***
За пятнадцать лет, казалось, Габриэлла нисколько не изменилась. Разве что в уголку глаз появились первые морщинки, а лоб она и так всегда морщила, когда была чем-то крайне недовольна. Серые глаза с оттенками голубизны, сейчас покрасневшие, как всегда холодно глядели на мир. Под пальцами Ремус чувствовал худое, если не исхудалое плечо, а его рубашка в области груди намокла от горячих женских слез. Люпину, Мордред дери, было неловко. Словно бы ему сейчас семнадцать и того и гляди заскочит Сириус качать свои права на тему «не смей трогать мою девушку». Правда, в тот раз, был младший Лестрейнж. Но что с него взять, ворвись сюда кто-то? Оборотень был потрясен не хуже того случая, когда Мадлен, уже давно позабыл ее фамилию, на виду у переполненного большого зала запечатлела на его губах жаркий девичий поцелуй клубничного вкуса с оттенками огневски. Тогда он мог только моргать глазами, в то время как друзья улюлюкая, похлопывали его по плечу, а сейчас мог только сверху вниз поглаживать Габриэллу по спине, не смея спустить руку ниже лопатки. В голове Ремуса — только две мысли: торжествующая «я так и знал!» и неверующая «да быть этого не может!» Кассиопея. Милая и отзывчивая девочка, которая, возможно, догадалась о том, кто он есть. Все таки не последний студент своего потока, показавший хорошие знания по травологии отличные по ЗоТИ и Трансфигурации, оказывается дочь Сириуса Ориона Блэка, третьего своего имени. Сходство между дочерью и отцом определенно есть. Ни так ярко выраженное как в случаи Гарри и Джеймса, если судит о внешности. Но зато очень ярко если сравнивать характер. Мягкости Габи и ее холодной аристократической расчетливости в девочке нет, зато есть все задатки характера Сириуса и его «что-то Нюнюус ни так стоит», только вместо Северуса был Джонатан Блэйз. — Сириус знает? — хрипло нарушил тишину Ремус, почувствовав, как резко отстраняется от него Габриэлла, отрицательно качнув головой. Глаза округлились, нижняя губа некрасиво дрожит. Совсем не по малфойски. — А когда ушла от него ты… — Только через месяц. Последнее слово неразборчиво теряется в потоке новых слез. Сила воли Габриэллы всегда поражала Ремуса. Гэйбс, как любил ее называть Сириус, в Ордене никогда не состояла, иногда прикрывая их задницы перед отрядом Пожирателей или же задницу Люциуса от них, Орденцев. Преданная брату и Сириусу до мозга костей, Ремус догадался, что ушла Габриэлла не из-за смерти МакКинанов. Кто-то либо угрожал Люциусу или Сириусу, или обоим разом. Пытался ли Сириус вернуть Габриэллу, Ремус не знал, но вот судя по взглядом их дочери, в мыслях звучит странно, брошенных на Драко, Люциус от сестры отвернулся. Родила от магла, попортив чистую родословную — необходимо искривить павлиний хвост и послать сестру к Мордреду. С родового древа — выжгли. Наверное. Уж ребенка точно не внесли. — Я не могла и-иначе, –шмыгнув носом, заикается в потоке слез Габриэлла, схватив Ремуса за руки, сложенные теперь в замок. — О-они бы устроили травлю, узнай всю правду. Ремус руку не отдергивает, Ремус накрывает своей ладонью холодные пальцы давней знакомой. — Я понимаю, — кивает Люпин. Действительно понимал и не осуждал такого выбора. Скрип петель заставляет профессора дернуть головой в сторону двери, оборотень внутри напрягся, готовясь в случае чего к нападению. Но на пороге лишь девочка в зеленой шапке с большущими черными глазами, точно такими же, как у отца. Щеки красные, глаза довольно блестят. Кассиопея даже не подозревала, что мир, тот в котором она жила без малого шестнадцать лет, сейчас разобьется об правду, так тщательно скрываемую. «Как сказать ребенку, что твой отец убийца?» Ремус бросает быстрый взгляд на Габриэллу, спина, которой неестественно выпрямилась, а нос раскраснелся из-за многочасовых рыданий. — Мам, — девочка кидается вперед, -что-то случилось в мэноре?***
— Касси, — голос наполнен болью. Но Габриэлла берет себя в руки запоздала произнося. — Нет, с ними все хорошо. Присядешь? Новый поток слез, грозится горячими дорожками побежать по и не без того мокрым щекам. Что же Габриэлла знала, что так и произойдет. Начало разговора будет именно таким: ее слезы и непроницаемый взгляд Касси, которая все выслушает, сжав челюсть, а потом скажет что-то такое, от чего захочется удавиться. Но сейчас девочка лишь недоуменно топчется на месте, посматривая в сторону Ремуса, который, если судить по виду, не очень хочет тут оставаться. Но он останется, потому что она, Габриэлла просила. В черных глазах дочери мелькают предположения. Очевидно одни абсурдней других. Вот она вновь кидает взгляд на Люпина, затем на нее и подобие улыбки скользит на губах. «Думает, что мы вместе?» Мысль звучит в глупо. Поступь Касси уверена и преодолев расстояние от двери съемной комнаты до круглого стола, дочь прежде чем сесть, крепко ее обнимает. «Возможно, последний раз так крепко и любя» Габриэлла долго не выпускает дочь из объятий и шальные мысли советуют вновь солгать. В конце — то концов, именно поэтому она прибыла в Хогсмид именно сегодня. Вот тебе и объяснение соплей, что обильно размазаны по лицу, а Ремуса можно представить как доброго друга. Они случайно встретились на улице и… «Нет! Хватит!» — Садись, Касси, — правой рукой Габриэлла указывает на стул, которая дочь со скрипом отодвигает и как-то мальчишески усаживается, все еще кидая вопросительные взгляды на профессора. В дочери чопорности высшего общества почти нет. Габриэлла воспитывала ее ни так, как были воспитаны они с Сириусом. Она воспитала дочь так, как однажды был воспитан Джеймс Поттер. Сохатый знал все о чистокровных магах к которым принадлежал, мог повести себя достаточно воспитанно, когда это было необходимо, но в остальном был просто Джеймсом. Да, было сложно все это проворачивать в одиночку и, Мордред бы его побрал, Люциус был нужен ей. Как поддержка, как любящий дядя для Кас. Тогда бы точно не было тех взглядов, что девочка кидает на детей, оживленно играющих со своими отцами на лужайках дома. Под защитой Люциуса ее девочка носила бы фамилию своего отца! Но всему этому вина одна и имя ей Габриэлла Малфой. Нет, не Джиллсон. Это не Джиллсон наломала дров, поджав хвост сбежав от Сириуса, это все была Малфой. Высокомерная девчонка с непомерно раздутым эго! Глаза вновь защипало. Быстрый взгляд на Ремуса и положительный кивок головы старого друга. — Касси, я хочу рассказать тебе о твоем отце. Язык едва ли послушен, а едва слышно произнесенные звучат очень жалко. Тем временем глаза Касси удивленно округляются. Девочка с шумом выдыхает воздух, вмиг сцепив пальцы в замок. Челюсть сжимает в точности как этого боялась Габриэлла. — С ним что-то случилось? Габриэлла кидает умоляющий взгляд на Ремуса, вновь чувствуя себя непомерной трусихой. — Нет, Касси, с ним все хорошо, — улыбается Люпин. «Если может быть хорошо тому, кто провел двенадцать лет в Азкабане». — Ясно, — заметно облегченно выдает девочка, — значит за столько лет, решил нас навестить? В голосе звучит сталь, от которой по позвоночнику Габриэллы пробежали неприятные мурашки. «Что же я наделала, а?» Серые глаза впивается в потрепанную столешницы, царапины на которой в некоторых местах складывались в забавный узор. Вмиг онемевшие пальцы сжимают пропитанный слезами платок. Сглотнув старшая Джиллсон набирает в легкие побольше воздуха. — Нет, Кас, если бы он знал о тебе, то непременно бы пришел. Знаешь, все было бы ин… — Мам, -звучит со смешком, — что значит «знал бы»? Сидящий рядом Ремус напрягся. Габриэлла готова была поспорить, что в его голове бьется только «бежать надо отсюда» и она полностью эти мысли разделяла. Выкрикнуть «эта была шутка» обнять дочь и издали показать дочери аптеку Джона, на рождественских каникулах. Мол, смотри, вон там с твоим отцом и познакомилась. — Сириус не знает, что у него есть дочь. Ты Касси.***
«Сириус не знает, что у него есть дочь. Ты Касси» «Сириус, мать его, Блэк!» Азкабанский беглец двенадцать лет назад предавший своих друзей Темному лорду. Чистокровный волшебник, упоминание рода которого, заставляет бледные лицо Малфоев идти красными пятнами. В волшебной Британии настолько чистокровного рода как Блэки больше просто нет. И Мордредов Блэк, чьим «лицом» обклеена каждая стена магазинов ее отец! «Мама что-то напутала» Касси с надеждой смотрит матери в лицо, надеясь увидать тоже, что и всегда: любовь, заботу, тепло. Но девочка видит только еще одного Малфоя. Касс противно от этого сравнения. Она всегда противилась это части своей крови, пусть только она и связывала ее с волшебным миром. «Ни только она, — напоминает разум, — Блэка не забудь». Кассиопея нервно сглатывает, удержав порыв вскочить на ноги. Вот тебе и ладушки, поздравляю, полукровка, ты чистой крови! «Мерлиновы подштанники, мама, -хочется выкрикнуть ей, — ты не права! Скажи что ты не права!» Но Габриэллу Джиллсон можно обвинить во многом, так считала Кас, но только не в беспорядочных связях с противоположным полом. За всю свою сознательную жизнь, Кас помнила только троих мужчина набивающихся в спутники жизни для мамы и персональных отцов для нее. — Сириус не виноват, Касси. Тихий голос матери звучит как гром среди ясного неба. И ей, Кас, хочется во всю силу легких выкрикнуть «не виноват?!». Он предал друзей! Просто приговорил их к смерти даже глазом не моргнув. Ему было плевать на то, что Гарри Поттер, мальчик, которого всегда была жаль, был его крестником. Да ничего святого у этого Блэка нет, а мама считает его белой овечкой! «Может быть он не виноват. Может быть посадили невиновного». Так она писала в том письме после Хэллоуина. Но это было так не логично, возможно, написано для того, чтобы в очередной раз выделится. Мама, всегда такая собранная и ответственная никогда, не походила на нее, Кас, характером и поэтому еще до школы, Касси решила, что пошла характером в отца. Тыльной стороной ладони девочка проводит по носу. Плевать на ужимки Мерлиновых чистокровок! Сглатывает и произносит: — Это все, что я должна была услышать? Габриэлла не отвечает, лишь потупив взгляд, кивает головой в знак согласия. Касси бросает взгляд на профессора. Что он вообще тут забыл?! Впервые она чувствует неприязнь к этому человеку. Внезапную и неразумную. — Хорошо, — ровным голосом сообщает девочка, поднимаясь на ноги. Десять шагов до двери. Касси считает их пока ватные ноги медленно несут ее к выходу. На девятом она оборачивается. — Ты могла бы сказать мне в любой другой день, мам. Почему именно сегодня? Почему в этот день? Ответа Кас не дожидается, вылетая в коридор «Трех метел». По ступенькам летит так, что почти не замечая их перед собой. Переходит на обычный шаг в людном зале, но выскочив на улицу, срывается на бег.