***
После нашего разговора мы больше не виделись. Я сбежала в свою комнату, а Кукловод остался в библиотеке. Но я знала, что он не собирался уходить из дому еще два дня, ведь дал труппе выходные. Находиться в одном доме и не разговаривать, а говорить с ним мне в данный момент хотелось даже меньше, чем со Спайком после того, что он сделал, было невыносимо тяжело. На третий день, не находя себе места, где бы скрыться от Кукловода, что, казалось, стал просто вездесущ, я тихо накинула плащ, решив прогуляться. Но, стоило мне спуститься на первый этаж... На носки моих туфель легла полоска голубоватого света. Серьезно? Кажется, сейчас я не была готова вновь заглянуть в загадочную комнату, освещенную голубоватым пламенем. Но этот свет словно бы манил меня, звал за собой. Кажется, я читала что-то о блуждающих огоньках. В книге их описывали как голубые всполохи, что уводят путников в лес. Или выводят оттуда, если человек теряется. Интересно, куда бы они завели меня? За этими пространными рассуждениями я и не заметила, как шагнула в комнату, тихо притворив дверь. Возможно, мне показалось, но тут что-то изменилось? Словно бы в этой комнате время текло иначе. Подсвечник всего за месяц зарос паутиной так, словно бы прошло минимум несколько лет. Кочерга, валявшаяся у камина, отчего-то была погнута. Дров в камине уже почти не оставалось, по их остаткам плясал одинокий голубоватый огонек. Только кресло-качалка спокойно стояло себе, лениво покачиваясь из стороны в сторону. На минуту задумавшись, я вдруг пришла к мысли о том, что в доме не найти лучше места, чем это, чтобы скрыться от Кукловода. Навряд ли он станет искать меня в том месте, где и сам-то никогда не был. Придя к этому выводу, я осторожно опустилась в кресло. Осматриваясь, пришла к выводу, что пауков, кажется, в комнате не убавилось. Казалось, что каждый из углов жил собственной жизнью. Они были повсюду. Копошились, бегали по штукатурке, но избегали тех редких участков, куда падали блики от остатков пламени. Что ж, благо, пауков я, как выяснилось, не боялась. Идеальную тишину нарушил треск полена в камине. Оно в какой-то миг, кажется, устало тлеть и, разломившись пополам, осыпалось в кучу пепла, рассыпав вокруг искры. На удивление, после исчезновения единственного источника света, загадочное помещение не погрузилось во мрак. Словно бы стены и сами светились прохладой. Только пропали голубые всполохи, разгонявшие пауков по углам. А те, словно бы только этого и дожидаясь, тут же выбрались из своих укрытий. Я нервно впилась пальцами в подлокотники, наблюдая за тем, как по стенам роились сотни, нет, тысячи черных точек с лапками. В основном небольшие, но среди них встречались и особи покрупнее. В какой-то миг я вскочила, мне показалось, что эти восьмилапые существа пробрались и ко мне под одежду. Попытавшись их стряхнуть, я неосторожно задела столик с заросшим паутиной подсвечником. Тот, качнувшись, с гулким стуком упал на пол, откатившись к стене. Не знаю, как я не закричала от ужаса, когда пауки на стене собрались в единое нечто. Копошащаяся масса отделилась от стены, напоминая по очертаниям человеческую фигуру, укрытую простыней. Эта самая фигура вытянула просто невероятной длинны лапу с длинными тонкими пальцами, подняла подсвечник и подалась в мою сторону. Все-таки вскрикнув, я тут же рванулась к двери, но, стоило дернуть ту за ручку, как та не поддалась. С ужасом осознав, что я осталась запертой в комнате с каким-то невероятным существом, состоявшим из массы пауков, я обернулась, пытаясь унять дрожь в руках. Существо пока не выказывало никакой агрессии, лишь приблизилось, протягивая мне упавший подсвечник. — Эм... спасибо? — мне тяжело было подобрать слова. Хоть я и знала, что говорить с духами — далеко не лучшая идея, ничего другого мне в данной ситуации не оставалось. Да и, как показала практика, подобные диалоги иногда приносили пользу. — Ты ничего мне не сделаешь?.. Дух не ответил. Лишь переместился на противоположную стену, вытянул длинную конечность и, кажется, что-то написал пальцем на пыльном полу. Мягко ступая, я приблизилась к надписи. Там красовалось кривое размашистое «НЕТ». — Ох, это отлично! Наверное... — я подняла взгляд и, возможно, мне показалось, но в том месте, где у духа должно было находиться лицо, пауки слегка шевельнулись, складываясь в подобие улыбки. — У тебя есть имя? — существо качнуло подобием головы. — Ладно, хорошо. Что ж... тебе что-то нужно? — качнувшись в другую сторону, оно вновь вытянуло лапу к полу, неловкими движениями что-то там выписывая. — С-сахар?.. Только услышав это слово, существо словно взбесилось. Пауки распались, вновь замельтешив по полу и стенам. Кажется, если бы они могли издавать звуки, то сейчас пищали бы от радости. Минутка экстаза от услышанного закончилась тем, что насекомые вновь собрались вместе, на этот раз принимая форму, отдаленно напоминавшую огромного кота. Тот, вполне естественно двигаясь, даже крутя в воздухе копошащимся хвостом, приблизился ко мне, потеревшись о ногу. Кажется, этим существо показывало что-то вроде восторга или удовольствия? По крайней мере, точно также делал мой знакомый кот, когда я его кормила и гладила. — А ты... знаешь что-нибудь о Коллекционере слез? — я нервно сглотнула, услышав, как щелкнул замок в двери. Та слегка приоткрылась. Кажется, местный дух управлял всем в этой комнате. Кот, недовольно выгнув спину, прыгнул на стену, вновь рассыпаясь по ней черными точками. Они довольно быстро собрались вместе, принимая первоначальную форму. Только несколько десятков пауков остались в стороне, мельтеша и складываясь в очередной ответ. Знаю. — А давай... договоримся? — существо склонило подобие головы вбок. — Я принесу тебе сахар, а ты поделишься тем, что знаешь. Договорились? — мой удивительный собеседник тут же несколько раз кивнул. — Ну, тогда я за сахаром. Подожди минутку, только не закрывай дверь! Взбежав вверх по ступеням, я направилась на кухню. Что ж, надеюсь, мне не придется объяснять Кукловоду пропажу сахара. Пусть думает, что сам пил слишком много сладкого чая. Найдя на полке почти полную сахарницу, я тут же поспешила вернуться к своему странному новому знакомому. Хотя, когда это мои знакомые не были странными? Улыбнувшись собственной мысли, скользнула в комнату. Существо ждало меня, казалось, даже не двинувшись с места. Но тут же оживилось, стоило ему увидеть сахарницу в моих руках. Я оставила ее у самой стены, внутренне напрягаясь, когда пришлось опуститься на корточки прямо перед этим странным духом. Пауки зароились с новой силой, внезапно опуская в мои руки небольшую записную книжку в кожаном переплете. И, стоило мне отойти, как существо жадно накинулось на сахар. Я готова была поклясться, что слышала, как оно чавкало! Отойдя в сторону и присев в кресло, я все-таки решила заглянуть в записную книжку, которую этот дух выдал мне взамен на сахар. Стоило только бросить взгляд на первую страницу, как по спине пробежался предательский холодок. Этот почерк я бы узнала из тысячи, книжка принадлежала Кукловоду. И что же этим хотел сказать дух?.. Пролистывая одну страницу за другой, я не находила, за что зацепиться взглядом. Здесь были какие-то мелочи, вроде списков продуктов, расписания репетиций и плана дальнейших постановок, отрывок какого-то сценария и... Я внезапно остановилась, вернувшись на несколько страниц назад. Ни одного упоминания Коллекционера слез, нет. Но несколько страниц были размечены по дням, и я точно видела там упоминание своего имени. Кукловод решил временно превратить свои заметки в дневник? Понимая, что я делаю что-то почти постыдное, все-таки решила мельком пробежаться взглядом по строчкам. Все они были датированы ноябрем нынешнего года, значит, Кукловод писал обо мне, а не о своей бывшей приме. «...непоседлива, слишком любопытна и иногда назойлива. После ее побега начинаю задумываться над тем, насколько глубоко я могу привязаться к своему творению. Но не той привязанностью, которой надо было бы. Любить своих кукол как детей — для меня нонсенс, но другие считают это нормой. Но эта Одетта... я чувствую, что привязываюсь к ней так, словно бы она живой человек. Ее хочется оберегать, защищать, окружить теплом и заботой. Делать все то, что я не умею» Внутри все натянулось до предела, когда я листала эти записи. Слишком личные, чтобы делиться ими со мной, но, волею случая, попавшие в мои руки. Да уж, Кукловод весьма точно подметил, что я слишком любопытна. Последняя запись была довольно свежей, кажется. Даты у нее не было. «Я был свято уверен, что Рик погиб. Но насколько вселенная любит надо мною пошутить, уму непостижимо! Он помог моей Одетте выжить, свел ее со своим братом, словно бы в насмешку над прошлым. Будто этот хитрый лис решил отомстить мне за старую глупость, за эфемерное влечение к той, что давно спит в земле. К той, что требовала к себе внимания каждого мужчины, но, не сумев получить ни капли оного от нашего неприступного Рика, разрушила жизни окружающих ее людей. Мою, его брата, всей труппы. Я думал, что жизнь достаточно наказала ее за это, когда Фортуна погибла страшной смертью. Но, кажется, судьба решила, что я тоже достоин ее возмездия. Ох, Рикки, знал бы ты, как мне не хватает твоей мудрости. Твоего бесконечного умения выслушать и поддержать. Мне остался только твой несносный братец, мнящий себя невесть кем и пытающийся всеми силами увлечь мою Одетту. В наказание ли мне за прошлые ошибки, или он действительно ею заинтересован?..» Мою Одетту. Это словосочетание вертелось на языке, никак не желая его покидать. Кукловод никогда не называл меня так вслух. Но писал так в своем личном дневнике... значит ли это, что он так действительно думал? Было ли это жестом собственничества, или желания быть ближе? Я не знала, и даже не могла спросить. Но все внутри согревалось от мыслей о том, что Кукловод думает обо мне даже в те моменты, когда не видит. Спешно листая дальше, ведь я заметила, что мой дух-помощник перестал чавкать и теперь нависал над моим плечом, словно собираясь забрать записную книжку, я вдруг замерла. Упоминание, что я так долго искала! Оно было здесь, на странице, заполненной лихорадочно, дрожавшей рукой, нервно и неровно. Здесь были кляксы чернил, зачеркнутые слова, но общий смысл все еще можно было уловить! «Спайк, будь ты проклят, вновь и вновь вставляешь мне палки в... Коллекционер. Он рядом, в театре. (срочно узнать, кто в последнее время ссорился с семьей) Нельзя позволить Одетте влезть в это. Вилард может что-то знать. Не зря объявился. Если кто-то погибнет от его рук, тогда...» Я вздрогнула всем телом, выронив записную книжку из рук, когда дверь в комнату скрипнула. В проеме показался Кукловод. — Одетта?.. — он обвел помещение слегка удивленным взглядом. — Что ты здесь делаешь? — Я... — за моей спиной раздался шорох, — сахар принесла этому духу. По сути, я даже не солгала. Киваю на сахарницу, и Кукловод коротко улыбается. Переводит взгляд на записную книжку у моих ног. — А это? Паучок принес? — он склоняет голову набок, приближаясь. Я только кивнула, взявшись за кожаный переплет и подавая его владельцу. — Вот проказник, вечно таскает мои вещи. — Ты знаешь этого духа? — невольно оборачиваюсь и замечаю, как существо жмется в углу, словно нашкодивший пес. — Конечно. Он живет здесь долгие годы, — Кукловод отряхнул записную книжку от пыли, убрав ту во внутренний карман сюртука. — Добрейший дух из всех, что можно повстречать в Лондоне. Совершенно не опасен, но очень назойлив. В свое время он мне так надоел, что я запер его в этой комнате, зажег тут магический огонь. Но, как видишь, — он кивнул на погасшие поленья, — забыл поменять дрова. — Он... не любит свет? — Терпеть не может, — короткий кивок. — Особенно свет от пламени. Принято считать, что Паучок — дух сожженной заживо ведьмы. Он даже свечей боится. Но он чертовски полезен, прогоняет из дома других насекомых и слабых духов. Но до невыносимого любопытен и общителен, хоть и не может говорить. Читает мысли, пишет на полу и стенах, крадет из кладовой сахар и шоколад. С ума сходит, стоит ему завидеть сладкое. Но ты, судя по всему, это и сама уже выяснила. — Опытным путем, — широко улыбаясь, радуюсь тому, что Кукловод не подумал спросить меня о том, заглядывала ли я в его записи. Потому что уверена, что не смогла бы солгать. Между нами удивительным образом пропало то напряжение, что витало в доме последние несколько дней. И это не могло не радовать. — Пойдем? — Кукловод подал мне руку. — Лучше здесь надолго не оставаться. Это место... скажем так, комната сама по себе подобна духу. Тут нельзя задерживаться, рискуешь потерять связь с реальным миром. — А у меня она есть? — неловко улыбаясь, все-таки берусь за протянутую руку. Покидая комнату, я все-таки на прощание помахала свободной рукой тому, кого Кукловод называл Паучком. И в этот раз я была уверена, что существо улыбнулось мне в ответ в свойственной ему паучьей манере.***
Вернувшись в гостиную, Кукловод опустился в свое любимое кресло, возвращая все свое внимание книге, что он читал, да остывшему чаю на столике. Мне оставалось только мяться в дверях, раздумывая над тем, стоило ли сейчас заговорить с ним. Мыслей в голове было слишком много, но ни одна не подходила для начала хоть сколько-нибудь адекватного диалога. Еще и закрепленный на поясе мешочек с душой словно бы жег бедро. Это отвлекло меня, а потому изо рта само собой вырвалось: — Я не знала, что этот дух не агрессивный. — Паучок? — Кукловод отложил книгу, поднимая на меня глаза. — Он бывает назойлив, потому что очень привязывается к тем, кто имеет неосторожность его подкармливать. Но уж точно не агрессивен. — Он выглядел... внушительно, — опускаюсь в кресло напротив, — но я почему-то совсем не испугалась. — Врешь ведь. — Ну, — это смущает, — разве что немного. Но уж точно не была в ужасе, как при встречах с другими духами. — Это естественно, Одетта, — он прикрывает глаза, откидывая голову назад. — Ты ведь не человек, — о, спасибо за напоминание, — и чувствуешь опасность этих созданий подсознательно. Не осознавая этого, для себя ты можешь внутренне определить их опасность. Пусть и не с математической точностью. — Ну, раньше я думала, что меня пугает их внешний вид, — поджимаю губы. — Одетта, ты ведь не думаешь, что самые страшные монстры те, которых ты встречала среди туманных улочек?.. Меня прошибает дрожь, стоит только заглянуть в его глаза, внезапно кольнувшие странным холодом. Стоит мне только вспомнить о встречах с Пустотами, Кровоглотом, другими потусторонними тварями... хочется спрятаться под одеяло. Кукловод, кажется, заметил мое смятение и лишь тихо хмыкнул, качая головой в отрицательном жесте. — Помнишь как ты испугалась, когда увидела в моем доме Гостя? — мгновенно киваю, обхватывая себя руками. — Тебе ведь было страшно еще до того, как ты его заметила. Но ты слышала звуки, что он издавал. Чувствовала запах, видела его следы, тень, еще что-то в этом духе. Так вот, милая Одетта, страшнее всех чудовищ не те, что бросаются на тебя, брызжа слюной и обнажая клыки. Тех ты видишь, осознаешь их физическую оболочку, оцениваешь их слабости. Можешь ударить, в конце концов! Он переходит на тихий шепот, проникающий в самые глубины сознания и поднимая там волны всепоглощающего животного ужаса. Словно бы я и не в тепле сижу, а на крохотном камушке в центре бушующего в океане шторма. И я явно ощущаю, как очередная волна ужаса способна накрыть меня и утащить в пучину страха, в бездну из которой не будет возврата. — ...страх идет из глубины, из самого человеческого нутра. Мы боимся того, что не способны постичь, к чему не прикоснуться, что способно причинить не физический вред, но вывернуть наше сознание наизнанку. Боимся не монстра, который бросится на нас через секунду, но того, что может произойти через минуту, если мы окажемся в полнейшей тишине где-то в темном переулке, когда где-то за спиной просто раздастся тихий шорох. — Перестань, прошу! Я обхватываю себя руками еще сильнее, чем раньше. Словно пытаюсь казаться меньше, чем я есть на самом деле. Не знаю, зачем Кукловоду потребовалось запугивать меня, но получилось у него отменно. — Прости, — Кукловод подходит, примирительно опуская руку на мое плечо. — Слушай свои чувства. Они человеческие, да, но в твоем исполнении максимально искренни и чисты. Ты многого не знаешь о мире, в котором живешь, и только чувства способны подсказать тебе правильный путь. — А если я не пойму что с ними делать? — поднимаю на него глаза, силясь не всхлипнуть. Ему-то говорить легко, он не знает, как мои собственные эмоции пожирают меня день за днем. Какие кошмары мне иногда снятся, как тяжело порою просто не взвыть от бушующего внутри океана боли, непонимания, страхов и прочих темных чувств, что дарит мне этот чудный мир. — Люди верят в то, что даже в кромешной тьме можно найти свой лучик света, — Кукловод пожимает плечами. — Не знаю, так ли это, но попытайся среди всех своих страхов найти что-то светлое. Радость, влюбленность, или... — Влюбленность? — грустно поджимаю губы. Мне больно даже говорить об этом, дорогой Кукловод. — Влюбленность — подобна бабочке, что села не плечо. Не спугнуть бы. Такая хрупкая. — Кто тебе это сказал?.. — он явно насторожился. — Никто, — пожимаю плечами, ведь в этот раз я даже не лгу. — Так... к слову пришлось. — Это строка из одной из пьес, которые я когда-то писал для труппы, — Кукловод настороженно изогнул бровь, отойдя от меня на шаг и почти выворачивая наизнанку своим испытующим взглядом. — Одетта, а когда ты расскажешь мне о том, что ты прячешь? — Что?.. — я похолодела. — Покажи, что носишь в шелковом мешочке на поясе, — он указал на него пальцем. — Не думай, что я его раньше не замечал. И мне не составит труда развеять ту магию, которой он создан. — М-магию?! — вскакиваю, отходя на шаг назад, стоит Кукловоду лишь слегка приблизиться. — Магию, Одетта. Поверь мне, силу Раймонда я чувствую за версту. — Смерив меня тяжелым взглядом, мою напряженную позу, сжатые в кулаки руки, он кашлянул. — Ты решила вновь вернуться к моменту, в котором ты меня боялась? — Кукловод грустно улыбается. — Раньше ты хотя бы не врала мне, старалась ничего не скрывать. А теперь... Покачав головой, он покинул гостиную. И я не знаю, действительно не знаю, чего я испугалась в тот момент. Того, что он мог отнять мою душу? Хотя когда это я стала называть ее своей?.. Не важно. Кукловод никогда не был со мной жесток искренне, разве что в порыве гнева. Но сейчас я видела, что он не был зол на меня лишь... разочарован. И от того, что во мне разочаровался он, единственный человек, что был мне действительно близок и дорог, внутри все сжималось в тугой комок, скользкий и мерзкий, как протухшая рыба. — П-постой! Я расскажу, Кукловод, я все покажу тебе, я... Рванувшись за ним, я остановилась в дверях его комнаты. Кукловод стоял, оперевшись руками о комод. Вся его поза выдавала напряженность, хоть внешне он и старался оставаться спокойным. — Я... — впервые на моей памяти он так надолго замолчал, подбирая слова, — ...кажется, догадываюсь, что ты прячешь. Там душа, верно? — Да. Пустота отдал ее мне. И я хотела бы... я, — запнулась. — Договаривай, Одетта. — Хотела бы ее оставить. Себе. И не в мешочке, а, — я неосознанно опустила руку на свою грудь, — здесь. — Я уже говорил с тобой об этом, но не посмею остановить. Как я уже сказал, я не смею тебе приказывать, и... Кукловод не договорил. Отойдя от комода, он прислонился лбом к зеркалу в раме из черного дерева. Спокойно выдохнул, словно пытаясь успокоиться. Но вдруг резко обернулся. — Одетта! А я только с ужасом смотрела на проступивший на стекле след от надписи, оставленной Рикки. Коллекционер слёз.