На следующий день…
Константинополь. Дворец Алии Султан. Главные покои
Хмурое утро сменил солнечный день. Покои заливал яркий весенний свет, что проникал сквозь железные решетки, защищающие от проникновения нежелательных гостей. Служанки суетливо расхаживали по комнате, пытаясь быстрее расставить яства для утреней трапезы господ. Алия Султан, что обычно неотрывно наблюдала за их действиями, с самого утра находилась в тревожных раздумьях, потому не обращала на них никакого внимания. Заметивший её отстраненность супруг, с подозрением сощурился и потирая подбородок, он стал перебирать причины столь странного поведения султанши. — Ты слишком нервная в последнее время, дорогая, — насмешливо заявил Мустафа-паша. — Неужто кто-то попортил твои планы? В противном случае, ты бы так себя не вела. Племянник крымского хана никогда не любил сестру султана. Для него, Алия Султан была излишне холодной и черствой женщиной, не способной вызвать в нем ответных чувств. Единственная сестра повелителя была избалованной, привыкшей получать всё и сразу. Предпочитала играть людьми как куклами, дергая за ниточки, а в случае неповиновения — сразу избавлялась от строптивой игрушки. Он тоже был её игрушкой. Увидела, захотела, получила. Его никто не спрашивал. Для Мустафы, выросшего в атмосфере любви и заботы его родителей, любовь была необходима как воздух. Любовь — это жизненная энергия, дающая возможность совершенствоваться. Это море нежности к любимой, желание прикоснуться к ней, с ней легко, радостно, весело, интересно. К своей законной жене, он этого не чувствовал. Свою любовь он посветил детям, в которых души не чаял. Они были всем для него. Его продолжением. Его кровью. — Что ты думаешь о Исмаиле-паше и его семье? Им можно доверять? — сохраняя спокойствие в голосе, поинтересовалась Алия Султан. — Или он будет вторым Беркером? Абдулкадыр снисходительно усмехнулся. — Исмаил-паша полная противоположность Беркеру-паше. Он — каменная глыба, которую невозможно сдвинуть с места. Такому человеку лучше не переходить дорогу, — ответил паша, пристально глянув на жену и недоверчиво спросил: — Я надеюсь, ты не удумала объявить ему войну. Это чревато серьезными проблемами. При том, твой брат верит ему безоговорочно. Хоть ты его сестра, но слушать он тебя не станет и репутация у Великого визиря кристально чистая. Я проверял. — Уже не хочешь стать Великим визирем? — буркнула Алия Султан, которую явно разозлили слова супруга, резко подорвавшись с места, чем не на шутку перепугала всех служанок. — Я думала, ты мечтаешь им быть. Мустафа-паша раздраженно закатил глаза, молча дав знак удалится обслуге, что пребывала в комнате. Как эта женщина мало знала о нем. Амбиции. Амбиции. Амбиции. Они двигали им, но больше он прислушивался к своему инстинкту самосохранения, что твердил не ему не прыгать выше головы. Он получит всё, но будет осторожен. Пойдет по тому же пути, что и Куюджу — заслужит этот титул. Тогда, его никто не сможет у него забрать. Никто не скажет, что он получил его благодаря жене, как до этого. Это будет его заслуга, не её. — Я мечтал избавится от Беркера-паши, и где он? Мертв. Я хотел продвижение по службе — теперь, я второй визирь. Затем стану первым, а затем Великим. Я подожду, и должность сама придёт ко мне. — Тогда, я должна согласится на сделку с Хатидже Султан, — обреченно выдохнула султанша, осев на подушки. — Иначе, брат уничтожит меня. Он не простит мне того, во что меня впутала Джанан. Абдулкадыр Мустафа-паша недоуменно уставился на жену. Как же он мог забыть — покушение пол года назад. Значит, это дело рук его жены и её бывшей служанки. Он уже не раз подчищал за ними. Волна раздражение, злости и гнева накрыла пашу. Амбициозная дура. Наконец она доигралась. Согнувшись вдвое и обхватив голову руками, он начал обдумывать последствия. Нападение на престолонаследника. Зная нрав султана как свой собственный, Алия Султан не отделается порицанием. В лучшем случае, сошлют и лишат средств, в худшем — казнят. Настроение повелителя никто не предугадает. Что он может вытворить, только Аллаху известно. Просидев так некоторое время, он наконец выдал: — Если хочешь выйти сухой из воды, тебе придется отказаться от этой рабыни. Сдаётся мне, что твоя сестра именно это тебе и предложила. И не забывай, от твоего решения и моя жизнь зависит, — напомнил ей паша.Топ Капы. Дворцовый сад
Султан любил весну. На смену пейзажу с окутанными снегом деревьями приходила нежная акварель весны. Мелкая роса лежала на свежих листьях деревьев и траве, что застилала своей зеленым покрывалом землю. Весной воздух пахнул надеждой. В дожде, что моросил по утрам, не было необратимости потерь, как в осадках других времён года. За весенним дождём не хотелось наблюдать со стороны, погрузившись в атмосферу домашнего уюта. Под ним хотелось жить, любить, надеяться. Весна — время новых начал. Султан Мурад медленно прогуливался по своему саду, осматривая старания своей сестры: аккуратные аллеи, кусты разноцветных тюльпанов, что начали своё цветение, миниатюрные клены с красными листьями, плакучие ивы и айва. Хатидже Султан пообещала ему сделать из четвертого двора своеобразный маленький рай. Цветы. Деревья. Террасы. Всё, чтобы в нем было приятно проводить время детям и наложницам. И понемногу, дворцовый сад стал приобретать очертания маленького оазиса, чем султан был очень доволен. Мало людей исполняли свои обещания. Роксан Султан была для него глотком свежего воздуха, своего рода идеалом женщины, которую он хотел видеть рядом с собою. Она — воплощение богинь древности, с коими он познакомился из книг. Красива как богиня любви — Афродита, умна как богиня мудрости — Афина, смела как охотница — Артемида, добра и невинна как юная богиня весны — Персефона, которую выкрал бог подземного мира — Аид из-под носа её матери — богини плодородия — Деметры. Ему хотелось уберечь её ото всех. Поначалу, ему казалось, что во дворец Ипподрома его приводило чувство вины за то, что она была готова пожертвовать жизнью ради его сына, но со временем пришло понимание. Он спешил в тот дворец не к очередной фаворитке, как он оправдывался, а к ней. К той, с которой он чувствовал покой и умиротворение. Роксан Султан понимала его и не осуждала. Он видел это в её глазах. А ещё, страх. Всё его наложницы, фаворитки, жены боялись его. Они не смели и слова вымолвить, если он не давал им разрешения на это. Ей оно было не нужно. Она могла высказать султану всё, что думала и не страшилась его реакции, прямо глядя ему глаза. Никогда не опускала головы и осмеливалась по-доброму насмехаться над ним. Её смех. Звонкий с бархатными оттенками, что проникает глубоко под кожу, заряжая весельем рядом стоящего. Он услышал его, ещё до того, как увидел её саму. Хатидже Султан прогуливалась под руку с его братом, весело заливаясь хохотом от услышанного. Султан резко останавливается, замечая их. Его младший брат радостно улыбается той, из-за которой он не спит ночами, мучаясь постоянными мыслями и мечтаниями о ней. Он был не в силах оторвать своих изумрудных глаз от её совершенной красоты, наблюдая за ней. Каждый вздох с трудом вырывался у него из груди, а сердце сдавило тисками. Он влюбился впервые, и в итоге на свет появилось одно отвратительное чувство: ревность. Не спуская глаз со своих родственников, он сгорал от нового непонятного для него ощущения, что наполняло его сердце и разум. Мурад начал сознавать, что оно уже захлестывало его, но в прошлый раз, он не обратил внимание на странное чувство, похоже на чувство собственности, когда ты не хочешь делить ни с кем свою вещь. Что-то похожее чувствовал в данный момент он. Он хотел подлететь к ним, оторвать её от брата и забрать подальше, где бы её не достал никто другой кроме него самого. Султан надевает на лицо каменную маску, не желая, чтобы кто-то увидел как он смотрит на свою кузину. Если мужчина действительно влюблен в женщину, он изо всех сил будет делать вид, что она ему безразлична. Он никогда не откроет своих чувств первым, иначе станет заложником в её тонких изящных руках. Редкий мужчина упадет перед женщиной на колени и он не исключение. Мурад никогда не добивался женщин. Они сами падали в его объятья, желая стать его наложницами. Вереница женщин, что приходили и выходили из его покоев, не оставляя за собой и следа. Пресные, глупые, ничем не примечательные красавицы, что думали, что можно покорить лишь хорошо ублажив. Он пользовался ими и выбрасывал. Забывал и не придавал этому особого значения. Таким был его мир до прихода, той, что забрала его сердце себе. Его султанша радости и веселья — Хатидже Роксан Султан. Словно лев, преследующий свою добычу, он неторопливо надвигался на прогуливающуюся парочку. Оказавшись подле них, султан холодно окинул взглядом младшего брата, остановив свой взор на возлюбленной. — Повелитель, — мягко поклонилась Хатидже, заразительно-весело улыбнувшись ему. — Вы в последнее время так заняты, что мне никак не удается застать вас у себя. Я начинаю завидовать своему отцу. Он видит вас каждый день. — Так переезжай во дворец, — импульсивно выпалил он, породив напряженную тишину между ними. Он и сам не ожидал, что ляпнет с горяча такую чушь. У неё свой дворец. Дом и семья, с которой она его делила. Ему просто захотелось съязвить на её детский упрёк, но разум выдал первое, что пришло на ум. — Не нужно будет мотаться туда-сюда и меня будешь видеть сколько душа пожелает. «Почему бы и нет», — думалось ему. В Топ Капы он мог видеть её каждый день. Больше не требовалось бы придумывать оправдания и поводы, почему он спешит во дворец Ипподрома. Причина будет здесь, у него перед глазами. Главное, он будет знать о каждом её движении, каждом жесте и слове, что слетит с её полных губ, обращенном к Осману. Возможно, он успокоится со временем и перестанет волноваться из-за чрезмерного внимания, что уделял ей младший брат. Возможно, он завоюет её и сделает своей. — Куда? В гарем? — выйдя из немого оцепенения, деликатно переспросила она, притихшим голосом. — Но, что я здесь буду делать? Я ведь умру от безделья, — пожала плечами Роксан Султан, будучи явно растерянной от предложения повелителя. Не долго раздумывая и горя желанием удержать родственницу возле себя, Султан решительно произнес: — Управлять…управлять гаремом.Константинополь. Дворец Байрама-паши
Полуденное солнце освещало небольшой, скромно обставленный, кабинет, пуская яркие лучи света во внутрь. Они весело играли в серебристых волосах пятидесяти пятилетнего мужчины, лицо которого было истерзано временем, оставив множество следов от войн и баталий. Байрам-паша стоял возле окна и читал письмо, что принес минуту назад один из стражников. Его бесцветные глаза прожигают своим взглядом каждое написанное, аккуратным почерком, слово. — Мой старый друг! — ухмыльнулся от прочитанной фразы паша. — Поздравляю с новоприобретённой должностью. Согласно приказу нашего султана, тебе назначено третьим визирем в совете Дивана, а твоего зятя — главнокомандующим флота. Дабы отпраздновать это, я устраиваю ужин для всех визирей и пашей. Надеюсь, что виновники торжества появятся на нем. Третья жена паши — Аглия-ханным — слушала мужа с огромным удовольствием. Невысокая и стройная женщина принадлежала к знатной турецкой семье, что славилась своим тщеславием из-за принадлежности к вышей касте империи. В своё время, зеленоглазая шатенка была самой желанной невестой во всем Дамаске, чьи руку и сердце пытались заполучить многие богатые мужчины, но женщина отдала своё предпочтение наместнику провинции, почувствовал в нем потенциал. Спустя пятнадцать лет их брака, выгодный союз, что они заключили, стал приносить свои плоды. Наконец они перебрались в желанную столицу. Богатство, влияние, почет — только руку протяни. Обхватив мужа руками, женщина прижалась к широкой спине щекой, мурлыча: — Он — глуп. И его глупость сделает нам одолжение. Завоюем благосклонность повелителя и остальных пашей — получим всё. Осталось немного, дорогой. Байрам-паша оборачивается и обхватывает её лицо мозолистыми руками, пока её маленькие пальчики блуждают по его телу, выводя круги на груди и руках. Взгляды обоих наполнены похотью и желанием, а на губах сияет коварная улыбка. Честолюбивые, стремящиеся к приобретению престижа и богатств. Они идеально подходили друг к другу. Два монстра, жаждущих крови.Константинополь. Дворец Ипподрома. Покои Михрумах Султан
В ожидании новой фаворитки султана, Михрумах Султан встала и начала расхаживать по комнате, держа руку у рта. Те донесения, что приносила ей девушка, были скудными и не правдоподобными. Госпожа начала сомневаться в их достоверности, а учитывая приезд Эмина, которого её муж сделал Капуданом-пашой, здравый смысл подсказывал ей, что все события — не случайны и дочь просто дурачила её, давно догадавшись о шпионаже. Спустя пару минут двери роскошных покоев отворились, позволив юной темноволосой и темноглазой девушке пройти внутрь. Увидев Махиэнвер, дочь покойного султана вновь присела на своё обычное место на небольшой софе, где обычно встречала гостей и слуг. Войдя в покои, девушка слегка склонилась в поклоне и медленно подняла свой взгляд на Михрумах Султан. Женщина помолчала пару секунд, но затем решила нарушить эту тишину, которая стояла между ними и заговорила: — Видно ты не так хороша как хвасталась, — легонько подняла она уголки своих губ. — Повелитель уже остыл к тебе, — сделав небольшую паузу, она вновь продолжила беседу, — а, ведь я говорила: наблюдай, учись, совершенствуйся. Мужчинам не интересны женщины в которых нет загадки. Разгадав её, им становится скучно и они ищут новую. Раздраженно высказав накопившееся, она положила обе руки на колени и продолжала разглядывать албанку, стоявшею перед ней. Михрумах Султан видела недовольство на её лице, что девушка искусно пыталась скрыть от неё. Её муж часто повторял, чтобы она не отводила взора от собеседника во время беседы, спустя несколько минут маска на его лице начинает спадать и, если внимательно наблюдать, можно увидеть настоящие эмоции человека. — Я не виновата, султанша, — оправдывалась молодая наложница, опустив голову и жалобно поглядывая на жену Великого визиря из-под густых тёмных ресниц. — Султан ведёт себе странно. Он вроде со мной, но кажется, что мысленно он далеко. А, когда я пытаюсь заговорить с ним, он отсылает меня обратно. — Интересно, — она задумчиво опустила свои серо-голубые глаза, затем вновь уставила их на неё, — но это потом. Вместо этого, скажи мне, Махиэнвер, — протянула её имя султанша, — ты уверенна, что моя дочь не раскусила тебя? Махиэнвер-хатун непонимающе посмотрела на султаншу, не поняв для чего она задала этот вопрос. — Я объясню. Ты прокололась, хатун. Мать знает своё дитя, а то, что ты приносишь мне, всего лишь указания для фонда и гильдии. — Разве, Хатидже Султан занимается чем-то ещё? — спросила девушка, явно озадаченна тем, что поведала ей хозяйка дворца. — Я не видела, чтобы она проворачивала тайные дела. Хоть и Михрумах Султан выглядела сильной женщиной, но в глубине души ей было очень страшно. Страх того, что что-то может случиться с дочерью не давал ей покоя, подталкивая к нахождению всё новых и новых средств для слежки за нею. Этот страх забирал очень много сил. Она прекрасно знала, на что способны члены династии. Именно это пугало её и вызывало столь ужасный страх, который рушил, поедал все изнутри женщины. Она была обязана защитить своего ребенка, хоть и на это уходило много сил. Однажды, дав себе слово, что не позволит дочери познать ни свою, ни материну судьбу, она охраняла её покой как ястреб свою добычу. Плотно закрыв глаза и глубоко вдохнув, перебарывая нарастающее возмущение, Михрумах Султан невозмутимо произнесла следующее: — Моя дочь — амбициозна и властолюбива намного больше, чем ты думаешь. Она просто виртуозно это скрывает. Она сама нашла виновника в покушении на себя и уже ходила к хранителю покоев, дабы он доложил всё султану. Её свидетель сидит в нашей темнице внизу. Но…всё это я узнала лично от дочери, что соизволила просветить нас с отцом, а должна была от тебя, — насмешливо пристыдила албанку госпожа. — Зачем ты нужна мне, если не можешь ни султана охмурить, ни слова вытащить из моей дочери? Махиэнвер хотела была сказать ещё что-то, оправдаться, но, недовольная ею, Михрумах Султан выставила девушку за дверь, давая понять, что не желает слушать её жалкие извинения. Султанша солнца и луны удручённо потерла виски. Её голова гудела, а сердце неприятно сжалось. Она не ведала, что творит её дочь и никак не могла разузнать. Разве она много хотела? Всё, что желала госпожа — знать о каждом её шаге, чтобы быть спокойной и иметь возможность помочь в нужный момент. Но дочь не нуждалась в ней. Пряталась. Имела секреты, которыми не хотела делиться с матерью. Именно в таком состоянии — глубоком раздумье — её застал супруг, что решил навестить её и пригласить на прогулку. Михрумах Султан сидела на кушетке и тяжело вздыхала, погруженная в собственные мысли. — Почему моя госпожа так печальна? — с нежностью в голосе, поинтересовался паша, коснувшись её плеча кончиками пальцев. — Может цветение тюльпанов и незабудок поднимет ей настроение? Михрумах Султан медленно подняла васильковый взор на мужа и встретилась с его улыбающимися глазами, полными любви и обожания. Исмаил-паша не был красавцем-мужчиной, хотя имел приятную внешность, что располагала к себе, но сумел покорить сердце самой прекрасной женщины империи своей преданностью и терпением. Он стиснув зубы ждал времени, когда добьется взаимности с её стороны и не гнушался выполнять каждую прихоть жены. — Я так боюсь, Исмаил, — прижавшись к стоявшему рядом супругу, сокрушалась она. — Разве есть на свете что-то прекраснее нашей любимой дочери? Разве может быть что-то важнее и милее нашему сердцу, нежели она? Я боюсь, что наша дочь пострадает из-за моих амбиций. Я так жалею, что заставила тебя стать Великим визирем и переехать в столицу. В Каире было спокойней. Константинополь — это настоящий ад, где каждый жаждет твоей крови. Она уже раз пострадала. А, если они на этом не остановятся? Напала одна — нападут другие. И мы ничего не сможем сделать. — Успокойся, Михрумах, — гладил её по светлой голове супруг, снисходительно улыбаясь её внезапной вспышке беспокойства. Пускай их дочь выросла, но для матери, она всегда останется маленьким ребенком, которого она должна оберегать. — Наша дочь учится на своих ошибках. Она уже сделала первые шаги — решила подослать шпионов ко всем пашам, султаншам и государственным деятелям нашей империи. Она будет самой влиятельной и осведомлённой госпожой. Больше никто не сможет застать её врасплох. В отличии от жены, Исмаил-паша любил своих врагов. Они забавляли пашу, волновали кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, — вот что он называл жизнью. И учил этому своих детей, в особенности дочь, что была так похожа на него. Жить не интересно, если тебе не дышат в спину. Без врагов нету стимула к развитию, к возвышению, к возмездию. Они наполняют твоё бытие смыслом. Человек — пустышка, если не имеет недругов, желающих его падения, ведь это значит, что ты ничего из себя не представляешь. — Всегда найдется тот, кто захочет уничтожить нас. Нельзя избавиться ото всех, — продолжил успокаивать жену паша, — но, можно быть готовым к их атаке.***
Прижавшись к мужу, Михрумах Султан не торопясь разгуливала по саду, наслаждаясь благоуханием весенних цветов. Как и ожидалось, супруг знал её лучше всех, умел подобрать правильные слова, чтобы успокоить или развеселить. Она никогда не жалела, что вышла замуж за этого мужчину, чувствуя себя в безопасности за его могучей спиной. Мало какая султанша могла похвастаться счастливым браком. Их сочетали браком со старыми уродливыми пашами, что могли вызвать в женщине лишь отвращение. Ей, в каком-то смысле, повезло. Сначала, она не была рада своему раннему браку. Оторванная от семьи и отца, она злилась и выплескивала свою обиду на новоиспеченного супруга, но, со временем, поняла, что мало-помалу стала влюбляться в этого флегматичного, умного и таинственного мужчину. Он ни разу за двадцать лет не повысил на её голос, не упрекнул и не жаловался, чем ещё больше привязывал к себе. — Султанша, паша, — произнес, незаметно подкравшийся сзади, Сулейман-ага, — Роксан Султан вернулась из Топ Капы. И попросила найти вас — Михрумах Султан. Смотря в обеспокоенный взор своего верного аги, явно хотевшего рассказать ещё что-то, переглянувшись с мужем, госпожа непонимающе нахмурилась. — Не тяни, Сулейман, — заговорил паша, строго глядя на евнуха, — скажи, что хотел. Мы слушаем. — С первого взгляда было заметно, что наша султанша чем-то взволнована. Она была очень задумчива и немногословна. Её даже немного трясло. Я подозреваю, что во дворце что-то произошло. Иной причины её странного поведения я не вижу. Подобрав темно-лазурный подол своего платья, расшитого золотой нитью, Михрумах Султан поспешила в покои дочери. Любовь матери — это единственная любовь, от которой нельзя ждать измены. Она вечна и непоколебима, заставляющая срываться с места и бежать к своему ребенку даже по малейшему поводу. — Доченька, — полным замешательства взглядом встретилась мать с непроницаемым взором дочери, что сидела на тахте, сложив руки в замочек на коленях. — Ты перепугала меня, — облегченно выдохнула женщина, решив, что Сулейман преувеличил, описывая её состояние. — Прошу, садитесь, матушка, — показала на место возле себя Роксан Султан. — Мне очень нужен ваш совет.