Жёлтые окна

      Как удобно дать указание, которое тотчас же исполняется. Рабочие, похоже, были страшно рады приказу гулять до утра. Все ушли туда, где можно беззаботно веселиться и тешить себя надеждами.       Мой родной цех — место, где я вырос, где все знакомо, где каждый шум разрывал нити тишины, сейчас безмолвен, и я наедине с окнами желтого цвета. Долой сюртук и жилет с часами — символы моей власти. Тогда я стоял, придерживая одной рукой лестницу, сжимая в другой клещи.        — Что останется после ответа? — возник вопрос.       На миг я проникся отвращением к ответу, ведь так или иначе загадка исчезнет, не нужен будет вопрос и сама власть, помогающая найти ответ. В тот момент я понял, что люди слишком недальновидны. Посвятить всю жизнь чему-то, что в конечном итоге сделает саму жизнь невыносимой: развеять цель жизни.        — Пусть окна станут моим венцом и моей могилой, — заключил я.       Лишь занеся ногу над ступенькой лестницы, что-то толкнуло меня в плечо. То была Гертруда, державшая в руках что-то, скрываемое темнотой. Дважды чиркнула спичка, и круг света лёг на пол и стену от большой свечи. Окна слегка подсветились оранжевым пламенем. Я вспомнил, как в детстве любил смотреть на окна в лучах закатного солнца. Я кивнул супруге в знак признательности и встал на лестницу.       Через минуту на пол упали гвозди и сломанная деревянная рама. Вот оно — стекло. Все тело содрогалось от предчувствия приоткрывающейся тайны. Столько лет я шел к этому моменту! Наконец-то… Приблизив стекло почти вплотную, я пристально разглядывал его. Простое стекло, только окрашенное в желтый цвет.        — Неужели обычное…       Что-то схватило меня за лодыжку. Руки выпустили желтое стекло. Я потерял равновесие и сам упал, распластавшись на полу. Если это простое стекло, оно должно было громко разбиться. Но почему так тихо? Фонарь тускло горел, обозначая лишь очертания предметов вокруг. На полу что-то лежало. Увеличив яркость, я увидел кровь. На полу лежала женщина, с большим куском желтого стекла в груди.        — Обычное стекло, — пронеслось у меня в голове.       Внезапно я понял, кто дернул меня за ногу и теперь лежал на полу. Я немного повернул ее голову. Не было сомнений. Она умерла сразу, без крика, без прощальных слов. Какая бесчеловечная ирония — немая смерть! В ужасе от содеянного, я бросился в контору, где были кое-какие лекарства. Иногда объяснить себе, что произошло неизбежное, весьма трудно, и бесполезные действия дают крохотную надежду, отсрочивают горе. Когда я прибежал обратно к телу, то принялся всячески оживлять мою Гертруду. Я поливал рану на груди всем, чем только можно найти, но тщетно. Она застыла на полу навсегда. На ее лице не было страданий или гримасы боли, только обыденно-сонное выражение. Я плакал. Сквозь плач я услышал чей-то тоненький смех, что раздавался совсем рядом. Смех усиливался, и вот уже громогласный хохот оглушает. С ужасом я понял, что это были окна! Горе искало выход. — Молчать! — закричал я, сквозь слезы.       Десятки пустых пузырьков полетело в окна. Смех затихал, стекла разбивались…       Фонарь потух. Сквозь разбитые стекла в цех врывались порывы ветра, а я все сидел рядом с телом, не находя сил отойти…