***
— О, а мне нравятся вот эти свадебные шарики! Что ты думаешь об этом, Жень? — указывая на белоснежные большие шары, с интересным, незатейливым розовым узором, спросил Дэниел. Нестеренко разглядывал противный ему альбом с различными вариациями свадебных шаров, скатертей, цветов и прочими мелкими деталями важными для свадьбы, и чувствовал к нему неподдельное отвращение. Ровно как и к лицемерию Дэниела, его лживой игре. Его раздражал каждый его жест, слово, буква, произнесенная противным голосом белобрысого. Женю злили собственные чувства, они были ему противны. Не только неуместная, разъедающая любовь, но и неоправданная злость, направленная на Райли, который предпринимает попытки сблизиться с ним, подружиться. — Женя, ты здесь? Я задал вопрос, — растерянно-раздраженно произнес Дэниел, привлекая внимание шатена. Нестеренко медленно кивнул и сфокусировался на свадебном альбоме, просто отвечая: — Они милые. Элегантные даже. — И это все, что ты можешь сказать? — разочарованно произнес Райли, кидая недовольный взгляд на гувернера. — Кажется, ты не очень рад помогать мне с выбором. Да и помолвке в целом. Кристофер, сидевший в кресле напротив и читавший в перерыве между занятиями новый подростковый бестселлер, презрительно фыркнул. Новость о помолвке, совсем недавно прозвучавшая в доме, совершенно выбила его из колеи. Удивительно то, что он еще до сих пор открыто не выразил своего недовольства по этому поводу. — Дело не в этом, — услышав в голосе знакомую язвительность, поспешил успокоить Женя, прикрываясь очередной ложью самому себе и окружающим. — В университете день не заладился, у друга проблемы. Я просто переживаю. Дэниел кивнул, не скрывая все еще подозрительного взгляда, и перевернул страницу, разглядывая шикарные многоэтажные свадебные торты. — Ты рад помолвке? — внезапно, для самого себя, спросил Нестеренко, не понимая, зачем завел этот разговор. Райли удивленно оторвался от созерцания разных вариаций лакомства и перевел взгляд на Женю. — О чем ты? Конечно я рад. Любой омега рад помолвке, разве нет? — Рад, если выходит за любимого. Да, ты прав. И зачем я спросил? — заметить скрытый намек не смог бы разве что совсем наивный ребенок. Дэниел напрягся и раздраженно хмыкнул, закрывая альбом. — Прости, но это обвинение в мой адрес? Или ты сомневаешься в моих чувствах к Марку? Женя, если у тебя есть какие-то претензии, можешь их высказать. Ты ведь здесь уже больше месяца и определенно уже многое знаешь. Не доволен помолвкой или чем-то еще? — нарочито спокойно спросил Райли, но Нестеренко отчетливо слышал в его голосе привычную язвительность и раздражение. Ругаться Жене не хотелось совсем, он и сам не знал для чего вообще спросил и с какой целью. Шатен с радостью прекратил бы этот бессмысленно начинающий разгораться спор, если бы не Кристофер, внезапно отложивший свою книгу и с вызовом произнесший: — Я не доволен! И не только помолвкой, но и чем-то еще. Тобой, твоим отношением к отцу и его деньгам. Ты ведь не его любишь, а его деньги, Ведь твой папочка больше не выделяет тебе средства на твои гулянки и прочее, а наводить красоту-то надо. Ведь без своих салонов ты просто ничто! На мгновение Дэниел опешил, удивленно разглядывая разгневанного подростка, а потом покрывшись красными гневными пятнами, закричал, пугая тем самым не только младшего Нортона, но и самого Женю: — Заткнись, маленький паршивец! Ты ничего не знаешь обо мне и моей семье! Как можешь ты говорить что-то подобное, а? — Райли вскочил, подлетая к Кристоферу и заставляя мальчика зажмуриться от страха, продолжал кричать. Такое заявление не на шутку его разозлило и перепугало Женю. Обычно спокойный, уравновешенный Кристофер так неожиданно вспыхнул, зажигая своей злобой и нервного Дэниела. Женя поднялся, положив руку на плечо блондина, пытаясь утихомирить его и обратился к Крису: — Ты не прав. Твой отец бы не сделал предложения Дэниелу, будь он плохим избранником. Кристофер, ты еще очень мал и не следует лезть в дела взрослых, — строго сказал шатен, поднимая подростка из кресла. — Идем в комнату. Крис молча поднялся, недовольно сверкая глазами в сторону гувернера, но ни сказав ни слова, проследовал за ним. Оставаться рядом с разгневанным Райли еще хоть на секунду абсолютно не хотелось. Будущий отчим теперь не только безмерно злил и раздражал, но и пугал до жути. Проклятый Дэниел! Глупый Женя, который даже не заступился за него, а наоборот отругал! — Почему ты меня не поддержал? Ты ведь знаешь, что я прав! Он не любит отца, ему интересны только его деньги! — Крис, давай не будем лезть в их отношения… Они нас не касаются. Если твой отец принял решение о помолвке, значит, так надо. — Но ты ведь и сам не доволен?! Или ты теперь, как Дэниел? Тоже ведешь свою игру? Я то думал ты настоящий, а вы с Райли теперь чуть ли не лучшие друзья! Не помнишь, как он тебя раздражал и вешал на тебя все грехи мира, обещая вышвырнуть со своего рабочего места?! Не помнишь, Женя? Или это нормально среди взрослых забывать такое ради какой-то выгоды? — Хватит, Кристофер! Что с тобой сегодня такое?! Ты как с цепи сорвался. Хочешь сделать мне больно? Ладно, продолжай! Мальчик замолчал, замерев, продолжая все также недовольно и обиженно поглядывать на гувернера, но больше не произнеся ни слова. Распрощались они сухо, словно в первый день знакомства, как совершенно чужие люди.***
— Женя, я так тебя люблю! — сжимая друга в удушающих объятьях, лепетал Юра. По комнате были разбросаны вещи омеги, а на его кровати стоял наполовину распакованный чемодан, куда вновь отправлялись вещи. Жене не нужно было быть гением, чтобы сложить два плюс два и получить то, что Богословов, последовав его совету, поговорил с Касом и они снова помирились. Шатен был прав — ничего непоправимого, лишь бытовая ссора и слишком бурная реакция со стороны Юры. Друг, наконец, спокойно уселся на свою кровать и кивком пригласил Нестеренко устроиться напротив него. Женя опустился на свою кровать, немного подвинув валявшийся здесь рюкзак Юры, и выжидающе на него уставился, наблюдая, как он искрится от радости, будто начищенный самовар. — Ты был совершенно прав! Это просто нелепая случайность и моя чрезмерная ревность, — Юра засмеялся, вспоминая собственную глупость, и продолжил. — Имя на сердце и не имя вовсе. В переводе с японского это означает радость. Он хотел сделать много-много сердец и осыпать меня ими. А я, мало того, что испортил сюрприз, так и затеял ссору. Я такой глупый, Женька, — омега вновь иронично засмеялся. — А все ты, Женька! Если бы не ты, я еще долго не отвечал бы на его звонки, игнорируя любые попытки Каса поговорить. Но я вспомнил твои слова и подумал, может это и правда поможет. В конце концов, когда ты был не прав? — Я много где не прав, Юра… Но я так рад за тебя, — шатен улыбнулся, пытаясь скрыть в глазах грусть и выгнать хоть на миг из своей головы глупые, мрачные мысли. Но счастливый друг и не замечал в его глазах ни капли грусти, пребывая в своих радужных мечтах и мыслях о том, как вновь вернется в квартиру альфы. Женя вновь остался один на один в этой пустой комнате, со своими проблемами, затягивающими в свой мрачный, серый мир. Омега вспоминал обиженное лицо Криса и его обвиняющую речь, полную правды. Голой, противной, омерзительной правды. Он вспоминал прикосновение Нортона, чувствуя, как в душе все теплеет, а сердце заходится в своем темпе. И тут же видел перед глазами свадебный альбом, будто наяву слыша язвительный голос Райли, обвиняющий его в краже его жениха. И все эти образы-мысли, все эти надуманные им самим обвиняющие речи и крики надоедливым роем носились в голове, вызывая головную боль. Женя утирал непрошеные слезы, думая о том, как бы он хотел быть счастливым подобно Юре. Размышляя над тем, как правильнее поступить и где же отыскать это проклятое лекарство от любви. И чем больше он думал, тем вернее понимал, что никакого лекарства и нет. И тем сильнее хотелось скрыться от Марка, счастливого Юры, обиженного Кристофера, разъяренного Дэниела и подавленного Казуки. Уехать отсюда в родную Россию, к папе, отцу, родному братику. Уехать и сдаться… Да, хотелось сдаться.