Карточный домик

      Беспомощность. Беспомощность проникала во все клеточки, заставляя мышцы замереть от напряжения. Кас отчаянно соображала, пытаясь совладать не только с собственными нервами, но и с непонятным чувством страха. Резкий, тошнотворный, омерзительный страх, морозцем бежал по коже, мешая вдыхать и выдыхать затхлый воздух, наполняющий родовое поместье семьи Блэк. Страх быть непонятой. Страх, перед тем, что еще один представитель из списка чистокровных, будет считать ее отбросом. Страх перед собственным отцом, что медленно, почти лениво шагал навстречу к ней, Кассиопеи Джиллсон.       Кас старалась не выдать своих истинных чувств, без особой заинтересованности водя по обшарпанному помещению, но проклятые глаза то и дело ловили высокую фигуру. Сердце бешено колотилось в груди.       Каждый шаг Блэка — новые сомнения.       Каждый шаг Блэка — небрежный взмах палочки и шепот произносящий третье непростительное.       Кас хотелось, зажмурившись, отпрянуть к камину, тем самым, осознано увеличить расстояние.       — Думаю, нам пора познакомиться, — хрипло выдает Блэк, вытянув руку для рукопожатия. — Я — Сириус.       И, вроде бы, в этих словах не было ничего из ряда вон выходящего, но было бы намного проще, если бы он представился, как подобает в высшем обществе. Представился так, как этого ожидала Кас.       — Кассиопея, — мямлит едва слышно, недоверчиво и осторожно смыкая пальцы на чужой ладони.       Мужская ладонь теплая. Ее же рука горела, словно бы Кас, позабыв об осторожности, дотронулась до только что закипевшего чайника. Поэтому руку хочется рефлекторно отдернуть, резко потянув кисть на себя. А затем бежать без оглядки, как можно дальше от этого места, от этих чувств и, пожалуй, от этого человека. Но, вопреки всему, там, где человек не может отдать своим действиям полный отчет, Кас хочется остаться, дабы узнать этого человека поближе. Но подходящих слов девочка все никак не могла найти, да и рукопожатие распалось, как только Блэк ослабил хватку своих пальцев. Когда камин озарился зеленоватым свечением, Кас, облегченно выдыхает, все же немного отстранившись от Блэка.

***

      В голове вертелся ломаный французский, будто бы сейчас должна была ворваться в комнату невесть откуда возящаяся Нарцисса, решившая проверить, как продвигается изучение этого «языка любви». Картавый прононс, разве это может быть языком любви? Но вопреки всему именно это язык считают прекрасным, точно также как немецкий считают жестким, а китайский и русский сложными в изучении. К чему вообще эти языковые страсти? Они помогали отвлечься от ощущения того, что Темная магия медленно распластывала Кас по полу, словно бы она спрыгнула с многоэтажке и теперь ее тушка превратилась во второсортный фарш с мелкодроблеными костями, разбросанный по окрестности вблизи дома.       Темную магию Касси ощущала остро, и было противно от того, что это липкое чувство, такое же смердящее, как и то болото в Старом Котсуолдсе в разгар особо жаркого лета, было ей приятно. Эта как окунуться в мир приключений описанных в книге и не заметить, как на шею накинули петлю, что с каждой новой строкой затягивается на шее.       — Это пройдет, — хриплый голос звучит как из-под воды и Кас машинально поворачивается, ведомая этим голосом.       — Что пройдет, мистер Блэк, — секундное замешательство, -сэр?       Кас хотелось накормить себя оплеухами, за такое вот бессвязное мычание и, наверняка, бессмысленный взгляд, который, девочка уверена, появился сразу после того, как раздражение и самодовольство дали трещину. Кас совсем не видит, как Блэк, услышав ее мычание, сжимает челюсть, а затем напускает на себя иллюзию безразличия.       — Дом проверяет тебя, — между тем поясняет Сириус. — Решает, насколько тебе можно доверять и имеешь ли ты право черпать из него магию.       Джиллсон ничего не отвечает, лишь кивает головой, вновь бессмысленно уставившись на саднящую ладонь, совершая какой-то непонятный бессмысленный ритуал, в котором пытается толи избавиться от зуда, толи задержать тепло рукопожатия.       А между тем, «семейное воссоединение» все никак не покидало ту часть сознания, которая не было атрофировано окончательно. Та часть сознания, пыталось мысленно язвить, проталкивая раздражение к пульту управления чувствами.       И медленно, но верно, семейное воссоединение стало больше походить на какую-то жутко наигранную комедию. Все вокруг любезны и вежливы, кроме домовика шепчущего, что бастард и предатели крови осквернили дом хозяюшки. Мысли троих из собравшихся, Кас уверен, идентичны: двое, хотят покинуть этот дом, а один желает, чтобы все они не смели больше топтать прогнившие доски и заплесневелые ковры, принадлежащие «хозяюшке». И только Габриэллу, кажется, все устраивает. Но это только кажется, потому что Кас умела замечать мелочи, а задумчивый взгляд и поникшие плечи матери говорили сами за себя.       Сомнения сжигают всех собравшихся людей, но никто не хотел признавать это вслух. Кто говорит, что сомнения не пахнут, жутко ошибаются. Это все ровно что, сказать, что дважды два будет пять, а не четыре. А сомнения, они пахнут горечью, резкой и слишком неприятной на вкус. И понимание того, что есть шанс повернуть назад, мешают прийти к результату, будь он плохой или хороший, не важно.       А между тем петля на шее Касси становилась все туже, оставалось только оттолкнуть скамейку, прощаясь со своей жизнью. Жизнью полукровки Кас Джиллсон. Потому что Джиллсон особо никогда не зацикливалась и не внимала урокам этикета, которые, при первой возможности, пыталась вдолбить тетушка Нарц. Родовая магия начинает действовать, обтачивая ее так, как волны обтачивают камень.