***
— Мне кажется, я влюбляюсь, Женя, — на удивление разбито и грустно, шепнул Казуки. На него это было вовсе не похоже. Сегодня омега явился в университет не в обычно яркой одежде, так присущей ему и его характеру, а в темной водолазке и брюках, с понуро опущенной головой и грустными глазами. На все расспросы многочисленных знакомых, которые обеспокоились его состоянием, он отмахивался. — Это плохо? Или избранник отпетый негодяй или замужний мужчина в возрасте? — Нет, все не совсем так… Но лучше бы я не влюблялся, ему нравится другой парень и очень-очень сильно. У меня ни шанса. Женя внимательно посмотрел на друга. На его грустные глаза, опущенный потухший взгляд и серый вид. Такая непривычная, неправильная жалость, направленная на Кимуру, его удивила. Раньше он и не задумывался о том, что у этого жизнерадостного человека могут быть какие-то свои серьезные проблемы, которые он тщательно скрывает за маской оптимизма и веселья, или вот как сейчас, совершенно открыто показывает, доверчиво открывая душу. — Он тебе очень нравится? — Никогда раньше не влюблялся, но думаю, что это и есть то самое чувство. Когда ты только и делаешь, что ждешь встречи с ним, не можешь сдержать улыбки при виде его, тебе хочется болтать и болтать с ним хоть о чем-нибудь, но ты боишься показаться глупым, потому что в голове совершенно пусто, а в животе как будто бабочки и еле сдерживаешься, чтобы не упасть в его объятия. Это сумасшествие! — на одном дыхании, мечтательно тараторил Казуки, оживая на глазах и вновь превращаясь в самого себя. Жизнерадостного, оптимистичного, романтичного омегу. Но, как только воодушевленная речь подошла к концу, друг вновь сник, погрустнев. — Но ничего из этого нельзя. Потому что он не твой и у него есть другой. В груди как-то до болезненно кольнуло от того, как знакомы оказались эти чувства. Женя стыдливо отвел взгляд и раздраженно закусил губу, стараясь прогнать это мерзкое чувство из груди. Мерзкое чувство вины перед своей же собственной совестью, ведь он прекрасно понимал от чего эти чувства так ему знакомы. Но даже под дулом пистолета он не признается в этом ни себе, ни кому-либо еще. — А тебе это знакомо? Ты ведь влюблялся, да? Нестеренко вздрогнул, разгоняя свои собственные невеселые мысли, и поднял взгляд на Кимуру. Знакомо ли ему? До дрожи в пальцах. — Нет, не думаю, что знакомо. Я даже не уверен, что раньше по-настоящему влюблялся. Да, я гулял с альфами, но дальше простых поцелуев у нас никогда не заходило, да и головокружительного чувства я рядом с ними не испытывал, — шатен облокотился о стену, придерживая вдруг потяжелевшую сумку с книгами и тетрадями. — Может, спросить совета у Юры? У него в этом опыта явно побольше. Казуки как-то затравленно пискнул и отчаянно замотал головой. — Не надо спрашивать у Юры, — будто сам испугавшись своей реакции, он сбивчиво продолжил. — Не хочу его напрягать сейчас. Я слышал, они с Касом немного повздорили и Юра очень переживает. — А мне ничего не сказал… — Он не хочет тебя расстраивать, знает ведь, что ты не успокоишься, пока не помиришь их, — омега дружелюбно улыбнулся и потрепал Евгения по плечу. — Я пойду в аудиторию, мне нужно отдать Жану одну книгу, которую я у него одолжил. — Это Жан? Скажи, Казуки, Жан?! — восторженно спросил Нестеренко, усмехаясь выбору Кимуры, но тот отрицательно мотнул головой. — Нет, это не он.***
— Джон попал в больницу с отравлением и добрый день, Евгений, — открывая омеге дверь, своеобразно объяснил причину и поздоровался Марк. — Добрый день, мистер Нортон, — благодарно улыбнувшись, Женя залез в машину и обеспокоенно поинтересовался о самочувствии Джона. — Врачи говорят, что он скоро поправится, но в его возрасте уже не тот иммунитет. Давно пора бы отправить его на пенсию, но он очень просит этого не делать, а я не могу ему противиться. Он мне почти как отец. Гэйтс возил меня в школу с самого детства. — Ничего себе, — искренне удивился Нестеренко. — Я понимаю, почему вам так сложно расстаться с ним. Думаю, вы тоже для Джона как сын. Он много про вас рассказывал. Марк улыбнулся так, как улыбаются люди, когда вспоминают что-то очень хорошее и теплое для сердца. И от этой улыбки в сердце Жени екнуло то самое омерзительное чувство, которое он хотел бы запихнуть куда подальше, заперев десятью замками и подперев тяжеленной антресолью. — И что же он рассказывал? — Каким вы в детстве были непоседой, — шатен усмехнулся, вспоминая рассказы старого водителя и те картинки, которые он ярко представлял, слушая их. Молодой непоседливый школьник Марк Нортон, который ловит голубей и подбрасывает их учителям, что может быть смешнее? А если сравнить маленького Марка и взрослого состоявшегося альфу, то сложно поверить, что он вообще на такое когда-либо был способен. Но Женя представлял. Ярко и в цветах и даже зарисовывал. Зачем? Омега закусил губу, пытаясь не улыбнуться снова. Просто потому что скучно. Верно. Мистер Нортон засмеялся, его лицо из строго-холодного превратилось в снисходительно-дружелюбное. И это снисходительное выражение лица вовсе не раздражало Женю, как снисходительный взгляд Каса, а наоборот неумолимо завораживало. Привлекало. — Да, такое когда-то было. Эх, вернуть бы мне те времена, я был бы счастливее всех на свете. — А вы разве не счастливы? — Счастлив? - мужчина задумался на миг, продолжая. - Можно и так сказать. Но если бы мне вернули мои студенческие годы я бы столько наворотил, что век бы не забыли, — Марк засмеялся и Женя против воли не смог удержаться от улыбки. Такой редкий смех мистера Нортона, словно золото для шатена. -Как успехи в университете? — На следующей неделе тест по психологии. Я немного нервничаю перед ним. — Напрасно. Ты сдашь его великолепно. Иначе и быть не может, верно? — альфа посмотрел на него. Тепло, дружелюбно и… Жене, очень хотелось верить, что ласково, но нет. Нет и еще раз нет. Он просто посмотрел на него тепло и дружелюбно, ободряюще быть может. Так, как смотрит босс на гувернера. Верно. И это омерзительное чувство в груди, ему просто кажется. Наверное, он подхватил простуду и поэтому у него немного жар. Нестеренко улыбается. Но не из-за Марка, конечно нет, он улыбается потому, что он, скорее всего, сможет пропустить этот тест из-за болезни. Разве не прекрасно? — Верно. Из машины они выходят о чем-то весело болтая и смеясь, и Женя не пытается стереть улыбку с лица. Зачем? Он не делает ничего плохого. Только радуется, что сможет пропустить тест. Другой причины здесь и с фонарем не сыскать. Дэниел встречает их на пороге дома, и целуя мужа, обращается к Жене: — Недалеко от нашего дома открылся новый торговый центр. Не хочешь, может, проехаться со мной туда, допустим в пятницу после обеда? Я буду рад твоей компании, — Дэниел смотрит почти дружелюбно, без язвительной кривой ухмылки, и в голосе нет свойственного ему яда. Нестеренко успевает подумать о том, что заболевает не один он, но улыбается и кивает, соглашаясь. — Я буду рад, Дэниел. Хоть Райли и не очень нравится ему сейчас, но быть может, Жене просто нужно узнать его получше? В конце концов не суди людей по обложке. И по первому впечатлению тоже, наверное, не стоит… Мистер Нортон довольно приобнимает омегу и уходит в кабинет за какими-то бумагами. — Вы подружились с Марком? — нервно дергая плечом, спрашивает Райли. Женя слышит знакомые стервозные нотки и начинает думать, что милое поведение блондина было лишь театральной постановкой для мужа. И сейчас из милого нормального парня он снова превратится в гарпию. — Я бы не сказал. Мы обсуждали обучение и поведение Криса. Я попросил рассказать его немного о его детстве, чтобы больше понять мальчика, — осторожно говорит Нестеренко, боясь оступиться и слететь прямо вниз каньона, где Дэниел бы уже поджидал его с отрядом подколок и обвинений. Но Райли спокойно кивает и роняет: — Понятно. Ну, до пятницы.***
— Я тебе соврал вчера, — зачем-то говорит Женя, опять находясь на арене боя с омерзительным чувством внутри. Как победить его? Чем проткнуть ненавистного врага? И возможно ли это вообще? — О чем ты, Жень? — оторвавшись от повторения материала, непонимающе спрашивает Казуки, внимательно оглядывая друга, словно считывая информацию. — Помнишь, я сказал, что мне это чувство не знакомо? — Помню, да. — Я соврал, я тебя понимаю. Я, кажется, тоже начинаю влюбляться в того, в кого не стоило бы. Внутренний враг на арене яростно ревет и бросается на Женю, прежде, чем тот успевает укрыться и настоящий Нестеренко, закрывает лицо руками, стыдливо бормоча под нос: — Черт, я чувствую себя ужасно, но не могу ничего поделать. — Это… Мистер Нортон, да? Женя не отвечает, потому что ответа и не надо. Кимура прекрасный психолог, он видит ответ по дрожащим пальцам шатена и по его вздрагивающем плечам. А еще Кимура прекрасный, отличный друг, который умеет успокоить, даже в самой хреновой ситуации. Казуки обнимает омегу и успокаивающе гладит его по спине. — Не переживай, Жень. Все будет нормально. Я, правда, сам пока еще не знаю, как с этим бороться, но мы обязательно найдем лекарство. Женя смеется, открывая лицо и вглядываясь в серьезное лицо Кимуры. — Лекарство? От любви? Ты серьезно это? — На полном серьезе, — но Нестеренко прекрасно видит, как в уголках глаз появляются веселые морщинки, а губы расплываются в доброжелательной усмешке. И сразу почему-то верится, что действительно есть такое лекарство. Нужно только поискать. Враг внутри затихает на время, замечая в руках Жени смертельное для него оружие, которое, пока еще, лишь призрак настоящего лекарства.***
— Как же я зол! Этот урод думает, я слепой?! — Юра словно молния врывается в комнату с объемным чемоданом, пугая только собиравшегося уснуть лучшего друга. Женя подскакивает и помогает омеге с чемоданом, затем усаживает на пустующую до сегодняшнего вечера кровать и присаживается рядом, на минуту замолкая. Так они и сидят в тишине, пока Юра нервно комкает в руках покрывало и клокочет от гнева, а Женя, обычно такой смелый и болтливый, боится задать главный вопрос. — Что случилось? — все же тихо спрашивает он. — Мы поругались. Уже, как три дня, прости, что не сказал… Я не хотел расстраивать тебя, но все же пришлось. И все из-за этого гада! — Что сделал Кас? — Не произноси это имя! Что он сделал? Он мне изменил! Скотина?! Неужели ему мало меня? Что я делаю не так? Готовлю, убираю, каждую ночь мы занимаемся сексом! Так что его не устраивает, скажи мне, Женя? Нестеренко молчит, поникший и растерянный. Ах, если бы он что-то понимал в любовных делах, он бы не стоял сейчас на арене вместе с этим омерзительным чувством. — Откуда ты знаешь, что он изменил тебе? — Когда я убирался дома, то нашел коробку с оригами. Там сердец десять не меньше и все они подписаны китайскими иероглифами, он всегда их подписывает именами тех, кому хочет подарить и всегда на китайском. Я выучил свое имя наизусть китайскими символами и они не мне. А кому-то другому! Одному человеку. — Рано паниковать. У него ведь есть папа и отец и младший брат, если я не ошибаюсь. Почему ты не подумал о них? — Зачем делать десять сердец для брата или папы? Я на девяносто девять процентов уверен, что они кому-то другому, но не могу расшифровать кому. Урод! Он еще и мне мозги пудрит! Ненавижу! — после этих слов Юра заплакал. Зарыдал, как маленький ребенок, прикрыв лицо ладонями. И Женя, как и в детстве, когда друг в детском садике разбивал коленку, обнимает его и утешающе гладит по спине, рассказывая какой-то успокаивающий бред. В ту ночь они так и не заснули, развалившись на одной кровати и обсуждая что-то совершенно ненужное, но такое отвлекающее от темных, ненужных мыслей. А Женя так и не рассказал о своем внутреннем враге, засевшем в его сердце и совершенно не собиравшемся оттуда уходить. В конце концов с этим можно и повременить. Да и не так уж это и важно. Он все равно скоро найдет лекарство и выгонит его оттуда на все четыре стороны. Только поскорее бы… Пока враг не стал слишком силен для простого лекарства…