Карточный домик

      Когда-то она знала в этом кабинете каждую щелочку, и все те клочки пергаментов, что грудами лежали на столе. Габриэлла готова была спать под этой дверью, была готова пойти на все. На все.       Но сейчас ее лицо было холодно и неприступно. Истинная в своем происхождении аристократка, она могла, если нужно, соответствовать своему небезызвестному роду.       — Я надеюсь, ты понимаешь все масштабы происходящего, Габриэлла.       Фадж не спрашивал, утверждал. Старый лис когда-то мог видеть людей насквозь, во всяком случае, так говорил ей отец. Сейчас же, если быть откровенной с собственными чувствами и ощущениями, Габи было неприятно даже находиться в обществе этого человека. Поэтому, вскинув глаза на лысеющего, облеченного в серый костюм и в такого же цвета мантию, старика, бывшая Малфой лишь ухмыльнулась.       — Точно также как и вы понимали масштаб происходящего двенадцать лет назад.       Услышав ее заявление, Корнелиус глубоко вздохнул. Работы у него было больше чем много, и выяснять отношения, да еще и с пусть и бывшей, но все же Малфой, старику не хотелось. Чего нельзя было сказать о «Пусть и бывшей, но Малфой». Джиллсон была настроена весьма решительно.       — Габриэлла, — вновь заговорил старик, — ты же знаешь, что сделает Блэк, когда столкнется с мальчиком. Не бери грех на душу, скажи, где он.       Габи сжала челюсть, пытаясь утихомирить внутреннюю бурю, что медленно начинала подниматься где-то на уровне груди, бурным вихрем вырываясь из-под контроля. Вдох-выдох, Габриэлла. Вдох…       — Сейчас все дети в Хогвартсе.       Нет, сказанное Фаджем, Габриэлла, конечно, понимала отчетливо, но говорить на эту тему, поднимать этот надоевший за долгие годы вопрос она не хотела. Никогда. Больше никогда.       — Хватит, Габи, давай будем честными! — голос стареющего министра гневно дрогнул, предвещая близкую бурю. Будучи столько лет министром, Корнелиус явно не привык, что не все его приказания исполняются сию минуту, а решения оспариваются. Что же, Корнелиус, а кому сейчас легко? — Ну и где скрывается Сириус Блэк?!       Выдох.       Фадж начал закипать. Это читалось и в наливающихся кровью блеклых старческих глазах, с тяжелыми от усталости веками, и в нервно сжимающемся и разжимающемся кулаке. Повисла тяжелая, давящая пауза.       Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…       Она закричит. Он вызовет отряд мракоборцев, прикажет вышвырнуть ее прочь, этот старик не знает слова «терпение»… Габриэлла нервно сжала край юбки и вскинула на министра прямой пронизывающий взгляд, готовая молча стерпеть грядующую бурю. Только жилка на молочно-белой шее заходилась.       Выдох, Габриэлла.       Но Корнелиус лишь тяжело поднялся на ноги, оглушительно громко в тишине огромного кабинета скрипнув пружинами кресла, и принялся мерить комнату шагами. Обогнул свой стол, и Габриэлле пришлось крутануть кресло в сторону министра.       — С чего вы взяли, что я знаю, где он? — она вскинула тонкую бровь и изогнула губы в легкой усмешке. Только ледяные, выбеленные веками глаза Малфоев смотрели прямо, пронзительно, и без намека на тепло. — А если и знаю… То, Министр, вы действительно верите, что я скажу?       Сейчас она как никогда напоминала Люциуса. Аристократически-холодный, жесткий и умеющий затыкать собеседника одним лишь взглядом, брат всегда вовремя давал собеседнику понять, что разговор окончен. Зачастую, не раскрывая при этом рта. Лед Малфоевских глаз был куда красноречивее.       Но, очевидно, такой чертой наделен был только лишь Люциус.       — Он убийца и предатель, миссис Ма… Джиллсон!       Удар толстой ладони о столешницу. Так близко к ее собственной, такой худой и бледной, особенно в сравнении с жабьими ладонями министра, руке. Фадж тяжело выдохнул сквозь сжатые зубы, глядя на нее снизу вверх. Белки его глаз покраснели, а на виске надрывалась пунцовая жилка. Сейчас этот старик был так близко, что Джиллсон могла различить приторный запах его тяжелых духов, тут же забравшийся в нос. Хотелось чихнуть и умыться одновременно.       Габриэлла лишь подняла на него наигранно-равнодушный взгляд. Министр может сколько угодно давиться собственной слюной — он никогда не позволит себе перегнуть палку в отношении Малфоя.       И только по этому она еще здесь, в этом кресле, жива и здорова, а не корчится на пытках в Отделе Специальных Расследований. Люциус слишком часто рассказывал, как Министерство добывает сведения из подозреваемых. И словно желая уколоть, напомнить, что кем бы она не была, он не может ее тронуть, лишь любезно процедила:       — А я флорист. Чаще всего оформляю цветами помещения для свадеб…— приподнимает левую бровь. — У маглов.       Лицо Министра покраснело. Тяжелые надбровные дуги дрогнули, и он еще секунду пронзительно взглядывался в ее лицо, словно пытаясь разглядеть там нечто, что даст ему подсказку, намек, зацепку… Словно координаты убежища Сириуса Блэка были неразборчиво написаны где-то у нее на переносице, и нужно было лишь вглядеться получше… А потом резко оттолкнулся рукой от столешницы, и в два шага пересек кабинет.       — Миссис Джиллсон, — рявкнул Фадж, — Вы отдаете себе отчет во всем, что сейчас происходит? Из Азкабана сбежал один из Пожирателей смерти, которого вы, очевидно, где-то прячете, не так ли?!       — Да, я прячу его у себя под юбкой. Какое разоблачение, Блэк, вылезай! — Габриэлла всплеснула руками, — Мерлин! Министр Фадж, какое еще обвинение вы мне предъявите?       — Послушай меня, девочка… — Фадж устало потер переносицу, — Ты…       Но что именно следовало узнать девочке, Фадж так и не успел сообщить. Ударив ладонью по подлокотнику кресла, Габриэлла медленно подалась вперед. Ярость она уже не сдерживала.       — Нет, это вы меня послушайте! Я знаю, что вы храните воспоминания произошедших судов. Мой вам совет, посмотрите суд над Сириусом еще раз, а затем еще и еще, и сделайте уже, наконец, верный вывод! Постарайтесь подумать, это не сложно, — она поправила выбившуюся прядь, словно ничего и не произошло, и уже тише, но по-прежнему грозно добавила, — ко мне будут еще вопросы?       Фадж лишь фыркнул, махнув рукой в сторону двери.        Вспоминая все, чему учила мать в детстве, Габриэлла изящно встала со стула, выпрямив спину, и медленно прошествовала к зеленовато-серой двери, призвав на помощь все вековое самообладание и холодность Малфоев.       Внешне спокойная, но съедаемая огнем ярости изнутри, Джиллсон хотелось разнести все к чертям в этом здании.       Вдох-выдох, Габриэлла.       Волшебники в зеленых министерских мантиях и в формах мракоборцев сновали туда-сюда по коридору, смешиваясь перед глазами в единое, унылое, серо-зеленое пятно. Один из мужчин, рослый и темнокожий, отделился от толпы, и бросил беглый взгляд на Джиллсон, однако, столкнувшись с ответным, тут же отвернулся, внезапно увлекшись интереснейшими обоями на противоположной стене.       О, она прекрасно знала, что Фадж отправит вслед за ней кучку своих цепных псов, которые будут посменно следить и за ней, и за ее домом, не взяв под стражу только потому, что ее брат вселял в него ужас. Одно радовало — дочь в этом цирке уродов не участвовала       Вся эта напускная секретность, видимость активнейшей работы министерства, все это уже давно не вызывало ничего, кроме презрения. Раньше было смешно. Теперь уже просто противно. Змеиный клубок, связанный воедино, но тайно мечтающий удушить один другого. Все как один готовые прогнуться под кого-то более сильного, они яростно шипели в ответ на любые попытки достучаться до них, отвергали разумные аргументы один за одним, а со временем и забыли, что это вообще за зверь такой — разум.       Вот в такие моменты Габриэлла не сомневалась в правильности своего решения, совершенного пятнадцать лет назад. Дай она Касси фамилию отца, расскажи она всем правду, как бы люди сейчас смотрели на дочь? Никого кроме дочери «убийцы» они бы не видели. Не смогли бы разглядеть в ребенке жажду к приключениям, непоседливость и открытость, как не смогли разглядеть в ее отце невиновность. «Блэк», эта фамилия клеймом бы впиталась ей под кожу, навсегда лишая окружающих возможности увидеть в Кассиопее обычного ребенка, который не обязан расплачиваться за грехи прошлого. Тогда бы, отныне и навсегда, на месте живой дышащей девочки, повисли бы в воздухе смердящие, проклятые четыре буквы.       Люди легковерны и доверчивы, а еще они жестоки и пугливы. Они хотят верить в ложь, которую сами себе придумали. Им не нужна правда. Им нужна удобная ложь.       И Габриэлла не знала, что ей предпринять теперь.       Двое мужчин прошли мимо ее машины, мазнув по номерам быстрым взглядом. С виду они были неприметными, одетые в простые джинсы и рубахи, но настороженные и цепкие взгляды говорили сами за себя. Мракоборцы,       До рождения Касси, она тоже хотела стать мракоборцем. До рождения Касси, она была безрассудна. Но сейчас Габриэлла делает вид, что не заметила мужчин, ловко сдает назад, попав в поток движущихся автомобилей.       Сейчас она поедет в кафе, где очередная невеста будет выбирать цветы для украшения зала и букет. Выбирать будет долго, щеки будут аллеть, глаза возбужденно блестеть. Выберет девушка розы. Они всегда почему-то выбирают розы, и Габриэлла похвалит невесту за хороший вкус, хотя розы ей никогда не нравились.       Полевые ромашки были прелестней. Они подкупали своей красотой, которая всегда выделялась в совместном букете с кроваво —красными шипастыми цветами.