Карточный домик

      Размеренный стук колес поезда по рельсам действовал почти что убаюкивающие. Не было той тревоги, что окутывала Кас с каждым «тук», оповещая о неминуемом приближении Лондона. Эта тревога напоминала первые путешествия по ночному Хогвартсу, правда, не было той щемящего чувства эйфории. Сейчас же, все было с точностью да наоборот. Кас едет в школу имея за спиной твердую уверенность в том, что Блэк если и виноват в чем-то, но уж ни в том, за что просидел в Азкабане двенадцать лет. Оставалось только убедить в этом Гарри и профессора Люпина. Просто жизненно необходимо!       Предательство друзей это не смертельно, но после такого теряешь способность доверять людям. После этого одиночество постепенно становиться частью внутреннего «Я». В разговорах ищешь подвохи, точно так же как и в действиях собеседников, а после, когда остаешься один на один, удивленно подмечаешь, что никто и не собирался втыкать нож в спину. Люпин был хорошим человеком с судьбой, почти аналогичной судьбе Блэка, а быть может еще более жесткой. Но Ремус твердо стоял на ногах, зарабатывая непоколебимое уважение. Абсолютно всех, кто был знаком с ним. А теперь, когда профессор узнает всю правду, его жизнь станет…прежней? Такой, какой была жизнь до смерти родителей Гарри?       Друзья — это как глоток свежего воздуха, после того как больше часа просидел в затхлой комнате. И ни дай Мерлин их дорогам с близнецами разойтись, как разошлись дороги Сириуса и Ремуса.       Касси, полностью погрузившаяся в свои мысли, наблюдала за измазанным из-за движения поезда, пейзажем за окном. Ветви деревьев были украшены инеем, и он походил на что-то неописуемо нежное в своей холодной неприступности. Словно хрусталь, слой льда блестел, стоило лучам солнца пробиться сквозь тяжелые облака.       Собрание сочинений Джека Лондона сиротливо лежало рядом, кажется, Белый Клык, так и останется, не прочитан, потому как даже чудесные картины за окном не могли отвлечь Касси от мыслей, что укоренились в голове за последний месяц. Она повзрослела, стала смотреть на ситуации под другим углом, стала понимать, какого было бы ей, будь она Кассиопеей Элирой Блэк, а не Джиллсон. И не было еще чего-то такого на свете, что могло бы отвлечь ее от этих мыслей, стоит девочке остаться в одиночестве.       Чего –то не было, но были кто-то.       — Можно?       Насмешливая улыбка, но, тем не менее, мягкий голос и блеск в теплых глазах, заставил Касси сесть ровно, спустив ноги на пол.       — Конечно.       Слава Мерлину, голос Кас не дрогнул, взгляд сфокусировался и тут же легкий румянец заплясал на ее щеках. Оливер Вуд был неотразим. Его легкие, но твердые движения можно была назвать изящными, почти хищными. Подсученные рукава школьного свитера, делали его несколько неряшливым, но аккуратно подстриженные волосы, идеально заправленная за пояс брюк кипельно — белая рубаха, говорили о том, что парень очень даже опрятен.       — Хотел поблагодарить тебя за подарок, глядя прямо в глаза. Спасибо, Кас, митенки* великолепны.       Улыбка изогнула губы Оливера и Касси нервно сглотнула. Эта улыбка не была той саркастичной ухмылкой, которой Вуд умело пользовался во время игр и эта не была та снисходительная улыбка, когда первокурсники просят его потренировать в полетах на метлах, эта была милая и теплая улыбка, которую Оливер подарил именно ей.       — Не за что, -заливаясь краской еще больше, пролепетала Кас. — Я тоже благодарна тебе за Битлов, — чинно шептала девочка, — альбом шестьдесят седьмого года, где ты его нашел?       — Не скажу, что было легко, но…читаешь Лондона?       Взгляд Касси метнулся к книге, затем на поджарую фигуру Оливера, вырезанную годами игры в квидич, маска любви к которому, в глазах многих когтевранцев делали его недалеким дурачком с метлой наперевес. О том же Диггори, который наперевес держал не только метлу, но и книги, никто так не думал. Как и о его фальшивости.       — Только начала, -кивает Касси зачем — то потянувшись к черной обложке.       Оливер сел рядом, как только книга оказалась на коленях Кас. От него пахло неизменными зелеными яблоками, он был летним лучом, пробившийся сквозь лютые январские морозы.       — И как тебе, нравится?       — Весьма сносно, -передергивает плечами, желая удавиться от вдруг всплывающих в памяти наставления Нарциссы.       Аристократки вот так вот не остаются в одном купе с мальчишками. Аристократки держат спину прямо, а не ссутулившись жмутся к холодному окну. Аристократки смотрят в глаза собеседника или делают вид, но взгляд должен быть направлен в лицо, а не блуждать по обложке с витиеватыми желтыми буквами.       Оливер все это прекрасно знает. Род Оливера, пусть и не входит в трактат Нотта о чистокровных, но он весьма древний и когда-то весомый. Пусть последнее поколение и ушло от политических игр, но у недовольных все еще бежит холодок по спине после того, когда они выскажут что-то непристойное о доме Вуд.       Касси искоса, из — под опушенных ресниц, наблюдала за тем, как Оливер смотрит на нее, впитывая, казалось, все ее черты, заставляя заливаться краской, проклиная свой вытянутый подбородок.       Слишком много черт Малфоев, слишком много.       В ней легко распознать Блэк, нужно лишь хорошенько присмотреться. Она все еще продолжает быть упертой Джиллсон. Той самой. Которой парень напротив не дал распластаться на полу, после того как шляпа определила ее на Гриффиндор, сказав о том, что была знакома с таким же как человеком как девочка, готовая заикнуться о Слизерине.       Так кто же она? Джиллсон? Малфой? Блэк?       Три фамилии. Три маски. Одна из них весомей другой. С одной из них она дитя порока смещавшая благородную кровь Малфоев с кровью магла. Именно с этой фамилией девочка обросла, казалось бы, защитным коконом, который только крепчал с каждыми грязными словами брошенными зелено — серебристыми ублюдками.       С другой стороны она Малфой. Была, есть и остается, несмотря даже на то, настоль ее кровь, по мнению многих, разбавлена. Пусть она никогда не будет прямой наследницей Малфоев, но ее уважают и боятся даже сейчас. Стоит только искривить губу слегка приподняв левую бровь и зелено — серебристые ублюдки давятся своими «да ты даже хуже чем грязнокровка».       А теперь она еще и Блэк. Эта личина новая, неизведанная, опасная. Быть Блэк — значит нести на себе незримую корону, при которой все слизеринские ублюдки разобьют себе колени в кровь, падая на холодный камень, выражая тем самым свое почтение и повиновение.       Так кто же она?       Джиллсон?       Малфой?       Блэк?       Что бы сделали представители этих фамилий, окажись человек, который заставляет сердце щемящее биться в груди, изнывая от томительного чувства, в такой непозволительной близости?       Сейчас теплые глаза Оливера казались непозволительно черными, почти такие же, как и ее собственные. Касси знала любую эмоцию, что скользила на лице Вуда, более того, могла представить любую из них, стоит только прикрыть глаза. Сейчас на лице Оливера граничили заинтересованность и любопытство.       Губы непозволительно красивы…       Что сделает Кассиопея Малфой?       Что сделает Кассиопея Блэк?       Но Кассиопея Джиллсон, всего лишь полукровка, едкая и колючая для тек, кто не знает ее настоящую, просто прикрывает глаза и подается вперед. Почти всем телом навстречу к Оливеру, но соприкасаясь только губами.       И все.       Руки мнут подол юбки, в то время как книга, с приглушенным звуком падает на пол.       И все.       Ее губы прислонены к его губам. Горячим, почти огненным.       И все.       Кассиопея не знает, что следует сделать дальше. Она приоткрывает веки, заливаясь пунцовой краской снаружи, увидев прикрытые глаза Оливера, и жарким огнем внутри. Чувства ликуют, как острый нож врезаясь в раз отмеривший разум оставляя в голове лишь «что делать дальше?»       Оливер размыкает губы аккуратно, слегка сжимая ее верхнюю губу так, что кончик его носа упирается в щеку, щекоча дыханием кожу. Его язык лишь слегка касается губ, но внутрь не проникает и это…нежно, незабываемо. Хочется провести руками по его затылку, но холодные пальцы лишь продолжают мять подол юбки. И секунды превратились в часы. И щемящее от томительного чувства сердце силилось не пропускать удары.