this chaos's on the rise

Я понятия не имела, кем был тот парень с третьего курса, которого в четверг вечером нашли мертвым на полу в собственной ванной комнате, поэтому не скорбила. Был ли хоть какой-нибудь смысл в том, чтобы плакать по человеку, при жизни не знавшему даже твоего имени? Возможно, мы пересекались пару раз в столовой; возможно, я даже видела однажды, какого цвета его глаза (а они были цвета ночного неба и громовых туч), но этого все еще было недостаточно. Этого никогда не сможет быть достаточно. Поэтому, когда Вильде неожиданно начала плакать на третьей паре и все вокруг то ли присоединились к ней, то ли начали утешать, я лишь отвернулась к окну, думая о том, как же замечательно, что мама решила вернуться уже сегодня. Я не чувствовала никакой вины за то, что была счастлива, пока остальные вытирали грязными рукавами теплых кофт и рубашек блеклые слезы с покрасневших щек и старались хранить мрачное молчание на протяжении всего дня. В том, что Ян Ларсен, третьекурсник старшей школы южного Осло, умер от передозировки не было для меня никакого горя.  — Почти никто из пенетраторов не пришел сегодня, — тихо сказала Нура, когда мы прошли на последний урок. Мы сели за последнюю парту около окна, надеясь сегодня отвязаться от уроков. Все учителя были понурыми и казались еще более убитыми произошедшим, чем ученики.  — Он был одним из них, — пожала плечами я. — Неудивительно, что они решили отсидеться. Нура подалась вперед и осторожным движением откинула прядку волос с моего уха, чтобы сказать:  — Как думаешь, он и в самом деле умер от передозировки? Я удивленно посмотрела на Нуру, но она не отвела взгляда.  — А ты думаешь иначе? Она пожала плечами, и неожиданно я слишком остро почувствовала запах ее нежных духов: такой знакомый и такой родной. И мне всего на один краткий миг показалось, что я действительно там, где должна быть; что я дома. Но потом дверь скрипнула, и наваждение разрушилось. Нура все еще смотрела на меня такими пронзительно яркими, но теплыми глазами. И если эти самые глаза напоминали по цвету не то тонкий лед, укрывающий речную гладь, не то мирное небо над нашими головами, один их взгляд был равноценен нескольким дням, проведенным под палящим солнцем.  — Я слышала недавно произошла стычка якуз и пенетраторов. Думать о том, что смерть, произошедшая накануне, могла оказаться совсем не несчастным случаем, было боязно, но вместо того, чтобы рассмеяться над предположением подруги, я прошептала:  — Тогда нам точно стоит отказаться от идеи Вильде встречаться с пенетраторами. И Нура беззаботно рассмеялась, огонь, вспыхнувший с минуту назад в ее январских глазах, погас так же легко, как и зажегся.  — Это совсем не смешно, — наконец вымученно прошептала подруга.  — Я и не смеялась. Но честно было бы признать, что слова Нуры оставили неизгладимый осадок, и я пошатнулась, на секунду подумав: что, если это действительно убийство? ******* Когда мы уже стояли на остановке, дожидаясь нашего автобуса, на мой телефон пришла смс-ка с неизвестного мне номера. «Приходи сегодня на вечеринку в 8. Пора освежить твои воспоминания обо мне. Крис.» Вспомнив о том, какой цирк я умудрилась устроить вчера за обедом, захотелось шлепнуть себя по лбу. Я вообще-то не жалела ни об одном сказанном мною тогда слове, потому что, видит бог, каждое из них было неоспоримо, но все равно не хотела вести себя так. Подобное поведение казалось немного ребяческим.  — Что там? — заглянув мне через плечо, спросила Сана.  — Крис приглашает на какую-то вечеринку. Сана довольно ухмыльнулась, а Вильде, удивленно открыв рот, повернулась ко мне.  — Ты полила его дерьмом, а он решил после этого позвать тебя куда-то?  — Парни мазохисты, — встряла Нура. — Ну, иногда. Я не могла пойти в любом случае: мама уже должна лететь на самолете ко мне в Норвегию. Последнее, чего мне хотелось — оставлять ее одну. Я до безумия скучала по теплу материнских объятий и не была готова променять даже минуту проведенного с мамой времени на вечер в компании пьяных подростков.  — Это странно, — вместо этого ответила я. — У них умер друг, а они ни с того ни с сего устраивают вечеринку. Разве это не бессердечно? Ветер ударил мне в лицо, пробрался тонкими пальцами музыканта-скрипача под воротник моего кашемирового пальто и заиграл чудную песню на слегка выпирающих костяшках позвоночника. Я съежилась, неловко вдыхая осенний воздух, и позволила себе раствориться в собственных ощущениях.  — Мы могли бы проверить мою теорию, — одними губами прошептала Сатре, и я невольно удивилась ее решимости двинуться в самое пекло кровавой бойни, если таковая вообще существовала.  — Спроси у него, можем ли мы присоединиться, — улыбнулась Сана, осторожно поправляя свой шелковой платок.  — Я не смогу пойти. Моя мама прилетает сегодня. Вильде вздохнула.  — Я-то уже решила, что ты наконец-то перестала быть такой эгоисткой, Эва. И в этот момент ветер снова коснулся моего лица. ******* Самолет, на котором должна была прилететь моя мама, приземлился пару часов назад. От аэропорта до нашего дома пятнадцать минут езды на машине, если не слишком повезет застрять на паре светофоров. Я волновалась. Мама не брала телефон, обращаться в полицию было еще рано, оставалось только грызть ногти, метаться по комнате, совсем как раненое животное, и ждать. Ждать звонка в дверь, вибрации телефона, да даже окошка скайпа на компьютере. Хоть чего-нибудь! Она соизволила позвонить в шесть тридцать пять, чтобы бросить короткое: я не смогла приехать, прости. И мне так до боли хотелось сорвать голос на крик, начать выбивать из нее все то дерьмо, что накопилось за долгие годы, показать, что она снова умудрилась заставить меня чувствовать себя брошенной. Как тогда. Но на деле лишь сильнее сжала трубку и, хрипло рассмеявшись, ответила:  — Ничего страшного. ******* «Можно взять подруг?» «А они горячие?» «Очень.» «Конечно.»