Коллекционер слез

      Войдя в дом, я спешно захлопнула за собою дверь, словно пытаясь скрыть за ней ту волну эмоций, что катилась за мной с самого утра, периодически накрывая и заставляя захлебываться. Пришлось прижаться спиной к двери, чтобы не осесть на пол. Стоять, в попытках перевести дух, разложить по полочкам в голове все сегодня виденное и слышанное. Это стало для меня каким-то новым чувством. Не всепоглощающее отчаяние или страх, хотя последнему сейчас тут было самое место. Даже не какая-то глупая нервозность, горячность… нет, это было чувством переполненности. Я была полна эмоций, которыми меня напитал этот день, полна до краев, словно чаша. Я не знала, стоило ли мне сейчас глупо рассмеяться, или все-таки сползти по стенке и зарыдать. Чувства выплескивались наружу, каждый раз грозясь потопить мою хрупкую лодочку выдержки. Даже не лодочку, скорлупку грецкого ореха в бушующем шторме Атлантики.       Пытаясь отвлечься, вынудила себя скользнуть взглядом по запертой двери, что по левую руку. Из щели под ней в очередной раз бил какой-то голубоватый холодный свет, но более тусклый, чем в предыдущий мой сюда визит. Что ж, в прошлый раз я сказала себе, что в любой момент смогу сюда вернуться, однако сейчас я явно не готова к очередному жизненному потрясению. Все-таки кто-то в прошлый раз съел мое яблоко! Могло ли это значить, что в комнате обитал какой-то дух? Хотя, когда я рассказала об этой комнате Кукловоду, тот отшутился, что и сама комната может быть, по сути, духом. Или созданной им иллюзией. Черт ногу сломит в ваших классификациях всякой бесовщины.       Но где-то внутри вдруг шевельнулся червячок сомнения, подсказывающий мне, что если я не зайду сейчас, то в следующий раз дверь может и не открыться. Может, это моя миссия такая дивная? Ходить в пустующую комнату. Что ж, чему быть, того не миновать! — А что случилось — того уже не изменить.       Я вздрогнула. Как-то подсознательно ощутив, что этот голос был только в моей голове. Он не принадлежал ни Кукловоду, ни Спайку, да и вообще никому из живых. Но и не мне, хотя меня к живым причислить можно было лишь при наличии более или менее богатой фантазии. Он просто был везде, и одновременно его не существовало ни для кого кроме меня.       Остановившись на пороге, я не рискнула пройтись по комнате. Она, казалось бы, ничуть не изменилась с предыдущего моего визита. Но, все-таки, что-то здесь незримо отличало ее от той комнатки, в которую я попала в прошлый раз. В искривленном подсвечнике на столе больше не было даже того крохотного огарка свечи, что оставался там в прошлый раз. В камине лежало явно меньше дров, а рядом с ним валялась проржавевшая старая кочерга, видавшая и лучшие времена. И кресло-качалка. Оно не лежало, грустно завалившись набок, а стояло, слегка покачиваясь, словно бы от сквозняка. Но здесь не было ни единого окна, чтобы создавать этот самый сквозняк.       Подрагивали под потолком завесы из паутины. Их тут было действительно болезненно много, да еще и по каждой сновали мелкие черные точки. Они шевелили лапами, однако почему-то не спускались вниз, да и вообще паутина была сосредоточена более всего по углам комнаты. Там, куда не доставал свет от голубого пламени в камине.       Сделав шаг вперед, я вздрогнула. Забыла! Я совсем забыла про разбитое зеркало, валявшееся на полу прямо у входа. И обгорелый листок бумаги с парой клякс и витиеватыми буквами, видневшимися за слоем пыли и копоти. Присев на корточки я подобрала его, отряхнула от пыли и убрала в карман пальто. Все-таки здесь было недостаточно света, чтобы разглядеть хоть что-то.       Со вздохом я улыбнулась этой комнате, покидая ее и аккуратно прикрывая за собою дверь. Может, когда-то мне удастся разгадать ее тайну? Не хочется спрашивать об этом у Кукловода, ведь хоть где-то я хочу во всем разобраться сама. Кстати, о Кукловоде… его не было на кухне, но и из мастерской не доносилось никаких звуков. Значит, он не работал. Дверь в его комнату оставалась приоткрытой, а он всегда закрывался, когда уходил туда. Так… где же он был?       Я повесила пальто на вешалку у двери, да покрутила головой вновь, прислушиваясь. Мне показалось? Из гостиной раздавалась музыка. Я аккуратно заглянула туда, да так и замерла на пороге, обомлев, и не смея пошевелиться, чтобы не разрушить магию этого момента.       Кукловод сидел за роялем и наигрывал какую-то грустную тягучую мелодию. Раньше я не видела этого инструмента, он все время был накрыт куском какой-то плотной ткани. Кукловод не разрешал мне к нему даже прикасаться. А теперь такое… — Одетта.       Его голос вывел меня из транса. Я вздрогнула, очень не вовремя осознав, что я, возможно, нарушила сейчас хрупкую гармонию этого вечера. Его вечера. Он, возможно, не ожидал столь скорого моего возвращения. А я вот так заявилась… — Потанцуешь для меня, Одетта?       Я не вижу. Но чувствую, как его губ касается мягкая улыбка. Он действительно сейчас это говорит? Не шутит и не издевается. Просто по-человечески просит, продолжая мягко, почти осторожно касаться слегка пожелтевших уже от времени клавиш достопочтенного инструмента. Создавая какую-то магию прикосновений, каждым касанием позволяя очередной легкой ноте взмывать ввысь, растворяясь в воздухе и наполняя его какой-то странной щемящей тоской. — Но я так и не научилась, — виновато отвожу взгляд. Бездарность. — Я научу, — он поднялся со своего места.       Протянул мне руку, стоя в нескольких шагах от меня. Я лишь подняла на него взгляд, нервно сглатывая и осознавая, что мелодия не прервалась. В луче света от лампы был заметен отблеск серебристых нитей, что, видимо, и дергали аккуратно его струны. И тут наши взгляды встретились. Меня словно бы водою холодной окатили. Кукловод явно был не слишком доволен тем, что я ушла тогда со Спайком, это сразу было видно. Но… пусть он обижен, пусть, возможно, даже ревнует, но он все равно смотрит на меня, а не сквозь. А ведь умеет и так. И это, в какой-то степени, радует. — Прости меня. — За что? — он склоняет голову набок, глядя на меня с хитрым прищуром.       Серебристые нити обхватывают мои запястья и тянут вперед, прямо в руки Кукловода. Сил противиться им у меня нет, да я бы и не смогла. И желания не было никакого. Оставалось позволить Кукловоду буквально вложить мои руки в свои, позволить направить меня… опустить мою ладонь на его плечо, сплести наши пальцы. Неловкость ситуации возрастала с каждым мигом, что он дышал. Так близко. — Я не должна была уходить из театра со Спайком. Ты ведь наказал мне ждать твоего возвращения, — подчиняюсь ему, позволяя вести меня в ритме вальса. — Призналась все-таки. — Знала, что ты догадываешься. — Я не догадывался, мне было известно о том, что ты покидала театр, — он примирительно склонил голову, слегка подвигая меня в сторону и задавая более четкий ритм танца. — Я не приказываю тебе, чаще прошу, уповая на то, что ты склонна прислушиваться к моим словам. Интересно погуляли?.. — Плакальщицу видели, — в силу возможностей пытаюсь пожать плечами, однако получается отвратно. Тут же сбиваюсь с ритма танца и спотыкаюсь, потупив взгляд. — Извини. — Твое признание было самым логичным решением. Хоть я и злился скорее за то, что ты ушла от меня и пошла с ним уже после нашего собрания в театре, — Кукловод фыркнул, что-то недовольно буркнув себе под нос. — Но я думала, что ты разрешил…       Внезапно ловлю его взгляд, останавливаясь словно ледяное изваяние. Пристально вглядываюсь в глаза мужчины, пытаясь понять: что же его не устроило в моей часовой прогулке со Спайком? Он ведь явно не мог знать о том, что мы лечили кровоглота и дрались с двойником. Лучше не посвящать его в такие подробности преждевременно. Спросит — будет повод ответить, но к чему опережать события? — А кто сказал, что если я не выразил протеста, то я…       Он внезапно осекся, и тут же повел меня в ритме вальса. Вновь. На этот раз намного быстрее, словно заставляя меня замолчать и забыть о начатой им фразе. Мне показалось, или он боялся сказать, что в какой-то миг приревновал меня к Спайку?.. — Если ты скажешь никогда ни на шаг не отходить от тебя, — я вновь замираю, стоит музыке в какой-то миг оборваться. И, по какой-то лишь Кукловоду ведомой причине, не продолжиться вновь. -…то я повинуюсь. Не отойду, не покину, буду тенью за тобой скользить. — Но ты не моя тень, не рабыня ты, — он недовольно брови хмурит, хотя чувствую, что слова мои душу ему медом сладким поливают. — А если захочу тенью быть?       Взгляд на него буквально с мольбой какой-то поднимаю. Жалко выгляжу сейчас, наверное, затравленно. Никто мне зла никакого не делал, а я веду себя так, будто бы надо мной каждый день издеваются самым изощренным способом. — Мне страшно сегодня было. Спайк куда-то тащит, затем плакальщица на шею ко мне бросается, кровоглот этот… — Кровоглот?! — Кукловод, опешив, даже отпрянул от меня и тут же склонился надо мною, словно пытаясь поймать вмиг ускользнувший взгляд. — …я ему помогла. Жизнь спасла, кажется. Он ранен был, а я железку из раны вытащила. Страшно так было, будто умереть могу, хотя он ведь даже не захотел бы меня сожрать… я же пластиковая, — всхлипываю, осознавая, что слова мои переходят в бессвязный шепот. — А потом этот двойник. Я думала, что это ребенок, что он мой друг. А он все это время видел во мне человека, тянулся к моим рукам не потому, что мои объятия тепло дарили, а потому только, что искал во мне источник энергии. И даже тут я бесполезна, потому что пустышка.       Сама не замечаю, как колени подгибаются, а я безвольным мешком оседаю на пол. Упала бы, если бы Кукловод подмышками не схватил, на колени опустил меня, сам рядом присел. — А Спайк… все в театре. Они ведь думают, что я живая, настоящая. Как я платье Офелии примерю, если даже перчатки при людях снять не могу? Как Спайку в конце концов скажу, что не пойду к нему на кофе или суп потому, что в пище куклы не нуждаются. Не объясню, что души во мне нет, только взбесившиеся чувства да ум, который давно уже заходит за разум. Я ведь даже не живая на самом-то деле, нет во мне человеческого тепла, не могу я… по-человечески не могу!       Не заметила даже, в какой момент слезы хлынули из глаз бесконечным потоком. Мне даже непонятно, откуда у меня слезы-то вообще взялись, но это и не важно. Удушающие волны истерики всхлипами накрывали, дышать не давали. Перед глазами черные точки плясали, жить не давали. За что мне все это, какое зло я совершила?!       Кукловод как-то молча и почти по-отечески пригладил мои волосы, обнял. Плащом своим обернул так, что видела я лишь его подкладку да рубашку черную, пахнущую почему-то ладаном. Откуда мне вообще знать, как пахнет ладан?..       Он обнимал меня как родную. Не как любимую девушку обнимают или мать. Скорее как сестру, или даже дочку, ребенка малого. Укрывал собой, ограждая от всего мира, словно бы защитить хотел, оградить от этого кошмара, что день за днем цепкими щупальцами все сильнее сжимал мое горло.       Страх. Страх. Страх.       Я не знаю, сколько бы я еще выдержала, если бы не было этих теплых объятий. И пусть я кукла, пустышка и все в таком духе, тепла своего во мне нет, но жар чужого тела в этот момент ощущался максимально явно. Словно бы я была батарейкой, которая пыталась напитаться им до краев, чтобы надолго хватило. Чтобы сохранить, с собой унести, в постель свою забрать, чтобы сил хватало ее за двоих согревать. — Прости меня, Одетта.       Голос Кукловода словно гром среди ясного неба. Прямо над ухом, так близко, будто бы вообще изнутри меня звучит. — Прости, что не защитил, что не научил. Я ужасный учитель, на самом деле. Ты так задорно обучалась всему сама, книги читала, говорила о них… я засматривался на это, да так засмотрелся, что забыл совсем о том, что несу за тебя ответственность. Забыл, что ты… самое ценное, что у меня есть. Единственная светлая точка в моем темном мироздании, ты готова идти за мной, ничего не просишь взамен… — Просто не прогоняй меня. Будь рядом.       Тонкие пальцы в перчатках цепляются за ворот черной рубашки. Сильные мужские руки сжимают шифоновую блузку на спине и плечах, натягивая ткань так, что она облепляет меня подобно второй коже. — Я не прогоню тебя.

***

      На следующее утро мы с Кукловодом вновь отправились в театр. Он отшучивался насчет того, что претендентке на роль новой примы не гоже отсиживаться дома вместо репетиций. Мне сегодня предстояло впервые попробовать отыграть на сцене один из отрывков сценария, который накануне меня заставили вызубрить наизусть.       Слушая стук каблуков по брусчатке так напоминавший мне звуки метронома, я в какой-то момент поймала себя на мысли, что постоянно старалась идти в ногу с Кукловодом. А еще неосознанно тянулась пальцами к его руке в белой перчатке. И, судя по всему, это не укрылось от его внимания. Искоса поглядывая на меня через каждые несколько шагов, он усмехался. Словно бы издевался надо мной, взглядом и улыбкой вынуждая, в конце концов, сделать хоть что-то. — Можно?..       Стоило нам остановиться у дороги, пропуская перед собой карету, запряженную четверкой явно подуставших от жизни гнедых, как я потянулась к руке Кукловода. Он улыбнулся, прикрыв на миг глаза. — Конечно.       Я взяла его за руку. И теперь он замедлил шаг, идя рядом со мной и молча выдыхая клубочки пара, колыша морозный утренний воздух. Внутри от этого прикосновения разлилось какое-то странное тепло. Словно бы… черт, я не могла понять, зачем я вообще это сделала. Но внутри шевелилось осознание, что точно также меня за руку держал и Спайк. Но от того прикосновения внутри не поднималась такая всепоглощающая волна нежности и тепла. Я не понимала, с чем это было связано, да так и не смогла разобраться в себе до того момента, как мы оказались у дверей театра. — Иди внутрь, — Кукловод выпустил мою руку из своей, а я поспешила убрать ее в карман пальто, чтобы хоть на несколько мгновений сохранить тепло этого прикосновения. — Мне нужно на время отлучиться, репетиция начнется через два часа. А пока тебе дорога к Жозефине. — К-кому? — я нервно окинула здание театра взглядом, словно бы без Кукловода рядом оно должно было сожрать меня. — К Жоззи. Я говорил о ней, ей нужно знать твои параметры, перешить платье Офелии на тебя да подобрать тебе светлый парик. Если, конечно, сможешь сегодня на репетиции впечатлить всех своей игрой, — он хмыкнул. — Я верю в тебя, Одетта. — Постой, — я похолодела, — чтобы снять с меня мерки, ей ведь придется меня раздеть?.. — Я в курсе, что ты не хочешь раскрывать свой секрет, потому позаботился об этом. Держи, я записал твои параметры. Просто передай ей этот листок.       Он достал из нагрудного кармана листочек, вырванный из его записной книжки, и вручил его мне. Затем махнул рукой в сторону театра, а сам удалился в сторону площади от которой мы пришли. Сжав листок меж пальцев, я ощутила, что эта своеобразная и странная забота с его стороны… тронула меня до глубины отсутствующей души. Мне так хотелось выразить ему свою благодарность за этот жест, да и за многие другие. Но я никак не могла найти слов.       В здание театра вошла, чувствуя на своих плечах тяжелую ношу. Мне стоило бы поговорить с ним, извиниться за вчерашнее. Я ведь разрыдалась у него на руках, а он меня успокаивал, слова теплые нежные шептал. Затем до кровати донес, спать уложил… даже сам рядом прилег, за руку меня держал. Взял из библиотеки первую попавшуюся книгу и читал мне сказку о девочке, что видела во сне ангела музыки. — Привет! — я вздрогнула, оборачиваясь и встречаясь взглядом с Николь. Она, как и всегда, лучилась позитивом. — Ты к Жоззи? Я с тобой пойду, мне нужно забрать у нее кое-что. — А… конечно, — натянула на лицо приветливую улыбку. Кажется, актриса из меня неплохая, раз другие актеры верят в искренность моих эмоций, что я изображаю каждый раз, стоя пред ними. — Я слышала, как директор сказал, что ты хранишь какой-то секрет? — Николь беззаботно улыбнулась. А у меня внутри все подернулось ледяной коркой. Она подслушала наш разговор. — Знаешь, у каждого должна быть своя личная гардеробная со скелетами. И нарядами для них, чтобы выставлять свои тайны в лучшем свете, если все-таки придется их кому-то рассказать.       Она медленно шла возле меня, рассматривая развешенные по стенам картины да портьеры с таким интересом, словно бы видела их впервые. Хотя, судя по всему, давненько уже работала в этом театре. Я невольно улыбнулась, представив себе ту картину, что описывала девушка. — …для самых страшных тайн там хранятся черные плащи в пол, — а Николь все несло дальше на волнах фантазии, она даже перешла на более быстрый шаг, еще и вприпрыжку. — Для милых девичьих секретиков, которые обсуждают с сестрами и подружками, все эти нелепые платья с рюшами и бантами. Ну и по мелочи, ты поняла? — Да, — сдержать улыбку уже было невозможно, я искренне рассмеялась.       Николь была такой… юной? Я не знала ее возраста, но девушка казалась такой искренней, теплой, светлой и позитивной, что создавалось впечатление, будто бы она сама освещает и согревает все вокруг себя. — Не обращай на нее внимания, ее иногда заносит, — у меня за спиной, словно черт из табакерки вырос ее брат. — Как ты, Одетта? — Ник! Вечно ты перебиваешь, — Николь недовольно нахмурилась, смерив брата взглядом. — А что мне еще прикажешь делать? — кажется, он потерял ко мне всякий интерес, переключившись на перепалку с сестрой. — Директора нет, Спайка и Жаклин тоже. — То есть тебя некому гонять по всему театру? — я улыбнулась своей нелепой мысли. — Никто меня не гоняет, я свободный человек, — Никлаус фыркнул, горделиво подбоченившись. — Начальство может поворчать, конечно. Но только для виду, на самом деле они все зайки. — Ты кого зайкой назвал, юродивый?       Клаус тут же подпрыгнул на месте, чуть не сбив меня с ног. Вскрикнул, увернувшись от яркой магической искры, что просвистела в нескольких сантиметрах от него. — Спайк! — Николь радостно улыбнулась его появлению. — Правильно, покажи этому бездельнику, где раки зимуют! — Вы что вообще тут забыли? — Спайк оперся о свою трость, окидывая нас троих скептичным взглядом. И, судя по тому, как двойняшки притихли, после Кукловода Спайк тут был если не главным, то уж точно одним из самых влиятельных. — Кто должен был помогать Васко рисовать задник? — А, я уже бегу, — Николь помахала нам рукой, спешно ретировавшись обратно по коридору. — Одетта, передай Жоззи, что я попозже зайду! — она на ходу подмигнула мне, ускоряя шаг, стоило Спайку с улыбкой стукнуть тростью об пол. — А я это, ну, пойду, в общем, помогу… — Клаус замялся, встретившись со взглядом Спайка, не сулившим ничего хорошего, — ой, помогу Жаклин полить ее эту, как ее… ну, пальму эту!       И он улизнул, не попрощавшись. Спайк лишь тяжело вздохнул, покачав головой, а затем подошел ко мне, приветливо улыбнувшись. — Если ты к Жоззи, то тебе в другую сторону. Пойдем, провожу, — он хмыкнул, глядя на мое растерянное лицо. — Брось, ты же не думаешь, что я на них действительно злился? — Ну, знаешь, ты выглядел убедительно, — я улыбнулась в ответ, следуя за ним. — Я же актер, — он рассмеялся. — Люблю этих бездельников, так что это все исключительно в воспитательных целях. А то эти двое будут целыми днями друг другу косточки перемывать. Кому тогда прикажешь за них работать? Театр развалится, если за ним не следить. — Вижу, тебе это место дорого. — Лишь потому, что оно собирает под своей крышей хороших людей. Эта труппа она… как большая семья. Ты поймешь вскоре, — его взгляд вмиг стал более тусклым, — мы словно единый организм. У большинства нет ничего кроме этого театра. — Как это? Они ведь все взрослые люди. — Они-то? — Спайк хохотнул. — Двойняшки сироты, театр буквально вырастил их. Они словно дети его. Жаклин — строгая мама, я — старший брат, который любит надавать по шапке за проступки, но хвалит за достижения. Кукловод, — он на миг запнулся, словно не хотел о нем упоминать, — отец семейства. И так далее, по мелочам. — А Васко? — я улыбалась от уха до уха. — Пьющий дедушка со странными хобби. — Жоззи? — Та самая тетушка, которая редко появляется, но всегда привозит с собой подарки, — Спайк покачал головой. — Сама скоро все узнаешь.       Не успели мы свернуть в подсобное помещение, как со стороны холла раздался радостный возглас Николь. Затем укоризненный вздох Кукловода, неразборчивые слова… еще несколько голосов, и все это удалялось от нас. — Что там? — я остановилась, тут же потянувшись назад. — Кукловод молоко принес, наверное. Все пошли котов кормить. Хочешь посмотреть? — Спайк обернулся, встретившись со мной взглядом. — Пойдем.       Не дожидаясь моего ответа, он перешел на более быстрый шаг, а мне оставалось лишь поспевать за ним. Кукловод пошел кормить котов, я не ослышалась? Кукловод у которого аллергия на шерсть и который ненавидит все живое самой сильной ненавистью во вселенной?!       Спайк провел меня через какой-то заваленный хламом коридор и вывел на задний двор театра. Там ютились какие-то старые декорации укрытые тканью, несколько непригодных для использования кресел. А в углу двора, за креслами, толпились члены труппы. — К нам кошка прибилась как-то, — пояснил Спайк, останавливаясь в нескольких метрах ото всех. — Ну, мы ее подкармливали. Она окотилась. Потом еще раз. В общем, за год у нас тут уже был свой кошачий выводок. Девать их некуда, устроили им там домик. Васко сделал из досок, Жоззи с Жаклин натаскали всяких покрывал, чтобы им зимой не холодно было. А Кукловод периодически приносит молоко и мясо, рыбу иногда. И все бегут их кормить, видят в этом отдушину от своего обычного существования, — да уж, сегодня Спайк был мрачен как никогда.       Я стояла и издали рассматривала кошачий домик. Николь, которая тискала подросшего котенка. Клауса, который привязал к палке пару перышек и теперь играл с тремя котами сразу. Остальные обитатели театра гладили животных, кормили их, подливая молоко и подкладывая рыбы из пакета. Чуть поодаль стоял Кукловод, прикрывая рот и нос белым платком. Кажется, он всеобщего ликования не разделял, но пытался поддерживать в труппе хоть какой-то огонек тепла, который приносил им радость.       И в этот момент я действительно ощутила то, что в этом театре работали не просто люди, но братья и сестры. Настоящая семья со своими питомцами. И Кукловод, как ни странно, тоже был частью этой семьи. — Это так… мило, — я невольно улыбнулась, чувствуя, как меня изнутри заполняют тепло и радость. — Кажется, я поняла, что ты имел ввиду, когда о семье говорил.       И вроде бы в этот момент я обращалась к Спайку. Но взгляд мой прикован был к Кукловоду. И, судя по всему, он это ощутил, потому что через секунду обернулся, смерив меня взглядом. Его губы на миг тронула теплая улыбка… а затем он перевел взгляд мне за спину, где стоял Спайк. И тут же Кукловод недовольно вздохнул, отнял платок от лица и направился в нашу сторону. — Ты, кажется, должна была идти к Жоззи, — без приветствия бросил он, глядя поверх меня. — А ты, Спайк, что тут делаешь? — То же, что и ты, — он пожал плечами, — делаю вид, что мне не безразлично.       Кукловод хмыкнул, а затем все-таки перевел взгляд на меня. Выдохнул. А затем взял за руку, точно так же, как я брала его двадцатью минутами ранее. Это выглядело как-то даже слегка по собственнически. А потому тут же мою спину обжег холодом взгляд Спайка. Однако он ничего не сказал, лишь только втянул носом воздух. — Пойдем, отведу тебя к ней.       Кукловод потянул меня за собой, а мне ничего и не оставалось кроме как послушно последовать за ним.