Пленник Его Величества

       Рафаэль очнулся ото сна, когда время уже перевалило за полдень и солнечная активность медленно, но верно начала идти на спад. Птенчик все так же доверчиво лежал в его объятьях, устроив голову на плече, точно слушал сердце, которое снова замолчало. И он по-прежнему горел в странной лихорадке, сводящей его с ума, не иначе. Задумчиво погладил по волосам, в которые ему так нравилось зарываться во время секса. Плохо, когда ты один… В клане было проще решать проблемы, а сейчас он должен был сам. Нет, он не был инфантильным, в клане также брал на себя ответственность, помогал другим. Но мог рассчитывать на помощь и поддержку. Хотя бы совет, потому что сейчас понятия не имел, с чем предстоит бороться. И спросить было не у кого, ведь Кларисса не знала ответа, а… Его осенило, словно обухом по голове огрели. Кажется, за эти годы он слишком привык рассчитывать только на себя и столь очевидные вещи доходили до него с трудом. Ведь под рукой у него был маг. Чертов Магнус Бейн, который знал о вампирах все и даже больше. А то, что дело было в этом, Рафаэль не сомневался.        Поцеловав свое измученное сокровище, он осторожно освободился от его хватки, точно Саймон цеплялся за соломинку, и, укрыв его одеялом, тихо покинул каюту. Конечно же, он не был уверен, что Магнус захочет говорить с ним, но, может, хоть ради несчастного матроса, у него ведь такое большое, доброе сердце… Да и, в конце концов, это был не он! После их разговора он и думать забыл о мести! А если бы и думал, то не доверил это Валентину! Прикрыв глаза и медленно переведя дыхание — что за черт с ним творится? Он давно отказался от этой привычки! — направился к магу.        Тот уже не спал, что было в принципе нормально для подобных ему существ, но лежал на постели, то ли совсем обессилев, то ли пребывая в депрессии. И ни в чем не виновный Рафаэль испытал чувство вины. Может, за то, что тревожит его в такой момент?        — Как ты, Магнус? — спросил он, проходя в помещение и присаживаясь на край постели.        Магнус молчал некоторое время, то ли не желая говорить, то ли не находя сил, то ли просто надеясь, что, не получив ответа, Рафаэль уйдет. Но тот не собирался. К магу накопилось слишком много волнующих вопросов, и Сантьяго надеялся получить на них ответы.        Поняв, что тактика его не имеет смысла, маг поглубже закутался в кокон из одеяла и сипло спросил:        — Что тебе нужно?        Рафаэль так же помолчал некоторое время, испытывая желание поскорее сбежать от холода, что излучал маг, очевидно, по-прежнему уверенный, что это он поведал Моргенштерну о его страхе. Это было… больно.        — Одному человеку очень нужна твоя помощь.        — Чем думал этот человек, когда выкладывал всю мою биографию этому испанскому психопату англо-немецкого происхождения? — шипя, выплюнул маг, очевидно, имея в виду самого Рафаэля, и вампир видел, как затряслись его руки, почерневшие от синяков, но которые тот быстро спрятал под одеяло.        Рафаэль прикрыл глаза, пряча мелькнувшую в них боль, хотелось закричать на мага, но он сдержался:        — Я говорил не о вампире, хотя тот и не виноват перед тобой ни в чем, а о… его жертве. Дать тебе еще настойки?        Не дожидаясь ответа, он протянул руку и взял с тумбочки бутылек.        Маг зажмурился и тихо выдохнул:        — Если вампир такой взрослый мальчик и решил, что я виноват во всех бедах его жизни, пусть с этой бедой сам и разбирается.        Пузырек, зажатый в ладони Рафаэля, едва не лопнул. Нет, он лично заслужил подобное обращение, и не сказал бы ни слова в ответ, но его Птенчик…        — А если жертва умрет? Тебе… правда безразлично?        Он не верил и не скрывал своих эмоций.        — Мне слишком часто не было безразлично, — прошептал Магнус и поджал стремительно синеющие дрожащие губы. Рафаэль чувствовал, как Бейна в очередной раз накрывает волной боли и паники. И, открыв пузырек, заставил мага сделать глоток настоя, что на голодный желудок действовал практически мгновенно. Рассеянно и почти машинально погладил беднягу по спине, думая о том, как помочь совсем другому существу.        — Ты бы поел. Или, думаешь, только ты волнуешься о своей игрушке? Лайтвуду тоже больно видеть тебя таким…        — Игрушки? Так ты относишься к смертным? — маг говорил тихо и спокойно, но что-то в его энергетике побудило в Рафаэле ярое желание шарахнуться прочь, вплавь добраться до какого-нибудь острова и зарыться поглубже в какую-нибудь норку. Если бы Сантьяго не только чувствовал энергию, но и видел, то он бы определил ее как черную желчь. Заклинание слетело с глаз мага, но и его кошачьи глаза горели слишком уж потусторонним светом. Кажется, не только у вампира были внутренние демоны…        — Так я отношусь к мимолетным связям, — пояснил Рафаэль, идя на поводу у захлестнувших желаний, поднимаясь с постели. — Но ты для него не игра. Мальчишка, похоже, влюбился по уши… Ладно, зайду в другой раз.        Он подошел к двери, заметив негромко:        — Может быть…        И в следующее мгновение мог поклясться, что услышал тихий гневный грудной рык. Магнус резко сел, выпутываясь из одеял:        — Я помогу тебе. Но при условии, что ты проведешь меня к Алеку.        Рука отпустила дверную ручку. Вампир повернулся к магу, усмехнувшись:        — Сделка? — Он вернулся к постели, помогая Магнусу избавиться от кокона, в котором он отсиживался до сих пор. Пусть так, главное, чтобы Птенчику полегчало. — Я согласен. Поверишь на слово?        — Как будто у меня есть выбор? — обессиленно огрызнулся маг и поднялся с постели, болезненно скривившись, когда случайно оперся на поврежденную браслетом руку. Тихо вздохнул: — Еще мне нужна ванна.        — И обед, — выдвинул свое условие Рафаэль. — К Лайтвуду пойдем, когда стемнеет, там будет смена часовых — удобное время.        — Не хочу есть, — спокойно отозвался маг, устало потирая лицо, которое за эти несколько часов, казалось, осунулось еще сильнее. Неужели стресс сжигал его так быстро?..        Рафаэль покачал головой, не принимая отговорки. На мага уже смотреть без жалости было нельзя, толкни и улетит, точно пушинка…        — Через силу, — твердо сказал он, выдержав недобрый взгляд, стремящийся прожечь его насквозь.        — Не у всех такой неуемный аппетит, как у т… — запнувшись на полуслове, маг побелел и пошатнулся, едва стоя на ногах.        — Вот-вот… Обед и никаких возражений. — Усадив мага на кровать, чтобы не расшибся, Рафаэль открыл дверь и, крикнув матроса, велел подогреть воду для пленника. Вернувшись, рискнул положить руку на плечо. — Не хочешь думать о себе, подумай о нем.        И Магнус не стал ее скидывать, наоборот, накрыл вдруг ладонь своей, мягко поглаживая его пальцы.        — Только о нем и думаю. Нужно вытащить его отсюда. Пусть мы и не будем вместе.        И от этих простых прикосновений стало так тепло на душе, где мешались: вина за те годы, в которые ненавидел Магнуса, обвиняя в своих бедах, сочувствие его беде, радость от того, что конфликт склонился в сторону мира…        — Ты… ты тоже влюбился в него…        — Для тебя это так удивительно? — маг горько усмехнулся, на мгновение прикрыв кошачьи глаза. — Он удивительный, понимаешь? Самый прекрасный за все годы, прожитые мной.        — Понимаю.        Теперь понимал как никогда, испытывая что-то настолько близкое к чувствам мага, что вдруг стало страшно. Пальцы на плече сжались чуть сильнее, выдавая его волнение. Однако не хотел прерывать Магнуса, которому совершенно очевидно необходимо было выговориться:        — Я подумаю, что можно сделать. Возможно, когда мы подойдем ближе к земле…        Дверь распахнулась, впуская матросов с большой лоханью горячей воды, и он замолк на полуслове. Впрочем, те постарались сбежать как можно быстрее, чтобы не показать откровенного страха, но когда Рафаэль приказал принести магу также обед, один из них все равно содрогнулся.        Как только он вышел, маг посмотрел на вампира едва ли не с маниакальным блеском в глубине кошачьих глаз.        — Рафаэль… Все, что угодно, но только вытащи его отсюда.        — Одного-то просто, — доверительно поведал вампир, имея на примете пару вариантов. — Только не думаю, что он уйдет без тебя и белобрысого красавчика.        Добавив в лохань холодной воды, он вылил туда благовоний из флакона мага, предлагая тому перебраться в «ванну».        — А белобрысый красавчик потянет за собой Клэри, хотя понятия не имеет, кто она на самом деле, — выдох Магнуса был похож на стон отчаяния. Не стесняясь бывшего подопечного, он принялся было раздеваться, но дрожащие пальцы плохо слушались и не желали справляться с мудреной системой застежек восточного одеяния.        Так что пришлось ему помочь, чего уж скрывать, не без эстетического удовольствия, ибо тело мага никого не могло оставить равнодушным. Даже асексуальных вампиров. Или бывших… И даже помог забраться в посудину, чтобы тот не задевал лишний раз руку.        — Магнус, — он запнулся, уж больно вопрос был деликатный, но все же озвучил его, — а вы с ним уже занимались… сексом?        Чуть прикрытые ресницы дрогнули, на губах появилась тень улыбки, видимо, при воспоминании, и с них сорвалось:        — Он был такой прекрасный, невинный и страстный… — мгновение, и видение словно срывается с длинных ресниц, а сам маг уже смотрит на Сантьяго. — Почему ты спрашиваешь?        Вампир долго молчал, не зная, как объяснить свое любопытство, водя пальцами по воде совсем рядом с телом мага:        — Наверное, хотел сравнить.        Конечно же, у Магнуса все было совсем по-другому. Он ведь не монстр, хоть и жила в нем демоническая половина, доставшаяся от отца, он бы никогда не взял своего Алека силой или принуждением…        Маг удивленно распахнул кошачьи глаза, и зрачки его расширились, как бывает у котов, что заметили нечто безумно для них интересное и интригующее, а пальцы его, горячие и мокрые от воды, вдруг взяли в плен запястье вампира, словно отогревая, нежно поглаживая. — Прости? — мягко переспросил он, едва ощутимо улыбаясь. — «Сравнить?»        Не хотел он такого откровенного разговора, о нет, с другой стороны, с кем еще, как не с Магнусом, он мог поделиться столь сокровенным? Или казалось, что мог. Ведь тот думал, что Сантьяго мог разболтать его страшную тайну…        — У меня был секс. С человеком, — выдохнул он, не пытаясь освободиться, ибо касания мага были бесконечно приятны. — А ведь я не думал, что кто-то способен пробудить во мне подобные желания…        — С человеком? — голос мага стал чуть глуше, гораздо проникновеннее. Интересно, у всех асмодеев так? Вроде отец их не инкуб вовсе, только рука Магнуса ползла все выше, заставляя ледяную кожу гореть. Так странно… — С тем, кого просишь спасти?        Рафаэль невольно прикрыл глаза, прислушиваясь к странным ощущениям. Какие, однако, насыщенные на открытия пошли дни, аж голова кругом…        — Да, с ним. Магнус, он так странно себя ведет, что у меня… сердце не на месте.        Как в точку, оно действительно больше не было камнем в его груди.        Мгновение, и другая рука мага уже на ледяной щеке, вновь обжигая своим жаром. И пусть пальцы, как и вся рука, в синяках и дрожат. В этом было что-то критично нежное, словно бы маг пытался передать в этом жесте, что он верит вампиру.        Вдруг нахмурился:        — Почему я чувствую твой пульс?        — Потому, что мое сердце снова бьется? — предложил вариант Сантьяго, накрывая его руку своей, погладив. Он не знал, почему и как это возможно, но это тоже случилось впервые, когда у него появился Птенчик. — Рядом с ним оно оживает и долго не может успокоиться…        За свою пока еще короткую вампирскую жизнь Рафаэль Сантьяго повидал немало отражений ужаса на чужих лицах, в том числе и ужаса его жертв, да даже на лице Магнуса это выражение было не так давно. Но такое, когда ужас поднимается медленно вместе с осознанием, когда сужаются зрачки и холодеют пальцы, когда ужас искажает красивое лицо, но это ужас не От него, а За него, такое у Рафаэля было впервые. Ему даже самому вдруг стало страшно, и он напрягся, замирая. Выдохнул одними губами:        — Что, Магнус?        Странное правило у бытия, а может, у богов, отводить смерть от тех, кто призывает ее, и угрожать, когда в них просыпается желание жить…        Тот мгновенно подскочил на ноги, чтобы совсем не изящно выбраться из лохани, по пути вытираясь полотенцем и шипя на Рафаэля, словно на неразумного неофита:        — Ты должен был сказать мне сразу, черт тебя дери! Так только рядом с этим человеком, да?!        Рафаэль передернул плечами:        — Случая все как-то не было, — невесело усмехнулся он. Да и долгое время вообще отказывался признавать этот факт. — Да.        Он взял одежды мага, чтобы накинуть ему на плечи, едва тот в раздражении отбросил полотенце.        — Ты… ох! — Магнус кипел от возмущения, и то, что застежки вновь не подчинялись ему, доводило его просто до белого каления. — Неужели ты сам не понял, что происходит, глупый ты мальчишка?!        — Я впервые сталкиваюсь с подобным, — передернул тот плечами.        То, что его отчитывали, точно ребенка, напрягало и злило, но Рафаэль молчал, потому что маг был единственным источником необходимой ему информации. Не дожидаясь просьбы, он принялся застегивать одежды мага, чтобы только не встречаться с ним взглядом.        — Чем ты слушал меня, когда был под моей опекой сразу после обращения? — гнев мага был буквально физически ощутим. Пока вампир занимался застежками, Магнус наскоро зачесал влажные волосы назад, но два непослушных локона все равно упали на его лицо.        — Ты так много говоришь всегда… Я не все успевал запомнить.        Точнее, он не все слушал, пропуская мимо ушей нудные и, как ему казалось, излишние подробности. К тому же, его постоянно глушила жажда, которую он еще не умел контролировать, и в такие моменты он не слышал мага совсем…        И впервые он увидел, как глаза сына демона вспыхнули воистину праведным гневом. Казалось, будь у него в руках розги, он бы отходил Рафаэля за милую душу. Но лишь выдохнул:        — Идиот. Идем к твоему мальчишке. Нельзя терять время.        И они пошли: забыв про обед, не таясь, не думая о том, как будут объясняться потом с капитаном. Мысль о том, что его Птенчик действительно в большой опасности, приводила вампира на грань ужаса и тихого отчаяния. Открыв дверь, он прошел первым, чтобы успокоить мальчишку, если он испугается, но тот спал, раскинувшись на постели.        — Ты помнишь хоть что-нибудь из того, что я рассказывал тебе о теории пар и магнетизме? Или ты все принял за романтические бредни? — тихо поинтересовался маг, бесшумно проходя к постели.        Рафаэль Сантьяго передернул плечами, признаваясь:        — Немного. Только… разве это не про оборотней?        Ему было всего шестнадцать, и он не хотел быть вампиром. Не хотел. Не хотел слушать правил, по которым не намеревался жить.        — Не только, — заметил маг, подступаясь к дремлющему мальчишке, чтобы начать аккуратно рассматривать его. — У вампиров, как и у оборотней, есть шанс, только гораздо меньший, встретить свою пару. Все потому, что вы, как и оборотни, гиперчувствительные. Живете инстинктами. Определить пару вампира очень легко: рядом с ней он всегда оживает. Становится сильнее. Но если пара умрет — это может убить и вампира.        Рафаэль нахмурился, присаживаясь на край постели, и скользнул рукой по волосам спящего. Вот же угораздило так угораздило… В таком огромном и беспощадном мире неожиданно встретить свое счастье и погибель в одном флаконе.        — Я должен был хотя бы насторожиться, только по запаху крови выбрав его среди всех, не в силах устоять, — качнул он головой, не отводя взгляда от парнишки, во сне выглядевшего еще более юно и беззащитно. — Я не могу потерять его, Магнус.        — Но сделал все, чтобы случилось именно так, — вдруг прошипел маг, осматривая россыпь укусов на чужой шее и плечах. — Ты совсем забыл о предосторожности?! Нельзя постоянно кусать одного и того же человека! Впрочем… тот, кто подсел на опий, вряд ли отдает себе отчет в том, что делает…        — Да, — выдохнул вампир, стремительно поднимаясь, чтобы отойти к окну, сжимая пальцами рамы. — Сперва я не задумывался, не контролировал жажду, которая усиливалась с каждым днем. Я… я получал неописуемое удовольствие, вкушая его кровь во время оргазма — это непередаваемо, Магнус… А когда понял, что что-то не так, ему уже нездоровилось.        И он буквально почувствовал, как его накрыло волной эмоций, исходящих от Магнуса, в очередной раз поражаясь этой силе. И щемящая нежность, и горечь, и сочувствие. Когда-то Рафаэль не понимал, как можно так печься за всех, теперь же, когда Магнус простил ему все нанесенные и предполагаемые обиды, он боялся, что однажды глупый маг сгорит, пытаясь помочь всем, кроме себя.        — Я посмотрю, что можно сделать, Рафа…        Растроганный испанским сокращением своего имени, из уст Бейна звучащего так мягко и даже ласково, Сантьяго медленно обернулся к нему, улыбнувшись:        — Меня давно так не называли, — тихо признался он, понимая, как соскучился: по родине, по семье, даже если сможет увидеть их только издалека…        Чуть улыбнувшись, маг совсем по-кошачьи бесшумно скользнул к вампиру, чтобы обнять его со спины и нежно поцеловать в плечо:        — Ты со всем справишься, Рафаэль. Мы справимся. А теперь помоги мне раздеть его.        Вампир кивнул, осторожно погладив мага по рукам. Откинув одеяло в ноги, потихоньку стянул с Птенчика рубашку, а затем помог Магнусу избавить и от штанов. На мгновение невольно залюбовался желанным телом, но быстро взял себя в руки. Хотя возможно ли взять себя в руки, когда по телу, такому красивому, такому желанному, такому для него, Рафаэля, идеальному скользят чужие руки? Чуткие. Нежные. Руки восточного божества. Руки, которые когда-то скользили и по его телу, только тогда Магнусу Бейну не требовалась помощь, чтобы раздеть мальчишку. Израненного, почти осушенного, не осознающего себя, так малодушно мечтающего о смерти и еще не знающего, что она станет его вечной спутницей.        Воспоминания сдавили горло, но Рафаэль все же нашел в себе силы выдохнуть:        — Он все время горит…        Магнус лишь нахмурился, понимающе кивнув. Уточнил:        — Бредит?        — При мне не было, — моментально отозвался Рафаэль с затаенной надеждой.        Впрочем, в последние несколько дней он был занятым, а часто и просто боялся идти в каюту, чтобы не вонзить клыки в еще не окрепшее тело любовника.        — Его поведение изменилось? — задал маг еще один вопрос, и хотел было по привычке воспользоваться магией, но стоило паре искр слететь с пальцев, как Магнуса почти скрутило от боли. — Черт!        — Магнус… — Смотреть на то, как мучается маг от проклятого творения рук человеческих, было тяжело. Рафаэль поддержал его под руку, тихо признавшись в вечерних открытиях. — Да, вчера он вел себя более чем странно, но все началось раньше.        — Плохо, — так тихо отозвался маг, пытаясь прийти в себя. — В его организме уже слишком много яда. Поэтому нельзя постоянно кусать одного и того же человека… Перестанешь кусать — либо сойдет с ума, либо умрет от боли, пока его организм пытается справиться с такой нагрузкой. Продолжишь укусы — умрет от истощения.        Рафаэль медленно опустился на кровать, закрыв лицо ладонями, не сразу осознавая, что глухой стон исторгнут из его собственного горла. Ведь знал, что нельзя ему приближаться к добрым людям, прикасаться нечистому к светлому и невинному, ибо несет только страдания и смерть…        — Неужели совсем ничего нельзя сделать?..        Магнус накрыл мальчишку одеялом и тихонько присел рядом, осторожно склонив чужую голову на свое плечо и поглаживая по волосам:        — Его может спасти обращение, но… в море оно невозможно.        Вампир обреченно вздохнул, пряча лицо на плече мага, качнул головой:        — Саймон не хотел становиться монстром…        Так мог ли он так поступить со своим Птенчиком, который совершенно очевидно возненавидит его, как он сам когда-то возненавидел Магнуса.        — Быть монстром — это вопрос сознательного выбора, а не видовой принадлежности, — шепнул Бейн, чуть склонившись и касаясь губами чужой макушки.        — Он будет страдать, я знаю.        Ведь Рафаэль видел ненависть, страх и отвращение, что отразились на личике жертвы при мысли об обращении. И он знал, каково это — жить во тьме и понимать, что ты нечистая тварь, чтобы продолжать жить, отнимающая кровь у других.        — Решать только тебе, — тихо-тихо вздохнул Магнус, прижимая вампира к себе чуть крепче, видимо, вспомнив мгновение, когда и сам стоял перед этим выбором.        Рафаэль кивнул, соглашаясь. Он взял ответственность за эту жизнь и должен был нести ее до конца, а Птенчик… сейчас он вряд ли мог принять объективное решение. Посидев так еще немного, решая для себя, что делать дальше со своей жизнью и с чужой, решительно отстранился. Погладив мага по щеке, постарался улыбнуться:        — Теперь ты должен поесть. А через несколько часов я приду за тобой, — пообещал он.        Магнус обреченно вздохнул и, накрыв чужие пальцы своими, чуть повернул голову, коснувшись губами чужой ладони.        — Держись, мой хороший…        — Спасибо, Магнус. У тебя действительно доброе и очень большое сердце, где есть место всем, — вместо ответа сделал Рафаэль магу комплимент. — Обещаю, я как следует взвешу свое решение и поступлю правильно. Пойдем. Я слишком часто нарушаю правила в последнее время, и эта свобода нам еще пригодится…        Маг вздохнул и коснулся губами чужого лба, прежде чем подняться на ноги.        Проводив Магнуса Бейна обратно в его каюту и проследив, чтобы тот выполнил свою часть уговора до последнего кусочка, Рафаэль вернулся к своей несчастной жертве, своей паре, которую не разглядел вовремя. А теперь было поздно… Вытянувшись рядом, обнял укутанное одеялом тело, прижал к себе, почувствовав жар умирания, и ему самому вновь захотелось умереть. Саймон, Саймон, лучше бы ты воспользовался тогда крестом… Почувствовав знакомые прикосновения, мальчишка безотчетно повернулся, подаваясь навстречу и невольно открывая шею. Клыки удлинились, вампир склонился, чтобы сделать глоток, а вдруг Птенчику хоть немного да полегчает? Однако усилием воли отвернулся. Вот только мальчишка не отстранился, прижался крепче, и сердце вновь начало отбивать болезненную дробь в груди. Но не потому, что билось, а потому, что правда болело. За этого мальчишку. Такого слабого, но такого необходимого.        Теперь за его душой висело целых две невинных жизни, два маленьких светлячка, которые только начинали жить. И не хватит вечности, чтобы расплатиться за них, сколько бы добра он не сделал…        — Прости меня, Птенчик.        Мальчишка не ответил ему, да и вряд ли бы смог. В голове Сантьяго вяло копошились мысли, что, например, по пробуждению нужно будет заставить его хоть немного поесть, а на замену ей сразу приходила мысль о том, что нужно что-то решать. Не то чтобы они были совсем взаимоисключающими, но не дополняли друг друга совершенно точно. И он решил. Решать проблемы по мере сложности воплощения в жизнь.        Накормив Саймона, который грезил прогулкой по палубе, о свежем ветре, бьющемся в лицо, он дал ему обещание. Такая малость, когда желание в любой момент может стать последним… Снова погрузил в сон, в котором его сокровище не чувствовало боли и не терзалось никакими мыслями. Посидев с ним еще немного, ласково и рассеянно поглаживая по волосам, со вздохом поднялся. Солнце за окном медленно опускались в океан, а следовательно, пора было выполнять обещание, данное Магнусу.        Вот только, выйдя из каюты, он почувствовал, что не может сделать и шага. Его буквально пригвоздило к месту, а сердце болезненно сжалось в груди. Осознание всей тяжести ситуации давило на плечи неподъемным грузом. Хотелось вернуться в каюту, обнять Саймона и выть, как делают волки, вымещая свое горе. Но у него были долги и обязанности, которые он должен был исполнять. И потому впился ногтями в ладонь, приводя себя в чувство, чтобы, наконец, сделать первый шаг. Дальше он буквально бежал в тщетных попытках скрыться от самого себя и собственных поступков, которые снова вели к трагедии. У двери каюты мага уткнулся лбом в косяк, собираясь с духом, делая нормальное выражение лица. Благо, в это время члены команды находились или наверху, на палубе, или в каютах.        Стоило ему пройти внутрь, как маг подпрыгнул, словно ужаленный, и подобрался, готовясь защищаться. Такого затравленного взгляда у мага Рафаэль никогда еще не видел, даже когда он увидел своего Алека, мечущегося в горячке. Ему даже стало не по себе, хотя он и догадывался, что могло произойти.        — Это только я, — успокоил он. — Что случилось?        — Капитан почтил своим присутствием, — шепнул Магнус, спешно отворачиваясь к зеркалу, чтобы начать наносить на щеку какую-то травяную по запаху мазь.        Однако Рафаэль успел заметить яркий след и потемнел лицом. Все же, хоть он и уважал Моргенштерна старшего за его опыт в морском деле, не мог не признать, что скотина он еще та.        — За что? — спросил он, приближаясь, и осторожно коснулся намечающегося синяка.        — Нас заметили, когда мы выходили от твоего мальчика, — криво усмехнулся маг, накрывая чужую руку своей. — Он думает, что я совращаю тебя, ищу твоего расположения.        — Понятно, — потер лицо вампир, предчувствуя не самый приятный разговор с капитаном. Скользнув по скуле мага кончиками пальцев в ненавязчивой ласке, подошел к окну. — Опасно сейчас идти, конечно… Ну да, если что, придумаю что-нибудь. Все же я у капитана на хорошем счету.        — Тогда его беспокойство, что я собью тебя с пути истинного, естественно, — чуть улыбнулся Магнус, собирая в шкатулку зелья и настои, назначение которых было ведомо лишь ему одному.        Вампир согласно кивнул, набросив на плечи Бейна накидку — к вечеру стало прохладно. Первым выскользнув из каюты, поманил рукой, говоря, что все спокойно. И Магнус тенью скользнул за ним, стараясь создавать как можно меньше шума. Они преодолели несколько коридоров, не встретив никого, и, мысленно выдохнув, Рафаэль повернул ключ, отпирая скрипучую дверь в маленькую каютку, куда поместили Лайтвуда за неимением мест в лазарете. Впрочем, оно и к лучшему. Было бы неописуемой наглостью навестить его у всех на глазах…        Тот дремал на жесткой койке, устроив сломанную руку на груди. Выглядел он намного лучше, как и чистенькая повязка, скрывающая швы и синеву. Скользнув следом за магом, Рафаэль прикрыл за ними дверь и отодвинул лампу, чтобы ни одному из собравшихся не захотелось ее зажечь.        Впрочем, кошачьи глаза видели и в темноте. Иначе как Магнус мог действовать так спокойно и уверенно? Подойдя к койке молодого офицера, он поставил шкатулку у изголовья и коснулся губами лба в поцелуе, полном нежности. Чуть улыбнулся, шепнув:        — Температуру сбили…        Вампир кивнул:        — Если человека лечить, он поправляется быстрее. Однако лучше бы ему не слишком торопиться. Я отсрочил наказание, но Моргенштерн не забудет о нем…        Маг вздохнул и потер лоб, размышляя, что делать, потом принялся копаться в своей шкатулке и вытащил оттуда флакон с мутно-морковной жидкостью:        — Это может замедлить процесс, но вряд ли он согласится…        В этот момент ресницы Лайтвуда дрогнули.        — Магнус, — улыбнулся он, протянув здоровую руку, чтобы погладить по щеке, в темноте не замечая, что смазывает мазь и грим, маскирующий отметину. — Не уходи, прошу тебя.        — О, мой дорогой, — чуть вздрогнув, прошептал Магнус, перехватывая чужую ладонь и нежно целуя ее. — Как ты себя чувствуешь?        Юный Лайтвуд шумно втянул в легкие воздух и сел, демонстрируя, насколько быстро идет на поправку. Скользнул руками по плечам, точно проверяя целостность, а может, материальность.        — Это правда ты? — его взгляд скользнул в сторону, ожидаемо натыкаясь на фигуру вампира.        — Да, мой дорогой, — шепнул маг, смотря на юношу со смесью радости и страха, но вдруг поспешно отвел взгляд, вспоминая, какими глазами он на него смотрит. Попросил: — Не делай резких движений.        Алек послушно лег, но сплел пальцы с длинными пальцами мага, стараясь не думать о присутствии в каюте молчаливой тени, чей взгляд чувствовал на себе. Прошептал то, что вторую ночь слетало с губ само:        — Прости меня…        — За что, мой дорогой? — обеспокоенно спросил маг, поглаживая чужие пальцы, а в другой руке сжимая заветный флакон.        Юный Лайтвуд вздохнул, не в силах признаться о планах, в которых Магнус оказывался бессовестно обманут, им обманут. Слишком боялся, что маг не простит ему этого. Однако понимал, что не скажет он, найдутся «добрые» люди, которые сделают это за него или проронят по глупости… И будет только хуже.        — Я собирался… надеть на тебя наруч после побега, — тихо выпалил он, точно бросаясь в омут. — Иначе офицеры не хотели брать тебя. За… — маг молчал, он продолжил, — за круговую поруку, о которой не знал.        Взгляд мага заледенел, и он поджал губы. Медленно перевел дыхание.        — И когда ты собирался мне сообщить, если бы план побега удался? Или не собирался? Просто бы защелкнул на мне эту побрякушку?        Голос мага сочился гневом, и взгляд удивительных глаз горел им же.        Алек покачал головой:        — Не знаю, — признался он честно, невольно ежась от этого взгляда, но продолжая смотреть прямо. — Я… я бы предупредил тебя. Не смог бы так поступить с тобой.        На мгновение стиснув зубы, маг попытался откупорить бутылек, но пальцы по-прежнему дрожали, и он сдавленно ругнулся, после, обернувшись, попросил помощи у вампира.        — Ты все еще этого хочешь? — спросил Рафаэль, легко вытащив из горлышка пробку и подавая склянку магу.        Качнул головой, выражая человеку свое отношение к признаниям подобного рода. Ну, вот кто его за язык тянул?        — Нам нужно время, — отозвался Магнус, более не поясняя ничего, и обратился к юному офицеру, подавая пузырек. Теперь в голосе его слышался металл. — Сделай глоток.        Однако тот не спешил исполнять приказ, подозрительно посмотрев… на вампира:        — Что это? — спросил он, невольно пытаясь отодвинуться.        Жидкость пахла приятно, имела сладковатый пряный аромат, и Алека начал грызть червячок сомнений. Лекарство не могло пахнуть так приятно.        Маг нахмурился, но все же вздохнул:        — Это то, что не даст твоей ране затянуться слишком быстро. Нужно оттянуть момент наказания, пока мы что-нибудь не придумаем.        Алек снова подозрительно принюхался, но все же сделал осторожный глоток, как бы выказывая магу доверие, несмотря ни на что.        — Наказание? — не понял он, однако под ложечкой засосало от страха: за брата, за друзей. Снова посмотрел на вампира, чему-то усмехнувшемуся при слабом свете звезд. Невольно с губ сорвался вопрос: — А он?..        Жидкость имела приятный вкус, мягкий и сливочный. Лекарства такими не бывают. Чистый яд, не иначе.        — Когда ты потерял сознание, Валентин распорядился устроить твоим друзьям порку плетью, — отозвался вампир, не отводя взгляда темных как ночь глаз от пленника. — Зная таланты палачей, присущие команде этого судна, тебя я отстоял, иначе бы мог не очнуться вовсе.        Алек на миг зажмурился, в страхе за своих друзей, и еще испытал вину за то, что валяется в чистой комнате, перевязан и накормлен, а они…        — Благодарю, — выдохнул он. Не в его принципах было оставаться неблагодарным, тем более за спасение жизни. — Как они?        — По-разному.        Честно признал вампир, вспоминая изувеченную спину юного Вэйланда. Но говорить не стал. Магнус же пропитал бинты на руке Алека какой-то бесцветной жидкостью и дал ему выпить еще один настой, столь горький, что сомнений не оставалось — лекарство.        Алек нахмурился, потому что ответ был… подозрительным. Но спрашивать о большем не решился, к тому же, закончив, Магнус начал собирать склянки в шкатулку, не проронив ни слова. И он мягко схватил мага за руку, привлекая к себе его внимание:        — Прости меня, — повторил он.        — Все в порядке, Александр, — прохладно отозвался маг, и губы его дрогнули от боли в руке. Медленно выдохнул, беря себя в руки, и улыбнулся уже гораздо мягче. — Все ошибаются. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Нам всем нужно.        После этих слов он коснулся губами чужих губ, а затем быстро вышел вслед за вампиром. Им еще предстояло преодолеть обратный путь.