Динни

В этот вечер в пабе было чертовски шумно и душно, но и это ещё ничего, если бы не одна приставучая рыжая особа, которая намертво приклеилась к стройному красавчику уже после первого медляка. В конец одурев от цепких веснушчатых рук, брюнет мило ослепил назойливую поклонницу белозубой улыбкой, и, уличив момент слабости, рванул сквозь толпу потных беснующихся тел к туалету, от которого чуть левее, по его расчёту и старой памяти, был чёрный выход во двор. Расчёт оказался верным — уже через несколько долгих, как ему показалось, минут парень наслаждался свободой и слегка пыльным, прохладным воздухом сумеречного города. Непривычная, после бурлящего паба, тишина доставляла ушам невероятный кайф, который, вряд ли, сумел бы хоть кто-нибудь обломать, ведь в такое время суток находиться в столь злачном месте ни одному нормальному человеку и в голову б не пришло. Ни одному нормальному, но только не Эйдану. Тёмные закоулки и дворы, вонючие пабы со своими неотесанными клиентами и одиночество давненько уже перестали его пугать. Наверное, с тех самых пор, когда Дин, можно сказать, совсем перестал отвечать на звонки, смс-ки да и попросту начал игнорить его в сети. Вдохнув полной грудью, парень присвистнул и, на всякий случай, обернулся назад. Никого. Окончательно убедившись, что рыжая фурия от него отстала, он уселся на краешек, обнаруженной рядом, квадратной клумбы и с упоением затянулся дымком. — С днём рождения, дорогой. Странное дело, но опьянения не было, как, впрочем, не было и тоски. Сливаясь с туманом, в его душу наползали воспоминания о последней, практически полугодовалой, встрече с Дином. Эйдан помнил всё, каждую деталь, каждую чёрточку своего нахального новозеландского солнца. Хитрые, влажные от желания, голубые глаза светились нежностью, а золотистый чуб упрямо касался полуприкрытых смоляных ресниц брюнета, отчего становилось щекотно и вместе с тем невыносимо жарко. Так близко... Так хорошо... Так естественно... Полуулыбка насмешливых губ и их не сравнимый ни с чем поцелуй: то обволакивающий и мягкий, то требовательный, жгуче-бесстыдный и одновременно сладкий. Казалось, что не осталось ни единой клеточки в организме, в которую бы не проникла томная нега воспоминаний, отчего в джинсах вдруг стало заметно теснее и болезненно неуютно. — Сука.. Открытая бутылка пива, чудом оказавшаяся в правом кармане куртки, пришлась весьма кстати. Небрежно запрокинув кудрявую голову и отхлебнув из горлышка спасительного пойла, брюнет привстал, но тут же опустился обратно: из туманного полумрака с немыслимой скоростью прямо на него нёсся огромный белый шар. Стояка как не бывало. Не успел Эйдан и рта раскрыть, как шар превратился в лохматого шпицеобразного пса, размером с мастифа, что слёту встал на задние лапы, и с диким щенячьим восторгом принялся вылизывать руки и лицо парня. То радостно подвывая, то жалобно поскуливая, зверь вертелся и подпрыгивал, как лихо закрученный волчок, неизменно колотя себя и Эйдана пушистейшим хвостом. «Вот тебе и сука» — пронеслось в голове, — кобелина целый». — Чей же ты такой чокнутый?.. Внезапно, будто прочитав мысли, пёс замер, и, поставив лапы парню на плечи, ткнулся своим чёрным и влажным носом в его нос. Небесного цвета, совершенно человеческие глаза, в которых читалась печаль всей вселенной, смотрели неотрывно в упор, отчего Эйдану вдруг стало не по себе, а по телу побежали предательские мурашки. — Здравствуй, любимый. — Что?..