Карточный домик

      В человеческих душах за годы жизни накапливается столько грязи, отчего некогда чистая материя окрашивается в черное, затхлое испускающее запахи гниения. Умирает вера в таких людей, порождая призрение от того, что за частую, осуждающие чужую душу, люди думают, что их души чище, что они лучше, человечней. Никто не лучше и все по концу пути оказывается в одном и том же месте. Правда внутреннее гниение у всех проходит по-разному: кто-то с самого детства смердит, а кто-то уходит едва тронутый плесенью.       Петунья Дурсыль была из тех, кто не меняется как личность с самых своих пеленок. Сируис запомнил ее как заносчивую тощую блондинку с длинной шеей и лошадиным лицом. Они встречались всего раз. Послерождественское утро семьдесят шестого. Джеймсу захотелось сделать сюрприз Лили, и почему-то он решил, что его друзья должны быть частью этого сюрприза. Эвансы приняли их радушно, миссис Эванс накормила их вкусным мясным пирогом, мистер Эванс обсудил недавний футбольный матч, Лили все время краснела, ловя взгляды Джеймса, а вот Петунья, Петунья желала в это утро смерти всем волшебникам, собравшимся в гостиной родительского дома. Вокруг сестры Эванс воздух будто бы наэлектризовался и через пару минут ее словно бы сдуло, остался только сладко-тошнотворный запах цветочных духов.       Сириус тряхнул головой, припоминания прошедшие события и медленно припарковав старенький «Харлей» у вылизанной лужайки. Блэк ловил на себе заинтересованные взгляды прохожих, чувствовала их неосознанный страх и любопытство, что подстегивает жажда к сплетням. Очевидно, к Дурселям ни так часто приезжают байкеры с небрежными хвостами на затылках, да кожаными куртками на плечах. То, что кто-то из соседей узнал его как беглого преступника разыскиваемого по все стране, Сириус сильно сомневался. Тот Блэк был похож на бродягу в обносках, этот Блэк — почти старая версия себя. Почти. Как только финансовые вопросы и вопросы в области наследства были решены, Сириус, недолго думая, решил сдержать когда-то данное обещание, стать отцом Гарри, если с его родителями что-то случится. И вот, спустя двенадцать лет, Блэк был здесь, готовый на любые стычки и любые провокации, готовый силой забрать ребенка, но все же Гарри мог остаться тут, предпочитая тихую жизнь, а не жизнь под прицелами камер и статей в дешёвых журналах. Для Кас это стало неизбежностью, и только он, Сириус Блэк, обрек на это собственного ребенка и собирался обречь еще и своего крестника. Но Сириус шагал вперед, прогоняя поганые, но правдивые мысли. Когда до двери оставалось чуть меньше трех шагов, пальцы левой руки сами собой сжались в кулак, соприкасаясь с деревянной поверхностью.       Петунья открыла в тот момент, когда две соседки громко выстраивали фундамент очередной сплетни.       — Я могу вам чем-то помочь?       Мисс Дурсыль говорила звенящим несколько писклявым голосом. Норовя выглянуть из-за плеча Сириуса, Петунья выглядела нелепо, прогоняя всякую видимость заботы, которую пыталась вложить в невинный вопрос.       — Можете, — кивнул Сириус, удосужив женщину обратить на него внимание. Глаза Петуньи сузились, брови сошлись на переносице, затем задумчивость сменилась осознанием, не тем, потому как на губах Дурсыль расцвела кривая улыбка.       — О, вы мастер из «Рингер». Я звонила с утра, телефон совсем не хочет работать. Прошу вас, входите, прямо и направо, телефон в левом углу.       Сириус кивнул и широким шагом преодолел расстояние от последней ступени к порогу дома. Внутри пахло легким овощным супом, лимонным пирогом и садовыми ромашками. Идеальная чистота резала глаз точно также, как слух резал писклявый голос хозяйки этого дома. Дверь за их с Петуньей спинами закрылась бесшумно, настолько бесшумно, что Сириус мог услышать биение сердца каждого, кто находился в этом доме. Блэк втягивает воздух, проводя некую параллель между домами родных сестер. Тот же запах лимонного пирога, те же ромашки в вазах и…все. Вычурность в этой нерушимой чистоте просто отталкивала, складывалось впечатление, что люди в этом доме вовсе не живут или же передвигаются в каких-нибудь противочумных костюмах, что скрывает всякое человеческое присутствие. Да и сестры были разными. Уж кто знает, какой бы была Лили в свои сорок, но от нее бы не веяло снобизмом, как веяло от ее сестры.       Сириус медленно идет к хрустальной вазе с конфетами, медленно протягивает пальцы к одной засахаренному мармеладу и также медленно отправляет конфету в рот. На протяжении его нехитрых манипуляций хозяйка дома удивленно моргала, от возмущения не находя подходящих слов, чтобы как-то остепенить незнакомца и его фамильярность. Блэк поворачивается к Петуньи плавно, почти с былой грацией, между тем облизнув кончики пальцев языком, тем самым освобождая их от сахаринок, что прилипли к коже.       — Черт возьми, — выдыхает лорд, — в вазе с ромашками были и лютики. Много много желтых лютиков. Даже в детской Гарри. Ты помнишь это, Петунья? Помнишь, какие цветы любила твоя сестра?       Дурсыль моргает один раз, затем еще и еще. Тонкие губы то смыкались, то размыкались, блеклые глаза бегали из стороны в сторону, а слишком тонкие пальцы мяли подол кружевного фартука одетого поверх зеленоватой юбки.       — Ну что это я, — продолжал Сириус, угрожающе сузив черные глаза, — совсем забыл о приличии. Лорд Сириус Орион Блэк, крестный отец Гарри Поттера.       Сириус видел, как в безжизненно-голубых глазах женщины промелькнула вся ее жизнь. Неосознанно пятясь, она вскоре уперлась лопатками в дверь, сдавленно охнула, очевидно, пытаясь плюхнуться в обморок.       — Я не был дружен со своим братом, -продолжил Сириус, — но он сделал все, чтобы мой ребенок жил в безопасности и комфорте. Наверняка он любил ее как родную дочь, несмотря на то, кем именно меня считала все наша с братом семья. И знаешь, Петунья, я этого не ожидал. Не ожидал, что мой ребенок, толком не знающий своего дядю, будет так тепло о нем отзываться. Я не ожидал и то, как загорятся глаза Гарри, когда я предложил ему переехать ко мне. Как же так, подумалось мне тогда, это же сестра Эванс, но потом я вспомнил, что вас когда-то объединяла только фамилия отца да какая-то там связь на генном уровне. И вот это, вот это и есть то, к чему я привык, то, что меня совсем не удивило. Черт тебя дери, Петунья, отношения Гарри к тебе и ко всей этой вашей семейки шло только через тебя!       Руки Сириуса тряслись, и он сжал пальцы в кулаки, пытаясь вновь вернуть самоконтроль. Мерлиновы нервы, если от них что-то осталось, были ни к черту. Блэку хотелось разнести коридор в щепки, испоганить начищенные полы кусочками мармелада и лепестками ромашки в вперемешку с землей из цветочных горшков. Хотелось разбить зеркало и окна неконтролируемым потоком магии. Выплескивая все, что накопилось, Сириус натянул бы на лицо холодную ухмылку, наслаждаясь происходящим. Он бы сделал это, но входная дверь, к которой прилипла Петунья, открылась совершенно неожиданно, впуская на порог взлохмаченного мальчишку с большими зелеными глазами под стеклами круглых очков.       На Гарри была застиранная футболка когда-то зеленого цвета, темные брюки и кеды с развязанным шнурком на правой ноге. В руках мальчик держал пакет из бумаги, который в скором времени он уронил на ноги. Вот всего секунду мальчик удивленно сводил брови, а теперь со скоростью снитча подскочил к нему, Сириусу, вскоре сцепив тощие руки за его спиной.       — Мы, -осторожно бубнит крестник отстранившись, — поедем домой, Сириус?             — Да, — мужчина кивает, криво улыбнувшись. Белок яиц растекается по полу слизкой лужей, медленно впитываясь в длинный ворс ковра. Петунья смотрит неотрывно и пристально и на мгновение, всего на мгновение Сириусу кажется, что в блеклых глазах он заметил сожаление.