Пленник Его Величества

       Ночь выдалась бессонной, но не такой тяжелой, как могло бы оказаться. Она обработала лицо и тело мага, а он утешил ее душу. Улыбался, тихо смеялся. Такой сильный… И одновременно такой хрупкий. Организм, тесно связанный с магией, не хотел восстанавливаться, как положено. А он все равно старался ей помочь. Пока они не уснули за час до рассвета.        А наутро, за которое предстояло успеть так много, Клэри принесла Саймону завтрак. В это время, обычно, вампир еще спал в своем старомодном гробу, и она надеялась нормально поговорить с пленником, поддержать его дух, утешить, если в этом будет необходимость. Руки были заняты подносом, и она просто толкнула дверь бедром, и та открылась, тихонько скрипнув. Девушка впорхнула в каюту и широко улыбнулась, прежде чем поднять взгляд на Льюиса. Однако увиденное заставило улыбку померкнуть, а саму Клариссу отступить на шаг.        Они лежали на постели, едва прикрытые шелком простыней. Вампир по-хозяйски обвил рукой тонкую талию матроса, прижимая его к своей груди. Пленник спал, глубоко и размеренно дыша, накрыв ладонью чужие пальцы. На его шее и плече имелись новые отметины от клыков.        Мысль о том, что происходило в этой комнате ночью, заставила скулы девушки вспыхнуть. Бедный Саймон… Не удивительно, что он выглядел таким измученным. Самым лучшим сейчас было исчезнуть, с подносом, чтобы никто не узнал, что она стала свидетельницей его позора, но тогда еда остынет. Она поколебалась лишь мгновение, однако этого оказалось достаточно. Глаза вампира открылись, поразив незваного визитера взглядом, точно ножом:        — Оставь завтрак и проваливай, — тихо велел он.        Девушка, поджав губы, гордо вздернула подбородок и, прошагав к столу, сделала, как было велено, но, уходя, тихо бросила:        — Осторожнее со словами, дитя ночи. Хоть ты и служишь Валентину, помни — море не только жизнь моряка, но и его погибель.        — Я запомню, — пообещал вампир, не выказав и толики страха. Поцеловал плечо пленника, в которое вонзил клыки в порыве страсти. Сочетание крови и оргазма оказалось феерическим… — Просыпайся, птенчик. Тебе надо подкрепиться.        Вчера, злой и раздраженный, он немного увлекся.        — Дай мне умереть спокойно, чертов извращенец, — обиженно и сонно буркнул мальчишка, не утруждая себя даже тем, чтобы открыть глаза. — Теперь самое прекрасное создание в этом жестоком мире даже не взглянет на меня…        — Оно и к лучшему, — философски заметил Рафаэль, поднимаясь поцелуями на шею. — Ты принадлежишь мне, а я не люблю ни с кем делиться. Садись, ешь, если не хочешь, чтобы я проделал с тобой то же, что ночью.        Мальчишка дернул плечом, отгоняя от себя пленителя, словно надоедливую муху в самый зной.        — Уйди… — огрызнулся он, все же открывая глаза и награждая вампира уничижительным взглядом. — Если проделаешь со мной то же, что и ночью, еще хоть раз, вообще рискуешь остаться без шведского стола. Каким образом я сяду, мне интересно?        Вампир довольно усмехнулся, добившись того, что жертва вряд ли сможет подняться в ближайшие дни с постели. Впрочем, это уже не было его целью, ему просто нравилось обладать этим человеком, обжигаться его теплом, хоть ненадолго, но чувствуя себя живым.        — Я буду кормить тебя с рук, — пообещал он, поднимаясь, чтобы вернуться с подносом.        — Тебе не достаточно того, что ты питаешься с моей шеи? — язвительно фыркнул юнец, демонстративно отвернувшись, но заурчавший желудок выдал его с головой.        Несмотря на систематично происходящий с ним ужас, слабость не ощущалась так сильно, как в первый день, словно организм его адаптировался к ситуации, и это пугало.        — Нет, — честно ответил Рафаэль, поднося к губам пленника тот кислый напиток, что он пил вчера, и ему не оставалось ничего другого, как сделать щедрый глоток. Может, это он делал слабость незаметной? — Вряд ли обрадую тебя, но ты особенный, и я сделаю все, чтобы не потерять тебя.        Не давая вякнуть хоть что-нибудь в ответ, следом за напитком у губ оказалась ложка с наваристой похлебкой. Но кто сказал, что это поможет надолго? Едва прожевав, птенчик опять начал возмущаться о том, что он не выдержит такого ритма. Что вампир чертов садист, извращенец и что-то там еще — дослушивать Сантьяго не стал, впихнув мальчишке еще ложку похлебки. Печально вздохнул, готовя следующую порцию, чтобы не дать пленнику вставить и слова.        — Я предоставил тебе шанс, кто виноват, что ты им не воспользовался?..        Очередная ложка отправилась в рот Льюиса.        Мальчишка хотел было возмутиться, но затем смущенно потупился, поняв, о чем идет речь. Опустив голову, прошелестел:        — Чем бы я был лучше тебя в таком случае? Ты мог размазать меня по стенам, но только ждал… Чем это отличается от беззащитности?        Рафаэль усмехнулся:        — Тем, что я в любой момент мог передумать? — предложил он вариант ответа.        — А ты бы передумал? — горько усмехнулся матрос, подняв на вампира пронзительный всепонимающий взгляд. Так, словно видел его насквозь, словно чувствовал его, как юный новообращенный чувствует своего создателя.        Взгляд, который вывернул его наизнанку, что-то всколыхнув внутри, поразив иррациональным страхом. Рафаэль поджал губы и поднялся.        — Мне надо к капитану. Доешь, — велел он, слишком поспешно покидая каюту, сдерживая себя из последних сил. Почему этот мальчишка так на него влияет?!        Выскочив на палубу, Рафаэль подошел к борту, стиснув пальцами леер. Чувства, от которых он, казалось, уже давно отгородился неприступной ледяной стеной, разрывали его и без того измученное сомнениями существо. И разбудил их тот, кого он выбрал из множества, едва увидев. Тот, от кого хотелось скорее избавиться, чтобы восстановить нарушенный покой, и одновременно держать рядом вечность. Он поднял лицо к солнцу, пытаясь собраться с мыслями, успокоиться.        — Жаль, что оно не может убить тебя, — послышалось за спиной злобное шипение.        Он стремительно обернулся, рефлекторно готовясь убить зарвавшегося смертного, чей едкий, словно кислота, голос он помнил из бесконечных перебранок с командой и офицерами. Зарвавшийся пес будет мечтать быть вздернутым на рее. Но не успел он кинуть и взгляда на крысу, как в лицо ему чем-то плеснули. Дикая боль вспыхнула мгновенно, срывая с губ крик. Он закрыл лицо руками, и боль через пальцы побежала по нервам. Последняя осознанная мысль была о том, что жидкость являлась святой водой. Далее все поглотил кровавый морок. Даже то, как на крики сбежались, как подхватили его под руки, как куда-то потащили, доходило до него с трудом — сознание мутилось.        Себастьян, помогая одному из офицеров оттащить вампира прочь, буквально верещал о том, что скормит акулам всю команду, если ему не выдадут предателя. И у команды не было причин не доверять его словам. Кем бы ни был Сантьяго, высший состав во главе с капитаном очень ценил эту боевую единицу.        — Прочь! — прикрикнул он на пленника, замершего, когда они ворвались в каюту. Устроив вампира на постели, попытался отнять его руки от лица, чтобы оценить нанесенный ущерб, о котором мог судить по страшным ранам, что расползались из-под обожженных ладоней, но не смог. Рафаэль уже не кричал, а только глухо стонал, как никогда мечтая об избавлении, и одновременно о жестокой мести. — Матроса в трюм! В кандалы! — приказал спутнику младший Моргенштерн. — И позови капитана.        Тот кивнул и рванул прочь, выполняя приказ, а Саймон все никак не мог отвести взор от бьющегося в конвульсиях вампира, стоящего, казалось, в шаге от смерти, на этот раз окончательной.        Вот только внутри не было злорадства или того чувства, что предшествовало облегчению. Только ужас и горечь. Сочувствовал ли он своему пленителю? Льюис не знал. Но ни одно живое существо не заслуживает таких мучений, через которые сейчас проходил вампир.        Не прошло и пяти минут, как в каюту ворвался Валентин Моргенштерн, вскользь полоснув по пленнику взглядом, но у того по спине побежали мурашки.        — Святая вода? — догадался он, присев на краешек постели, чтобы повторить попытку сына, но с тем же результатом.        Видимо, узнав голос, вампир вдруг хрипло, едва разборчиво прошептал:        — Добей…        — Кожа, похоже, сплавилась, — проигнорировав реплику вампира, кинул капитан сыну, нахмурившись. Цыкнул, оставив руки Сантьяго в покое. — Позови Клариссу. Она должна знать, что делать.        Вынесенный им вердикт заставил Саймона невольно поежиться, ибо воображение против воли нарисовало жуткую картинку. Наверное, у вампира и глаза повреждены, или просто веки запаялись… не удивительно, что он, как никогда прежде, не хотел жить. Неужели Клэри действительно сможет помочь? И Льюис вдруг понял, что хочет этого.        — Убери от меня руки, — послышался за дверью ее божественный голосок.        Девушка замерла на пороге, но ее довольно грубо втолкнули в каюту.        Зашипев, она едва не упала, запутавшись в своем легком бирюзовом платье, но вовремя подобрала подол, шагнув к чужой постели. Она напоминала нахохлившегося воробушка, потому что прическа ее была растрепана, словно ее тащили за волосы. Но даже сейчас она была прекрасна, и Саймон внимательно следил за каждым ее жестом, чтобы сохранить их в памяти, воскрешая, когда стает совсем худо. Вот она сделала глубокий вздох, вероятно, отбросив все постороннее, невесомо коснулась пальцами ожога, что протянулся от прижатой к лицу ладони к виску. Нахмурилась, покачав головой:        — Увы, но тут медицина бессильна, даже нетрадиционная. Разве что магия…        Отстранилась, замечая его, вытянувшегося у стеночки, не желая попасть на глаза кому-то из Моргенштернов, и сердце екнуло. Но девушка лишь мягко улыбнулась ему, а взгляд ее карих глаз был полон доброты и сочувствия. Однако продлилось это лишь мгновение, что было прервано резким восклицанием младшего Моргенштерна:        — Провела с ним ночь и решила помочь этому демоническому выродку избавиться от браслета?        Саймон обмер, отказываясь верить в слова этого ублюдка, такая прекрасная девушка, как Клэри, не могла быть ш… Боже, да у него даже язык не поворачивался так ее назвать. Впрочем, блондинистый подонок тут же схлопотал от нее пощечину, но уже через мгновение сжимал в пальцах ее тонкую шейку:        — Как ты смеешь, тварь?!        Казалось, он действительно готов был задушить девушку, но был остановлен собственным отцом:        — Довольно! Себастьян, не марай об нее руки. Лучше приведи мага.        Тихо ругнувшись, тот буквально оттолкнул Клэри, наконец, разжимая пальцы. Она закашлялась, падая назад себя, но Саймон успел ее поймать, чуть приобнимая за плечи. Глянул на ублюдка, не скрывая презрения к людям, позволяющим себе подобное обращение с женщинами.        Отдышавшись, девушка ласково улыбнулась пленнику и погладила его по щеке в знак благодарности, на что капитан вновь назвал ее шлюшкой, но руку все же подал, помогая подняться.        Вампир снова глухо застонал, видимо, очнувшись от короткого беспамятства, и Клэри… вот же добрая душа, коснулась пальцами его волос в робкой ласке, пытаясь утешить. И тот чуть повернул голову, точно инстинктивно к этой ласке потянувшись. Получив отклик, девушка тихонько присела рядом. Прикосновения ее стали смелее и одновременно мягче, неся облегчение, ибо вампир снова затих. А потом… Клэри запела. Тихо-тихо, на неизвестном Саймону языке, но голос ее был столь красивым, что, казалось, проникал в самую душу, обволакивал и уводил за собой. В голове мелькнула мысль о том, что, пой она для него, Саймон был бы готов совершить что угодно. Но она пела для вампира и тот медленно, но верно успокаивался, тише становились стоны, сходили на нет конвульсии.        Песня лилась, и никто не посмел ее оборвать. Саймон видел, как вампир затихает, точно ему сделали укол морфия, как расслабляется сильное, красивое тело. Нечистый засыпал, во всяком случае, Саймон на это надеялся, ибо страдания тела и души вампира, если, конечно, она есть у подобных ему существ, были ужасны. А может, он, наконец, освободился, отправляясь в мир иной? Ведь вампир не дышал, так что трудно было судить о его состоянии. Вот и Клэри умолкла, сведя силу голоса на нет, убрала руку от его волос…        Капитан стоял у окна, наблюдая за морем, затем бросил куда-то в сторону Клэри:        — Хорошо, что я не распорядился подрезать тебе связки после того случая. Оказывается, даже твой треклятый голосок еще может послужить мне.        Саймон смотрел на него со смесью ужаса и презрения, не удержав язык за зубами:        — Да что же вы за человек такой? Вы… чудовище! Хуже вашего вампира.        Как же Моргенштерн может так поступать с людьми, да еще с видом, будто рассуждает о вещах, запонках или принадлежностях для письма.        Выдохнул и тут же прикусил язык, ожидая неминуемой расплаты. Вот только Моргенштерн лишь засмеялся в ответ. Зло, словно сам дьявол, чтобы затем подойти к Клэри и схватить ее за подбородок.        — Смелый мальчишка, вот только ты не знаешь, что за тварь скрывается за этим ангельским личиком.        Взгляд Саймона устремился на девушку. Та обреченно прикрыла глаза, не смея возразить в ответ на очередное оскорбление. Все, на что она осмелилась, гордо вырвать подбородок из цепких пальцев Моргенштерна.        — Ее поступки говорят, что душой она так же красива, как лицом, — вступился он за девушку.        — У такой твари нет души, — спокойно дернул Валентин уголком губ, когда дверь в очередной раз распахнулась, и Себастьян втолкнул в каюту зашипевшего от боли пленника. Тот растерянно посмотрел на капитана, а потом побелел, увидев лежащего вампира, и тихо выдохнул, шагая к постели:        — Рафаэль, мой бедный мальчик…        — Ты можешь помочь ему, дитя демона? — сразу переходя к делу, спросил Моргенштерн старший, теряя интерес к Клэри и ее защитнику.        Саймон шарахнулся прочь от очередной нечисти на борту, но не мог не отметить, что остановившийся у чужой постели пленник выглядел… не очень. Саймон не понимал, как у кого-то поднялась на него рука. Да, понятно, что маг, что опасен, но за все путешествие он плохого никому не делал, разве что Лайтвуду, который то и дело шарахался от каюты как прокаженный, а потом напивался вдрызг, но… хрупкий же — одного удара хватит, чтобы зашибить. А тут его хорошо отделали.        Маг лишь поджал губы и, отогнав всех, внимательно осмотрел несчастного, после чего мрачно кивнул, скорее самому себе, чтобы, коснувшись волос дитяти ночи, обратиться к капитану:        — Я могу помочь ему, но… — пальцы, казалось, машинально, коснулись широкого браслета на запястье, после чего вновь вернулись к вампиру. Дитя демона решительно взглянул на Моргенштерна: — Мне нужна вся моя сила и помощь вашей дочери.        Торговался ли он или говорил правду, не мог бы, наверное, ответить никто.        Саймон не сразу понял, о ком идет речь, но потом его словно обухом по голове стукнули, да и чертов испанец подтвердил догадку:        — Будь по-твоему, но только в этот раз. Руку, — потребовал он, снимая с шеи цепочку с маленьким ключиком, чтобы спустя мгновение расщелкнуть замок. — Помни: выкинешь что-нибудь, и твой офицеришка отправится на корм рыбам. Клэри, делай, что он говорит.        Льюис даже головой покачал, отказываясь верить, что так можно обращаться с собственным ребенком. Вот же чудовище… Впрочем, обдумывать открытие было некогда. Чуть заметно вздрогнув, выдавая, как дорог ему упомянутый офицер, маг выдохнул и вновь склонился над вампиром. С рук его к ужасу и восхищению Саймона сорвалось мягкое синее пламя, и через мгновение на столике появился таз с парящей водой, какие-то склянки и даже по виду острый как бритва стилет причудливой формы.        — Бисквитик, — дитя демона взглянул на Клариссу. — У тебя достаточно навыков, чтобы провернуть такое, поэтому я наложу обезболивание, а ты аккуратно срежешь спайки. Шрамы и кровь я исправлю, главное — разъединить сплавившуюся кожу.        Клэри кивнула и взяла в руки стилет, прокрутила пальцами, укладывая рукоять в ладонь, будто резала людей ежедневно. Подступилась ближе, ожидая, когда маг выполнит свою часть работы… Саймон инстинктивно зажмурился, отказываясь становиться свидетелем этой сцены. А потому оставалось ориентироваться только на слух и обоняние. Никогда не думал, что они у него такие острые, раз могли уловить звук разрезаемой плоти. Или это только обостренная фантазия? Вот только тяжелый металлический и в то же время сладковатый запах застоявшейся крови, заполнивший каюту в мгновение ока, был совершенно реален и более чем тошнотворен.        Ему стало дурно и, воспользовавшись тем, что взоры собравшихся устремлены на руки Клэри, Саймон пополз к незапертой двери. Глоток свежего воздуха, вот и все, что ему сейчас необходимо, неужели он так много хочет? Видимо, да, потому что его остановили, поставив на спину обутую в сапог ногу.        — Стоять, — зашипел Себастьян Моргенштерн.        — Да отпусти ты его, — резкий смех Валентина заставил Саймона вздрогнуть. — Куда он денется? И открой окно. Не стой столбом, хотя я понимаю, новая подставка для сапог порой бывает весьма занимательной.        — Нет, — вдруг резко возразил маг, оборачиваясь, точно имел глаза на затылке. — Пусть останется. Он скоро понадобится.        Возмущенный и напуганный, Саймон чуть не застонал. Впрочем, открытое окно и отсутствие давления принесли облегчение. Скорее бы все закончилось… Он скукожился, привалившись спиной к двери и обняв себя руками, крепко зажмурившись. Теперь он ничего не видел и ничего не слышал из-за шума в голове. Его жизнь, уже превратившаяся в кошмар, теперь же и вовсе напоминала ад: вокруг него не было нормальных людей, да и людей здесь было и того меньше. Хотелось исчезнуть, не быть, не осознавать.        Очнулся он от мягкого, нежного прикосновения девичьих пальцев:        — Саймон, — позвала его Клэри ласково, улыбнувшись, стоило Льюису открыть глаза, с надеждой ища подтверждения, что все уже позади. Взяла его за руку. — Помоги нам, — попросила она, поднося к его ладони стилет.        Льюис шарахнулся прочь от девушки, но лишь ударился затылком о стену.        — Что ты?..        — Нам нужно немного твоей крови, — поделилась она, мягко продолжая удерживать его ладонь. Только сейчас он заметил плошку с водой у своих ног. — Его ожоги нужно промыть.        Быстрый взгляд на постель, чтобы мельком заметить кровавую маску на лице вампира. Вампира, который ужасно страдает. Мог ли нормальный человек, добрый христианин спокойно смотреть на это?        — Господи боже, — выдохнул Саймон, точно прося прощение за свой поступок, а затем расслабил руку, позволяя сделать надрез, из которого потекла темно-алая кровь, капли которой разбивались о воду, окрашивая ее в розовый цвет.        Сделав необходимое, Клэри на мгновение прижалась губами к его щеке и, вложив в израненную ладонь платок, попросила держаться. Поспешила обратно к постели, где маг продолжал колдовать над вампиром. Это продолжалось еще четверть часа, а затем девушка отступила от постели, вытирая перепачканные в крови руки, уступая место магу. Улыбнулась ему, но ответной улыбки, кажется, не вышло. Он все не мог оторвать взгляда от мага, от его тонких изящных пальцев, что, порхая по воздуху, будто наигрывали какую-то мелодию, вот только вместо музыки из-под них лилась магия. Сильная и прекрасная. Льюис видел, как кровавые раны затягиваются чистой здоровой кожей, как скрываются глубокие язвы и к вампиру возвращается прежняя притягательность. Саймон тряхнул головой. Господи, о чем он думает?.. Вот пальцы вампира шевельнулись, вернув себе чувствительность, а губы дрогнули:        — Магнус…        — Ну привет, мой кровавый кексик, — тепло и искренне улыбнулся ему маг, продолжая колдовать, только теперь с лица перейдя на пострадавшие руки. — Как ты?        С каждой минутой маг выглядел все более уставшим и бледным.        — Ты не меняешься, — зашипел вампир вместо благодарности, попытавшись оттолкнуть спасителя, но он был еще слишком слаб, чтобы даже отодвинуться. — В порядке я!        Он отвернул лицо и встретился взглядом с Саймоном.        Маг вздрогнул, словно от пощечины, и, поджав губы, упрямо продолжил залечивать чужие раны, а вот Саймон так и не смог разорвать зрительного контакта, утопая в черноте чужих глаз и не зная, чего ему хочется больше: утешить вампира, пережившего ад на земле, или придушить за обращение с несчастным пленником, причин которого не понимал и понимать не хотел, ведь маг сделал все, что от него зависело, чтобы спасти дитя ночи. Интересно, а что видел в его зеркалах души нечестивый? Вряд ли Льюис это когда-то узнает…        Завершив излечение неблагодарного пациента, Магнус медленно осел на постель рядом с вампиром, и Клэри опустилась пред ним на коленки, чтобы взять его ладони в свои, поглаживая.        — Ему надо отдохнуть, и мазь, — твердо сказала она, не поднимая глаз на отца. Это была не просьба. — Раны на запястье совсем воспалились, может начаться сепсис.        — Обрабатывай и бинтуй, браслет я все равно надену, — спокойно отозвался Моргенштерн, не обращая никакого внимания на взвившуюся дочь. Маг же лишь бесцветно улыбнулся красавице и погладил ее по щеке.        — Не беспокойся, бисквитик, все хорошо, — шепнул он, а Саймона передернуло от не произнесенного, но читающегося между строк: «я привык».        — Нет. Нужно хоть несколько дней, чтобы раны поджили, — решительно возразила Клэри. — Ты ведь не хочешь потерять такое выгодное приобретение в свою коллекцию?        Валентин гневно сверкнул глазами, но, насколько мог судить Саймон, рука мага и впрямь была изувечена, и калечить ее сильнее было неразумно. А потому капитан кивнул, но бросил магу:        — Ты помнишь, что у меня твой мальчишка.        — И он тоже нуждается в помощи, — тихо напомнил Магнус, пряча руку в ткани одежд.        Его взгляд молил, но капитан остался глух к этим мольбам.        Судорожно вздохнув, маг обессиленно прикрыл глаза, а после, собравшись с духом, поднялся с постели, но колени его тут же подкосились.        — Себастьян, отведи в каюту. И поласковее, он слишком ценен, — усмехнулся Валентин Моргенштерн.        Тот кивнул, кликнув матросов, и те, подхватив мага под руки, вывели его из каюты. Клэри молча последовала за ними, сама, увернувшись от руки… брата. Господи, до сих пор в голове не укладывалось… Капитан же приблизился к постели, посмотрев на вампира:        — Рафаэль, ты нужен мне, — с нажимом сказал он, привлекая его внимание.        Тот посмотрел на Моргенштерна и невесело усмехнулся. Повторил:        — Я в порядке.        Моргенштерн кивнул и заметил:        — Если для восстановления понадобится полное осушение кого-нибудь из матросов, можешь выбрать любого. Ты слишком ценен, чтобы размениваться по мелочам.        Вампир кивнул, не раздумывая, принимая предложение капитана, в голосе послышались шипящие мстительные нотки:        — Тот, кто нанес мне увечья.        — Он в твоем полном распоряжении. Как будешь в состоянии, зайди ко мне.        — Да, капитан.        После этого Моргенштерн направился прочь, замедлившись на мгновение только возле Саймона, и глумливо усмехнулся, словно желая пнуть никчемную игрушку сапогом, но передумал, после чего быстро вышел, заперев за собой двери.        Каюта погрузилась в молчание и только спустя несколько минут зашуршала постель, вампир осторожно присел, оперевшись спиной на подушки, вновь обратившись к пленнику:        — Не сиди на полу, птенчик. Продует.        Льюис послушно поднялся, присев на противоположный край постели. Посмотрел на вампира:        — Ты его убьешь? — спросил он.        — А ты сомневаешься? — криво усмехнулся вампир, у которого полезли клыки. Словно прочтя это по лицу пленника, он быстро прикрыл рот рукой, на мгновение смежив веки, будто пытаясь взять себя под контроль.        — Нет, — признался пленник, отводя взгляд и невольно поднимая воротник, точно он мог защитить его от клыков, если вампир набросится. Однако позволил себе заметить: — Знаешь, с магом ты зря так…        Тот вздрогнул, будто от пощечины, и ощетинился, как хищник, который разрывался между защитой и нападением. Резкий рывок, и вот уже Саймон лежит на подушках, а взбешенный вампир нависает над ним, злобно шипя:        — Ты ничего не знаешь, глупый мальчишка! Я не просил его о помощи! Ни тогда, ни сейчас!        Льюис испуганно рванулся, пытаясь выбраться из-под своего мучителя, но тот был слишком силен, как и любая нечисть.        — Делать добро — это веление души, — выдохнул он, касаясь пальцами чужой груди, точно желая показать место, где та должна находиться, и вдруг отдернул руку, в недоумении воззрившись на вампира, цвет кожи которого принял нормальный оттенок.        Он мог поклясться, что почувствовал чужое сердцебиение. Как такое возможно, он не знал, но сейчас видел последствия: как мертвенная бледность сменяется легкой смуглостью, как едва заметный румянец росчерком кисти ложится на щеки, как обычно сурово поджатые и холодные губы наполняются цветом крови, становясь даже на взгляд мягкими и чувственными. Рафаэль действительно был красив. А еще так молод…        Вампир выпустил пленника, отпрянув и касаясь пальцами собственной груди. Значит, ему не показалось? Перевел взгляд прищуренных глаз на Саймона, точно заподозрив в чем-то.        — Кто ты? — спросил он.        Саймон качнул головой, словно не понимая сути вопроса, только не мог отвести от пленника взгляда. Завороженный, подался навстречу. Для чего? Да он и сам не знал. Хотел почувствовать чужое дыхание? Так его не было… разве что тепло. В нем было что-то притягательное. Вампир расценил его порыв по-своему, а может, пошел на поводу у собственных желаний, впившись в губы птенчика жадным, властным поцелуем, до боли стискивая в объятьях. Трепыхаться было бессмысленно. Или это было лишь оправданием, чтобы почувствовать мягкость губ мучителя, пропитаться этим ни на что не похожим теплом. Саймон не знал, почему это происходило, что с ним сделал его пленитель, но Льюиса непреодолимо тянуло к нему, хотелось отвечать на поцелуи, касаться этой теплой кожи, жаться, впитывая тепло и делясь своим. Но лишь бы вампир оставался таким же живым, как сейчас.        Когда его неожиданно оттолкнули, роняя обратно на подушки, он захлопал глазами, ничего не понимая. Но спустя мгновение в его плечо вновь впились клыки, и вампир сделал жадный глоток. А Саймон лишь тихо вскрикнул, прикрыв глаза, и скользнул пальцами по чужим волосам. Было ли это наваждение или нечто иное, но жар чужого тела убаюкивал, и боль не казалось ужасной, а в голове билась лишь одна мысль: «Пожалуйста, оставайся живым».