взаимно, герр Шнайдер. Мне сказали, что Вы так же, как и Ваш отец совсем недавно вернулись из путешествия. Вы были в Австрии? Молодой мужчина гордо сверкнул белоснежной улыбкой. – Да! Дела бизнеса. У нашей фирмы появились новые клиенты, – он быстро посмотрел через плечо, словно указывая на тех джентльменов, с которыми он приехал. – Работа исключительно разъездная. Договоры, бумаги…. – Один я в этой семье стал художником! – вдруг воскликнул Эрик, вмешиваясь в разговор. Уж он-то знал, что, если брат начинает говорить о делах, ничто на свете его уже не остановит. И Филипп, осознав, что сейчас не время и не место рассуждать на подобные темы, особенно в присутствии дамы, виновато улыбнулся, как и его отец. Герард положил широкую ладонь на плечо старшего сына и добавил: – Все люди разные, верно? Кому-то Бог даровал золотые руки, а кому-то хорошо подвешенный язык. – У Вас воистину прекрасная семья, герр Шнайдер, – с искренним восхищением произнесла Анна, глядя на мужчин. – Любой отец гордился бы такими сыновьями. «Вы бы тоже непременно гордились своим сыном, фрау Мейер», – подумал Герард, но не стал озвучивать свои мысли, ибо понимал, насколько жестоко и неуместно это было бы по отношению к несчастной женщине, так и не успевшей в полной мере познать радость материнства. – Что ж, Эрик, оставляю Анну на твое попечение, а нам с Филиппом еще нужно уладить кое-какие вопросы. Не прощаемся. Раскланявшись, они удалились вглубь зала, оставляя фрау Мейер и юного герра Шнайдера одних. Он пожал плечами, будто говоря: «Такая вот она, моя семья», и собрался ангажировать Анну на танец, как вдруг, словно из-под земли, перед ними возник граф фон Кролок. Он был так похож на обычного человека: черный фрак идеально сидел на его статной фигуре, черные, с серебристой проседью у висков волосы были отброшены за спину, руки спрятаны в белые перчатки. В теплом свете ламп и свечей его кожа не пугала мертвенным блеском, а губы не казались слишком бордовыми. Единственное, что граф не мог в себе изменить – это глаза. Слишком холодные, инфернальные, дьявольские и отталкивающие. Его взгляд очаровывал, но вместе с тем и пугал. Он едва заметно склонил голову, выражая тем самым свое почтение. Эрик несколько опешил от столь резкого и внезапного появления, но все же вытянулся, расправив плечи. Он уже знал господина Харта, поскольку после того, как проводил фрау Мейер в кабинет, Филипп познакомил его со всеми компаньонами, пришедшими вместе с ним этим вечером. – Позвольте представить Вам Анну Мейер, друга нашей семьи. Не обращая внимания на то, как сильно побелела потерявшая дар речи девушка, граф учтиво взял ее ладонь, едва ощутимо коснулся губами и, подняв глаза, холодным голосом произнес: – Вильгельм Харт, к Вашим услугам. – Я так понимаю, мой брат уже успел Вас со всеми познакомить? – поинтересовался Шнайдер. – Да! Я в восторге от сегодняшнего вечера и от компании, в которой мне посчастливилось оказаться. В Кенигсберге я не был уже очень много лет, – кивнул Харт и улыбнулся уголком губ. Эрик не понимал, но еще когда их впервые представили друг другу у него ни с того ни с сего появилась необъяснимая неприязнь к этому человеку, который не сказал и не сделал ничего плохого или из ряда вон выходящего. И сейчас нескольких слов и одного хищного взгляда в сторону понурившей голову фрау Мейер оказалось достаточно, чтобы это негативное чувство окончательно укрепилось в голове молодого герра Шнайдера. Однако правила приличия и обязательства хозяина дома требовали быть вежливым и обходительным с дорогим гостем. – Вы картограф, не так ли? – уточнил Эрик. – Помнится, Вы говорили, что Вы родом из Англии. – Да. Я родился в Лондоне. Но большую часть жизни провел в Венгрии – ответил Харт, развеяв назревавший вопрос относительно его акцента. Он смотрел на Эрика из-под полуопущенных век сверху вниз. Этот взгляд совершенно не понравился молодому человеку. Складывалось впечатление, что его оценивают, но в качестве чего, он не знал. – Затем стал путешествовать по миру, изучать географию восточной Европы, которая весьма богата на удивительные и все еще малодоступные места. – Как же Вы познакомились с Филиппом Шнайдером? – неожиданно вмешалась ожившая фрау Мейер. – Мы встретились волею случая. Мне понадобились услуги хорошей адвокатской фирмы, и тут, как нельзя кстати в Вене я познакомился с герром Шнайдером. И вот я здесь. Анна поражалась его виртуозной манере лгать. Это было блестяще, восхитительно и с тем же чудовищно, стоило только представить себе, скольких людей граф успел одурманить за прошедший год, путешествуя по большим городам. И все же он был здесь. Не в Париже, не в Лондоне или Гамбурге, а именно здесь, а значит сомнений в том, что их встреча, не удивительная случайность или совпадение, у нее больше не осталось. Он искал ее и он ее нашел. – А где именно Вы бывали в восточной Европе? – поинтересовался Эрик. – О, я объездил практически все. Но в душу мне особенно запали Румыния и Трансильвания. – Фрау Мейер, Вы ведь тоже бывали в Трансильвании! – отметил юноша, не особо радостно, но, все же пытаясь поддерживать разговор. Анна подняла глаза и посмотрела на вампира, на губах которого появилась загадочная ухмылка. – Неужели? И как Вам понравилось пребывание в тех удивительных краях? – спросил он. Насмешливые огоньки в его глазах не на шутку разозлили девушку. Она гордо вздернула подбородок и с нотками ехидства в голосе ответила: – Местный колорит показался мне весьма экзотичным. Природа пугала своей дикостью, а люди своими суевериями, в которые они свято верят. – Без суеверий их жизнь была бы безумно скучной, – согласился картограф. – Именно! Особенно вера в упырей, населяющих их край. В злобных чудовищ, давно потерявших человеческий облик. Эрик удивленно посмотрел на Анну, будто спрашивая, на самом ли деле это так. Она же не сводила пристального взгляда с господина Харта, как и он с нее. Между ними велась борьба: безмолвная, незримая, страстная. Казалось, даже воздух наэлектризовался, стал тяжелым, из-за чего герр Шнайдер чуть нахмурил темные брови. Ему не понравилось ощущение, что он внезапно оказался здесь лишним. – Но это все такая чушь! Глупые сказки! – высказался он на счет упырей, за что был награжден резким, уничтожающим взглядом графа фон Кролока. Он оскалил белоснежные зубы в хищной, снисходительной улыбке, и фрау Мейер на мгновение почудилось, что клыки его вот-вот удлинятся, и он вонзит их в юношу. – Безусловно, сказки, – мягко, но с металлическими нотками в голосе ответил господин Харт. – Однако фрау Мейер абсолютно права. Отрезанные от всего мира, эти люди спасаются тем, что сочиняют всякие небылицы. Что только не сделаешь, чтобы заполнить свою никчемную, пустую жизнь хоть каким-то смыслом. – Сказав это он покосился на Анну, широко распахнутые глаза которой заблестели от жгучей обиды. – А Вы еще и философ? – усмехнулся Эрик, на что картограф пожал широкими плечами. – В некотором роде. – Что ж, нам с Вами обязательно следует подискутировать на эту тему после приема, господин Харт. – Безусловно, герр Шнайдер! Но сейчас, я хотел бы пригласить Вашу даму на танец, если она, конечно, не против. Молодой человек растерянно посмотрел на Анну, удивившись тому, с каким яростным блеском она, не отрываясь и не моргая, смотрела на Вильгельма Харта. – К сожалению, я уже обещала этот танец герру Шнайдеру. Но следующий непременно будет за Вами, – отказала она с вежливой улыбкой кинула быстрый взгляд на Эрика, затем вновь на господина Харта. Тот загадочно ухмыльнулся. И ухмылка эта была отнюдь не добрая. – Какой все же странный господин, – заметил юноша, во время вальса с Анной. То настроение, с которым они в начале вечера танцевали мазурку, исчезло, а на смену ему пришла мрачность и тревога. Оба каким-то шестым чувством ощущали, что за ними пристально наблюдают и с нетерпением ждут, когда музыка стихнет. – Не могу не согласиться, – ответила фрау Мейер, по-прежнему оставаясь бледной, словно смерть. Обеспокоенный ее поведением, Эрик осторожно спросил: – Вас пугает господин Харт? Вы спросили о нем, когда он только пришел сюда, и сильно разволновались. Теперь все повторяется. – Что? О, нет, никакого страха нет, что Вы! – поспешила успокоить его Анна, но появившаяся улыбка на ее лице была похожа на гримасу боли, которую она тщательно пыталась скрыть от чужих глаз. – Он просто напомнил мне одного давнего знакомого, с которым я очень плохо рассталась год назад. Но это не он. – Уверены? – Да. Но он ей не поверил. Не поверил и тогда, когда их танец закончился, и перед началом следующей части вальса она, словно завороженная змеем искусителем дева вложила свою ладонь в руку загадочного гостя и исчезла вместе с ним среди остальных пар. Эрику вдруг подумалось, что Анну Мейер он больше никогда не увидит. И чутье его не обмануло.