от мая две тысячи пятнадцатого. посвящаю эту главу тебе, как и десятки других до этого.
******
Декабрь наступил в четверг. Наутро резко похолодало, и метеорологи затрубили со всех радиостанций: привет, зима. Город облачился в черный, в печать пошли первые счета за отопление; к концу недели в правительстве объявили траур. Осень в этом году выдалась на редкость длинной. Раз в двести дней, знаете, случаются такие месяца, в которых каждый час — все равно, что пять; так вот у осени таких месяцев сыскалось целых три. Дни сменяли друг друга, подобно шлюхам в неназванном борделе, а я, как и прежде, продолжала считать каждый из них, надеясь на лучшее; позже окажется, что напрасно. За последние две недели произошло много всяких вещей. Одни хорошие, другие — не слишком, но в целом из совсем плохого — разве что грядущий понедельник. Первая и самая главная новость: я наконец съехала от Нуры. Сатре долго уговаривала меня остаться, но решение было принято и не подлежало обсуждению. Я не могла и дальше спать вместе с Нурой, пользоваться ее гелем для душа и отнекиваться от готовки под предлогом того, что у Нуры еда получается вкуснее. Жизнь вместе с ней стала хорошим опытом, но в понедельник утром я собрала свою поездную сумку, чтобы уйти. На возвращение домой у меня не хватило ни сил, ни духу, поэтому я разбила свою копилку (не в прямом смысле, конечно) и внесла начальную сумму за маленькую студию в двух километрах от школы. Нравилась она мне до безумия! Чего только один вид из ее окон стоил: уж оттуда и город, как на ладони, и небо на тысячи метров вдаль. А руку, казалось, протянешь, и вот уже облака ложатся тебе на линию жизни (читай основы хиромантии) и целуют в пятнышко на запястье. Квартира была не лучших условий: из щелей в стенах дуло невыносимо, и ночами мне приходилось стелить одеяло на подоконник, лишь бы в комнате потеплело; кран на кухне работал с перебоями, а от мусоропровода в подъезде пахло, как от сточного канала. Но, знаете что? Хрен с ним, с этим отоплением, и с краном этим тоже хрен: главное — квартира-то моя! Вторая новость (не менее грандиозная, скажу я вам) — меня приняли на работу официанткой в местное кафе. Маленькое и уютное, оно находилось на первом этаже одной из высоких жилых многоэтажек нового спального района. Это место пользовалось небывалой популярностью у вменяемой части молодежи; там готовили самый вкусный эспрессо на целый Осло и по пятницам радовали живой музыкой. Помятая листовка о выступлении «Дьяволов» до сих пор пылилась в кармане моей куртки. Несмотря на то, что название у группы было полный отстой, играли ребята неплохо. Пешком мне до работы — минуты три от силы. Если идти от школы, то чуть дольше. С босом мне повезло даже больше, чем с самим кафе, и вопрос графика мы уладили в два счета. Таким образом, мой рабочий день начинался с трех двадцати и заканчивался поздно вечером. Приличные девочки в такое время уже крепко спят в своих кроватках, но приличные девочки — в большинстве своем сущие дуры. Жизнь стала монотонной, но более-менее выносимой. Мне больше не приходилось кочевать из квартиры в квартиру и ждать нового появления матери на пороге; мне больше не приходилось быть зависимой от других. Это ли не победа? Входная дверь кафе громко хлопнула, и маленькие китайские колокольчики зазвенели ей в такт. Нура, попутно расстегивая пуговицы своего пальто, прошла к ближайшему к кассе полукруглому столику. — Двойной эспрессо и совет от лучшей подруги, пожалуйста. — Совет за счет заведения! — рассмеялась я. — Что за щедрость? Я сделала несколько пометок в своем маленьком блокноте и, мельком глянув в сторону в снующего туда-сюда администратора, плюхнулась в кресло напротив Нуры. — Так что там за совет от меня требуется? — заговорщицки подмигнув ей, поинтерисовалась я. Нура как-то странно ухмыльнулась и, жестом попросив меня дать ей одну секунду, начала что-то усердно искать в своем мобильном телефоне. Она повернула смартфон экраном ко мне, и я увидела короткое смс от Вильде: «В пять у меня. Устраиваю вечеринку. Принесите пива!» — А почему она мне не написала? — удивилась я. Нура закатила глаза: — Ты уверена, что помнишь, когда в последний раз проверяла свой телефон? И действительно: мобильник я выключила еще ранним утром, чтобы не мешал. В школе мне требовалось оставаться как можно более сосредоточенной на подготовке к скорому экзамену, а на работе разговоры по телефону-таки вообще запрещались. — Черт. — Вот поэтому я здесь, подруга, — указав пальцем на себя, уверила меня Сатре. — А как же совет? — О, про это я не лгала, — начала было она. — Мне действительно важно узнать твое мнение. Как думаешь, в чем мне лучше пойти к Вильде? Я рассмеялась и предложила Нуре вообще ничего не надевать, раз уж на то пошло. Сатре сдержалась от того, чтобы дать мне подзатыльник, но пообещала припомнить. — А если серьезно, — шутливо продолжила я. — То посмотри на меня: полная безвкусица. Какой же совет я тебе могу дать? Я потянула свой фартук за тонкие желтые лямки, и продемонстрировала Нуре прекрасный дизайн универсальной рабочей формы синих воротничков. Для полного драматизма я указала ладонью на Маргари — вторую официантку, в это время обслуживавшею столик у окна. — Видишь что у нее на голове? — волосы Маргари, собранные в небрежный конский хвост, почти целиком закрывала огромная желтая кепка с глупыми кошачьими ушками. — У меня есть такая же. Нура охнула в притворном испуге и, как старая бабка, раздраженная поведением нашкодившего подростка, недовольно цокнула языком. Мы рассмеялись. — Эй, новенькая! — неожиданно оказавшись около нас с Нурой, грозно воскликнул администратор — парень лет двадцати пяти. Честно признаться, никак не могла запомнить его имени, несмотря на то, что он никогда не снимал своего бейджика. — Столики сами обслуживать себя не будут. Шевели булками, если хочешь и дальше тут работать. Провалиться бы ему прямо на месте! — Прости, — одними губами прошептала я Нуре, поднимаясь с места. — А он ничего такой, — прошептала она мне в ответ. Да уж, ничего такой — это еще слабо сказано; жалко, что не брюнет.****
Вильде оценивающим взглядом пробежалась по моему внешнему виду и, гордо улыбнувшись, открыла дверь. Выглядела я действительно ничего: уж Нура тут постаралась. Яркий свет тысячи маленький лампочек ударил мне в лицо, и я сморгнула подступившие к глазам слезы. Подруга похлопала меня по плечу, приглашая пройти вперед, и я ступила одной ногой в малую часть своей прошлой жизни. Прошлая жизнь! Как же глупо это звучало, должно быть. Едва ли пару месяцев прошло с того дня, как я сбежала из дома, а кажется — целая вечность. Столько всего успело произойти за это время, что сказать "прежняя я" — не слишком уж ошибиться. Я схватила со столика первую попавшуюся банку пива и порадовалась, что завтра на работе у меня выходной. Если в школу с похмелья я еще могла ходить, то с работой дела обстояли хуже. — Муун, — протянул подошедший ко мне Шистад. Даже в тупой принтовой футболке, пьяный и с упаковкой чесночных чипсов в руках, Крис все равно оставался самым симпатичным парнем на ближайшие три-четыре квартала. — Тебя то я и дожидался. — Неужели? — скептически нахмурив брови, спросила я. Шистад, уверенно кивнув, подхватил меня под локоть и потащил в сторону кухни. Я даже и моргнуть не успела, как мы миновали коридор, а за ним и гостиную. Крис молча тянул меня все дальше и дальше от моих друзей; впрочем, мои желания его мало волновали. В доме Вильде стояла атмосфера настоящей подростковой гулянки: куча бухла, стремная музыка и презервативы по углам. Если честно, принимая предложение Вильде, я не надеялась, что вечеринка приобретет такие обороты, но надо было признать: эта девчонка постаралась на славу. Мы прошли мимо запертых на ключ комнат, стены которых сотрясались от скромных (не очень, на самом деле) криков, обошли стороной розовую кухню, посередине который я мельком заметила импровизированную барную стойку, и остановились около крытого балкона. Шистад рывком открыл стеклянные двери, и холодный воздух ударил мне прямо в лицо. — Надо ж тебе... Мы прошли внутрь лоджии, и я сильно удивилась, заметив, как же хорошо тут все было обустроено. Крошечные огоньки гирлянд, вьющихся вокруг деревянного карниза, то зажигались, освящая тесный балкон, то погасали, оставляя комнату тонуть во мраке. Мягкие бескаркасные кресла-груши подбирали светлые стены; на широком пластиковом подоконнике лежала стопка журналов Cosmopolitan. Даже странно, что я до сих пор ни разу не бывала в этом месте. Вильде припрятала настоящую жемчужину у себя в кармане и никому ничего не сказала. — Итак? — выдергивая руку из цепкой хватки Криса, поторопила его я. — Вот я здесь. О чем ты хотел поговорить? Крис сделал большой глоток пива и, передав бутылку мне в руки, закурил. Вильде бы его убила за такое. — С Вильямом творится какая-то полная херня, — его язык заплетался, но слова звучали вполне разборчиво (по большей части). — Поговори со своей подругой! Пусть вернет мне друга. Я сначала не поняла, всерьез ли это он говорит, а потом как рассмеялась! У меня аж живот от смеха прихватило, и слезы на глаза навернулись. Что случилось с Кристофером Шистадом, и кто сейчас, черт побери, сидит передо мной? — Ну чего ты ржешь, Мун? — снова бесцеремонно хватая меня за руку и, вспылил Шистад. — Дурак ты, вот что, — продолжала смеяться я. — Ладно, ладно! — я подняла руку в примирительном жесте. — Прости! Он, устало закатив глаза, (сколько можно-то, в самом деле?) сел в ближайшее к нему кресло. Решив не утруждать себя всякими изнурительными физическими упражнениями, Крис не соизволил подойти к окну, поэтому выдыхал весь дым прямо в помещение. Лоджия в два счета пропахла шистадовским парфюмом, пивом и дешевым табаком. — Он сам не свой с того дня, как Сатре нашлась! Ему нужно трахнуться с кем-то, желательно — с ней, — продолжал гневно настаивать он. — И ты должна помочь мне. — Да? — не разделяя его рвения, удивилась я. — И как же? Запихнуть их в одну койку? Крис улыбнулся: — Почти угадала. Надо запереть их в комнате и подождать. Авось да помирятся. Или у тебя есть идеи получше? — Ни за что, — разворачиваясь к выходу, фыркнула я. Крис среагировал молниеносно, и на две секунды быстрее меня оказался около двери, заслонив мою единственную возможность спастись своим огромным телом. Свет от гирлянд, висевших над высокими окнами лоджии, почти не затрагивал нас и казался лишь далеким отблеском в наступающей темноте. Неровные тени падали на шею и щеки Криса, черты его лица омрачнились. И только глаза (и верно ведь: сколько слов написано об этом до меня! Сколько чудных людей говорили о неизменной способности глаз выдавать истину тогда, когда губы молчат.) оставались светлыми. — Да ладно тебе, Эва. Это же хорошая идея, — продолжал настаивать он. Дурацкая это идея, честное слово! Я не меньше Криса хотела помочь друзьям, но такой аферы мне Сатре бы в жизни не простила. Нужно искать другой способ их примирения. — Это плохая идея, — вместо этого выдавила я. Стараясь отодвинуть его пьяную тушу в сторону, я тянулась к ручке двери. Крис едва ли собирался отступать. Казалось, ему смешно наблюдать за моими бессмысленными попытками прорваться наружу. Падкий до глупых игр, он наслаждался своей маленькой победой, и я окончательно сдалась, обессиленно опустив руки. — А знаешь, что еще хорошая идея, принцесса? — его горячее дыхание опалило мою кожу. Крис, едва коснувшись пальцами, стряхнул ресничку с моей щеки. Он перестал улыбаться, и его взгляд, вдруг совсем помрачневший, прошелся по моему лицу, шее и выпирающим линиям ключиц. Хоть рыпайся, хоть кричи — все равно не спасет; Шистад всегда получает то, что хочет. — Пятнадцать, Мун, — вдруг выдохнул он. — Что? — соображать у меня получалось слабо. — У тебя, — поцелуй в щеку. — Родинок на шее и ключицах, — в подбородок. — Пятнадцать. Это окончательно сбило меня с толку, и Крис, воспользовавшись моментом, утянул меня в поцелуй. Чтобы просто вот так взять и оттолкнуть Шистада, когда он творит такое, нужно иметь огромную выдержку; никакой выдержки у меня и в помине не было. Поэтому, во второй раз за последнее время послав весь мир к черту, я позволила Шистаду прижать меня спиной к прозрачной двери балкона. — А как же твой тупой план? — шепотом спросила я. — У меня еще много предлогов остаться с тобой наедине. Хочешь услышать все? Если бы нобелевские премии выдавали за похоть и эгоизм, то у Шистада ими бы вся комната была завалена. Мускулистыми руками облокотившись о стену, он всем своим телом прижимал меня к себе и оставлял горячие поцелуи на шее. Я отчаянно цеплялась пальцами за его волосы, сдерживая одновременно и стоны, и ругань. Завтра ведь засосы будут! — Сумасшествие какое-то, — послышалось откуда-то издалека. Действительно. Полное. Пятнадцать, Мун. Может, именно тогда я в него влюбилась? Или это случилось гораздо раньше?