Пленник Его Величества

       Проснулся Алек уже когда в окно светило яркое солнце и потянулся, точно мартовский кот, впрочем, тут же зашипев от боли в плече, которая, впрочем, немного притупилась. И, наверное, за это следовало благодарить иглы Пурнамы, которые давно вынули из его тела.        Мысль о восточном божестве, седлающем его бедра, вызвала на губах мечтательную улыбку, и он повернулся, ища азиата. Скользнул ладонью по пустующим простыням, вдруг нахмурившись, заметив на белоснежном шелке высохшие бурые пятнышки. Кровь? Он сел, ища пленника взглядом.        — Пурнама?        Тот нашелся у огромного, чудом не разбившегося в шторм трельяжа. Он умывался холодной водой. Вся фигура его выдавала усталость, а быть может, дело было в длинном закрытом одеянии, которое полностью закрывало обзор его кожи, включая тонкие запястья, что были для Алека отдельным произведением искусства.        — Мой дорогой, как ты? — азиат очаровательно, но блекло улыбнулся ему, а Лайтвуда вдруг пронзила мысль о том, что вчера его божество было так же бледно и в таком же закрытом одеянии.        — Лучше, — не вдаваясь в подробности, заверил он, поднимаясь, чтобы накинуть рубашку и подойти к пленнику. Опустить ладони на плечи, улыбаясь в зеркало. — Ваши иглы просто творят чудеса.        Руки медленно скользнули вниз, проверяя тело на наличие повреждений. Неужели пленник все же пострадал во время шторма, но никому не сказал об этом? Почему?        — Я рад, что моя скромная помощь оказалась эффективной, — шепнул пленник, наблюдая за действиями Александра в отражении серебряного зеркала. Вот только замер точно кролик в объятиях удава, словно боялся чего-то.        И это заставило юного офицера нахмуриться еще сильнее. Разве он чем-то обидел свое божество?        — Что-то не так? — осторожно спросил он, сжимая плечи чуть сильнее.        — Нет, ну что ты, Александр, — мягко улыбнулся ему пленник, но на лице его на краткий миг отразилась тень боли, — все хорошо.        Конечно же, Алек не поверил ни единому слову, но разжал пальцы, избавляя пленника от хватки, прошелся по каюте, еще хранящей следы последствий шторма.        — Мне жаль, что я заставил вас волноваться, не вернувшись тогда.        — Ты не должен извиняться! — воскликнул пленник, резко поворачиваясь, словно бы желая податься вперед и убедить Алека в обратном, но резко бледнея и замирая, чтобы выдохнуть, прикрыв глаза: — Главное, что ты в порядке.        Когда же он открыл их, Лайтвуд был рядом. Сжав в ладони пальцы пленника, другой рукой он осторожно, но уверенно задирал рукав его одеяния, обнажая запястье. С шумом втянув воздух, тихо выругался. Нежную кожу покрывали не первой свежести синяки и ссадины. Сутки, его не было всего сутки. И все это время за Пурнамой приглядывал один из матросов. Так неужели?..        — Я убью его… — выдохнул он в сердцах.        — Стой! — испуганно воскликнул пленник, резко сжимая дрожащие пальцы вокруг запястья Алека. В темных глазах отражался ужас. — Никто не виноват. Все не так, как тебе кажется.        — Я видел кровь на постели, — возразил тот, сверкая глазами, однако, не пытаясь вырываться, чтобы не причинить Пурнаме лишнюю боль.        Азиат обреченно прикрыл глаза и, словно собравшись с духом, выпустил чужое запястье, прежде чем отступить на шаг и упрямо повторить:        — Все не так. Я… виноват сам.        Сам. Воображение нарисовало картинку, как Пурнама соблазняет матроса, а потом все выходит из-под его контроля и тот причиняет ему боль. Алек качнул головой, прогоняя видение, которое подняло из глубин души незнакомое прежде темное чувство, заставившее стиснуть кулаки.        — Еще повреждения есть? Надо обработать.        — Нет, — шепнул пленник одними губами и для уверенности качнул головой. Осторожно погладил пальцами чужие, сжатые в кулак пальцы. — Александр… почему ты злишься?        Алек прикусил губу, чтобы потом не извиняться, и, шумно выдохнув, вновь взял в свою руку ладонь пленника, осторожно целуя синяки.        — Нужно снять наруч, он будет мешать.        Краска и вовсе отхлынула от лица пленника, он было подался назад, словно мечтая вырваться из плена чужих губ и касаний, да только и встал как вкопанный, боясь пошевелиться или что-то сказать, словно его парализовала эта простая просьба. Но вдруг он неловко, даже как-то истерично улыбнулся и, повернув запястье, заметил:        — Мне не снять его.        На золотой пластинке с красивыми древними письменами красовался мудреный затворный механизм.        — Странное украшение… — заметил Алек, разглядывая сие творение рук человеческих, попробовав все же открыть замок, но безрезультатно. — Подарок бывшего господина?        Азиат кривился словно от зубной боли, и, стоило Алеку завершить манипуляцию, как он заметил капельки крови, выступившие по кайме украшения.        — Подарок? — пленник хмыкнул. — Скорее клеймо.        Лайтвуд нахмурился, потянув его к столику, где с вечера стоял ларец, и, открыв его, достал бутыль, на которую указал Пурнама. Смочив в растворе тряпицу, осторожно обработал запястье, смазывая старые и новые следы, после чего перевязал.        — Что оно значит?        — Для вас, может быть, и ничего, но для культуры востока, Азии… Впрочем, долго вдаваться в подробности, — пленник говорил тихо, не отрывая взгляда от бинтующих его запястье пальцев. — В любой стране Азии человек с таким клеймом, скорее всего, будет казнен без суда и следствия.        Пальцы разжались, выпуская чужую руку с таким красивым и смертоносным украшением:        — Да кто же вы такой? — выдохнул Алек, вглядываясь в прекрасное лицо, сейчас исполненное печали и горечи.        — Для одних — я баловень судьбы. Для других — лишь придворная шлюха. Для третьих — тот, кто спас их. Ну, а для четвертых, и таких большинство, тот, кого следует уничтожить, — начал пленник, придерживая пострадавшую руку за локоть, а закончил, уже выдыхая в губы Лайтвуда. — У меня много ролей, Александр. Но с тобой я не играю, что бы ты себе там не надумал.        Спустя мгновение теплые искусанные губы накрыли чужие, сминая в поцелуе. И руки Алека снова стиснули плечи загадочного божества, губы очень быстро перехватили инициативу, и теперь он страстно и отчаянно целовал пленника, прижимая к себе. Стараясь не думать о том дне, когда плаванье закончится и они никогда не смогут быть вместе.        Загадка снова осталась неразгаданной.        Пурнама сдавленно выдохнул в губы Лайтвуда, видимо, синяки тянулись не только до локтя. Алеку хотелось рычать. Никто не смел касаться этого божества! Его личного божества! Руки пообрывает. И не только руки… Но разум уже уплывал прочь, унесенный чувственным поцелуем. Алек отстранился лишь когда им обоим не стало хватать воздуха, и нежно погладил Пурнаму по щеке, выражая самые искренние чувства, что к нему испытывал. Внезапно осознавая, что ему все равно, кто тот: раб, шлюха, преступник, он готов был отправиться в ад, только бы при жизни Пурнама принадлежал только ему.        — Я схожу с ума, — выдохнул он.        И тонкие пальцы, увитые перстнями, скользнули в иссиня-черные волосы, а с зацелованных губ сорвался выдох:        — Не ты один.        — Пурнама…        Желание и близость волнующего тела затмевали разум, стирая любые границы. Не было прошлого, не было будущего, только эта каюта и они двое, здесь и сейчас. Губы скользнули на шею, зубы прикусили кожу, там, где неистово билась жилка, оставляя след.        Азиат судорожно вздохнул, прикусив губу, и запрокинул голову, сжимая в пальцах темные волосы на затылке Алека.        — Мой дорогой… Мой Александр… — рука его, та, что была покрыта синяками, скользнула по чужой груди, лаская.        — Я хочу вас, — признался Лайтвуд в своем давнем и запретном желании. И в этот момент его не страшили ни монастырь, ни ад. Он больше не мог держать это в себе, сопротивляться искушающему его божеству или демону — все едино.        — Так бери, — шепнул тот, медленно отступая к постели и утягивая Лайтвуда за собой. — Здесь и сейчас я безраздельно твой.        — Пурнама, — выдохнул Алек, делая решительный шаг вперед, принимая решение. Мужчина он или нет?! Сжав пленника в объятьях, игнорируя боль в плече, завалил его на подушки, как давно мечталось. Руки забрались под одежду, лаская и дразня, губы покрывали поцелуями лицо и шею.        — Алек, — где-то между болью и удовольствием всхлипнул тот. Не понимая, в чем дело, когда Лайтвуд отстранился, в ужасе замечая чернеющие синяки, ползущие от локтя до плеча.        Господи…        На Алека словно вылили ушат ледяной воды, желание ушло, оставляя только тревогу и нежность, с которой скользнула рука, едва касаясь отметин. Губы накрыли уста пленника, целуя мягко и почти целомудренно. И губы Пурнамы нежно ответили ему, чтобы, оторвавшись, вспугнув легкие, как бабочки, поцелуи, спросить:        — В чем дело, мой дорогой?.. — проследив за направлением его взгляда, пленник провел подушечкой пальца по губам юного офицера и улыбнулся. — Не беспокойся об этом. Я привык.        — Терпеть побои? — нахмурился тот, выпуская пленника из объятий и садясь на постели. Этот факт рождал в душе бурю и желание убивать. Мягко погладил по щеке. — Не хочу причинять боль.        — В детстве было хуже, — пленник дернул здоровым плечом и сел следом за своим стражником, устроив голову на чужом плече. Чуть повернул голову и спросил, обжигая дыханием чужую щеку: — Плечо очень болит? Боюсь, это все, что я могу сделать в… таких обстоятельствах.        — Ну что вы, ваши иглы просто творят чудеса, — заверил Алек, не желая развивать неприятную тему, которая пробуждала в душе тьму. Вплел пальцы в волосы пленника, мягко массируя кожу головы. — Я даже про повязку забыл…        — «Твои», — мягко поправил пленник и улыбнулся. — Давно пора перейти на «ты», Александр… Я не тот, с кем тебе нужно соблюдать фальшивую субординацию.        Подняв голову, он коснулся губами чужого плеча, затем подбородка, скулы, виска, но был прерван очередным стуком в дверь. И, чуть вздрогнув, отстранился, тихо возрадовавшись тому, что дверь была заперта на замок, а они не были заняты тем, чем планировали. Алек, вздохнув, поднялся с постели и быстро накинул камзол, застегивая на ходу. Бросив быстрый, полный нежности и желания взгляд на снова не состоявшегося любовника, открыл дверь.        — Что-то случилось? — спросил он брата, пытающегося заглянуть через его плечо в каюту.        — Я беспокоюсь, ты вчера был не в том состоянии, чтобы без последствий дежурить всю ночь, — отозвался блондин, все же взглянув на пленника, который к тому времени уже оправлял свою закрытую одежду, застегиваясь по самое горло. Насмешливо улыбнулся. — Или о тебе позаботились?        Кровь отхлынула от лица, но Алек нашел в себе силы посмотреть Джейсу в лицо, заявив:        — Позаботились. Оказывается, Пурнама — очень хороший лекарь.        Сместился немного в сторону, окончательно закрывая брату обзор, пряча сокровище, которое здесь и сейчас принадлежало ему, и только ему.        Бровь Джейса нервно дернулась, но он все равно усмехнулся, примирительно поднимая ладони.        — Хэй, Алек… Я же не претендую.        И тот неожиданно оттаял, слабо улыбнувшись брату. Да, и он был, пожалуй, единственным человеком, в ком Алек был уверен. Положил руку на плечо блондина, чтобы склониться к его уху:        — Этот грех так сладок, Джейс…        Передернувшись, Вэйланд засмеялся и взъерошил волнистые волосы брата.        — Нет, меня ты в это не втянешь, змей-искуситель.        В золотистых глазах отражалась искренняя радость за брата, который, наконец, принял себя таким, какой есть. Алек чуть напряженно засмеялся в ответ, погладив его по плечу:        — Ты другой, — подтвердил он то, что и так было известно им обоим. — Если захочу сбить тебя с пути истинного, найду тебе пышногрудую ведьмочку.        — О, я буду рад сгореть с ней в страстном пламени наших чувств, главное, чтобы не на костре инквизиции, — Джейс вновь засмеялся. — Всяко лучше, чем пуританка, подобранная твоими родителями. Если они подберут для меня что-то типа твоей Лидии, я налакаюсь яда.        Алека невольно передернуло, стоило вспомнить о невесте, которая ждала, когда он сделает последний шаг и они обвенчаются, став супругами перед богом и людьми. Он и раньше страшился этого момента, а теперь… Нет, он совершенно точно не мог связать себя узами брака с женщиной.        — Я все же приму сан.        Джонатан нахмурился и сжал плечо брата:        — Алек, не горячись. Ты можешь остаться моряком, отказаться от свадьбы. Зачем впадать в крайности?        — Думаешь, отец позволит?        Он с сомнением покачал головой. Впрочем, дело было не только в Лидии, милой, но совершенно не трогающей его ни как человек, ни как женщина, пусть и достаточно умная для их времени.        — Для Роберта главное, чтобы ты «не потерял офицерской чести в глазах окружающих», — Джейс передразнил интонации Лайтвуда-старшего, который так некстати вышел из-за угла, сорвав с губ блондина тихое ругательство.        — Вот именно… — Заметив, как брат изменился в лице, Алек обернулся, невольно бледнея, но заставляя себя улыбнуться отцу. — Так что распорядись об обеде за меня, ладно?        Попросил он тоном, будто они не обсуждали ничего, кроме бытовых мелочей.        — Конечно, — Джейс кивнул и улыбнулся Роберту, но тот лишь, нахмурившись, смотрел на старшего сына.        — Алек, ты что, дежурил?        — Пленник ведет себя смирно, — как можно небрежнее передернул тот плечами, не отводя взгляда, ведь ему нечего было скрывать, верно? — Он спал, и я подремал в кресле. Мне уже лучше.        В доказательство чего пошевелил левой рукой, делая вещи, которые вчера и не снились.        Роберт кивнул, но все же поджал губы и приказал:        — Иди, отдыхай, тебя заменят. Я не хочу, чтобы ты остался инвалидом от собственной глупости. Возражения не принимаются. Льюис заменял тебя, пока ты был не в состоянии. Нареканий к нему у меня нет.        Алек потемнел лицом. Значит, Льюис… Этого матроса, взятого в команду буквально перед самым отплытием, он знал плохо, и теперь ему казалось, что синяки Пурнамы — это его вина. Ну, ничего, он найдет способ наказать обидчика своего божества. Нет, он не пойдет бить матросу морду, все же он офицер флота, но были и другие пути.        — У меня есть, — возразил он отцу.        — У тебя? — Роберт выразительно изогнул бровь. — Пленник нажаловался, что ему принесли не тот сорт винограда?        Лайтвуд-младший качнул головой:        — Он грубо обращается с ним, я лично видел ужасные синяки, что остались на коже пленника.        Капитан потемнел лицом и лишь спросил:        — Синяки на той руке, где у этого… наруч? — обычно сдержанного Роберта сейчас будто передернуло от омерзения.        — Какая разница, отец! — горячо возразил Алек, не понимая его реакции. — Пурнаме больно. И, пока он вверен моим заботам, я не допущу подобного обращения.        — Разница огромна, — процедил капитан, отодвигая сына в сторону от двери, но, прежде чем шагнуть в каюту, отдал резкий приказ. — Ты идешь отдыхать. И чтобы до порта я тебя здесь не видел. Тебе нужно проветрить мозги, которые он начал запудривать. Этот человек не тот, к кому офицеры морского флота Англии должны испытывать какое бы то ни было сочувствие. А теперь прочь!        Алек подался было следом, но дверь закрылась перед его носом, а в замке провернули ключ. Стучать и просить было бесполезно — он слишком хорошо знал своего отца, чтобы этого не понимать. И Лайтвуд-младший уткнулся в дерево лбом, пытаясь совладать с эмоциями. Но Джейс взял его за локоть, чтобы потянуть прочь, уговаривая уйти отсюда и предлагая напиться. Что они и сделали после недолгих колебаний между желанием забыться хоть на время и пойти выломать дверь в королевскую каюту, оградив пленника от гнева отца.        — За что он с ним так?..        Задев локтем кружку, Алек пытался ее поймать, но та все равно упала, расплескав остатки содержимого на стол.        — Алек, как ты умудряешься напиться с двух глотков? — Джейс поморщился, прежде чем убрать пролитое братом. — А черт его знает. Ты видел, как этого красавца провожали в порту? С почестями, но страхом, словно бы он и впрямь опасен.        — Может быть, — не стал спорить тот, потянувшись за бутылкой. — А еще он страдающий. И меня убивает мысль, что впереди его ждут новые страдания.        — И что ты предлагаешь? — спросил Джейс, делая щедрый глоток вина. — Алек, черт тебя дери, ты не мог влюбиться в кого-то более… безопасного?        — С безопасными мне не везет, — возразил Алек, бросив на брата быстрый взгляд. И тут бутылка дрогнула в его руке, благо не пролив ни капли дорогой жидкости. Сердце екнуло, пропустив удар. Конечно, как он не заметил раньше, что восхитительное тело — далеко не все, что волнует его в пленнике. Не о нем он думает, предвкушая встречу после короткой разлуки, а о темных печальных глазах, о ласковых прикосновениях длинных пальцев, о теплых и увлекательных беседах, за которыми они коротали вечера… Он влюбился в созданное собственным воображением божество, не думая, принадлежит оно свету или тьме.        — Алек, на тебя как озарение снизошло… — с губ Джейса сорвался смешок, неожиданно перешедший в стон. — Господи, что, правда? Ты только понял?!        Брат прикрыл глаза, точно прислушиваясь к своему сердцу, а потом осушил свою чашку до дна.        — Возможно, я не хотел понимать, Джейс. Достаточно подумать о том, куда ведут эти чувства.        Спустя еще полбутылки слегка захмелевший Вэйланд фыркнул:        — Не свезло тебе, что сказать, ладно бы просто в… а он, еще, собственность короля теперь. Может, переключишься, пока не поздно? Не знаю, на того же Льюиса или… хотя не. На меня не надо. Мы это проходили…        Алек вздохнул, печально заглянув в пустую тару. Переключиться? Он прикрыл глаза, представляя в своих объятьях других мужчин, в том числе и Джейса, но потерпел фиаско. Перед глазами стоял Пурнама, и он не мог прогнать его.        — Боюсь, уже поздно.        Джейс сдавленно ругнулся и тихо спросил:        — Алек, а если… если он всего лишь наложник? Королевская, но шлюха?        Пальцы до побеления в костяшках стиснули кружку, норовя расколоть, это слово резануло, точно нож, но он лишь шумно выдохнул. Качнул головой:        — Это не делает его хуже, чем он есть, Джейс.        Витиевато выругавшись, Джейс встал и ушел куда-то, на пару минут оставляя Алека в полном одиночестве, но лишь для того, чтобы вернуться с бутылкой рома в руках.        — Да, покрепче не помешает, — одобрил выбор Алек, притягивая кружку. — Хочу напиться до беспамятства…        Джейс кивнул и, откупорив бутылку, щедро наполнил кружки. А потом еще и еще… пока она не опустела, как и две предыдущие. Подперев слегка кружащуюся голову, Алек бросил взгляд на клюющего носом брата. Брата, по которому так долго сходил с ума, но никогда не обнимал со страстью, не целовал его в губы. Интересно, было бы это хоть отдаленно похоже на то, что он чувствовал с Пурнамой? А может, он ошибается и чужие поцелуи помогут забыть его?        — Джейс, — позвал он, неожиданно подаваясь вперед, чтобы, ухватив брата за ворот, впиться губами в его губы, сминая в поцелуе. Не нежно — яростно, показывая характер и давно сдерживаемые желания. В голове царила легкая дымка, и было плевать на то, что их может кто-то застать, но вот только бури внутри не поднялось. Алек не горел и не таял. Он просто целовал. И это было… никак.        Джейс рванулся, но Алек удержал его, положил ладонь на затылок, не позволяя отстраниться. Продолжал целовать, пробуя и нежно, и страстно, целомудренно и кусая губы, все еще надеясь пробудить в душе хоть что-то. Но разбудил разве что желания самого Джейса, потому что спустя минуту тот уже вцепился пальцами в воротник Лайтвуда, начав отвечать и пылко, и умело, но… не так. Господи, он действительно влюбился и все мужчины потеряли для него всяческий интерес. И Алек разорвал поцелуй, опустив в отчаянии голову, уткнулся лбом в плечо брата, единственного человека, от которого мог не таиться, пряча свою беду.        Джейс погладил его по волосам и коснулся губами слегка взмокшего виска.        — Ну чего ты, старший брат? Не кисни…        Алек тихо засмеялся над выбранной братом формулировкой и решительно отстранился, сжав его плечо пальцами. Ужрались-то они знатно…        — Думаю, нам надо пойти проспаться, а то отец нас прибьет, если увидит… — заметил он, поднимаясь, чтобы опасно покачнуться и упасть Джейсу на колени.        Блондин засмеялся, удерживая брата и вдруг вновь целуя его. Нежно, немного даже чувственно. Так он целовал своих девушек? Им повезло… Алек прикрыл глаза и постарался отдаться поцелую и просто получить хоть немного удовольствия.        — Мм… надо было признаться тебе… раньше, — выдохнул он, пытаясь восстановить дыхание и не торопясь слезать с колен. Зарылся пальцами в волосы брата, будто игриво. — Что бы ты сделал тогда?        — У меня не было бы проблем с поиском партнера для обучения искусству поцелуя? — предположив, засмеялся блондин, в очередной раз повернув голову, чтобы поцеловать выскользнувшие из его волос пальцы Алека. — Будь увереннее в себе. Ты не всегда сможешь прятаться в тени: моей или Роберта.        Вздохнув, Алек легко поцеловал Джейса в уголок губ и поднялся, не высвобождая пальцев из его горячей ладони. Напротив, сжав их, потянул его за собой, ставя точку, и не только в пьянке, но и в откровениях, которых уже было сегодня в избытке.        — Пошли спать.        — Прости, я правда не знаю, что тебе посоветовать, — вдруг тихо признался Вэйланд, сжимая запястье брата, не давая идти дальше. — Я не представляю, но мы что-нибудь придумаем. Обязательно.        Тот кивнул, чтобы порывисто обнять блондина:        — В любом случае, я знаю, ты будешь рядом. Как всегда, — улыбнулся он.        Пошатнувшись, Джонатан тихо охнул и погладил брата по спине. А затем сам потянул его прочь. Все-таки в их состоянии добраться до каюты во время качки… то еще удовольствие напополам с приключением. Однако они сделали это, уже мечтая рухнуть на койку, когда навстречу им из пустой каюты Алека вышел… отец. И с губ старшего сына сорвался тихий стон.        Роберт посмотрел на них удивленно и, сделав два шага вперед, поморщился и нахмурился:        — Вы… Вы как умудрились так напиться?!        Алек пьяно улыбнулся, пожимая плечами и тщетно порываясь что-то ответить, не находя в голове ни единой дельной мысли.        — Беседа была увлекательной? — спросил он у брата, ища поддержки.        Тот посмотрел на брата как на больного, округлив глаза:        — Какая? — похлопал он длиннющими ресницами, соображая, и, наконец, его осенило. — Ааа… Да-да. Что-то мы слегка увлеклись.        — И не заметили, как приговорили две бутылки рома, — закивал ему Алек, которого вдруг качнуло, и он завалился на отца. — Прости…        Он икнул и позволил Джейсу положить ладони себе на талию, чтобы тот помог ему выпрямиться.        Роберт стоял перед ними, — точнее, это они стояли перед ним, но не суть, — белее полотна. Сжав губы и стиснув кулаки, он смотрел на сыновей с непониманием и омерзением.        — Марш отсыпаться, алкоголики! — рявкнул он. — Ужраться средь белого дня! Вы у меня как матросы палубу драить будете!        — Как прикажете, сэр! — отчеканил Алек и попытался отдать честь, но Джейс уже втолкнул его в помещение, заваливаясь следом и прикрывая за собой дверь. — Напугал…        Он снова икнул, подумав о Пурнаме. Не досталось ли ему?.. Однако мысль утонула в ворохе других, когда брат завалил его на койку, вытягиваясь рядом.        — Напугал, — согласно пробормотал Джейс, обнимая Алека за талию и утыкаясь лицом ему в шею. Заметил: — От тебя пахнет сандалом.        — Это одеколон Пурнамы, — с тоской выдохнул тот, прикрывая глаза и обнимая в ответ. Когда-то он почитал за счастье лежать вот так с Джейсом, и не догадывающимся, что за мысли и желания копошатся в его голове. Сейчас же он просто чувствовал поддержку и тепло человека, которому мог доверить даже собственную жизнь.        — Пурнама-Пурнама-Пурнама, — Джейс фыркнул, передразнивая брата, прижимая его к себе крепче и прикрывая глаза, после чего шепот его стал тише и чуть неразборчивее. — Твое счастье, что парни — это все-таки не мое… а то бы… ревновал…        — Собственник… — выдохнул Алек куда-то в шею уснувшего брата, следуя его примеру, удобнее устроившись в надежных объятьях.