***
Оказалось, что Виктор был абсолютным безумцем, когда дело касалось тренировок. Они провели два часа, улучшая программу Юри, снова и снова повторяя, пока парень не был готов закричать. А потом они начали говорить о Викторе, и каким-то образом… Каким-то образом, у Юри было свое мнение на этот счет, и сегодня он даже не боялся его высказывать. — Смотри, — произнес он. — Эта дорожка шагов… Ты же можешь намного лучше. Ты не используешь свои бедра, видишь, если ты будешь больше ими покачивать… Виктор Никифоров, четырехкратный чемпион мира, слушал его. И принимал эти советы. Использовал их, делая свою программу лучше. К тому времени, как Челестино приехал на каток, где-то полдесятого, Юри обнаружил, что он был лучше во вращениях. Лучше. Во вращениях. Чем Виктор, мать его, Никифоров. Сам Виктор этого даже не отрицал.***
— Это уже слишком, — сказал Челестино спустя пять часов. — Ты не можешь выполнить последние прыжки. А ты ведь знаешь, что под давлением ты выступаешь хуже, Юри. Знаю, у тебя появилась мысль, что ты сможешь потянуть такую программу… Он остановился, так как рядом с ними неожиданно появился еще один фигурист. Юри поднял взгляд. Это был Юрио — маленький и злой, как какой-то львенок. Его ладони были сжаты в кулаки, пока он сердито пялился на Кацуки. — Так ты идешь с нами обедать или нет? — бросил он. — Эм… — Юри все еще нужно потренироваться, — оборвал его Челестино. — У него не получаются прыжки… — Конечно, у него не получаются прыжки, — Юрио закатил глаза. — Во-первых, он некомпетентный идиот, а не фигурист, который, как я ожидаю, завтра провалит нахуй все прыжки. Во-вторых, он не ел с половины шестого утра. Что за придурок будет пытаться сделать четверной тулуп, когда он настолько голоден, что его руки трясутся? Челестино бросил взгляд на руки ученика. — О, — вырвалось у него от удивления. — Правда? Я думал… — Я приехал сюда на несколько часов раньше, — объяснил Юри. — В этом случае… Челестино ушел, а Юри остался наедине с Юрио. Мальчик только снова закатил глаза. — Не только ты некомпетентный идиот, но и твой тренер тоже, как оказалось. Все знают, что тренировать прыжки, когда ты уже выжат, нельзя. Иначе ты научишься делать их неправильно. — Эм. Спасибо? Юрио только пожал плечами. — Через десять минут мы встречаемся рядом с раздевалками. Не думай, что мы будем тебя ждать, дебил. Оказалось, что мы — это вся русская команда — Георгий, Мила, Аня, Юрий и Виктор. Глаза последнего тут же засияли, когда он увидел Юри. — Юри! Ты идешь обедать с нами? — Меня, вроде как, заставили, — улыбнулся Кацуки, и Виктор тут же взял его за руку. Они нашли небольшое кафе недалеко от арены. Официант только принес хлеб и напитки, когда… — Так, — начала Мила. — Витя, тебя, наконец, трахнули? Виктор почти захлебнулся тем, что пил. — Боже, — произнесла Аня. — Ты права. Это случилось! Поздравляю с первым сексом, вы двое! — Заткнитесь! — не выдержал Юрио. — Тут вообще-то несовершеннолетние есть! Подумайте об их невинных ушах! Покраснел не только Юрио. Юри казалось, что он теперь красный, как помидор. Абсолютно весь. Конечно, конечно, все полагали, что они уже переспали. Они же спали вместе. И держались за руки. — Вы милые вместе, — сказал Георгий. — Не такие милые, как мы с Аней, но все же. — Извини, — Виктор наклонился к Юри. — Мои друзья просто ужасны. — Так, Юри, ты уже называл его Витей? — спросила Мила с довольной улыбкой. — Ты вообще знаешь о русских уменьшительно-ласкательных формах и изменении имен? — подключилась Аня. — Виктор обязательно захочет, чтобы ты называл его Витя. — Только если он тоже захочет, — произнес Виктор, а его голос был подозрительно похож на хныканье. — К тому же… — Но как он вообще узнает об этом, если ты ему не расскажешь? На самом деле, это хороший совет для всего, что творится в спальне. — Боже, — Юрио покачал головой. — Прекратите, вы все. Хватит нести эту чушь прямо сейчас. — Знаешь, кто может говорить о моей половой жизни? — Кончики ушей Виктора покраснели, будто бы он и правда был смущен. Юри находил это удивительно привлекательным. Он не думал, что Виктора было возможно смутить. Он был старше — целых четыре года — и намного более опытным, если уж говорить об этом. Он был самым горячим холостяком. Но сейчас он краснел. — Каждый, кто приземляет четверной флип на тренировках, вот кто может говорить о моей половой жизни, — закончил Никифоров. Юрио уже почти бился головой о стол. — Это не честно! Мне даже не разрешено пробовать делать четверные! Виктор повернулся к нему. — Я думал, ты не хочешь слушать, не то что говорить об этом. — Я и не хочу! Но это не означает, что ты можешь говорить мне, что делать. Так что иди нахуй, говнюк. — О нет, — заговорила Мила. — Юри тоже покраснел. — Она повернулась к нему, что только заставило его еще больше смущаться. — Ты только что пришел сюда, а мы тебя едва знаем, так что нечестно так сильно тебя подкалывать. — Ээ… — Извини, если заставляем тебя чувствовать себя некомфортно. Ты мне нравишься. Я просто не думала, что тебя это смутит. Это же ты у нас уверенный в себе и настойчивый. Уверенный в себе? Настойчивый? Что вообще происходило? Вся группа спутала его с Джей-Джеем? — Если бы ты только знал, сколько лет нам приходилось мириться с издевками со стороны Виктора, — задумчиво произнес Георгий. — ты бы понял. — Так много лет, — вздохнула Мила. — Столько издевательств. — Так много чертовых лет, — подхватила Аня. — Месть сладка. — О, — Юри чувстовал, что его лицо все еще горит. — Все нормально. Это даже забавно, — И так и было. Они подкалывали Виктора, но в этом чувстовалась любовь. Да и мужчина не выглядел оскорбленным. Он краснел, да, но это было еще и мило. — Думаю… Вы можете продолжать. Виктор поднял на него взгляд. — Ты приземляешь четверной флип на тренировках, Юри? Нет? Тогда не думаю, что ты можешь что-то говорить на этот счет. — Хах, — начал Кацуки. Каким-то образом то, что люди вокруг него считали его уверенным в себе и настойчивым, и правда заставляло его чувствовать себя более спокойно. Наверное, поэтому он и услышал, как сам произнес следующее. — Не думаю, что ты до конца продумал это правило. — Что? Лицо Юри так горело, что на нем можно было готовить яичницу. Но все же он, непонятно как, нашел в себе уверенность повернуться к Никифорову и приподнять одну бровь. — Если я не могу говорить о твоей половой жизни, — проговорил он. — как я скажу тебе, что делать сегодня ночью? — и он тут же прикрыл рот ладонью, потому что, пиздец, как эти слова вообще у него вырвались? — Боже! — Мила в восторге взмахнула руками. — Виктор, думаю, я его люблю! — Он говорящий-всякое-дерьмо-парень, которого заслуживает Виктор! — объявил Георгий. Виктор ничего не сказал на парень, не отрицал этого, не объяснил, что это только на время соревнований. — Идите вы все куда подальше! — прорычал Юрио. — Здесь есть дети. Кто-нибудь подумает о бедных детях? Виктор просто смотрел на Юри светящимися и улыбающимися глазами, будто бы тот сказал самое лучшее, что можно было. — Хорошо, — кивнула Мила. — Хорошо. Мы не будем слишком сильно издеваться над тобой, Витя. Не то, чтобы это так уж смешно. — Ладно, но мы можем не прекращать прямо сейчас? — вмешалась Аня. — Время историй. Знаете, с кем я сегодня говорила? С Пхичитом Чуланонтом. — О, — подхватил Георгий. — Пхичит, наш человек. Их человек Пхичит? — Не думал, что вы, ребята, знаете Пхичита. — На самом деле, Юри был уверен, что они не знают. Пхичит ничего об этом не говорил на тренировке или за ужином. Черт, Пхичит не упоминал никого из сидящих за столом, а он ведь очень любил сплетни. Аня только махнула рукой. — Виктор заставил нас всех подписаться на его инстаграмм и вайн, чтобы мы могли говорить о тебе. Эм. — Что? Как? — Как ты можешь быть таким тупым? — Юрио бросил на него взгляд. — Конечно, мы все подписались на Пхичита. Иначе как бы мы смотрели, как ты катаешься на тренировках, а, ты, придурок? Ты же сам вообще ничего не выставляешь! — Так, о чем я говорила, — продолжила Аня, не обращая внимания на слова мальчика. — Я по воле случая специально оказалась рядом с Пхичитом на катке. И он фоткал Юри и Виктора во время разговора. — О, — Юри вздрогнул. — О божечки. — И я, возможно, вслух спросила, переспали ли уже наши мальчики… — Оо, — Юри прикрыл глаза. — Боже. — Так что Пхичит сбросил самую большую бомбу. Он сказал, что у Юри есть пятнадцать постеров кое с кем на стене. Уши Виктора тоже немного покраснели. Юри же казалось, что все его лицо в огне. — Нет у меня никаких плакатов. — Печально, — произнес Виктор. — Я думаю, это было бы очень мило. Юри поднял голову и увидел, как Никифоров еле сдерживал улыбку. Не злую или триумфаторскую улыбку. Легкую, замечательную улыбку. Улыбку того, кто был очень доволен Юри. Это было очень странное и приятное ощущение. Он был без понятия, что тут происходило или почему, но Виктор Никифоров каким-то образом знал, что Юри существовал, и он ему нравился, несмотря на все свои провалы, о которых мужчина тоже знал. Может быть, поэтому Юри и сдался. — Их не пятнадцать, — признал он со вздохом. — Их семнадцать. Восемнадцать, если считать фото в рамке у меня на столике. Мила издала нечто похожее на писк. — Это самый милый Чемпионат мира в истории. Витя, ты будешь таким счастливым. И я буду очень долго издеваться над тобой за это.***
— Я и правда не имею ни малейшего понятия, что происходит, — сказал Юри позже вечером, когда они ушли в комнату Виктора. — И это еще легко сказано. Я вошел в отель, думая: "дыши, дыши, может быть, попытайся с кем-нибудь заговорить". А в следующий момент ты уже тащил меня ужинать. А потом все твои друзья говорили, какой я уверенный и милый. Что на самом деле происходит? — Эм, — Виктор взял его за руку. — Не думал, что это так сложно понять. На данный момент ты второй на этом Чемпионате. — Да, и что с того? — И в этот самый момент ты находишься в моей комнате, — добавил мужчина. — В этом все еще нет смысла. Ты же Виктор Никифоров! Виктор только улыбнулся и вдруг поднес ладонь Юри к своим губам, а потом аккуратно поцеловал ее. — А ты Кацуки Юри! Ты милый. Я думаю, ты красивый, и веселый, и один из лучших фигуристов, которых я знаю. Честно, если ты откатаешь произвольную программу так же, как на тренировках, ты можешь победить меня. — Это уже другое, — прошептал Юри и дернул рукой. — Ты почему-то зациклился на мысли, что если я могу выполнить эту программу, то это обязательно случится. Ты думаешь, что я с тобой на одном уровне. Виктор наклонился ближе и снова взял Юри за руку. Он перевернул ее, проводя пальцами по ладони и выше. — Юри. А разве ты не на моем уровне? Ты же проиграл мне всего на 0,24 балла, а я поставил мировой рекорд! Это тебе ни о чем не говорит? — Это было случайностью, — выпалил Юри. — Все это было случайностью. Такое ощущение, что ты спутал меня с кем-то. — А твоя оценка за короткую программу разве была не 115.81? — Да, но… Это и правда было случайностью! Я был так сосредоточен на том, чтобы впечатлить тебя своей короткой программой, что даже не нервничал. Но завтра будет по-другому, а ты считаешь, что я какой-то очень уверенный в себе парень. Но я не такой. Я слабый. Я психически нездоров. Был таким всю мою карьеру. Поэтому я тебе никогда не подходил. Поэтому никогда не подойду. — Психически нездоров, — Восьмерки, которые Виктор выводил на ладони Юри, превратились в круги. — Что ты имеешь в виду? — У меня бывают панические атаки. — Слова звучали так ужасно, когда Юри произнес их вслух, признаваясь в худшем человеку, которого он хотел впечатлить. — Мое сердце колотится. Мои руки потеют. Мои коньки будто бы весят сорок фунтов. Иногда я едва могу видеть, и это не из-за отсутствия очков, знаешь? Мои приступы порой бывают такими серьзными, что мне прописали лекарства. Я их принимаю иногда, если не тренируюсь, просто чтобы пережить день. Но кататься при этом небезопасно. Так что… — Оу, — Виктор мягко положил ему руку на плечо. Юри не понимал, почему Виктор обнимал его после того, как он рассказал свой самый страшный секрет. — Вот… — продолжил он. — Так что это и произошло на Гран-При. У тебя в голове закрепилась идея, что я уверенный в себе и успешный фигурист, но однажды ты поймешь, что это не так. Спроси Юрио — он нашел меня плачущим в туалете после выступлений. — Он мне рассказал, — рассеянно кинул Виктор. — Он — что? Ты знал? — Ммм. — Ты знал. И ты выигрываешь все и всегда. И… и ты… — Ммм, — повторил Никифоров. — Он мне рассказал, и я подумал, что, может быть, Юри поймет. Юри моргнул. Он не понимал. Виктор был чемпионом абсолютно во всем; как проблема Юри была с этим связана? Но протестовать он не мог. А Виктор только посмотрел на их сцепленные руки и покачал головой. — Мои родители умерли, когда мне было десять. Я только начал добиваться успехов в фигурном катании. Они оставили мне совсем немного денег, а моя опека упала на плечи дяди. Он не особо думал о фигурном катании, но когда я сказал, что хочу, чтобы моим тренером оставался Яков, дядя только пожал плечами и сказал, что я могу это делать, пока не кончатся деньги моих родителей. Юри сжал его руку, задержав дыхание. — Наш спорт дорого стоит, ты же знаешь, — продолжил Виктор. — Расходы на тренера, на лед, на жилье. А еще есть костюмы и хореография. Мои родители оставили мне достаточно денег на один год. Один год, вот все, что у меня было. Если я хотел продолжать после этого, я должен был выигрывать деньги. Много денег. — Виктор пожал плечами. — Первые три года я… Я не мог позволить себе не быть на пьедестале. Я говорил всем, что ставлю хореографию сам, потому что знаю себя лучше, но правда в том, что мне нужно было копить деньги. Юри поднял голову. Виктор все еще спокойно гладил его руку, но теперь уже смотрел куда-то в пустоту. Он казался таким уязвимым. Это был не тот Виктор Никифоров, которого Юри привык видеть на интервью, такой уверенный в себе. — Три раза у меня почти кончались деньги. Был момент, когда мне пришлось продать свою запасную пару коньков, чтобы продержаться. Я закладывал свои медали. — О, нет. — Свою первую помощь от спонсоров я получил, когда мне было тринадцать, и все стало улучшаться. Но те три года… Я ночами лежал без сна, рассчитывая, сколько чеков мне надо было оплатить, зная, что я потеряю весь свой мир, если облажаюсь. — О, — произнес Юри мягко. — Витя. Мне так жаль. — Ну, а дальнейшую историю ты знаешь. Я начал выигрывать в юниорских соревнованиях, появилось больше спонсоров, значит, больше денег. Но когда ты привыкаешь постоянно волноваться о чем-то, сложно отвыкнуть. Знаю, это кажется глупым, но мне всегда казалось что я в одном проигрыше от катастрофы. Юри прислонился головой к его плечу. — Когда я начал участвовать во взрослых соревнованиях, я не сразу начал выигрывать. Наверное, мои первые сезоны были такими неудачными, потому что я должен был сам себе показать, что я могу проиграть. Что это было разрешено. Что я мог совершить ошибку, а мой мир бы не разрушился после этого. Я должен был научиться проигрывать, прежде чем мог начать снова занимать первые места. Так что да, Юрио рассказал мне о том, как ты плакал в туалете, и я подумал… Может быть, ты сможешь понять. Это было странно. Виктор Никифоров не был богом. Юри подозревал это, конечно, но теперь были доказательства. Он был… человеком, и каким-то образом, это делало его еще прекраснее. — Ты Виктор, — сказал Юри. — Я не ожидал, что ты также будешь… таким. — Каким? — спросил мужчина. — Огромным лжецом? Все говорят о том, как просто я выигрываю. Но они не знают, как трудно это мне дается каждый раз. Я просто никому не показываю. После этого они еще какое-то время молчали. Они сидели на диване, держались за руки, обнимались, и Юри чувствовал, что его мир меняется, но в самом лучшем смысле. Он никогда не верил, что долбанному Виктору Никифорову от него было нужно что-то, кроме ничего не значащего секса. Но Виктору, — этому Виктору — похоже, все-таки было надо. — Знаешь, мне кажется очень интересным то, что ты рассказал мне о своих приступах, — начал Виктор. — Ты сказал, что ты нездоров и слаб, но я не понимаю, почему ты так думаешь. — Хм, — Юри поднял на него взгляд. — потому что иногда я перестаю дышать, лажаю на всех прыжках и падаю на лед? — Но я слышал не это. — Виктор слабо улыбнулся. — Твои приступы настолько серьезны, что тебе прописали лекарства, которые ты не можешь принимать во время катания. Но ты все еще прошел на финал Гран-При. Ты выиграл Национальный Чемпионат. Ты здесь на Чемпионате мира, на втором месте после короткой программы, а впереди тебя только четырехкратный чемпион мира, Виктор Никифоров. — Ээ, но… — Ты достиг того же, что и я, в этом соревновании, но ты сделал это с паническими атаками, — продолжил мужчина. — Ты не слабый. Ты такой сильный, что можешь кататься лучше всех с коньками, весящими сорок фунтов. — Я… но… это же… — Юри нахмурился. Еще никто и никогда не говорил ему такого. — И ты думал, что если расскажешь мне это, ты будешь нравиться мне меньше? — Мм, да? Виктор переплел свои пальцы с пальцами Юри, притягивая его ближе. Их носы почти соприкасались, и Юри глубоко вдохнул. Это был тот самый одеколон. — Ты ошибался, — закончил Виктор. И поцеловал его. Каким-то образом в суматохе последних дней, когда Виктор вел себя так, будто бы знал Юри, когда все их друзья думали, что они уже переспали… Каким-то образом Юри и сам забыл, что они даже толком не целовались. Теперь он это помнил. Помнил, пока Виктор держал его за талию, притягивая все ближе. Помнил это очень хорошо, пока они пробовали друг друга на вкус. Поцелуи сначала были легкими, а потом — когда они привыкли друг к другу — глубокими. Виктор первый снял рубашку. Фигурное катание не оставляло места для жира вообще; Юри пробежался пальцами по груди Виктора, чувствуя мускулы под кожей, вниз и вверх. — О, боже, — вырвалось у мужчины. — Хорошо. Очень хорошо. Юри снова к нему прикоснулся, и снова, становясь смелее с каждым разом. В конце концов он дотронулся до соска Виктора, вызывая у того тихий стон. — Позволь мне, — начал тот. — Позволь мне тоже к тебе прикоснуться. Он так и сделал. Было несколько моментов, когда его переполняло смущение — когда Виктор расстегнул джинсы, когда сам Юри в первый раз провел руками по его бедрам. Когда Виктор в первый раз прикоснулся к его эрекции через белье. — Прекрасно, — произнес Виктор. Юри прикрыл глаза. — Сделай так еще раз. Прикосновение Виктора тут же вызвало будто бы волну тепла, а потом разряд электричества. Юри уже не мог нормально соображать. — Уже почти полночь, — прошептал Никифоров. — Ммм. Сделай так еще раз. — Завтра нам надо выступать, — не отступал Виктор. — И… Я… ненавижу быть рациональным и все такое, но… Нам надо остановиться. Черт. Черт. Черт. Юри разочарованно застонал, утыкаясь головой в плечо Виктора. — Хорошо, — пробормотал он. — Хорошо. — Поспишь со мной? — спросил Виктор почти обыденным тоном. Рубашка, которую Виктор одолжил Юри, пахла им. Было совсем не важно, что кровать была мягкой, а в комнате было темно. Было не важно, как он устал на тренировке. Юри чувстовал, что Никифоров был близко, очень близко. Это было по-другому, теперь, когда он знал, как Виктор выглядит. Какой он на вкус. Как ощущаются его прикосновения к его члену. Теперь Юри знал, какого чувствовать Виктора так близко, и не мог перестать хотеть большего. Он заставил себя лежать на месте, сцепив зубы, приказывая себе выкинуть совершенно неуместные картинки Виктора в одном белье из головы. Ему нужно было заснуть. Завтра будет произвольная программа. А если он будет ворочаться, еще и Виктору будет мешать. Ему нужно было заснуть. Просто необходимо. Но у его организма, видимо, были другие планы. Часы в комнате тикали медленно. Один. Два. Десять. Он все еще думал о Викторе. О том, что Виктор с ним вытворял и что он хотел с ним сам сделать. Двенадцать. Пятнадцать. Боже, они ведь даже белье не успели снять. Это было очень, очень плохим знаком. Двадцать. — Юри, — раздался тихий голос Виктора в темноте. — Ты тоже не можешь заснуть? — Ага. Виктор перевернулся. Очень близкий, теплый и, боже, намного мягче, чем он когда-либо мог представить. — Думаю, — осторожно начал Юри. — Мне нужно пойти к себе в комнату. — Где бы он мог спокойно заняться делом, а потом спокойно и без Виктора поспать. — Ммм. Может. Но я буду скучать. Рука Виктора уже была на его предплечье, и… И та часть Юри, та уверенная в себе часть, которая дразнила Виктора до этого, которая пообещала говорить, что делать… Та часть проснулась. — Или, — Юри будто бы со стороны слышал, как говорил это. — если у тебя та же проблема, что и у меня, мы бы могли позаботиться друг о друге. Была долгая пауза. А потом раздался тихий стон. — Юри. Ты меня скоро убьешь. — Нет, — произнес Кацуки. — Не убью. — А потом он придвинулся ближе. — Тебе будет очень, очень хорошо. Он не был уверен, что в него вселилось, но уже в следующую секунду он наклонился к Виктору, оставляя у него на шее поцелуй. Он был таким отзывчивым. И нуждающимся. Виктор тяжело дышал, и Юри не мог не признать, что наслаждался этим. Юри обхватил сосок мужчины губами, чувствуя, как Виктор дрожит и обнимает его. — Да. Вот так. Сделай так еще раз. Ты же не возражаешь? — Нет, — произнес Юри. — Я могу к тебе прикоснуться? — Да, — горячий быстрый шепот около его уха. — Да, я этого тоже хочу. И Юри впервые прикоснулся к члену Виктора в темноте, целуя его в ключицу, тесно прижимаясь к нему, упираясь своей эрекцией мужчине в бедро. Он позволил руке скользнуть по всей длине, привыкая к размеренным толчкам Виктора, тому, как тот останавливался в конце, дышал все чаще, будучи уже на грани. — Юри, — шептал Никифоров. — Юри. Ты такой идеальный. Никто и никогда не считал Юри идеальным. Он ускорил движение рукой, и Виктор, наконец, кончил со стоном на губах. Наверное, это был самый прекрасный и определенно самый горячий момент в его жизни. Он сделал это — заставил Виктора Никифорова, самого знаменитого фигуриста и завидного холостяка, распасться на части, а потом собрал его воедино. Заставил его кончить, с его именем на губах. Но уже следующая секунда была еще лучше. — Твоя очередь, — сказал Виктор, поворачиваясь к нему. — Могу я..? — Да, — Юри только кивнул. — Да. Везде. Абсолютно все. Он не думал, что Виктор будет таким чувственным, но так и было. Он целовал его, аккуратно прикасался. Проводил руками от ключиц, вниз по животу, будто бы стараясь запомнить каждую черту. — Вот так, — выдохнул Юри. — Прикоснись вот здесь. — Он ласкал себя, жестко и быстро. Он и до этого мастурбировал, конечно же, но это, это было по-другому, когда Виктор касался его, целовал его, завораживал одним взглядом. Этого было просто много. Это было сильнее. Лучше. — Тебе так нравится? — Виктор поднял на него взгляд, такой темный и глубокий. — Да. — А так? — Он спускался поцелуями по груди Юри. — Да. — Так? — Все ниже. — Да, — Юри уже стонал, не стесняясь. — Да. Да. — А так? — Его губы прошлись по головке члена, прерывая движения рукой, но Юри было плевать. Это было идеально. — Да, — Он почти задыхался. — Да, да, Боже, да. Пожалуйста, не останавливайся. Виктор, я сейчас кончу. Вот здесь, да. Вот так. Господи. Все было по-другому, но таким же одновременно. Кровать все еще была мягкая. Комната все еще была темная. Но в то же время все было теплее, а Виктор обнимал его, прижимая к себе. — Это было… хорошо? — Виктор будто бы не дышал. — Боже, это было намного лучше, чем просто хорошо. — Отлично. — Это было лучшее, что может быть, — закончил Юри. — Абсолютно точно, лучшее. — Он тихо зевнул. — Знаешь, Виктор, тебе лучше кататься завтра, как в последний раз в своей жизни, потому что, если я выиграю, твоей заднице так просто не отделаться. На секунду в комнате повисла тишина. А потом он осознал, что сказал, — Боже, что Виктор подумает? Он и правда сказал это вслух? — Ну, — наконец, произнес Никифоров. — это меня вполне устраивает, потому что если я выиграю, моей заднице все равно так просто не отделаться. Но, так как нам обоим надо выспаться, возможно, сейчас не самое подходящее время, чтобы рассуждать об этом.