Всего лишь никчемный хоббит

►•◄       Снаружи холодно. Очень и очень холодно.       Бильбо не замечает этого, выносясь наружу сквозь главные двери и пытаясь сделать вдох. В голове мыслей больше не осталось, там не осталось ничего кроме суматошных, болезненных взрывов. Взрывов, что буквально раздирают его изнутри на двое.       Глаза застилают слезы, в горле все еще целый ком и… И даже несмотря на это, Бильбо не переступает черту, что находится на мосту. Точнее он просто валится на колени прямо перед ней, упирается совсем рядом с ней ладонями, пытается глотнуть немного воздуха.       Нет. Он не убежит. Он не будет бежать. После всех тех глупостей, что он сейчас натворил, он не может убежать так просто, оставить это все на Смауга, ведь виноват не Смауг. Совсем не Смауг.       Все, кажется, вновь слишком запуталось, и он… У него просто нет сил… Нет опыта… Нет…       У него нет ничего, чтобы как-то разобраться. Чтобы как-то определиться, остановиться на одной четкой, не правильной, но хотя бы…постоянной мысли.       Это слишком сложно. Бильбо не всхлипывает и не рыдает, но тяжело дышит. Из глаз текут слезы, капля за каплей. Эти маленькие, горячие ручейки все бегут и бегут не останавливаясь, в то время, как он сам бежать не может. Он сам бежать отказывается, ведь после всех его будто храбрых поступков, вот такой побег… Предыдущий еще был понятен, он спасался от злобного монстра-Смауга и даже голодные, холодные ночи под кустами были лучше, чем остаться в замке, но сейчас Смауг ведь уже почти и не монстр, он ведь такой… Такой…теплый.       Из замка доносится разгневанный рев.       Его кожа покрывается мурашками, хоббит жмурится, сжимает зубы. Из-за каких-то глупых чувств, которым он поддался… Из-за какой-то очередной, глупой, лживо-благодатной силы, которой он покорился…       Что же он наделал-то?!       Теперь Смауг точно убьет его. Он размажет его по стене, прихлопнет, словно назойливое насекомое, или же… Полакомится им? Медленно зажарит? Нарежет?       Что он сделает за такое…предательство?       Только вот предательство ли это?..       Почему все просто не может быть проще?!       Бильбо мотает головой, роняет еще несколько капель, а затем делает глубокий-глубокий вдох. Еще не все потеряно. Он опять ошибся, сделал что-то не так, но он может объяснить все. Сможет…       И как же это должно будет прозвучать?.. Хоббит даже представить не может.       После того, как рык замирает, рассеивается в воздухе, наступает тишина. Она повисает над ним, неторопливо опускается ниже, укрывает его, будто одеялом, и Бильбо кутается в нее. Пытается урвать себе частичку тепла, но тишина бесплотна, даже несмотря на то, что иногда плотнее самой сути.       Он поднимается на ноги очень медленно. Глаза не открывает, опирается вначале на ладони, после на кончики пальцев, затем выпрямляется. Небо над его головой, наверное, волшебное. Оно такое звездное и красивое.       Бильбо знает, что, если бы он запрокинул голову, та бы точно закружилась от всего того звездного великолепия. Если бы он только открыл глаза… Но он не может открыть их. Он не откроет их. Он боится даже самой возможности увидеть, что по бокам или за спиной.       — Я ведь говорил тебе, что яд не подействует…       Голос Смауга звучит разочарованно. Немного болезненно и…обиженно. Будто бы Бильбо засомневался в его, дракона, способностях, и это оскорбило того… Как же глупо.       Хоббит хотел бы улыбнуться на уголок губ такому ребячеству, но он лишь сминает пальцы, комкает в сжатых кулачках собственные шорты. Ему холодно. А еще чертовски больно. Он разрывается от противоречий. Он не может понять, что происходит вокруг и внутри него самого. Он теряет нить вещей/событий/чувств. Неуверенность в правильности собственных действий, страх будущего или же его отсутствия, неизвестность…       На него еще никогда не наваливалось так много всего. Даже в начале приключения с гномами. Ни в начале, ни в середине, ни в…конце? Можно назвать то, что творится вокруг сейчас, окончанием? А если нет, то когда же все уже закончится?! Когда он поймет, что все снова в порядке?!       Чуть приподняв голову, не имея даже короткой возможности удержать свое напряжение внутри, Бильбо переминается с ноги на ногу, а затем немного подрагивающим голосом говорит:       — Я не пытался отравить т-тебя. Я лишь… Это было в-всего лишь сонная трава. Она… — сердце вздрагивает болью, и он запинается. Из глаз вновь стекает парочка слезинок, они неприятно подмерзают на щеках, как и все предыдущие. Бильбо опускается до шепота: — Она бы не н-навредила тебе…       — А ты?       Хоббит вздрагивает, его губы вздрагивают, и он рывком закрывает лицо ладонями. Он не убийца. Он не желает Смаугу смерти. Он не убийца. А Смауг не злодей. Смауг может быть добрым, может быть нежным, может быть заботливым и… Это не правильно. Бильбо знает, что не должен защищать его, но он все еще помнит, как его сердце замерло тогда, под горой, когда он впервые увидел этого величественного дракона.       Его сердце замерло и забилось в несколько раз быстрее, потому что Смауг был восхитителен. Он поражал размерами и силой, но не только той, что была сокрыта в его пламени. Он поражал силой своего духа.       Плечи хоббита вздрагивают. Даже если бы он мог ответить, он не знает, что ему сказать. Что нож сам прыгнул в руки? Это же глупо. Он сам тоже глупый. И достаточно взрослый, чтобы не перекидывать ответственность.       Тут виноват лишь он сам…       А вокруг так холодно. Холодно и одиноко. Вместо того, чтобы ухватить юркий хвост подвернувшегося шанса подружиться с драконом, он зачем-то заперся в подземельях. Чего хотел добиться — непонятно, но ведь сделал хуже лишь себе.       Глупый, непоследовательный хоббит.       На плечи опускается что-то теплое. Кажется плед, но это не точно. Смауг неторопливо обходит его по кругу, поправляет ткань, укутывая продрогшего Бильбо, а затем останавливается прямо перед ним.       Бильбо чувствует его жар и тепло, но просто не смеет податься навстречу. Он не достоин этого. Он усыпил, взял в руки нож. Он ведь…       Смауг делает шаг сам. Хоббит не знает через сколько преград, — как собственных, так и окружающих, — дракон уже перешагнул ради того, чтобы сблизиться, но это поражает. Смауг замирает впритык, а затем медленно, будто бы очень и очень давно не делал этого, обнимает Бильбо. Также медленно, будто бы даже осторожно, говорит:       — Я…не злюсь на тебя.       Бильбо помнит тот разъяренный рык. А еще слышит голос дракона, в котором до ужаса много борьбы с самим собой и противоречивых эмоций. Но Смауг обнимает его, согревает его… Смауг борется. Понимает, что такой шанс, — шанс найти такого, как Бильбо, — выпадает редко, и поэтому заставляет себя меняться.       Это…так восхитительно, что хоббиту становится больно. Дракон меняется ради него, для него. Звучит сказочно, звучит глупо, но… Так ценно.       Что делает он сам, сам Бильбо, непонятно. Ведь он тоже может перебороть страхи, выпрямиться, пойти…вперед? Но куда вперед? Как вперед?       Что…происходит?..       Он все еще не открывает глаз и нежится в тепле, что исходит от чужого тела. Внутри не становится легче, голова будто бы полнится маленькими, взбешенными пикси, и они прогрызают в нем дыру изнутри. Больно.       — Я…понимаю, что ты запутался, и тебе довольно непросто тут, вдали от дома. — голос дракона спокойный и даже учтивый. В нем сквозит легкий оттенок вины, однако тон остается чуть отстраненным. И все же этот оттенок хоббит слышит очень и очень четко.       И Бильбо закусывает губу. Снова больно. Почему ему снова больно, если Смауг говорит все правильно?.. Наверное потому, что хоббит, наконец, чувствует себя понятым, чувствует себя принятым и…       — Только не…бей… — он старается, чтобы голос не дрожал, но в конце позорно всхлипывает. А затем Смауг вздыхает до невозможного тяжело. И печально.       Он гладит Бильбо по спине поверх теплого пледа, что настолько огромен, что спускается к самым стопам. И хоббит, наконец, чувствует себя в легкой, невесомой, пока что слишком хрупкой безопасности. Смауг не тронет его. Смауг — хоть и гордый, но все же умный, смущающий дракон, и он не станет упускать шанса наладить все, когда есть такая возможность.       Тихо-тихо дракон говорит:       — Существует поверье… Если дракон влюбляется, — а это бывает слишком-слишком редко, — то сама природа начинает благоволить его…союзу. Она буквально притягивает дракона… — Смауг запинается, но так и не заканчивает. Спокойным, в какой-то степени привычным жестом касается затылка Бильбо, а после зарывается пальцами в его волосы. Осторожно прочесывает, поглаживает кожу головы, и все тяжелые мысли, все болезненные взрывы… Хоббит чувствует, как все это исчезает из его сознания.       Чуть настороженно, но не менее доверчиво Бильбо шепчет:       — Что ты…делаешь?..       — В твоей голове очень много тяжелого, запутанного тумана… Я просто вытягиваю его. Сейчас тебе станет легче. — Смауг делает глубокий вдох, а затем замирает. Кончики его пальцев легко, то почти невесомо, то наоборот ощутимо касаются кожи головы Бильбо в странном, медленном танце. Он успевает прочувствовать треугольник и, кажется, круг, а затем потрясенно распахивает глаза. Слышит шумный, долгий выдох дракона и чувствует, как все-все путающие его мысли развеиваются. Бильбо становится легче, и он шепчет почти неслышную благодарность. А Смауг медленно, осторожно-осторожно говорит дальше: — Ты и я… Мы оба ее дети, дети природы. И мы… Точнее ты… Ты…       Его голос ломается. Это получается немного странно, будто бы дракон и сам смущается того, что собирается сказать. Но Бильбо не торопит его. Осторожно, так чтобы плед не упал, он вытягивает руки вперед и обнимает Смауга за талию. Прижимается к нему щекой, чувствуя, как слезы постепенно успокаиваются, оставляя его.       А затем, множество мгновений спустя, Смауг говорит:       — Ты такой восхитительный…       И уголок губ Бильбо даже успевает вздрогнуть, а после дракон усыпляет его. ►•◄       Осень настойчиво и безоговорочно вступает в свои права. Смауг почти что на его, Бильбо, глазах запирает «пещерку» в подземельях, но не приказывает ночевать в своей комнате. Знает, что больше хоббиту хотя бы спать просто негде, так что дальнейшее место проживания того решается само собой.       После той ночи они больше не заговаривают на эту, немного смущающую и слишком беззащитную для них обоих тему. Однако, Бильбо неторопливо восстанавливает свой режим, начинает ходить на завтраки, обеды и ужины. Больше он не чувствует тяги той силы, а почти четыре недели спустя, вертясь перед зеркалом, находит на левом плече, сзади, небольшой шрамик в виде руны. Та выглядит довольно четко, в какой-то степени опрятно и похожа на ногу птицы с тремя когтями.       В первые несколько мгновений его возмущение, конечно же, вспыхивает почти по щелчку, словно драконье пламя. И Бильбо, в одних новых, теплых шерстяных брючках, да с рубашкой в руках, несется в обеденную залу… Смауг уже там, читает книгу и выглядит спокойным, но стоит ему увидеть нагого по пояс хоббита, как хвост, лениво лежащий вокруг кресла, отчетливо вздрагивает. По нему будто бы проходит волна мурашек, и он тянется за ней, перекатываясь.       — Ты! Гнусная, мерзкая ящерица! Приворожить меня решил, а?! — не жалея злости, Бильбо грозно подлетает к самому драконьему креслу, разворачивается спиной и тычет себе на плечо. Продолжает ругаться: — Что это такое, а?! А ведь уже почти тебе поверил, гадина ползучая! Ты!..       — Это альгиз, защитная руна. — голос Смауга преувеличено спокойный. Бильбо мог бы заметить скрытое за этим спокойствием волнение, если бы не был так сильно занят собственной злостью и…смущением. Смущением, которое появляется, окатывает с макушки до пяток, когда дракон ощутимо касается поставленной им же руны, и по коже хоббита пробегает просто табун мурашек. Стоит ему осознать, что он почти голый, как дракон тут же говорит: — Ты не хочешь одеться? Тут довольно прохладно…       — В следующий раз, когда решишь сделать что-то с моим телом, хотя бы предупреди меня! — он отскакивает, оборачивается, кидая это Смаугу в лицо. А через мгновение понимает, насколько неоднозначно звучали его слова. Да к тому же дракон вон уже усмехается, а его глаза… — Приятного аппетита!..       Отвернувшись до того, как щеки загорятся почти рубиновым цветом, Бильбо вылетает из залы так же быстро, как ворвался туда. Почти что сносит с ног Маргарет, но, кинув короткое извинение, лишь несется дальше. Как можно дальше от этих неожиданно обжигающих, ярко-желтых глаз.       Вот так вот он узнает, что теперь его тело защищено от наговора, приворота, порчи и многого всего другого, однако… Получается, что дракон поставил на нем защиту и от себя тоже? Неужели его намерения и правда…хорошие?       Принять это Бильбо не так уж трудно. С самим собой он уже сошелся на том, что Смауг не злой, однако если принять его доброту оказывается просто, то вот пересечься с ним… Весь остаток того дня хоббит попросту прячется в библиотеке. Он не столько читает, сколько выхаживает меж стеллажей и пытается убедить себя, что загоревшиеся жаром страсти глаза дракона ничего не значат.       Получается, конечно же, из рук вон плохо.       Ближе к вечеру Смауг приходит за ним. Не рыщет по библиотеке, лишь остается у входа, да зовет вновь, как и почти каждый вечер до этого, посидеть с ним у камина. Предложение звучит очень и очень заманчиво, потому что во время таких посиделок, — а особенно в последнее время, — их беседы становятся все более интересными и раскрепощенными. Дракон хоть и коротко, но все же рассказывает ему что-то о других драконах, сам Бильбо в такие моменты будто бы даже дышать боится, так сильно заслушивается. В основном они, конечно же, обсуждают книги, но от этого никто не страдает: Смауг ожидаемо оказывается жарким спорщиком, а он, Бильбо, с легким весельем то тут, то там не теряет шансов поддеть его, когда оказывается прав.       Но все же в этот вечер Бильбо так и не отвечает. Это отсутствие ответа служит отказом, и, кажется, будто даже дверь за Смаугом закрывается с обиженным хлопком. Бильбо до жути не хочется обижать его, но все же…       С той их ночи на мосту прошло уже несколько недель. Смауг больше не касался его, кроме как случайно этим утром, Смауг больше не намекал и не настаивал, Смауг обходился с ним галантно и дружелюбно, Смауг слушал его, ухаживал за ним…       Подхватив одну из книг, что стояла на полке рядом, Бильбо выходит из самых дальних закоулков библиотеки и забирается на широкий, обустроенный специально для него подоконник.       Прошло не так много времени, а замок уже заметно переменился. Смауг, не желая таить от полюбившегося гостя что-либо, уже давно показал хоббиту весь свой дом. И теперь Бильбо знает, что находится на каждом из четырех невероятных этажей, в каждой из всех невероятных комнат, Бильбо знает, что на чердаке есть даже выход на небольшую площадку на крыше… Бильбо знает много всего об этом замке теперь. Не знает правда в какой именно момент замок переменился и стал удобнее именно для него.       Просто в один из дней проходя по коридору, Бильбо заметил на одном из подоконников несколько подушек и плед. Тогда он, хоть и удивился, все же не придал этому значения, но после заметил, что такие уютные места есть на каждом этаже и даже не в одном месте. В том числе и в библиотеке.       Эти мелочи… Такие, как: новая, более теплая, сшитая специально для него одежда; доступ к кухне и не настойчивые просьбы Маргарет научить их повара делать то самое печенье, что уже который день нахваливает их хозяин; мягкие, почти незаметные и невозможно нежные взгляды дракона… Все эти мелочи дарят Бильбо тепло. Они делают его взгляд счастливым, и день за днем вставая по утрам перед зеркалом он и сам замечает, как появляется здоровый румянец на щеках, как глаза блестят легким довольством и радостью.       Все то, что происходит между ними с драконом теперь, уже не кажется ему сложным. Сомнения не появляются, а слишком часто появляющееся смущение не причиняет так уж много вреда. Очень часто хоббит начинает ловить себя на том, что ему нравится тайком наблюдать за Смаугом. За тем, как он двигается, за тем, как он смотрит, как двигаются его губы, как он отводит пряди с лица, когда его голова не коронована и волосы ничто не сдерживает, как он засыпает у камина, не боясь стать беззащитным в его, Бильбо, присутствии…       Все то, что складывается из мелочей, дарит ему какую-то странную уверенность в себе и в терпении, спокойствии Смауга.       Так вот Бильбо забирается на свой широкий подоконник, подкладывает подушку под спинку и натягивает на ноги плед. Книга остается лежать на его коленях, и он так ее и не открывает.       За окном солнце уже давно-давно село за горизонт, на небе появились первые звезды… А в его душе появилась эта неожиданная, знакомая еще из детства тяга к приключениям.       И Бильбо мог бы назвать это как-то иначе, но других слов просто не находится. Сейчас он чувствует себя чуточку влюбленным и еще более спокойным, а Смауг… Он ведь все равно когда-нибудь сделает это. Утащит его к себе в комнату, затем уложит на своих простынях и… Щеки хоббита вспыхивают. Он поднимает руки к лицу, закрывается ими, будто кроме него в библиотеке есть кто-то еще.       Думать об этом очень и очень неловко, но хоббит все же заставляет себя успокоиться и берет себя в руки. Он не уверен хочет ли этого так сильно, однако он понимает, что сейчас момент в какой-то степени подходящий. Наиболее подходящий.       Немного приведя лицо в порядок, Бильбо в последний раз бросает взгляд за окно, на звездное небо, а после осторожно откидывает плед, спускает ноги на пол и становится ровнее. Разгладив несуществующие складочки на льняной, светло-зеленой рубашке, а также немного оправив темные, шерстные брючки, он делает глубокий вдох и неторопливо идет к выходу.       Ему кажется, что момент подходящий, потому что каждый раз, когда он смотрит на дракона, внутри все так трепетно расцветает. Ему, как бы стыдно не было этого признавать, хочется коснуться дракона. Коснуться его щеки, очертить брови и крылья носа, затем обвести кончиками пальцев лоб…       Неторопливо шагая по светлым коридорам с высокими потолками, хоббит чуть задумчиво хмурится, думая, где может быть Смауг: в своих апартаментах или же в гостиной, у камина. Скорее всего второе, ведь, даже не смотря на то, что Смауг сам по себе огненный ящер, он все же не может жить без тепла под боком. Поэтому Бильбо направляется в гостиную. Та располагается на этаж выше, чем библиотека, и виды из ее окон открываются поистине завораживающие.       Чем ближе Бильбо подходит, тем более взволнованным он становится. Когда замирает у самой двери, сердце бьется уже где-то в горле, в голове все немного напряженно путается, а он сам зачем-то стучит в дверь. Тут же спохватывается и открывает ее, заходит внутрь.       Смауг действительно сидит у камина. Его поза привычно спокойна: руки лежат на подлокотниках, голова на подголовнике, а ноги стоят ровно, чуть шире положенного. Он поворачивает голову, чуть удивленно вскидывает бровь и интересуется:       — Все же решил присоединиться ко мне?..       Бильбо смущенно топчется на месте, хоть он уже и закрыл дверь, и не сразу поднимает глаза. Его щеки, и так чуть розоватые, становятся лихорадочными в отблесках пламени. Он кое-как говорит:       — Н-нет… Я пришел, да, но я… Я не хочу присоединиться… То есть хочу, но я… — его руки чуть теребят ткань брюк, глаза все еще разглядывают дракона, почти ощущая его заинтересованность. Сердце заходится суматошным ритмом, будто он болен или в пылу сражения. Понимая, что он так ничего путного и не сказал, Бильбо еле-еле собирается с духом и выпаливает: — Я хочу попробовать с вами… С тобой… Вот…       Губы Смауга удивленно округляются, но уже пару мгновений спустя растягиваются в понимающей, немного опасной усмешке. Он поднимается. ►•◄