VS

Юнги съехал с катушек по-тихому и даже никого не задавил по пути. Так бывает. Живешь себе, пассивно-агрессивно страдаешь, пока одним прекрасным утром твой строгий платиновый блонд не окрашивается в самый gейский оттенок голубого. Юнги устало рассматривает отражение в зеркале и думает, что это немного несправедливо. Он маленький скромный гомо, а вот этот поднебесно-синий в его волосах заявляет, что у него есть годовая подписка на Helix Studios и он хочет ей поделиться. Юнги, блять, не хочет. Юнги хочет купить в Jysk джутовую веревку, а в Lush – мыло «Карма» и лампово стильно свалить, пока работодатель не отделил его голову от тельца своими руками. Мобильный, к примеру, _уже_пытается это сделать, потихоньку вылезая из кармана джинсов и истошно вибрируя. Юнги смотрит на имя контакта и даже не собирается его винить. – Доброе утро, пап. Голос приятно хрипит и, боже, спасибо, за этим почти что не слышно дрожи. – Ты сейчас у клиента? – Да. – Заказывай такси, я пришлю адрес, куда ехать. – Но… – Юнги. Привычное слово из четырех букв для выражения угрозы, упрека и усталости. – Да, пап. Два слога для выражения покорности и проеба. Просто господин Мин – владелец лучшего в Корее сервиса телохранителей, и он слишком занят, чтобы не доверять младшему сыну, который, к о н е ч н о же пошел по его стопам. Ведь, безусловно, Юнги пошел. Можно даже сказать, след в след. Юнги уже лет пять как охраняет тела. …маленькие такие. Смотрит, чтобы им было безопасно и комфортно, сыто и сонно. И не обоссанно. Особенно не обоссанно. А себя по последнему пункту как-то не доглядел. Он со вздохом выходит из ванной и тихонечко заглядывает к клиенту. Уютный кукольный жук в розовом комбинезончике мирно посапывает, увлажняя слюной простынку, а всем своим беззащитным видом – припухшие со сна глаза Юнги. Которые, впрочем, тут же высыхают, стоит перевести взгляд немного левее. Де-юре брат клиента, а де-факто девятилетний кусок говна тоже сладко спит. И маленькие руки крупной ошибки аборта перепачканы в чем-то синем. *** Юнги искренне не может понять, как можно радоваться этому мятому, как из жопы, сентябрю. Люди вокруг кто в майках, кто в парках, деревья ржаво гниют, а небо по пять раз на дню плюет парой капель дождя. Юнги смотрит на это все и обреченно затягивается, пуская дым по ветру, а жизнь свою – по пизде. С минуты на минуту должен явиться его первый настоящий клиент. Все, что ему известно – имя, возраст и то, что это сын главы одного из крупнейших сеульских преступных синдикатов. Юнги лениво и тщательно рисует в своем воображении статного обаятельного ублюдка Сонни Корлеоне на азиатский манер минут двадцать, а потом его дергают за рукав, и полученным портретом можно разве что подтереться. Абсолютно ничего во внешности Пак Чимина не выдает наличие Крестного отца. Только Крестного папочки. Мальчишка выглядит так, что нарушает любую диету одним своим видом. Одним своим жалким золотисто-булочным существованием. Неловко топчется рядом, прячет руки в рукава стильного свитера цвета линялого ретривера и яркой улыбкой излечивает катаракту. Сукин сын смотрится безобиднее молочной пенки на латте, но у Юнги оказывается смертельная непереносимость лактозы. Это даже, блять, не его остановка. Кондуктор в лице желудка просто нахер выпихивает его сердце сквозь ребра на полном ходу. *** Чимин оказывается настолько открытый настолько Гей, будто сам себе в школе на парте писал «пидор». Кашемировый, бойкий, с адекватной самооценкой. Он весь из себя – pride, а Юнги, забитый татухами и заебами, – prejudice. Он нервно сербает американо на красивой дизайнерской кухне и проверяет замочки на гештальтах, надежно ли закрыл, пока Чимин выкладывает им на тарелки «калифорнию» с «филадельфией» и чизкейк «Нью-Йорк». Американ дрим для побега из кориан риалити. – Ну что, Блю Кюрасао, – Чимин улыбается, усаживаясь напротив, и Юнги с удовлетворением замечает, как его аккуратные пальчики еле удержались, чтоб не коснуться его волос. – Будем писать список предсмертных желаний? Парень смотрит насмешливо и самую малость грустно, и Юнги все понимает. Они оба понимают то, что их отцы никогда не смогли бы принять. Чимин умеет стрелять только глазами. Юнги – только сигареты. Чимин убивал в этой жизни лишь туфли. Юнги защищал в этой жизни только диплом. Идеальное сочетание, мать его, два слова и оба на «б». Беспомощность и бесполезность. Совпадение? Не думаю. – Или же… – Чимин слегка склоняет голову набок и улыбается шире. – Мы можем не жить ярко, не умирать молодыми, но забрать с собой в могилу стольких, скольких сможем. Как тебе такой план? Юнги глотает ком в горле, капитулируя уголками губ. *** Юнги апатично смотрит на то, как Чимин в тканевой маске для лица выбирает себе и ему пижамы. – Как тебя, блять, угораздило… – Ты про уход за кожей или сопутствующую ему ориентацию? Чимин, не оборачиваясь, бросает ему красную шелковую, но, не получив ответа, все же выглядывает из-за дверцы шкафа. – Или про моего отца? Юнги смотрит на влажные после душа желтоватые волосы, маленький и пухлый, слегка замурзанный в уголках пастой рот, толстовку оверсайз, шорты слишкомсайз, бесконечно голые карамельные ноги. И делает плавный жест рукой, охватывающий все это от макушки до пят. Потому что вопрос был риторический и совсем не Чимину. Юнги предусмотрительно ложится спать на диван, жалея, что вырезать сердечки он умеет только из бумаги. Лучше бы вырезал себе. Эта мысль становится настолько навязчивой и приобретает такие розовые масштабы, что к утру Юнги почти уверен, что где-то там, очень глубоко внутри его тщедушного тела прячется маленькая матка. Уверенность растет пропорционально ароматному запаху калорий из кухни. А на место сопротивления приходит принятие неизбежного. Чимин, лучащийся у плиты и помахивающий ему лопаткой, прекрасно чувствует перемену в его настроении и смотрит понимающе и приглашающе. Мол, на словах ты хардкор, а на деле – софт порн, но за это ты мне и нравишься. Юнги прячет улыбчивый взгляд, помогая накрыть на стол, и думает, что химию между ними можно разлить по баллонам и использовать в качестве оружия массового унижения. Чтоб мэйк лав нот вор прямо на поле боя. – Я думаю, самое время ввести меня в курс дела, – одной рукой Юнги тянет панкейк, а другой открывает ноутбук. Чимин подсаживается чуть ближе и задумчиво постукивает зубчиком вилки по нижней губе. – С чего бы начать… Ну, помимо того, что оба наши родителя решились на запоздалый аборт, планируя в буквальном смысле убить одной пулей двух непутевых зайчиков, это мы оба знаем. Задорная улыбка Чимина топит в Юнги какой-то ссыкливый ледник, и он буквально чувствует, как холодная капелька пота стекает по позвоночнику. – В общем и целом, хён, мы с тобой немного вляпались в Шекспира. Есть враждующие кланы семьи Пак и семьи Чон. Количеством убитых с той и с другой стороны можно выложить рельсы до Луны и обратно. И однажды по счастливой случайности в обеих семьях родилось два абсолютно беспомощных бельма на глазу ака Ромео и Джульетта, на которых было бы грех не попытаться поставить во вражде точку. По гласным правилам игры Ромео должен завалить Джульетту и наоборот, а по негласным – к Джульетте приставлен умелый киллер Тибальт, а к Ромео, по_совершенной_случайности – плюшевый Меркуцио. Такие пироги. Юнги когнитивно диссонирует на данную ему физическую характеристику и какое-то время напряженно жует. – Ты немного попутал с ролями, – наконец замечает он. – Хочешь сказать, ты не Меркуцио? Чимин неверяще приподнимает брови, и бегущая строка надежды в его глазах могла бы кого-то сбить. – Хочу сказать, ты Джульетта. И вот даже неизвини. *** – Показывай объект давай. Подозрительно тихий после того, как Юнги его опрометчиво гендерно идентифицировал, Чимин несколько раз что–то щелкает на ноутбуке и разворачивает к нему экран. – Любуйся. И Юнги, мать его, любуется. Объект заснят в полный рост валяющимся где-то на райском острове, и Юнги даже без блядской дорожки на его идеальном животе спускается прямо в ад. Мазохистский такой ад, где он очень не против, чтоб этот сын сатаны его жарил. – Как жаль, – неподъемно тяжко вздыхают рядом, – что наш кролик не по морковкам. Юнги позорно вспыхивает, проеб засчитывается, Чимин скромно ликует. А потом открывает еще несколько вкладок, и Юнги понимает, почему папаша объекта не против дать его убить. Понимает и горячо поддерживает. – Твою ж мать. – Ага. Чимин удовлетворенно наблюдает за его реакцией и улыбается. – Все по-честному. Я настежь открытый гей и дизайнер, а Чонгук – популярный влоггер-пикапер с каналом «My Criminal Romance». Думаю, когда город засыпает, не только мой папа мечтает не просыпаться. Юнги в почтительном отвращении листает страницы в соцсетях и присвистывает. – Срань господня, этот ублюдок на камеру, кажется, даже дрочит и кончает не раньше сотого лайка. – Угу, – кивает Чимин. – И ноет в твиттере о проблемах размером с соски. Юнги замечает, как Чимин понемногу тускнеет и смотрит сквозь фото, и легонько тыкает пальцем в тень хмурой морщинки между его бровей. – Эй. Чонгук, конечно, тот еще овощ, но я вегетарианец… – многозначительно улыбается он. – У меня есть пара идей на его счет. В благодарной улыбке Чимина проступает что-то пиранье. *** – Нет, хён, так не пойдет. Чимин кладет подбородок на сложенные крест-накрест запястья и тяжко вздыхает. За несколько дней мозгового штурма вперед продвинулись только руки Юнги вдоль его ног. – А что не так? Прохладный палец замирает на нежной коже бедра, обрывая невидимую спиральку, и, чтобы он продолжил свой путь, Чимин разводит колени чуточку шире. – Когда я говорил про убийство, я имел в виду именно убийство, а не попытаться довести Чонгука троллингом до суицида. – Я тоже говорю про убийство, – Юнги фыркает почти ласково. – Я бы вскрыл ему вены своим языком. В хрипловатом голосе слышится капелька уязвленной гордости. – Я, вообще-то с детьми работаю, так что могу сломать психику и спеленать любого пиздюка. Чимин издает коротенький смешок. – А стрелять ты хоть немного умеешь? Юнги пожевывает губу и медленно глотает вопрос. – Только в теории. – Ну, – Чимин слегка улыбается и упирается виском в чужое острое плечо, прикрывая глаза, – раз уж я умею работать с одеждой, замочить элитную тряпку на практике для меня не составит труда. *** Достать винтовку с оптическим прицелом – не проблема. Собрать ее – чуть проще, чем тумбочку из икеи. Проблема – одеть Чимина так, чтобы он не выделялся. Какой бы мешковатый черный или серый шмот он не напяливал, его внешний вид балансировал на грани health-гота и «я-определенно-что-то-задумал……». – Блядство. Даже так ты какого-то хера смахиваешь на киллера. Юнги сдергивает с блондинистой головы черную шляпу и агрессивно сует ее назад в коробку. – Поправочка, фэшн-киллера, – Чимин не отводит взгляда от своего отражения. – Еще раз так коснешься этой шляпы от Ив Сен Лоран – я тебя пристрелю. Юнги не успевает даже пикнуть, как шустрые пальцы закатывают ему рукава рубашки, обнажая яркие татуировки. – Теперь ты настолько бэдбой, что никто в жизни не подумает о тебе плохо. – Ну а ты? Чимин поправляет свитшот, обнажая плечо, и вешает на него чехол с винтовкой. – Ну а я сделаю нам двоим хорошо. Он улыбается так, что видно чуть кривенький зуб, и этой мелкой деталью перегрызает удавку тревоги на шее Юнги. Несмотря на ее отсутствие, по дороге ему все же хочется несколько раз удавиться. Первый раз, когда температура воздуха вместо обещанных «максимум двадцати пяти» повышается до тридцати с небольшим, и их внешний вид вместо стильной маскировки смахивает больше на кроссовер «Семейки Аддамс» и «Тупой и еще тупее». А второй раз, когда Чимин покупает им мороженое с таким невозмутимым видом, будто они идут не на дело, а на пикник. Последнее, к слову, оказывается очень кстати, когда они с энтузиазмом сосут мимо побледневшего охранника в торговом центре с лицами ю кэн лук бат ю кэнт тач. Пока Юнги возится с замком на крышу, Чимин загружает инстаграм Чонгука и удовлетворенно хмыкает. – Показатели социальной активности в норме, мозг по-прежнему мертв. – Все настолько ужасно? – Он запустил трансу и вэйпит на чьи-то сиськи. – Пора отключать клиента от аппарата жизнеобеспечения. Площадка на крыше раскалена до бела, и Юнги чувствует, как пот на его загривке вскипает. – Ты точно уверен, что он там? Чимин, каким-то немыслимым образом блокирующий законы потоотделения, жмурится и кивает. – Хён, он в инста-стори локацию указал. В «Пункте назначения» он бы сдох первым. Юнги с легким смешком снимает с него чехол, достает винтовку и плавно прикручивает глушитель. Когда все готово, они осторожно и очень медленно подползают к краю крыши, и ему кажется, что он оставляет за собой влажный улиточный след. Чимин тут же хватается за винтовку, и Юнги едва успевает убрать его руки с закрытого прицела. – Открывать нужно в последний момент. Лучи отражаются, и тебя видно за километр. Чимин смотрит на него как-то странно, но потом покорно выискивает Чонгука у бассейна на крыше соседней многоэтажки. Благо, в неоново-красных плавках не заметить его довольно сложно. Юнги отстраненно думает, что в такую жару тот не столько купается, сколько варит яйца вкрутую. Чимин наконец прижимается глазом к прицелу, и он легко поднимает с него заслонку, про себя начиная отсчитывать секунды. – Видишь его? Чимин слишком напряжен, чтобы ответить, и просто кивает. Юнги ловит себя на весьма уместном желании проверить на вкус остроту его линии челюсти и мысленно сбрасывает себя с крыши. – Спокойнее, – то ли Чимину, то ли себе. – Не спускай с него глаз. Расслабься. Он подвигается к нему ближе, почти прижимаясь щекой к щеке. От жары и запаха чужой кожи плавит, и продолжать выходит с трудом. – Следи за его движениями. Представь, что ты тоже купаешься рядом с ним. Чимин начинает дышать тяжелее, и Юнги переходит на шепот: – Постарайся почувствовать его следующее движение. Чонгук вдалеке усаживается на бортик бассейна, и палец Чимина оглаживает курок. – Глубоко вдохни. Задержи дыхание. Палец на курке замирает, и Юнги считает до очень медленных трех. – Давай. Повиснувшая тягучая пауза лопается не от приглушенного звука выстрела, а от странного хрюкающего звука. И еще одного, на сей раз прямо ему на ухо. Юнги медленно поворачивает голову влево и утыкается в чужой нос. И слезы на покрасневших щеках. Чимин кусает губы, а затем не выдерживает и ржет так, что слышно за пределами Каннамгу. – Ты…– тяжело всхлипывает он. – Ты, блять, серьезно? Ты только что учил меня по монологу Леона из фильма? Он со всей дури бьет его по локтю, и Юнги от неожиданности заваливается набок, едва не сбросив винтовку с крыши. Чимин прижимает его спиной к себе, и он чувствует каждым насквозь промокшим позвонком, как того начинает колотить в истерике. – Господи, Юнги…– хрипло смеется Чимин. – Это ведь не кино, понимаешь? На мне нет чокера с солнышком, а в винтовке не пакетики с краской, Юнги… Влажные губы касаются его чуть ниже затылка, и тело почти немеет от едва слышного – Юнги. Я чуть об этом не забыл. Он осторожно разворачивается в руках Чимина и пытается убрать с его гладкого лба пушистую челку, лезущую в глаза, но пальцы дрожат и не слушаются. Получается только выдавить сиплое и чужое – Я тоже. Лицо перед его глазами почему-то расплывается, но он все же замечает на губах напротив слабую улыбку. Небольшая ладонь ложится ему на висок, укрывая от солнца, и Юнги покорно закрывает глаза. Он чувствует на своих щеках влагу. И тепло на губах перед тем, как Чимин делает им двоим хорошо. *** – Раз мы оба трусливые сердобольные пидорасы… – Так, минуточку… – Какой из трех компонентов моего утверждения собирается отрицать человек, отказавшийся находиться в одном помещении с Джонатаном, продолжающий залипать на радионяню и параллельно совать мне ладошку в жопный карман? – Джонатан – сраный птицеед. Чимин улыбается и притирается к его бедрам сильнее, прежде чем прошептать прямо на ухо: – О, тогда твой страх оправдан, птенчик. Юнги, конечно, on fire, а задница под его пальцами мягкая и упругая, как маршмеллоу, но руку из кармана джинсов он все же вытаскивает. Чимин зачарованно смотрит ему в глаза, когда тот подносит ее к его лицу и аккуратно касается его нижней губы подушечкой большого пальца, слегка надавливая. А затем медленно и грубо, с оттяжкой оглаживает его рот. – Чтобы ты перестал хныкать и раздражать, тебе нужно дать что-то пососать… Юнги с удовлетворением наблюдает, как пухлые губы податливо приоткрываются, пропуская его указательный и средний пальцы, и смыкаются у самых костяшек. И немного двигает ими, мягко массируя подушечками язык. Чимин слегка втягивает щеки и закрывает глаза. Сначала заметно, как ломаются его брови, а потом – он целиком. С абсолютно восхитительным всхлипом. – Какой хороший мальчик. Юнги резко достает пальцы и, прежде чем Чимин успевает прийти в себя, ловко вставляет на их место соску. – Не волнуйся, она чистая. Всегда ношу при себе на случай чужого непредвиденного нытья. Чимин выплевывает пустышку и задумчиво смотрит сначала на нее, а потом на Юнги, выбирая между выебать его ею или уебать. И, мать его, сейчас он пугает намного, намного сильнее Джонатана. *** Юнги наблюдает за тем, как Чимин увлеченно подбирает крафтовую цветную бумагу, стикеры и ручки. – Я так понимаю, возвращаемся к плану «Б»? Чимин хмурится, кусая наконечник маркера. – Б – от слова «боль»? – Б – от слова «буллщит». Чимин на мгновение замирает. – Хён, – он смотрит на него с легким исследовательским азартом, – ты _действительно_хочешь, чтоб этот маркер побывал в твоей маленькой жопе первее меня? Юнги улыбается одними глазами, на мгновение опускает голову и в качестве ответа демонстрирует влажный от слюны средний палец. Более чем удовлетворенный, Чимин кладет перед ним на столе отряд тамблеровской канцелярии, а сам усаживается у его ног, откидывая затылок на вызывающе-бледные колени. И улыбается так искренне, когда тот зарывается рукой в золото его волос, что у Юнги – как у Скруджа МакДака – от собственного богатства сжимается сердце. Он несколько долгих секунд пытается отчистить то самое, настоящее от приторного и липкого, клеящего язык к небу, но он определенно не заслуживает того, кто прикладывает палец к его губам. – Я тебя тоже. Чимин с серьезным видом смотрит на него сквозь ресницы, по очереди приподнимает уголки его губ и только после этого закрывает глаза. – Итак… – Юнги неловко берет со стола набор блестящих стикеров. – Это твое окончательное решение? Составить и стильно оформить список дел перед смертью? – Очень стильно оформить. – Это… – Юнги делает осторожный шажок на минное поле чужой решимости. – Немного неправильно, вот так сдаваться, тебе так не кажется? Чимин на его коленях вздыхает. – Конечно кажется, – робкий гормон счастья, выплеснувшийся в кровь Юнги, вплескивается куда-то обратно, когда он продолжает: – Но еще более неправильно убивать человека, который виноват лишь в социоблядстве и желании жить, не марая руки в чужой крови. – Ой ли. – Юнги, я не знаю наверняка, существует ли этот его убивашка. Но сам Чонгук, которого мы видели собственными глазами, меня и пальцем не тронет. Зная моего отца, он мог просто его выдумать, чтобы попробовать страхом слепить из такого говна, как я, пулю. Но с того разговора прошел уже почти месяц… Чимин приоткрывает один глаз. –…а покушался на меня пока только ты. Юнги возмущенно фыркает. – Ты говорил, что тебе нравятся следы на коже. – Губ на моей шее, а не зубов на ляжке. – Ты не уточнял. Чимин открывает второй глаз и аккуратно берет со стола черный маркер, готовясь уточнить его новое местонахождение вот прямо сейчас, если Юнги не захлопнется. Если присмотреться, ниче такой маркер. Толстый, с приятным для пальцев рифленым покрытием. Юнги смотрит на него и очень медленно о с о з н а е т. А Чимин внимательно смотрит на Юнги и записывает первый пункт в их совместный wish-лист. *** Юнги смиряется, что он born to die, обреченный shine bright like diamond. Из их предсмертного списка можно сделать сценарий романтического фильма ужасов серий так на пятьсот, и он искренне собирается сдохнуть раньше, чем они дойдут до последнего пункта. Собирается, но в Марианской морщинке души совершенно не хочет. Даже если придется еще раз выгуливать Чимина ночью в парке на поводке. Особенно, если придется Их обычное утро начинается не с кофе, а с «пиздуй чистить зубы – иди на хер – не пойду, пока не почистишь» и другой увлекательной гигиены, о которой не снимают кино. Затем немного сонных обнимашек и «чьи бедра мы трахнем сегодня?», и только потом – кофе. Пока Юнги цедит эспрессо, Чимин проверяет соцсети Чонгука. Можно сказать, составляет для них индульгенцию и отпускную в жизнь: почему пиздюк слишком счастлив и занят сегодня, чтоб пытаться его убить. Как правило, график не менее плотный, чем сисечки его пассий, и Чимин радостно тянется к стопке их wish-листов. Юнги морально готовится к тому, что будет так плохо, что аж хорошо – и никогда не ошибается. Конечно же, до сегодняшнего дня. Сегодня они целый день провели в парке развлечений, и Юнги так охуенно, что даже слегка херово. Его не стошнило на американских горках, а Чимину, идущему рядом, мороженка мило и по-дебильному пачкает рот. – Знаешь, по-моему, это каннибализм, – задумчиво замечает он. Чимин давится так, что холодные крашеные сливки почти идут носом. В его взгляде пятьдесят процентов занимает «ты, блять, о чем?», а другие пятьдесят – «какого хуя ты вообще упомянул при мне слово «каннибализм»». – Ну, знаешь… – Юнги неловко пинает камешек на дороге. – Голубой ангел ест «голубого ангела»… Мороженое все же идет у Чимина носом, и будь Юнги проклят, если не влюбляется в него в этот момент сильнее. – Кто бы уж пиздел про голубого ангела, – почти плачет от смеха он, обнимая его за шею. Нотки безумия в его взгляде Юнги замечает слишком поздно. – Чимин, нет. – Чимин д а. Да, этот больной ублюдок вытирает свои липкие пальцы о его затылок. – Это для начала, – шепчет он, утыкаясь холодными губами ему в ухо. – А сейчас я выцелую из тебя все стремное пикаперское дерьмо. И у Юнги тают колени от того, как он исполняет угрозу. Чимин целует его так же глубоко, как ему похер на мнение окружающих. Пьет его губы своими у всех на виду, пока не закружится голова, и запечатывает поцелуй в уголках рта ровно три раза: слева, справа и снова слева. Отдышавшись, он улыбается, кусая распухшие губы, слегка пьяно поглядывает ему за плечо и толкает в бок с такой силой, что Юнги даже не слышит выстрел. *** Юнги смотрит на Чимина и думает, что тому просто не повезло. Стреляли из движущейся машины, реакция слишком хорошая, скорая слишком быстрая, а в частной клинике за такие деньги откачали бы и Иисуса. Юнги смотрит на показатели приборов, капельницу, Чимина с зашитым новым отверстием в теле и искренне соболезнует его невезению. Потому что у Чимина был шанс сдохнуть _быстро_, но он его проебал. А теперь, когда он придет в себя, Юнги устроит ему такой ад, что тот будет м о л и т ь о смерти. Господи, только бы он пришел в себя. Юнги обещает, Юнги торжественно клянется, что устроит ему тот свет на этом, чего вам, сукам, стоит его отпустить?! О, Юнги знает, о чем говорит. Он ведь сам прошел все ссаные девять кругов, когда в палату зашли Данте и Вергилий в лице его собственного отца и отца Чимина и за белы рученьки его провели, тыкая носом в каждую их пиздючью ошибку. Начать стоит с того, что Чимин – шальная императрица драмы. До какой же степени надо себя не любить, думая, будто родной отец его так ненавидит и настолько желает смерти, чтоб, далее слова господина Пак дословно, «специально подсунуть ему тебя, бесполезный ты хуесос». И затем вступает уже его отец, ломающий поясницу в поклонах и хриплом: «Если б я мог предположить, что он бесполезный хуесос, я бы в жизни его не подсунул». Но во взгляде, обращенном на Юнги, было столько любви. Столько желания мучительно уебать за вранье и то, что чуть не подставился, что императорский титул тупой пизды им с Чимином придется чередовать. Если, конечно, этой ночью господин Пак не убьет его предметом таким же тупым, как он. Если же нет – Юнги справится сам. Просто до того, как его киллер попытался убить Чимина, у Чонгука были все шансы жить бессмысленно, долго и счастливо. Ключевое слово – были. Потому что, едва не лишившийся смысла жизни, перемешанный с говном до однородной консистенции, Юнги заставит его страдать. *** Чимин приходит в сознание вечером следующего дня и очень, очень жалеет, что не может из него уйти. Правая ключица болит так, будто в нее продолжают стрелять. В упор. Разрывными. А на коленях пригрелся ноутбук с косой запиской «Открывай», придающей ему сходство с ящиком Пандоры. Чимин слишком хорошо знает этот почерк, чтобы не почувствовать масштабы пиздеца, ожидающего его внутри. От предвкушения в сердечке все сладко сжимается. Без резких движений он плавненько открывает крышку и нажимает на первую папку слева вверху, потому что фон рабочего стола орет на него ЖМИ НА ПЕРВУЮ ПАПКУ СЛЕВА ВВЕРХУ, а Чимина заводит, когда на него кричат. Внутри его ждет подборка скринов переписки настолько липкой, что глаза намертво приклеиваются к экрану. А под ложечкой вскипает смесь паники, нечленораздельных звуков и – Юнги, еб твою мать… Этот тупой мудак не потрудился даже левое имя придумать. Просто поменял свое гейское «ги» на «джи» в расчете на то, что Чонгук инстинктивно захочет нащупать у него между ног эту точку, и, сука, не прогадал. Чимин внимательно читает переписку, изобилующую фото знакомой, настолько сладкой задницы, что от одного взгляда на нее ему хочется пить. И содрогается от льстивости комментариев Чонгука. – Между лизанием жопы и риммингом большая разница, мелкий кусок дерьма… Он листает скрины дальше и сглатывает. Ну… Не такой уж и мелкий. Таким хером можно кого-то проткнуть. Дальше в переписке Чонгук сам умоляет «Юнджи» о встрече, и Чимин листает на последнее фото в папке. На кадре, не вошедшем в переписку, Юнги в женской школьной форме и парике облизывает дуло пистолета, глядя прямо в объектив. Несколько счастливых секунд Чимин смотрит с восхищением и думает, что у его парня в роду определенно были самки богомола. Но потом у него в голове просыпается маленькое уебищное предчувствие… Что-то здесь, блять, не так. Судорожно открывая скрин переписки, где они договариваются о дате и времени встречи, Чимин уже знает, что. Да, сссссука, это прямо сейчас. Но, нет, это еще не все. Чимин копчиком ощущает м а с ш т а б. Он холодными щупальцами оглаживает его позвоночник, оставляя дорожку скользкого пота, и сжимает ребра, мешая дышать. Расползается по затылку и мучительно давит виски, заставляя мысли в панике биться о черепную коробку. Чимин рандомно щелкает по картинкам, цепляясь за урыжные подкаты, слащавые «оппа», банты на чулках Юнджи, проколотые соски Чонгука и врезается в маску кролика на заднем плане. Точно такую, как на ублюдке, который в него стрелял. *** Чимин жмет на зеленую трубку так, что экран вот-вот пойдет трещинами. Пальцы скользкие, руки трясутся, и сука, сука, господи, ну пожалуйста. Из динамика опять раздаются гудки, а из его глотки – утробный вой. Ему хочется разъебать мобильный, себя и все, в с е, В С Е, но вместо этого он считает до тридцати трех. Он любит тройки, он верит в тройки, Юнги может в течение этих троек ему позвонить, но Время заканчивается, и ничего не меняется. Ноль входящих и десять исходящих в пизду. Одиннадцатый. Одиннадцатый не подведет, это треть от тридцати трех, бери, мать твою, трубку… – Чимин, какого… Юнги то ли шепчет, то ли шипит, но и этого Чимину хватает, чтобы разорвать воплем динамик: – УБИРАЙСЯ, ЭТО ЛОВУШКА!!! – Я не.. – Он знает, Юнги, ЗНАЕТ, – Чимин почти плачет, потому что на счету каждая секунда, а он может только хрипеть, пытаясь в слова. – Чонгук и есть киллер, это он в меня стрелял, УХОДИ, пока.. – Вот же.. В трубке слышится звук выстрела, грохот. И связь обрывается. *** Юнги смотрит на вывеску L ve m t l, трепещущую на предпоследнем неоновом издыхании, и нервно теребит бант. – Оппа… Мы обязательно должны делать это именно здесь? Чонгук смотрит на него сверху вниз и издает коротенький смешок. – Не суди книгу по ее обложке, детка, – он плавно оглаживает худенький бок, скрытый под белой блузой, и прижимает Юнги к себе. – Это отличное место, доверься мне. Юнги слегка улыбается и скромно опускает взгляд. Ага, хуй тебе. Пока тот возится с оплатой и ключами, Юнги еще раз проверяет содержимое клатча с хэллоу китти. Точно ли все на месте для гудбай чонгук. Он так увлекается, что едва не седеет, когда ему прямо в ухо капают медовым – Покажешь, что там у тебя? И это отнюдь не вопрос. Чонгук легко выхватывает из его дернувшихся рук клатч и сует туда свой херонос. – Оу… Он смотрит на Юнги, на содержимое сумочки, снова на Юнги. И похабно так улыбается, возвращая ее в требовательно протянутую ладонь. Естественно, он не брал с собой пистолет. Потому что пуля-дура, а Юнги умный. И очень, очень изобретательный. Он кусает губы и нежно румянится п р е д в к у ш е н и е м. А когда они заходят в маленький, затраханный в каждом уголке номер, робко мнется, заглядывая Чонгуку в глаза. – Оппа, мне… Мне нужно подготовиться… Чонгук тушит взгляд о виднеющиеся сквозь тонкую ткань блузки соски. – Мне тоже, – улыбается краешком губ. – Валяй. Юнги соблазнительно спотыкается в ванную и демонстративно неторопливо закрывает дверь на задвижку. Так. А теперь надо действовать быстро и ебануто. Он стаскивает с себя блузку, стелет ее на пол возле ванной и достает из клатча бутылочку с детским маслом джонсонс бэйби. Какого-то черта крышечка тормозит и не поддается, но взгляд Юнги привлекает разрывающийся на беззвучном режиме мобильный. – Чимин-и, ты очень не вовремя, – шипит он себе под нос, отрывая бутылочке голову. Масло заливает кафельный пол слишком медленно, а паника Юнги – предательски быстро, потому что ебучий звонок не прекращается, у Чимина_точно_что–то случилось, а если нет, Юнги потом позаботится, чтобы ДА. – Чимин, какого… – УБИРАЙСЯ, ЭТО ЛОВУШКА!!! Вопль из трубки пробивает ему не только барабанную перепонку, но и, кажется, мозг, заставляя нещадно тупить. – Я не.. – Он знает, Юнги, ЗНАЕТ, – голос Чимина почти срывается на плач, и у Юнги сжимается сердце. – Чонгук и есть киллер, это он в меня стрелял, УХОДИ, пока.. – Вот же.. До Юнги доходит. Правда, немного поздно. Часть задвижки сносит выстрелом, и Юнги, роняя телефон, ныряет в ванную ровно в тот момент, как дверь выбивают с ноги. – Юнги-Юнджи, с тобой все в порядке, детка? Для атмосферности ситуации Чонгуку определенно недостает топора, а Юнги – истошного вопля. В какой-то момент затянувшейся паузы последний почти его издает, но Чонгук все же делает шаг в ванную. И Юнги с безумной улыбкой слышит звук грохота, с которым этот ублюдок подписывает себе приговор. Не теряя драгоценных секунд, он пулей выскакивает из ванной, оценивая ситуацию. Немного хуевую, учитывая тот факт, что пистолет откатился в комнату, и, чтобы его достать, нужно будет прыгать через распластанного на скользком полу Чонгука, который вот-вот придет в себя. Л а д н о, будем действовать по плану. Стоя ногами на блузке, Юнги тянется к клатчу, в котором эксклюзивный полуторакилограммовый анальный плаг со скрытым острым наконечником ждет не дождется быть вставленным в чужой череп. Вот только Чонгук уже стонет и начинает шевелиться, поэтому все планы идут НАХУЙ. Юнги немного паникует, потому что все это попахивает фильмом Тарантино, в котором он сам без пяти секунд мертвая шлюха. …Которая, к ее чести, очень вовремя вспоминает, что перед ней сейчас кусок дерьма, обманувший их всех и собиравшийся завалить Чимина. Изящное решение приходит само собой. Чтобы добраться до унитаза, Юнги требуется два коротких прыжка по островкам сухого кафеля. Крышка его бачка поддается легко. И замечательно тяжело опускается им на лицо Чонгука. *** – Что, и это все? Чимин перестает двигаться на его бедрах за пару секунд до, и Юнги за это отвешивает ему по заднице смачный шлепок. – Ну, – тяжело цедит он. – Я бил его крышкой до тех пор, пока руки не устали. Чимин слегка сжимается, осыпая Юнги сладкими блестками изнанку век. – И не жалко тебе было портить такое милое личико? Он подносит его руку ко рту, мягко целуя центр ладони. – Неа, – Юнги легонько касается кончиком пальца его лба. – На нем была маска. Его мальчик понимающе хмыкает и начинает двигаться резче, закусывая губу, а он смотрит на подживающий на его ключице шов, бережно касаясь пальцами совсем рядом. Вспоминая, что маска разбилась при первом ударе, а устал бить он на двадцать пятом, Юнги ласково улыбается. Пс-с, рыбят, тут волшебный человечек по имени Лейла сделал мне подарок! :') https://pp.userapi.com/c841322/v841322796/19575/-Andic9kSts.jpg