Пленник Его Величества

       Когда Кларисса влетела в каюту доктора, то уже не могла сдержать истерики. Груз пережитого ужаса, мрачных перспектив и непрошеной вины рухнул на ее хрупкие плечи, и едва она захлопнула за собой дверь, ноги ее подкосились, и она сползла на пол, более не сдерживая рыданий. Не заметив, когда рядом оказался Ходж, присев рядом, скользнул ладонью по волосам в отеческом утешающем жесте. Поднял на ноги, чтобы пересадить на кушетку.        — Что случилось? — спросил он, заставив девушку выпить холодной воды.        Сделав несколько жадных глотков, девушка все равно не смогла выдавить из себя ничего более менее внятного, кроме имени брата, впрочем, особых объяснений и не требовалось, и Старквезер нахмурился. Психопатичный ублюдок совсем терял границы реальности. Мужчина осторожно спросил:        — Я могу тебя осмотреть?        Девушка кивнула, потом отчаянно мотнула головой:        — Ничего не было, — наконец связно выдохнула она, пытаясь отдышаться.        Слава богу, что Себастьян ничего не успел сделать, и дело обошлось мгновениями страха и горючего стыда.        Врач присел перед девушкой на корточки, заглянув ей в глаза:        — Точно? Если… Я смогу помочь, пока нет последствий. Только не бойся.        Не хотелось бы, чтобы девушка стала объектом еще больших издевательств, причиной которых станет никому не нужное дитя, что сильнее привяжет ее к сумасшедшему брату, постоянно напоминая о свершившемся насилии.        — Да, — уверенно кивнула Клэри, заливаясь краской смущения — говорить о таких вещах с мужчиной было стыдно и неловко. — Он не успел… только пальцы…        От воспоминания об этом отвратительном моменте ее невольно передернуло.        Кивнув в ответ, Ходж поднялся и отошел к шкафчику с различными лекарственными средствами. Разведя одно в воде, протянул девчушке кружку, пока другим принялся осторожно обрабатывать наметившиеся синяки и ссадины. Его категорически не устраивала вся эта ситуация. Пусть русалки и были не самыми праведными существами, но эта девочка никогда не давала поводов. Разве что Джейс… Но в этого прохвоста вообще трудно было не влюбиться. Собственно, именно поэтому Себастьян его едва и не покалечил…        Выпив лекарство, Кларисса снова заплакала, всхлипывая и шепча, что не хотела. Они были детьми, самыми обычными детьми, которые не думают о последствиях и отрицают собственную смерть и все несчастья, что могут случиться с людьми. И часто совершают глупости, за которые потом расплачиваются всю жизнь. Себастьян так хотел услышать, как поют русалки, а она не могла ему отказать…        Ходж слушал ее молча, хотя и был свидетелем всей этой истории, когда только пришел в команду Валентина и едва-едва знал что-то о нечисти. И был шокирован ситуацией с маленьким мальчиком, бьющимся в припадке, так похожем на приступ эпилепсии, перепуганной девочкой и Моргенштерном, который едва не задушил любимую дочь. До того момента действительно любимую. Это потом, напившийся, когда было непонятно, выживет Себастьян или нет, молодой капитан поведал бывшему лучшему другу историю рождения дочери и то, что пение ее столь сильно и обольстительно, что может свести с ума. Что Себастьян первый попал под этот удар, потому что он ее брат лишь по линии отца, то есть слабой человеческой крови. Сам же Валентин был защищен от ее чар. До того момента он искренне верил, что дочь по большей части человек. Он ошибся. И, кажется, с тех пор видел в ней только порождение моря.        — И Джейс… он больше никогда не посмотрит в мою сторону…        Клэри понимала, что никому не интересны ее беды и проблемы, но, начав изливать душу, в которой скопилось так много горестей, она уже не могла остановиться, желая выгореть изнутри и остаться пустой, точно едва обожженный сосуд.        Ходж же слушал ее вполуха, пытаясь понять, как помочь и себе и остальным выпутаться из этой ситуации. Моргенштерн давно потерял свою цель и теперь лишь бороздил океаны, пленяя все больше нечисти и упиваясь своей силой, и чем дальше, тем сильнее Валентином овладевало безумие. А Старквезер не для того бежал из Англии, чтобы служить под командованием еще одного психопатичного самодура. Флегматично заметил, утешая девушку:        — Джонатан шокирован, но мне кажется, желания увидеть тебя у него меньше не стало, — легким жестом он показал на свою разбитую губу. — Весьма ревностно отстаивал твою честь, знаешь ли…        Кларисса отчаянно всхлипнула в последний раз и недоверчиво воззрилась на мужчину, только сейчас обращая внимание на неглубокую ранку у того на лице:        — Не может быть, — усомнилась она. До сих пор все, кто узнавал про ее истинную сущность, немедленно начинали иначе к ней относиться, да и она лично видела взгляд юного Вэйланда, которым он провожал ее тогда. — Он хочет, чтобы я снова пришла?        — Ну, если рискнешь, — фыркнул вошедший без позволения Валентин и кинул испуганно вскрикнувшей дочери новое целое платье, взамен того, что было на ней. Нежного кремового цвета, оно было изящно и закрыто по сравнению с другими ее нарядами. Плечи, грудь и руки были прикрыты кружевной тканью, словно бы обеспечивая ей дополнительную защиту. Раньше Клэри не видела это платье… Вероятно, Валентин купил его для дочери в прошлом порту, хотя сам, когда они обычно выбирались на берег, постоянно рычал, что выкинет ее тряпки, которыми забиты сундуки.        Поблагодарив, не рискуя, однако добавить обращение «отец», на которое Моргенштерн старший не всегда реагировал положительно, Клэри мышкой прошмыгнула в пустующую сейчас операционную, оставляя мужчин одних. Скидывая рваное платье, услышала, как отец спросил Ходжа, девственна ли она.        — Да, чему я и сам несказанно удивлен, учитывая, что ты приволок ее на корабль, где полно матросов, у которых голова забита лишь портовыми шлюхами, а русалка для них так и вообще синоним этого слова, — фыркнул Старквезер, и Кларисса ясно представила, как доктор присел на край своего письменного стола, скрестив ноги.        — Они не посмеют тронуть мою дочь, — возразил Моргенштерн. — А вот английские офицеры… Если она пойдет к ним, придется принять меры…        И Клэри испуганно замерла, чувствуя, как сердце оборвалось.        — Чтобы они не посмели тронуть твою дочь, относись к ней как к дочери, — отрезал Ходж, судя по бряцающим звукам, перебирая склянки. Затем скучающим тоном продолжил. — Что до англичан… Окстись, Валентин. Все равно они не жильцы, сам знаешь, отсюда им не вырваться. А даже если Кларисса и забеременеет, избавиться от дитяти не составит труда.        Слушать все это было противно и, облачившись в платье, Клэри, ничего не объясняя, выскочила из лазарета и бросилась прочь, чтобы осуществить свое желание и запереться в каюте, хоть ненадолго.        — Кажется, она все слышала, — заметил Ходж.        — В любом случае англичане не ее и не твоего ума дела, — тихо рыкнул Моргенштерн, складывая руки на груди и распорядился: — Лучше займись своими прямыми обязанностями и осмотри старшего Лайтвуда. Мне не выгодно, чтобы он отправился в мир иной до того, как я получу наследника английского престола.        — Как прикажете, капитан, — фыркнул Старквезер, отталкиваясь от стола, на краешке которого примостился, и направляясь к шкафчику, собирая все необходимое. — Такая у меня должность — лечить тех, кого калечат другие…        Украдкой вздохнул, предчувствуя не самую приятную встречу спустя долгие годы разлуки. Нет, конечно, после того, как Валентин с сыном «разговаривали» с Робертом, он постоянно возвращал Лайтвуда с того света, но тот зачастую был без сознания, и можно было избежать обжигающих взглядов и язвительных слов. Не то, чтобы Ходж так уж боялся чужого неприятия, но… когда-то они все же были близки.        Оставляя Моргенштерна одного в лазарете, он отправился в одну из дальних кают, из которой и сейчас доносился запах лекарств и крови, хоть пытать английского капитана перестали уже более суток назад. И еще долго будут держаться… Помедлив у двери несколько мгновений, давая себе морально подготовиться, наконец, толкнул дверь, шагнув в полумрак помещения.        — Не скажу, что рад тебя видеть, Роб… — протянул он, опуская саквояж на стол.        Тот лежал на кушетке, тяжело дыша и явно пытаясь перетерпеть приступ острой боли, чуть вздрогнул и медленно перевел взгляд на визитера. В небесно-голубых глазах отразилось абсолютное неверие, но спустя мгновение небо стало льдом, и английский офицер поджал губы, кинув на бывшего друга гневный взгляд:        — Взаимно.        — А мог бы сказать спасибо, ведь ты еще жив только благодаря моим стараниям, — заметил врач, доставая инструменты и подступаясь ближе. — Раздевайся, будем латать тебя.        Лайтвуд промолчал, и гнев его ощущался почти физически. Но как истинный офицер и разумный человек, Роберт тяжело поднялся на ноги, принимаясь скованно избавляться от одежды.        Ходж спокойно взирал на нанесенные бывшему другу повреждения, профессия у него такая, что успел насмотреться всякого, да и видел уже все. Ну, или почти все. Вздохнув, оценивая объем работ, приступил к делу, обрабатывая старые и относительно свежие раны. Бесстрастно, но аккуратно, как лечил бы любого из своих пациентов, на чьей бы стороне те не находились. Роберт напоминал кремень, ну или глыбу льда. И иррационально Ходжу захотелось перетянуть повязку, надавить сильнее, сделать больно, лишь бы вызвать хоть какие-то эмоции. Потому что, да, Старквезер мысленно готовил себя к волне обжигающей ненависти, но не ледяного презрения.        — А твои сыновья тоже держатся молодцом, знаешь? Хотя до тебя им еще расти и расти… — заметил он, как бы между прочим, прекрасно зная, куда следует бить.        И по тому, как Роберт стиснул зубы, понял, что попал точно в цель. И пока Ходж думал, дожимать ли эту линию или подождать, перетягивая чужие ребра, Роберт все решил сам и выдохнул:        — Судя по твоей физиономии, они тоже были очень рады тебя видеть.        — Алек обрадовался, — возразил Старквезер, таки затянув узел чуть туже, чем того требовали обстоятельства, не испытывая при этом угрызений совести. — Он всегда тянулся ко мне сильнее Джейса.        — Да, на нем явно больше сказывается твое пагубное влияние, — прорычал в ответ Лайтвуд, подавив судорожный вздох. — Такой же оторви да выбрось.        Ходж фыркнул, выражая отношение к суждениям о нем бывшего друга. Смешав в пиале две настойки, сунул ее пациенту в руку:        — Выпей, это снимет болевой эффект. Ты о его несчастной любви к дитяти демона? — уточнил он.        И сделавший было глоток Роберт подавился то ли от дрянного вкуса, то ли от претящей ему мысли, прокашлявшись, гневно воскликнул:        — Любви?! О какой любви ты говоришь?! Эта нечисть лишь вскружила ему голову, для того, чтобы использовать в своих целях!        Старквезер тихо вздохнул и возвел глаза к потолку, пытаясь перебороть вспышку раздражения. Лайтвуд и Моргенштерн были похожи сильнее, чем бы им того хотелось, и Ходж не мог не заметить:        — Если все так, как говоришь ты, то почему маг готов на все, лишь бы Алек остался в живых, и спас его во время абордажа, несмотря на то, что и сам мог погибнуть?        — Да лучше бы не спас!        Злость придала ему сил, и Роберт Лайтвуд совершил несколько шагов до окна, чтобы впустить в помещение свежий воздух. От запаха лекарств уже тошнило. Сжал пальцами раму, то ли чтобы не упасть, то ли сдерживая порыв, который рушил его оборону.        — Это так на тебя похоже, — Старквезер вспыхнул мгновенно, сжимая руки в кулаки, — хоронить тех, кто поступил не так, как ты того желал!        — На себя намекаешь? — фыркнул Лайтвуд, не оборачиваясь. — Так тебе бы благодарным быть, что тебя похоронили, а не смешали имя с грязью. Предатель!        — Я ли был предателем, Роберт? — горько поинтересовался Ходж, тем не менее, не сбавляя оборотов. — Я лишь не пожелал отречься от благодеяний своего отца, бывшего служителем церкви и заслужившего своими поступками позволения обойти обет безбрачия. Предать его память и нашу веру. И мне пришлось бежать из страны, чтобы спасти свою жизнь. Или напомнить тебе историю известного нам обоим консула, что лишился головы, отказавшись подписать акт, признающий короля выше церкви?        — Церковь не есть Бог, Ходж, всего лишь зарвавшийся зверь. И этот акт никак не умалил бы честного имени твоего отца. — Лайтвуд фыркнул. — Так что это лишь оправдание твоему предательству короля и страны. К тому же, разве твоя церковь не призывает уничтожать нечисть, с которой ты работаешь в команде Валентина?        — Не так давно это была и твоя церковь тоже, — криво усмехнулся Ходж. — Ты можешь называть мою гибкость приспособленчеством, предательством, но, следуя твоей логике, я могу сказать то же самое и о тебе. В любом случае, таковы были мои мотивы и мой выбор, на тот момент и в тех обстоятельствах. Такой же, как и сейчас: работать с нечистью и помогать ей.        На, чего уж греха таить, справедливое замечание, Лайтвуд сжал губы и снова замкнулся в себе. Повернувшись к Ходжу, заметил:        — Если ваши обязанности выполнены в полной мере, доктор, то я попросил бы оставить меня одного.        Ходж же фыркнул в ответ и, подступившись к строптивому пациенту, принялся обрабатывать многочисленные раны и порезы, которые, впрочем, были не так уж и опасны, если не занести в них какую-нибудь дрянь. Каюта погрузилась в тяжелую давящую тишину.        Выносить которую долго Ходж не стал, снова как бы между прочим спросив:        — Кстати, о предательстве, ты правда отдашь Валентину наследника престола?        Роберт стиснул зубы и кинул на Ходжа полный обжигающей ненависти взгляд. Оно и ясно, Старквезер сейчас топтался на больной мозоли. Не то чтобы Ходжу очень это нравилось, но… да. Определенно да.        — Не твоего ума дело, — рыкнул на него Лайтвуд, вызывая усмешку.        — Ну как это не моего? Должен же я хотя бы примерно представлять, скольких людей мне придется вернуть с того света после абордажа.        Роберт едва зубами не скрипнул, но все еще старался держать лицо.        — После того, как ваше корыто изрешетят ядрами, вряд ли будет кого спасать, — твердо заявил он, словно не допускал и мысли об ином исходе. — Как, впрочем, и кому.        За что и получил чуть больше обжигающего обеззараживающего настоя на рану, чем того требовалось.        — Ни одному внешнему врагу не взять судно на абордаж, чтобы захватить его, нужно действовать изнутри, — тихо заметил мужчина, отступая и складывая вещи в ридикюль. — Подумай об этом.        После чего направился прочь, оставляя пленника наедине с самим собой и мыслями о головоломке, которую ему оставил. Впрочем, он больше надеялся на другие силы, но и капитан им пригодится. Покинув каюту, Ходж, впрочем, не спешил обратно в лазарет, отправляясь в обход по кораблю. Ничего особенного, обычная практика, но на этот раз у него имелась и другая цель.        Выйдя на палубу, Старквезер вдохнул свежий морской воздух, подставив лицо ветру, что бодро наполнял паруса, и закурил. Голова болела. Он не был уверен, от чего, может, приступ мигрени, а может, слишком много думает. И даже крепкий табак не мог заглушить эти думы… Самый лучший способ борьбы с подобными состояниями — дело, движение вперед, только оно делало цель все более конкретной, а путь к ней четким и ясным. Да, когда решение принято, остается только действовать, и Ходж отправился на камбуз, по пути перекинувшись парой фраз с часовыми. Казалось, он шутил, но в каждом слове таился скрытый смысл, который поймет лишь тот, кто готов его принять.        Пройдя в помещение, которое можно было найти по запаху столь же легко, как и его личную обитель, он поприветствовал кока, поинтересовавшись, не досаждают ли им насекомые.        — Они не обитают здесь, видимо, разбегаются от духа нечисти, — фыркнул молодой парень и кинул Ходжу яблоко, прежде чем вернуться к готовке. Точнее, он кинул яблоко в него. Ну, что поделать. У них были напряженные отношения.        Поймав угощение, Старквезер усмехнулся и надкусил яблоко, пройдясь по камбузу, точно убеждаясь лично в его словах:        — А кто еще готов разбежаться, чтобы не контактировать с ней? — поинтересовался он.        — Вынюхиваешь? — фыркнул молодняк, судя по взгляду, ища что-нибудь очень тяжелое, чтобы пристукнуть доктора. — После истории с Мартинесом все не в восторге от такого соседства.        Ходж передернул плечами:        — Здоровье команды заключается не только в физическом состоянии матросов, но и психологическом, так что я просто делаю свою работу, — заметил он невозмутимо, точно не замечая настроения собеседника. — Что до идиота Мартинеса, то он сам виноват. Зачем было задирать вампира?        — Виноват-то, виноват, но Валентин разбрасывается людьми, будто они мусор под его сапогами. Впрочем, именно так он и считает, — отозвался повар, разделывая рыбу. — Все мы станем едой для вампира или разменной монетой в игре с демоном. Вопрос только когда.        Задумчиво жуя яблоко, Ходж покивал, точно собственным мыслям, и, вздохнув, заметил:        — Это верно. Кто мы такие? Такой сброд можно в любом порту набрать, а вот вампирами да детьми демонов не разбрасываются. Хорошо, что я ему полезен… пока. Все же, хороший доктор тоже на дороге не валяется.        — Да и гастрономическим вкусам капитана довольно трудно угодить, — весело и в то же время горько засмеялся парнишка.        — Думаешь свалить в ближайшем порту? — прищурившись, поинтересовался Старквезер, напуская на себя строгий вид.        За что в него все-таки полетела какая-то миска. Впрочем, больше для проформы.        — Думал бы, свалил в прошлом, — фыркнул парнишка, подсаливая еду. — Я здесь ради денег, Ходж, и пока размер заработка меня устраивает, я буду оставаться здесь.        Тот засмеялся, похвалив за «верность» и пожелав доброго дня, отправился дальше, сокрушенно заметив, что впереди еще самый главный рассадник заразы. И не солгал, ибо лично видел в трюме крысу…        Вот только по итогу до трюма так и не дошел, свернув по пути в коридор, ведущий к самой дальней каюте. Чтобы удивленно заметить, что дверь оказалась открытой, хотя он запирал ее лично, а уж про то, что Валентин мог забыть запереть дверь, и говорить не стоило. Подступившись ближе, мужчина приоткрыл дверь, чтобы услышать тихие знакомые голоса, обсуждавшие, кто бы сомневался, план побега. Однако самое забавное заключалось в том, что в нем фигурировал сам Ходж, столь уверенно, будто его согласие было у них в кармане. На мгновение Ходж даже задумался: не вложил ли эти мысли в его без сомнения светлую голову кто-нибудь извне?.. Но быстро откинул все постороннее, вслушиваясь в чужой разговор, подглядывая в узкую щелку.        — И почему вы, маги, не создали что-нибудь, что могло бы переместить нас отсюда в мгновение ока? — удрученно вздохнула Кларисса и спрятала опухшее от слез личико на плече обнимающего ее мага.        Тот поцеловал девушку в макушку:        — Я обязательно займусь этим вплотную, как только мы выберемся отсюда, бисквитик, — пообещал он, хотя мысли его явно были далеко не в будущем. — В любом случае, чаша удержала бы нас…        — Чаша! — прорычал маячащий туда и обратно вампир, который, казалось, был на грани истерики, и за годы знакомства Ходж впервые видел его таким. — Чертова чаша! Нам нужно заполучить ее!        Довольно странно для существа, которое было вполне довольно своим положением на корабле, которому мог бы позавидовать любой, кто искал протекции капитана. Что же вдруг изменилось? Не мысль же о том, что формально он — пленник этого корабля?.. Нет-нет, тут речь шла о чем-то более важном.        — Но как? — флегматично поинтересовалась Джослин, привычно сложив руки на бортике аквариума. — Валентин держит ее при себе, да и ни один представитель нечисти не сможет взять ее в руки.        — Слушай, Джослин, я понимаю, тебе в этих теплично-аквариумных условиях комфортно, но говори за себя, — вдруг съязвил маг, задетый безразличным тоном морской колдуньи, что тут же вспыхнула подобно фитилю:        — Тебе ли, перескакивающему из постели одного короля к другому, попрекать меня в чем-то?!        — ХВАТИТ! — взорвался вампир, грозно обнажая клыки. Видимо, эти двое уже знатно его допекли.        — Тем более, это неправда, — тихо буркнула женщина в дополнение.        И Сантьяго, судя по виду, готов был забраться в аквариум и придушить колдунью лично. Благо, нехватка кислорода ему не грозила, и нечеловеческая сила позволяла сразиться даже с обладателем магии.        — Именно потому нам и нужен Ходж, — уверенно заявил он. — Врач не только сможет взять чашу в руки, но и подобраться к капитану так близко, как никто из нас.        Ходж усмехнулся, наблюдая за всем этим, понимая, что выбор у них действительно невелик. Он нужен им для того, чтобы сбежать отсюда, как и они нужны ему ровно для той же цели, потому что, не будем обманываться: если от Валентина Моргенштерна уходят нужные ему люди, то, как правило, на дно морское. Неугодные, впрочем, тоже. Этого Ходж за время службы ему насмотрелся более чем достаточно. Кашлянув, заставляя будущих своих подельников вздрогнуть, он шагнул в каюту, плотно прикрыв за собой дверь.        — Скажу я вам, это будет непросто. Надеюсь, вы готовы к тому, что не все мы выберемся из этой переделки живыми?        Собравшиеся смотрели на него с ужасом, но когда наступил момент осознания, все же выдохнули.        — Главное вытащить пленников, — вздохнул Магнус.        Остальные понимающе закивали, а Ходж едва удержался от того, чтобы возвести глаза к потолку. Нет, он тоже хотел вытащить англичан, кто бы спорил, но откуда в этих темных созданиях столько альтруизма и человеколюбия, он не понимал.        Качнул головой, будто с укором, заметив:        — Может быть, вы удивитесь, но освободить пленников — самое простое в нашем мероприятии.        Да и что может быть проще, учитывая, сколько заговорщиков имеют к ним доступ и вес на этом судне. Хорошо бы еще пленники могли быть полезны… Впрочем, он знал, кто может вернуть им дееспособность. Очевидно, догадавшись по его лицу, маг посветлел, готовый отдать драгоценному Лайтвуду больше, чем жизнь, с готовностью кивнул. Шутливо отсалютовав ему, Ходж перевел взгляд на юную русалку, собираясь и ей отвести место в операции, когда за дверью, в коридоре, раздались шаги, отдаленные пока что голоса, в одном из которых все могли безошибочно опознать капитана, и он вскинул руку, призывая собравшихся к полной тишине. Только бы миновало. Спрятаться в пустой каюте было совершенно негде, аквариум и тот был прозрачный…