Пленник Его Величества

       Они проговорили еще очень долго. Быть может, до глубокой ночи, впрочем, в помещении без окон спустя несколько суток невозможно отследить смену дня и ночи. Но то, что времени прошло достаточно, подсказали Алеку вернувшиеся слабость и боль в руке. И он снова безуспешно пытался уснуть, по-белому завидуя товарищам, которые моментально отключились, точно на них пало сонное зелье, которое он так смело пообещал от лица мага. О Магнус… То, как он собирался поступить, если, конечно, они ничего не придумают, являлось отвратительным. Однако Алек был уверен, что знай тот о подобном плане заранее, он бы понял его. Непременно понял. Вот только пришедший к нему во сне Магнус смотрел на него не с гневом и даже не с обидой, знакомой Алеку после той их первой и единственной ссоры. Он смотрел на него с болью, непониманием. Губы его шевелились, но с них не слетало ни звука, будто у мага не было сил произнести хоть слово.        — Прости, Магнус, — попросил он, протягивая руку, чтобы коснуться щеки любимого божества.        Однако тот отшатнулся от него, словно от прокаженного. С губ сорвалось едва слышное: «Не надо». Пытаясь удержать ускользающее видение, Алек поймал мага за руку, почувствовав пальцами металл браслета и что-то липкое. Опустив взгляд, увидел, что рука того вся в крови. Сердце болезненно сжалось, а на глаза навернулись слезы вины и сострадания чужим мукам.        — Магнус… — выдохнул он помертвевшими непослушными губами, но тот буквально растворился в воздухе, точно призрак. — Магнус!        Закричал он и проснулся от звука собственного голоса — он произнес это вслух… Тяжело сел, проведя ладонью по лицу, смывая самый страшный кошмар, какой он когда-либо видел. А убрав руку, напоролся на обеспокоенный взгляд Джейса, который тихо спросил, в порядке ли он, положив ладонь на его лоб. Нахмурился:        — Горячий…        Все еще под впечатлением от сна, юный Лайтвуд резко ушел из-под касания чужой руки, качая головой:        — Я не могу. Не могу так с ним поступить… — выдохнул он, тяжело дыша.        — Тише, тише, — успокаивающе прошептал Джейс, осторожно притягивая брата к себе, словно опасаясь, что тот вновь шарахнется прочь, мягко обнимая, поглаживая по волосам. — Боже, у тебя снова жар… Чертов плен. Рука добьет тебя однажды.        И тот уперся раскаленным лбом ему в плечо:        — Обещай, — попросил он, здоровой рукой сминая ткань рубахи Вэйланда. — Обещай, что позаботишься о нем… если я…        — Нет, — вдруг жестко отозвался молодой человек, касаясь губами чужой макушки, одновременно дотягиваясь до фляжки с водой, чтобы открыть ее и поднести к губам брата. — С тобой все будет хорошо, понял? И слышать ничего не хочу. Пей.        — Пообещай, — настаивал Алек, но несколько жадных глотков, что принесли некоторое облегчение, послушно сделал. Затих в объятьях Джейса, находясь где-то между бредом и реальностью.        — Ты сам о нем позаботишься, — не сдавал позиций Джонатан, устраивая брата удобнее и обнимая за плечи. Вдруг тихо засмеялся. — Ну, или он о тебе, что скорее. Дожил же он как-то до… Кстати, а сколько ему? Лет девятнадцать?        Выныривая из нездоровой дремы на голос брата, Алек слабо передернул плечами:        — Нет, думаю, немного старше, — подумав, заметил он. Хотя выглядел Магнус в лучшем случае на озвученный возраст.        Впрочем, сколь он мог судить, с азиатами такое часто случалось.        Он хотел было перевернуться, чтобы снять вес с плеча Джейса, но даже это нехитрое движение отдалось резкой болью, расползающейся от руки по всему телу, что сорвало с губ болезненный обессиленный стон. Господи, он жалок…        Со стороны двери послышался тихий вздох и, скосив взгляд, он увидел Клэри. Девушка быстро и бесшумно пересекла камеру, чтобы коснуться лба.        — Жар вернулся. Воспаление все же началось… — печально констатировала она, снимая с плеча уже знакомую сумку, в которой приносила еду и нехитрые медикаменты.        Алек мотнул головой, не то чтобы пытаясь скинуть чужую ладонь — прохлада была приятна, — но разогнать туман в голове. Им нужно было уговорить девушку помочь им. И, к счастью, Джейс тоже помнил об этом, несмотря на близость воплощения своей любви. Погладив Алека по чуть влажным волосам, он посмотрел на девушку, не став откладывать главное в долгий ящик:        — Помоги нам, Клэри. Алеку нужна профессиональная помощь, а здесь… — он прикусил язык, чтобы не озвучить то, в чем сам разубеждал брата.        — Я делаю все, что могу, — печально отозвалась девушка, смачивая тряпицу и кладя ее на горящий лоб периодически проваливающегося в забытье Алека. — Я понимаю, что этого мало. Но врач не дает больше лекарств. Многие из команды тоже изранены…        Джейс кивнул, вдруг коснувшись ладонью ее щеки:        — Я понимаю. И вовсе не виню тебя, — искренне заверил он. — Наоборот, благодарен, что вообще приходишь… Однако я имею наглость просить тебя о большем. Мы должны выбираться отсюда, Клэри, и ты единственная, кто может нам помочь.        Зажмурившись, девушка покачала головой:        — Не могу, Джейс… Я не одна на этом корабле, не только своей головой рискую.        — Клэри… Мы заберем его с собой, я обещаю тебе.        Он подался вперед, точно собираясь украсть поцелуй девушки, но не решаясь, и пришедший в себя Алек остро почувствовал себя лишним. А потому отвел взгляд, вновь прикрывая глаза, но все же заметил, как девушка первая подалась вперед, целуя. Так чувственно, с такой отчаянной и болезненной нежностью, что у Вэйланда заходилось сердце, он не мог, не желал отпускать эту женщину. Ни сейчас, ни потом. И, разорвав поцелуй, когда в лёгких закончился воздух, он попросил снова, не скрывая ноток мольбы в голосе:        — Пойдем со мной, Клэри.        Грудь девушки тяжело вздымалась, но не от поцелуя: в ее изумрудных глазах застыли непролитые слезы. Еще раз покачав головой, не в силах выдавить из себя ни слова, она закусила губу и, подскочив на ноги, бросилась прочь, будто боялась сдаться под напором юного англичанина, но стоило ей скрыться в тени, не освещенной лампой, как, в ужасе вскрикнув, она попятилась назад. Следом за ней, отставая лишь на шаг, вышел Себастьян Моргенштерн.        — Так-так, — протянул он, переводя взгляд на пленников и останавливаясь на Джейсе, который подобрался, готовясь к драке, если в том будет нужда, загораживая спиной Алека. — Крысы задумали бежать с корабля? Как интересно. Будешь свидетельницей, когда я доложу отцу, поняла?        И он снова, привычно схватил девушку за волосы.        — Отпусти меня, урод! — взвизгнула девушка на высоких частотах, что заставило блондинистого ублюдка поморщиться и тряхнуть ее за волосы сильнее, но это ее не остановило и она привычно принялась царапаться. — Я не буду ничего подтверждать!        — Тогда я скажу, что ты была с ними заодно. Представь последствия, — недобро усмехнулся Моргенштерн, вдруг с силой швырнув ее на пол.        Вскрикнув, она зашипела от боли, но ублюдок не дал ей опомниться, схватил за локоть и, вздернув на ноги, потащил прочь. Вторая ее рука, на которую она приземлилась, висела плетью.        Джейс кричал, требуя оставить девушку в покое, бессильный сейчас сделать для нее хоть что-нибудь, но его не слышали. Нет, не так, его нагло игнорировали, точно муху, сидящую на сапоге…        — Чертов сукин сын! — выкрикнул он, ударив кулаком в дверь. — Он все слышал…        И в этих простых словах была роспись под их приговором. Исполнение которого не стали откладывать в долгий ящик. Они даже не успели подготовиться: ни морально, ни физически, как за ними пришли. Сам Валентин Моргенштерн во главе с десятком крепких матросов, что выволокли их на палубу. Яркий солнечный свет ослепил их, привыкших к темноте, и они щурились, как кроты. Едва поспевая, чтобы не упасть и не потерять остатки достоинства, хотя каждый шаг отдавался дикой болью, Джейс попытался вырваться, рвануться к бледному, как мел, старшему брату, что едва пребывал в сознании. Однако его держали крепко, отпустив только когда они предстали пред Моргенштернами, заставив упасть на колени. Рядом сдавленно вскрикнул Александр, которому задели больную руку, и он снова дернулся, получив чем-то тяжелым между лопаток. Боль отдалась почему-то в затылке, но, скорее всего, это было реакцией на яркое солнце и обилие свежего воздуха и, тем не менее, он заставил себя выпрямиться и гордо вздернуть подбородок, смотря на усмехающихся ублюдков, замечая краем глаза, как на палубу вытаскивают ничего не понимающего мага.        Губы брата беззвучно шевельнулись, но прочитать имя, которое сорвалось с них, ничего не стоило:        — Магнус…        Алек скорее качнулся, чем подался в сторону, но его за шкирку, точно котенка, вернули в исходное положение. Натолкнувшись на него взглядом, маг побледнел, испуганно распахнув совершенно обычные сейчас глаза, подался было к нему, но был остановлен блондинистым ублюдком. Резким и жестким ударом под дых.        И голос у Лайтвуда прорезался:        — Не трогай! — закричал он, совершенно не думая о себе и о том, на кого смеет повышать голос.        И тут же получил удар под колени, так же роняющий его на палубу.        Моргенштерн старший глумливо засмеялся:        — Какая трогательная забота о демоническом выродке!        Перед глазами все плыло, казалось, он сейчас потеряет сознание, но каким-то усилием воли держался.        — Сам ты… — Алек закусил губу, беря себя в руки. — Не трогай мага. Побег замышляли мы, а он ничего не знал и ни в чем не виновен.        — Хмм… Знаешь, юный Лайтвуд, на моем корабле есть закон круговой поруки, — отозвался Моргенштерн, подходя к пытавшемуся прийти в себя магу и защелкивая на его запястье треклятый браслет, от чего тот болезненно вскрикнул, и ноги его подкосились. — И его действие я продемонстрирую здесь и сейчас.        Схватив вдруг ослабевшего мага за шею, он потащил его к бочке с водой, которую поставили в центре палубы.        — Нет!        Все, что оставалось Алеку, смотреть им вслед и мысленно молиться, не желая слушать голос разума, который шептал, что Бог не станет помогать нечисти. Увы, больше он не мог сделать ничего.        Да, Господь оказался глух к мольбам грешного своего сына, поэтому, как сквозь дымку, Алек вынужден был наблюдать за тем, как старший Моргенштерн ведет к бочке оцепеневшего от ужаса мага.        — Я много слышал о тебе, сын князя ада, и о многом мне рассказали достоверно. О том, как ты боишься воды, к примеру. О том, что тебя до сих пор преследует по ночам, — глумливо заметил он, прежде чем рывком окунуть голову несчастного пленника в воду, удерживая в таком положении.        Магнус отчаянно сопротивлялся, но, хрупкий словно цветок, без своей силы, обессиленный еще и чертовым наручем, тот не мог ничего противопоставить закаленному морскому волку. — Ведь тебя так же держали? Так же ты не мог ничего сделать?        Алек вновь рванулся, иррационально, словно бы действительно мог помочь, но был жестко остановлен. Невольно вспомнилось, как бился Магнус на постели в королевской каюте «Королевы Анны», как шла у него горлом вода… Та самая? На душе, где и без того скреблись кошки, стало совсем погано, ведь это он, Алек, был виноват в том, что магу приходится вновь пережить в реальности свой ночной кошмар. В сознании, затуманенном болью и ужасом, зарождалась истерика.        — Прекратите! — взмолился он.        Сейчас ему было безразлично, что подумают о нем остатки команды, понимают ли офицеры, что происходит. Он кричал, но его игнорировали. Точнее, молчаливо глумились над ним, заставляя наблюдать, как любимый пытается спастись, расплескивая воду, но не в силах вырваться. Он только хотел, чтобы пытка для любимого человека скорее закончилась. Пытка, которая медленно, но верно с каждым мгновением превращалась в казнь, потому что каждую секунду сопротивление Магнуса стихало, по итогу превращаясь едва ли не в предсмертную судорогу. И лишь тогда пальцы, сжимающие шею, разжались, позволяя несчастной жертве сползти на мокрую от разбрызганной воды палубу, отчаянно кашляя и хватая ртом жизненно необходимый воздух. Смотреть сейчас на мага было больно, и Алек позволил себе прикрыть глаза…        — Алек! — вскрикнул Джейс, когда брат все же провалился в беспамятство.        Магнус вряд ли услышал его в состоянии, близком к истерике, но Клэри услышала и отчаянно рванулась к несчастному, вот только в очередной раз была схвачена за волосы белобрысым уродом.        — Куда собралась, шалава?        — Пусти! — зашипела девушка, тщетно пытаясь освободиться. Наличие свидетелей уже такого привычного унижения придало ей сил. — Ему нужна помощь!        Команда издала общий смешок, за которым можно было легко прочитать это коллективное «шлюшка», заставляя Джейса едва ли не рычать от гнева. Как они смеют?!        Девушка же, отчаянно зажмурившись, вдруг выхватила из сапожка даже по виду острый как бритва стилет, одним резким движением отрезая свои прекрасные медные локоны, оставляя их в руке шокированного Моргенштерна и через мгновение оказываясь на коленях подле Алека. Осторожно перевернув его на спину, потрогала взмокший от высокой температуры лоб. Достав флягу и тряпицу, обтерла лицо водой. Взяв в свои ладони руку, что и без сознания Алек крепко прижимал к себе, нахмурилась, заметив, как на бинтах быстро проступает красное пятно.        — Рана открылась…        Никто не смел ей мешать. Даже подступившийся взбешенный Себастьян был остановлен жестом отца:        — Не мешай. Если моя дочь, — объявил он во всеуслышание, глумливо усмехаясь, заставляя несчастную девушку на мгновение зажмуриться от ужаса, — пожертвовала на этого своим главным сокровищем, значит, оно того стоит.        — Дочь?.. — выдохнул Джейс, переведя взгляд с развеянных по ветру волос на их хозяйку. Вот теперь он точно ничего не понимал, хотя кое-что и становилось на свои места.        Кларисса не подняла на него взгляда, лишь обратила свой взор на… отца. Боже, это до сих пор не укладывалось в голове!        — Ему нужен врач.        — Ему нужна порка, как и всем остальным, — хмыкнул он. — По тридцать ударов каждому. И отволоките мага в каюту.        — Но он не перенесет этого! — здесь голос прорезался у пришедшего в себя мага, что также рванулся к Алеку, но был остановлен вампиром.        — Лучше подумай о себе, — заметил тот холодно, подталкивая к стене, за которую маг и уцепился, покачнувшись, обратился к Моргенштерну: — Отложите наказание для Лайтвуда, капитан.        Тот удивленно приподнял бровь:        — Жалко стало щенка?        Вампир усмехнулся, посмотрев на пленника, едва ли осознающего, на котором он свете, поясняя свою позицию:        — Смысл в наказании, если мальчишка его даже не осознает? Дайте ему оклематься, чтобы мог почувствовать в полной мере, как врезается в кожу плеть, и уж тогда… И пусть его руку обработает врач, а то и впрямь помрет ведь.        Моргенштерн нехотя кивнул и бросил вампиру:        — Отведи мага в каюту, пусть оклемается. А потом проследи за тем, чтобы каждый из пленников понес достойное наказание. Можешь даже полакомиться кем-нибудь. Однообразие, поди, надоедает.        — Слушаюсь, капитан.        Проводив взглядом Моргенштерна старшего, привычно оставившего роль экзекутора сыну, у которого уже определённо руки чесались, Рафаэль распорядился:        — Подготовьте английских офицеров к порке. Лайтвуда в лазарет. Клэри, проследи.        Девушка качнула головой, невольно выдавая себя быстрым взглядом, что кинула на Вэйланда.        Пришлось повысить голос:        — Проследи, я сказал. — Ни к чему девчонке было видеть, как плеть взрежет этому красавчику спину, и он закричит от боли. Вздохнул, приближаясь к Магнусу. — Идем.        Но тот вдруг отшатнулся от него и посмотрел на Рафаэля взглядом, в котором смешались, казалось, все возможные эмоции. Не сказать, что радостные.        — Теперь ты доволен? Отомстил, наконец? — выдохнул он посиневшими совсем не от холода губами, но даже в этом сиплом хрипе слышались истеричные нотки.        Рафаэль Сантьяго качнул головой, не понимая:        — О чем ты?        Все же ухватив мага за руку, втянул в коридор, пряча их отношения от посторонних глаз.        Оказавшись во внутренних помещениях корабля, Магнус отдернулся от вампира, но, пошатнувшись, не устоял на ногах и припал к стене. Истерично засмеялся, сползая по оной:        — « Я много слышал о тебе», «боишься воды», «преследует по ночам»… Кто? Кто, кроме тебя, мог ему об этом рассказать?!        Вампир чуть заметно вздрогнул. Ему точно влепили пощечину, впрочем, он привык к чужому презрению и ненависти. Чужому. Оказалось, он еще способен чувствовать душевную боль, когда били… близкие. И то, что Магнус Бейн находился на грани истерики, возможно, просто не следя за языком, утешало мало.        — В самом деле… Только я не говорил.        Маг вновь издал истеричный смех и… уже не смог остановиться. И без того находящийся на грани все эти дни, сходя с ума от беспокойства, он перешагнул ее. Говорят, что страх можно перебороть, заглянув ему в лицо, но это был явно не их случай. Несколько бесконечных мгновений, а может, минут, Рафаэль молча наблюдал за приступом, а потом ударил мага по щеке, приводя в чувство. Погладил, подхватывая на руки:        — Пойдем, я дам тебе успокоительную настойку.        Затихнувший маг не отреагировал, обессиленно прикрыв глаза и пытаясь отдышаться. Вампир же нахмурился, ощущая, что тот потерял в весе, пусть и не критично, но все же… Голодовка и отсутствие сна, о которых говорила Клэри, не прошли даром. И дальше так продолжаться не могло. Устроив мага на постели, он напоил его настойками успокаивающего и снотворного действия, надеясь восполнить нехватку хотя бы сна. Кормить, увы, придется силой.        — Глупый маг, — прошептал он, укрывая того легким одеялом, и вышел, заперев за собой дверь.        Он был должен присутствовать при экзекуции.        Благо настои были крепкими, и хоть это зрелище маг пропустит…        Передернув плечами, вампир направился на палубу, точно зная, что каким бы заносчивым не был мальчишка Моргенштерн, без него он не начнет — больной ублюдок нуждался в зрителях.        Пленников уже «распяли» у борта, так что теперь те могли созерцать «Королеву Анну», следующую на расстоянии примерно в полмили от испанского судна, такую родную и такую недоступную, потерянную… А Себастьян-то, оказывается, был еще и знатоком человеческих душ… Подавив вздох, Сантьяго приблизился и отдал приказ приступать. Себастьян в ответ хищно усмехнулся и провел плеткой по своим пальцам, словно лаская, чтобы за тем размахнуться и обрушить первый удар на спину младшего сына Лайтвуда. Впрочем, в любимчиках Себастьяна сомневаться не приходилось. Другим англичанам повезло больше, матросы просто исполняли возложенные на них обязанности, не зверствуя и даже не особенно усердствуя, так что Рафаэль даже и не смотрел в ту сторону, присматривая за Моргенштерном и его жертвой, которая сумела сдержать крик и на третий раз. Испытывая к врагу что-то сродни уважения, прикрикнул на экзекутора, напоминая, что пока англичане нужны им живыми. А то ведь тому ничего не стоило Вэйланду и шкуру спустить. В прямом смысле. За тридцать ударов любая плоть превратится в кровавое месиво, а если учитывать, что рука у младшего Моргенштерна была поставлена за три удара рассекать плоть до кости, то пленник мог просто не дожить и до десятого удара.        Себастьян огрызнулся, но пыл поумерил.        И все же по спине гордого английского офицера, кричать которого таки заставили, правда, уже обессиленного и измученного, потекла кровь. Молодая, сладкая кровь, от запаха которой кружилась голова. От жажды, накрывшей вампира так некстати, не вовремя, во рту пересохло, удлинились клыки, так что их было не спрятать. Он знал, что в такие моменты команда как никогда боится и ненавидит его, и хотел спрятаться, но не мог. Не мог показать им свои страх и слабость, иначе, вампир ты или нет, тебя просто сожрут… С трудом дождавшись конца экзекуции, он велел оказать офицерам первую помощь и вернуть в камеру, после чего поспешил скрыться.        Чертов Валентин Моргенштерн, он ведь знал, что его накроет!..        Буквально ввалившись к себе в каюту, Рафаэль прижался спиной к двери, безошибочно определив, где в данный момент находится Птенчик. Тот стоял у окна, выходящего на палубу, обнимая себя руками и прижимаясь лбом к холодному стеклу. Болезненный жар его тела буквально захлестнул Рафаэля. Сильнее, чем жажда. Черт! Медленно приблизившись, он повернул пленника к себе, мягко снимая подрагивающими пальцами у него с переносицы очки, что подарил накануне, чтобы тот мог читать книги, хоть как-то коротая дни заточения.        — Не стоило на это смотреть.        Того колотило в ознобе и, прильнув, он выдохнул, делясь своим жаром, зажигая чужую мертвую кровь. Ощущение было невероятным и потрясающим. Привыкнуть было невозможно, да он и не хотел привыкать, чтобы чувство притупилось.        — Ты оставил меня, чтобы пытать людей, которых я уважаю?.. За что?        В порыве безотчетной нежности и страсти Рафаэль погладил Птенчика по волосам, отчаянно силясь игнорировать бьющуюся так близко жилку со следами его собственных зубов. Нет, не в этот раз… мальчишка был слишком ослаблен.        — Они собирались бежать. Это был приказ капитана.        — А если бы я решил бежать с ними, ты бы подчинился этому приказу? — тихо спросил Льюис, замечая состояние вампира и привычно откидывая шею.        Ослаблял ли его жар или малокровие, но мальчик вел себя в последнее время тихо и даже в чем-то ласково. Это было приятно, но в то же время настораживало, что-то было явно не так.        Рафаэль зажмурился, сдерживаясь, что стоило ему неимоверных волевых усилий, и решительно отстранил «кормушку». Нет, он не станет пить, ведь он не хотел потерять своего Птенчика.        — Ты принадлежишь мне, и только я решаю, наказывать тебя или нет.        — А ты бы наказал? — тихо поинтересовался птенчик и вдруг нахмурился, касаясь подушечкой пальца чужих губ, задевая клыки, которые невозможно было втянуть. — Что не так?        Поймав холодные пальцы Саймона, вампир сжал их в ладони, отводя подальше от явной угрозы. Напряженно улыбнулся:        — Да. Имел бы, пока ты не запросишь пощады. — Близость крови, запах которой Рафаэль чувствовал и через кожу, мутила разум, и он выпустил Птенчика, направляясь обратно к двери. — Я сейчас вернусь.        Но Саймон вдруг вцепился в его запястье с такой силой, что Рафаэль был искренне удивлен ее проявлению. Обернулся, чтобы увидеть лихорадочный блеск в карих глазах.        — Я больше не нужен тебе, да? — спросил птенчик, вот только отчего-то в его голосе не было ожидаемых радостных ноток, лишь подступающая паника, с которой он сорвался на нервный смех: — Боже, говорю как ревнивая девица…        — Что за глупости?.. — с явным усилием, но аккуратно Рафаэль освободился от пальцев на своем запястье, вновь сжимая их в своей ладони, целуя. Сердце колотилось от давно забытого, но такого теплого чувства. Он был нужен своему пленнику, тот ждал его, когда Сантьяго уходил по делам, и больше не шарахался, наоборот. Только горчило осознание, что это не правильно, учитывая ту боль, моральную и физическую, которую причиняли пленнику его острые клыки, а также неоднократное надругательство над его телом. — Просто мой Птенчик приболел…        Оттеснив Саймона к кровати, он мягко уронил его на нее, вытягиваясь рядом, обнимая.        Пленник вновь нервно засмеялся со слезами на глазах и судорожно всхлипнул, вдруг прижимаясь пылающим взмокшим телом к телу любовника, кладя ладонь ему на грудь, там, где билось сердце. Ровно и болезненно, как и всегда, когда оживало теперь порой.        — Кажется, я схожу с ума, — устало выдохнул юный матрос, пряча за ресницами лихорадку в глазах.        Его состояние пугало. Пугало ровно с того момента, как на днях он проснулся с температурой. Корабельный врач сказал, что это последствия нервных стрессов и малокровия. У Рафаэля не было причин не верить ему, но он чувствовал, что это еще не все…        — Нет, Птенчик, нет. Это просто лихорадка…        Успокоил его Рафаэль, пользуясь этим странным состоянием пленника, обнимая крепче, целуя его в макушку. Однако на душе было неспокойно, и вампир был вынужден признать, что это страх. Он боялся. Боялся снова остаться один.        Мальчишка судорожно вздохнул и ломким жестом сжал в пальцах чужую рубашку. Сердце его колотилось, словно у зайчонка, но жажда на удивление стихала. Такого чувства самоконтроля Рафаэль не испытывал ровно с тех пор, как ушел из клана. Удивительно…        — Шш… все будет хорошо. Ты обязательно поправишься, и мы выйдем прогуляться по палубе, — пообещал Рафаэль, медленно погружая мальчишку в гипнотический сон. — Хочешь?        Переведя дыхание, тот едва заметно кивнул и, наконец, уснул, расслабляясь. Вампир и сам выдохнул, не зная, для чего, набрав в легкие воздух. Ему казалось, что он давно избавился от этой привычки… Прикрыл глаза, прислушиваясь к успокоенному сердцебиению мальчишки. Уже на грани сна и реальности отмечая, что их сердца бьются в одном ритме. Затем его поглотил морок. Все же от дневного сна отказаться оказалось слишком тяжело.