BSD-драбблы

Логика – это все для Рампо, он во всем ищет связи, каждую секунду выстраивает цепочки. Весь его мир – из цепочек. Со стороны может показаться, что они все очень запутанные, как вязальные нитки в ящике с кучей клубков. Но если потянуть за один кончик, клубок аккуратно распутается, нигде не будет узла. Или почти нигде. Рампо находит первый существенный узелок в самом себе, и это бесит неимоверно. Его тело, кажется, сходит с ума, и это даже не болезнь – с болезнью все было бы гораздо проще и понятнее. Рампо просыпается посреди ночи в мокрых трусах и с влажным пятном на них уже пятый раз за эту неделю. Он считал. Рампо выныривает из сна, в голове тают неуловимые образы из сна. Он лежит неподвижно еще пару минут, сжимает зубы и раздраженно сопит в подушку, стискивая ее край до побелевших костяшек. Внутри плещет горячим, низ живота лижет жаром: раз – и отпускает немного, потом снова – и у Рампо на каждом таком пике напрягаются бедра и сжимается горло. Он мычит сквозь зубы и все-таки сдается, запускает руку в трусы. Горячо, влажно и скользко – может, ему даже было бы противно, но уже после пары движений кулаком накрывает оргазмом, и мысли выметает словно горячим пустынным ветром. Рампо складывает брови домиком и стонет в подушку – не потому даже, что так хорошо, а потому, что это такое облегчение. Ноги и руки становятся мягкими, будто бескостными. Нет сил даже вытащить руку из трусов. Рампо заставляет себя подняться еще минут через десять, когда сперма и смазка начинают сохнуть и становится совсем неприятно. Он зол и обижен на себя и на весь мир. Отмывая сперму с руки и паха, он обиженно поджимает губы и думает, что это совсем уже за рамками. И ладно бы он еще был подростком, гормональные всплески – это как раз вполне логично и объяснимо. Но эту фазу он уже прошел и был уверен, что больше с таким… таким… таким дерьмом, – ну как тут иначе сказать, Рампо не может подобрать другого слова, хотя старается – не столкнется. А тут – уже пятый раз, и ничем объяснить он это не может. На шестую ночь Рампо запоминает, что ему снится. Днем ходит задумчивый, отказывается от пирожного, которое предлагает Фукузава. Просто немного… боязно сейчас до него дотрагиваться, а пирожное он хочет передать из рук в руки. Фукузава съедает пирожное сам, и Рампо искоса незаметно следит, как он кончиком языка собирает белый воздушный крем из уголков губ. Всю седьмую ночь Рампо не спит и ворочается в кровати. Ничего сниться ему не может по определению, но это и не нужно. Он выгибается, толкается в свою руку. Под закрытыми веками очень отчетливо – крем в уголках губ. С самого утра Рампо вполне спокойный и довольный жизнью. Он с удовольствием уплетает пирожные – и вот их не считает даже – сидя у Фукузавы в кабинете. Воображаемые звенья цепочки мерно успокаивающе щелкают, соединяясь. Узелок распускается. Рампо довольно улыбается и тянется за новым пирожным: Фукузаве-то не удается коситься на него незаметно, Рампо слишком хорош, чтобы упустить такой взгляд. Но, – вдруг доходит до Рампо, – и Фукузава ведь не дурак, далеко не дурак, и он тоже ужасно хорош, и всегда был таким внимательным. На секунду Рампо перестает жевать и смотрит Фукузаве прямо в глаза. Тот невозмутимо перегибается через столик и стирает крем со щеки Рампо теплой шершавой подушечкой пальца. У Рампо горячо, сладко и знакомо сводит низ живота.