Жёлтые окна

       — Доктор! Доктор, воды! В горле пересохло!       Врач передал лежащему мужчине небольшой прозрачный графин, к которому последний жадно припал.        — Спасибо, доктор! На чём я закончил? Ах! Да!       Каждый день я подавал отцу заклепки и следил, как металл дырявил металл. Ежедневный обед и ужин, а после спать. Редкие побеги для прогулок у стен фабрики. Ничего не менялось. Может, это было хорошо. Нет волнений и переживаний. Каждый день предсказуем и ясен. Но с другой стороны в моей душе разгорался маленький огонёк страсти. Иногда перед тем как уснуть, я представлял себе разное. Что может воображать юнец, чьё познание мира граничилось фабрикой и её окрестностями? Естественно моё воображение рисовало картины «Гилберт — хозяин фабрики», «Гилберт опытнейший рабочий» и всё в том же духе. Так я жил до 16-17 лет, или около того, с каждодневными открытиями, но, в целом, без изменений. Отец никогда не говорил о дате рождения: не знал или подзабыл, во всяком случае, эту тайну, как и многие прочие, он унес в могилу. Была уже весна, когда целую неделю я заменял отца. Он болел и несколько дней не вылезал из постели, лишь кутался в тряпки и ворочался. В тот день он смирно лежал, не ворчал, как обычно, и даже не притронулся к еде, лишь рассматривал стену, изредка моргая.        — Гилберт, подойди, хочу тебе рассказать…       Я сел на краешек кровати. Отец схватил мою руку и долго молчал, разглядывая меня. Он сделал несколько глубоких вдохов, надуваясь, как меха в кузнице.        — Слова! — закричал он, — самое главное — это правильные слова, не важно, в каком порядке и каким голосом они сказаны, важны лишь уши, что слышат их, и насколько они высоко растут. Каждая должность, роль имеет свой набор слов, десяток, два, три… Слова открывают разные двери, смотря какие сказаны. Мастерство и порядочность не пересилят незнание слов, от которого пали, падают и падут многие… Слова — самое главное. Вот, что я усвоил за эти годы, и я завещаю тебе это знание. Поклянись мне, что используешь его и сможешь пробиться выше, туда, где нет ни металла, ни заклепок. Поклянись, что не сгниёшь в бараке как многие из нас! Стань управляющим фабрики или выше, если хватит сил… Клянись же!        — Отец, я клянусь, что сделаю это, — сказал я шокированный новым знанием. Отец замолчал и умер. Нелепая смерть человека, который знал многое и говорил: «Не знаю». Именно его последние слова определили мое будущее. Фабрика имела давнюю традицию — сожжение тел умерших рабочих в топке.        -…и пусть послужит он этой фабрике последний раз, — проговорил секретарь и махнул рукой.       Тело отца кинули в огонь. Считалось, что духи прежних рабочих будут помогать живущим, а механизмы прослужат дольше. Я не плакал, мне не было даже грустно, и лишь мысли о последней воле отца всецело занимали меня, множились, не давали покоя.       Спустя неделю, меня поставили в красильный цех, а заклепщиком стал незнакомый мне мужчина. Кроме отца у меня никого не было. Иоанн ушёл, а всем прочим не было дела до новых забав, словно Иоанн был центром и связующим между нами. Новая работа была беспощадна. После работы я валился с ног, а от дикой вони красок надолго перестал ощущать другие запахи. Тогда я позавидовал преемнику отца, который ходил теперь с постоянной ухмылкой на лице, то ли смеясь над моей потерей, то ли просто спятил. Кто бы знал? Таким образом, началась моя самостоятельная жизнь.        — Ох! Простите, Господин доктор. Моя память подводит меня, очень смутно помню последующие несколько лет, но лишь одно отчётливо всплывает у меня в голове — вездесущая краска и одна цепь событий, что круто изменила окружающий меня мир, — проговорил мужчина, лежащий на больничной койке.