Тедас. Однажды и навсегда

— Ас-стань, Некрома-антище! Я — Корсар, и могу плясать на планшире, ско-кка влезет! Я Кр-р-рсар, так что, даже если я свалюсь — то выйду сухим и здоровым, потому чта Корсар бессмертный! Со-овсем! — Это не то, чтобы верное утверждение, — раздраженно умничал сквозь зубы Некромант, пытаясь стащить эту одноглазую ярмарочную обезьяну, этого Монки со скрипучего планширя; на этот раз удалось. — Да, тот, кто завладевал штурвалом и сердцем легендарного корабля — становился Корсаром. Бессмертным. Никто не мог его убить. Но, когда приходило время, корабль сам сжирал своего хозяина. — Пдавится! — Монки был пьян, весел и почти всемогущ. Он наконец оставил свою узкую и опасную сцену в покое, подбежал к расставленным на подпарусном коробе чаркам и осушил одну из них залпом. Дёрнул кудрявой головой. И расплылся во все стороны, как чернильная капля в пивном тазу. Изабелла со смешком поймала его за шиворот, как обожравшегося кота, и привалила к коробу, чтобы не сползал. Хоук обернула голову к няньке-Некроманту: — Сжирал? Корабль? Хартверд, получивший некромантское прозвище, пожал плечами, его длинные путаные волосы скатились по ключицам к сложенным в усталом и недовольном жесте рукам: — Так говорится в легенде. Не знаю, может, со временем Корсар старел, деревенел и сам превращался в корабль? — Я стану… самым зд-ровущим, самым большим кораблем! — вскинул мягкотелую руку Монки. — О, люблю большие корабли! — все потешалась над ним Изабелла, и в ответ на это подхихикивание, мальчишка вдруг вскинул к ней не по ситуации искреннее лицо с совершенно серьезным глазом. — Из тебя бы тоже получился хороший корабль! С острым носом и к… крепкой гру… грудиной! Сказал Монки и пьяно побрёл куда-то, бормоча: — Корабль, который не боялся бы ничего, ни бурь, ни мели бы не чурался, ни дна. — Корабль, который не чурался дна… — тихо повторила за ним Хоук, и получила от славной пиратки такой же славный шлепок по спине: — Хоук, я спала в куче опилок в Висельнике. Я обожаю дно! «Двуглавый», не боясь мели, тихо шел к Ривейну. Пиратские корабли маячили на горизонте и днем и ночью, их мачты складывались в синий сухой лесок где-то на далекой окраине такого же синего, пенного луга. Но близко они не подходили. Наблюдали издали за статным чужаком, как пираньи за кашалотом. Чтобы отбиться от них и спокойно сбросить якорь где-нибудь в укромном местечке недалеко от Дарсмуда, Хоук опять придется поднимать воду и поддать огня — напустить туман и идти в нем — на ощупь, но без лишних хвостов. — Мне интересно, знакомы ли здешние пираты со всеми версиями легенды о Корсаре, — произнес Некромант, меланхолично глядя на далекие корабли. — Ты же знаком, — бросила Хоук. — Потому что я много учился и много читал. Почему все на этом корабле продолжают держать меня за дурака? Я говорил, что знаю три языка, играю на лютне, могу ставить ловушки и… — Просто подарок судьбы! — склонила голову к плечу Изабелла. — Моя матушка за тебя бы дорого спросила. — А моя продала меня папаше за шесть золотых, духи и шляпу с бусинами. Ривейнская жаба. — сказал Монки, глядя перед собой и даже, кажется, до мозга протрезвев на пару мгновений. Хоук хмыкнула, припоминая: — Ты, кажется, говорил, что родом из Джейдера. И что твой отец… — Воспитывал меня как своего, ага. Он был хороший человек. Герой. А мать моя — здешняя старуха. Можно я не буду сходить на берег? Тянуло солью и лириумной древесиной. Изабелла сидела, расслабленно уложив локти поверх бочонка, и задумчиво прижимала краешек теплой чарки к нижней губе. — Как зовут твою мать, Монки? — вдруг спросила она поверх влажного чарочного ободка. — Не помню. — Ты помнишь, что она взяла за тебя духи и шляпу, но забыл имя? — Не помню. Забыл! Какая разница! — М-м-м, — Изабелла медленно опустила чарку, потом потянулась. Хоук понаблюдала за ней молча еще немного. Потом поблагодарила Хартверда за подоспевший чай. — Что, подавать чай ты тоже учёный? Некромант взял волю в кулак и не оскорбился. Ответил, разгоняя словами горячий, разящий опилками пар: — Говорю же. Книжки читал. Про Орлей. И про всякое там, — глаза его (на самом деле очень красивые, если как следует разглядеть их за патлами просоленных волос) подернулись густо-синей, как горизонт, меланхолией. — Я читал очень много…, а потом вляпался в пиратов. — Как так? — спросила Хоук. — По-глупому. Шёл. Попался храмовникам на подозрении в том самом. Израм меня от них отбил. Вот и стал служить ему в благодарность. Как идиот. А ведь мог бы сейчас сидеть в каком-нибудь Орлейском Университете, а не… — Хартве-е-ерд… — слезно и пьяно проныл Монки: его снова накрыла нехорошая волна. Неудавшийся студент вздохнул. — Ты и здесь можешь читать книги, — сказала ему Хоук. — Да уж. Однажды заполучил одну. Очень примечательную, — хмуро припомнил Хартверд. — Но этот морской свин… — и огненно глянул на своего капитана. — Воспользовался ей…неподобающим образом. — Сойдем на берег. Найдём тебе ещё. Будешь прятать. — Это не стоит вашего времени, монна Хоук. Да и хорошие книги тут… погибнут же вспять. От сырости. — Хартве-е-ерд! Меня сейчас вырвет! Хартверд посмотрел на жалующегося Монки ещё мгновение. Потом обреченно опустил взгляд, и пошёл предотвращать катастрофу. — Погоди. Помогу, — смилостивилась над ними обоими Изабелла. И подхватила Монки под ту руку, которую не успел с ворчанием потянуть на себя Некромант. — Ха… Хартверд, — всё кое-как ворочал языком непутевый Корсар. — Ну и имечко, конечно. А вот меня… Я, наверное, никогда не рассказывал… Но меня на с-самом деле зовут… зовут Лало. Как девчонку какую-нибудь, да? Или как… — У, ну, раз такая пляска! — весело перебила его Изабелла. — То позвольте отреверансить. Я… И назвалась. Монки смотрел на неё очень долго, но не слишком цепко — затуманенный зрачок в его единственном глазу плавал в соленых гроговых морях. А потом он разревелся пьяно, как слюнявое дитя. Наверное, для него было огромной честью узнать настоящее имя капитана. Изабелла и Некромант с горем пополам спустили его в каюты. Хоук улыбаясь, провожая троицу взглядом. Потом в который раз прочесала горизонт линзой подзорной трубы. И занялась подготовкой к сходу. «Двуглавый» шёл к Ривейну, точно по команде. И совершенно не боялся дна. … Наутро Монки просох, но сходить на берег отказался. Они оставили лириумный корабль вместе с его хозяином подальше от города — в укромном заливчике. Похоже, хвост они все же стряхнули; правда, не так легко, как рассчитывали — «Двуглавому» пришлось дважды нырнуть, а всем им — дважды сушить одежду. Зелье внутреннего дыхания, которым хвалился Монки давным давно, наконец пригодилось. Они прошли под водой приличное пространство: скукожившаяся кожа на пальцах и локтях разглаживалась уже несколько часов, и всё никак. Хартверд шёл по, хвала морским духам, твёрдой земле и потирал сморщенные, всё ещё водянистые ладони. — Прекращай, — смешливо сказала ему Хоук на ходу. — Со стороны ты похож на колдуна, задумавшего пакость. Изабелла вышагивала рядом, тонко улыбаясь и постреливая прищуренным взглядом по сторонам, немного напряженно, как Хоук показалось. Для знакомого ей Ривейна здесь было влажновато. Всю его приморскую ржавь сейчас застилал жиденький туман. Дарсмуд встречал их холодно и почти равнодушно; если на них и смотрели, то вскользь. Никому до новоприбывших, кажется, не было дела, даже торговцам. Одни в грязь смуглые люди выжигали другим смуглым людям татуировки прямо на улицах. Из реденьких кунарийских храмиков тянуло воском и сухими учениями. — Про Ривейн ты тоже читал? — спросила Хоук, и только после этого к ней на миг обернулись пара проплывающих мимо голов. Под ними были блестящие шоколадные плечи прохожих, а над ними — их корзинки с бельём в качестве головных уборов. — Читал, — отозвался Некромант на несколько тонов тише. — Рассказывай. — Капитан расскажет лучше. — Не я твой капитан, — отмахнулась ривейнка. — И меня ни на грамм не занимает кем-то когда-то и как-то писаная история. Но я могу рассказать, в каком борделе тут лучше никогда не снимать сапог, и в какой сток прыгнуть, чтобы унести ноги. Хоук заинтересовалась. Хартверд вздохнул. — В море со всех сторон одно и то же, поэтому за миром толком не уследишь, — сказал он, возвращая внимание к своей ученой, но непризнанной персоне. — Но вот, что я знаю. В столице живёт королева. Несколько лет назад на престол села принцесса Лучия. Тогда совсем ребёнок… Сейчас ей, наверное, лет семнадцать. Но она все равно нуждается в опеке и направлении провидиц — поэтому и все они тоже, должно быть, здесь. — Ещё бы. Наверняка грызутся за место главной няньки скорой королевы, — хмыкнула Изабелла, не сбавляя шага и расталкивая грудью туман, как упрямый корабль — пену. — Надеюсь, от всех этих старушечьих причитаний, уши и мозг у девочки еще не до конца проседели. — Напротив. Я слышал, что Её Высочество Лучия с самого начала отличилась самостоятельностью в решениях. Например, первым приказом она собрала учеников нависших над ней провидиц и создала из них группу, которая теперь подчиняется ей напрямую. Тут их называют «Белые рукава» — что-то вроде особого отряда Дарсмудских защитников. Но, по сути, они её личные телохранители и агенты. — Рукава? — Изабелла глянула на него через плечо. — Когда я была здесь в последний раз, их величали «принцессиными пальчиками». Потому что все они были насквозь юнцы — только бегали по городу и лезли, куда не надо. Доросли до белых рукавов, стало быть.  — Умно, — в задумчивом восхищении выкатила нижнюю губу Хоук. — Если провидицам есть хоть какое-то дело до своих учеников, она сможет использовать их как инструмент влияния. — У нее была хитрая мать, — сказала Изабелла впереди. — Ты её знала? — Разок сошлась якорями с королевским кораблём. Намыливалась стащить одну штучку. Её Величество оказалась на борту и убедила меня этого не делать. — И ты после этого жива, здорова и гуляешь по улицам Ривейна? Изабелла со смешком вскинула руки, крутанулась на каблуках и отвесила деланный поклон — и Хоук, и всей столице. Удивительно, что шляпа не соскочила. Туман сползал все ниже. Кое-где его даже пробивали редкие солнечные лучи. Крыши самых высоких и светлых построек были похожи на горки взбитых сливок. И сливки эти были из чистого золота. Если бы утро выдалось более солнечным — золотистые отблески можно было бы ловить везде и взглядом, и кожей. Некромант поймал какого-то жука, тот запутался в его шевелюре. Потом отпустил. И шипя по-жучьи, потряс ладонью. Пальцы его стали почти человеческими, но болели все равно знатно. Похоже, ими теперь можно всю неделю солить похлёбку, вот так они у него пропитались морем. Демонов «Двуглавый» с его демоновыми выкрутасами. Хоук потянулась: — Значит, в сухом остатке у нас: подросток, стайка старух-провидиц и набор принцессиных пальчиков, которые могут выщелкнуть нас из страны, во имя её трепетного высочества. — Её Серейшество должна была отправить сюда оповещение о нашем визите. Надеюсь, оно прибыло раньше нас, — отозвалась Изабелла, припоминая день, когда они распрощались с Первым Стражем и остальными. Тогда Хоук и Героиня говорили о делах, политике и Ключах так долго, что она чуть от скуки не померла. А теперь скосила глаза на Хоук и на её увесистую дорожную сумку. Последнее время Хоук почти не расставалась с ними. С этими неведомыми Ключами… Покорёженная гномья корона с прилипшей к ней сердцевинкой Наковальни Пустоты. Вместе — это только один Ключ. Второй Варрик когда-то по незнанию встроил в Бьянку. Третий — давным-давно проглотил Сэндал и совсем двинулся умом (с этим тоже нужно будет что-то решать; не с умом, с идолом внутри гнома). Четвертый, если верить Книге и Волку, сам найдет Драконьи Врата, когда придет время. А пятый… О пятом (или первом, тут уж как посмотреть) Ключе Хоук хотелось думать меньше всего. Это был Идол с мертвецкого острова. С того самого острова, где когда-то давно Хоук, Изабелла и Риан… Мальчишка с каштановой шевелюрой и колкостью незрелого каштанчика отчего-то вспомнился Изабелле очень живо. А вместе с ним вспомнились и другие… — Где он сейчас? — спросила она чуть погодя и кивнула на Хоукову сумку. — Кто? — Андерс. Тот, кто умыкнул у тебя наш Идол. — Месть, — поправила Хоук бесцветно. — Если хотим коллекцию, нам придётся его найти. — Изабелла, тебе необязательно… — Брось, Хоук. Я люблю блестяшки. Хоук замедлила шаг. Потом зачем-то остановилась. Притихший Некромант едва не врезался носом в лучистый щиток на её плече. Улица была людной, и прохожие, не замешкавшись ни на секунду, мерно обтекали их, как торфяная река. Хоук потёрла плечо и шею; будто кожистые ленты инвентарной сумки сильно тянули вниз и жгуче врезались в кожу. — Понести? — любезно спросила Изабелла. И протянула пятерню, точно приглашая на танец. — Нет уж, не стоит. — Чую нотки недоверия! Сейчас оскорблюсь и вызову тебя на дуэль. Давай сюда. — Да с чего ты вдруг?! — Ох, Хоук! Тебя огреть чем-нибудь для ясности ума? Ты с этими огрызками артефактов едва ли не в обнимку спишь! Что Фенрис скажет! — Смею напомнить, от этих огрызков зависит судьба всего Тедаса! — Шмедоса. Эти штуки тебе ещё не поют, нет? Голова от них не болит? У меня вот болит! И всякая ерунда на корабле чудится! — Тогда держись подальше. — Хоук. Я их сейчас у тебя силой заберу, упрямая человечина! — рявкнула Изабелла уже всерьез и подалась вперёд. И потянула к себе дорожную сумку. Послышался какой-то деревянный звук. Странно. Кожа с таким звуком не натягивается. А потом вслед за звуком прозвучал ещё и голос: — Держи руки при себе, пиратское отродье! Сначала ни Изабелла, ни Хоук ничего не поняли. Потом увидели, как в воздух рассек деревянный, на концах обшитый металлом, шест и наотмашь сбил руки Изабеллы с сумки — и опять ничего не поняли. Даже после того, как между ними встал хозяин этого самого боевого шеста и с геройским видом заслонил Хоук плечом, они обе продолжали недоумевать. — Назад, любезная гана. Это был кунари. И кунари обращался к Хоук, не оборачивая головы. Совсем молодой, с маленькими, не внушающими ни страха, ни уважения рогами. Желтые глаза, как отблески золотистых куполиц, горели решительностью воина. Волосы, заплетенные в короткую косицу, были белые, широкие рукава — ещё белее. — Назад. Эта пиратка хорошо вооружена. Что, увидела чужестранку и позабыла все правила, а? — хлесткая, как его шест, последняя фраза, кажется, предназначалась Изабелле, а следующая — Хартверду. — Ты! Не бездействуй! Мужчина ты или кто?! Я бы на твоем месте умер, но не позволил грабить свою даму! Уводи её отсюда, дальше я сам! Некромант хлопнул огромными глазищами и на всякий случай взял Хоук за локоть — настолько этот кунарийский юноша был убедителен! — Чего? Грабить? — тут же сбросила его руку Хоук. — Это она-то? Меня? — Не давайте этому красивому лицу вас провести, — не спускал с Изабеллы медный наконечник шеста пылкий кунарийчик. — Все пираты одинаковые. — Уооо, — умилилась пиратка. И со всей нежностью обвила ладони вокруг рукояток своих одинаковых кинжалов. — Так, — предупредительно начала было Хоук, но благое намерение, не раскрывшись, утонуло в оглушительном шепоте улицы. Если что и задевало внимание занятых, безразличных ривейни, то они вмиг загорались и становились громкими, и шуршащими, как ярмарка. — Пират поднял оружие против рукава! На земле! — На земле! В городе! Утром! — Соглашению конец? Если соглашению конец… — Волнений ноль, гана, — улыбнулся оторопелой Хоук кунари с белыми рукавами. — Я здесь, а скоро тут будут и другие. И словно в подтверждение его словам, по улице пронесся новый шорох голосов и чьих-то длинных одежд. — Пальчики! Принцессины пальчики! — Жди заварушки. — Ох, не повезло здешним лавочкам. Разворочают, кровью забрызгают. Плохо. Плохо для торговли. Проклятые Рукава! — Проклятые пираты! Из-за кунарийского плеча Хоук смотрела, как ухмылка Изабеллы становится всё шире: она оказалась в центре внимания ещё нескольких благонамеренных юнцов. Они шли спешно и решительно, и белые их рукава развевались на ветру. Возможно, они и были сшиты такими широкими, только для всей этой эффектности. — Имекари! Демона с два ты будешь тут драться в одиночку! А ну подвинься! — подскочил к кунари коротыш с длинным и тонким, похожим на хлыст, хвостом и явным, даже утрированным антиванским акцентом в голосе. — Браска, друг, день только начался, а ты уже нашел, с кем бодаться! — Ты в меньшинстве, — сухо сказал Изабелле подоспевший высокий эльф, предупредительно стрельнув глазами — узкими и сочно-зелеными, как лучевые листья финиковой пальмы; кожа у него была по-ривейнски смуглая, но руки ниже локтя отчего-то белые, словно он опустил их в кунарийский витаар. — Э! Смотрите-ка какое дело! — вдруг звонко свистнул кто-то уже со стороны Изабеллы; из близкого кабачка на голоса высыпала колоритная компания. — Принцессины пальчики хотят посчитать костяшки нашей? Честному пирату теперь и пройтись по городу спокойно нельзя, а? Э, пройдохи, айда! — свист раскатился по улице вновь. — Тут всего трое! Вывернем их белые рукавчики до самых кишочков! Изабелла глянула через плечо на улюлюкающих, вывалившихся на бой пиратов. Молча повела бровью. Прохожие побежали; самые любопытные — поприжимались спинами к стенам домов. Имекари покрепче сжал серыми пальцами боевой шест и слегка наклонился, готовый атаковать. Коротыш выудил из-за спины лук. Эльф остался недвижим. Пираты свистко обнажили кинжалы и сабли. У Некроманта от волнения нестерпимо защекотало в носу. — Ох, ну что началось-то?! — страдальчески вздохнула в напряженной тишине Хоук. Некромант чихнул. И все ринулись в бой. Пираты, судя по блестящим взглядам и запаху, еще не до конца отошли от ночного гудения в том самом кабачке, откуда только что высыпали. И, поравнявшись с Изабеллой, некоторые из них, верно, думали, что им это чудится: та вдруг резко обернулась нежданно и саданула одного из пройдох кинжалами по лицу. И очень вовремя: Имекари едва успел остановить свой шест и перебросить удар с неё на ближайшего пирата. Плечо у того выскочило, как пробка из бутылки. — Ты… за нас? — моргнул кунарийчик. — Моська у тебя слишком милая, — ответила Изабелла. — Даже бить не хочется. Только любить. Имекари чуть свой шест не уронил: — В-все равно тебе придется ответить за попытку ограб… — Да не грабила она меня! — проревела Хоук, навершие её посоха больно боднуло кого-то щербатого в живот. — Мы… — Стали причиной проблем, — резанул взглядом-пальмовым листком эльф. — Теперь уходите. — Браска! Вот браска! Гил! Там ещё пиратьё! Они и с этим-то ещё не разобрались, но смуглый, с жёсткой мозолью от тетивы палец коротыша уже показывал куда-то в сторону. Оттуда бежали. Коротыш взялся за лук невиданным для лучника способом — двумя руками за дуги — и проскользил по врагу блестящей тетивой, точно бритвой. — Значит, сражаемся, как можем, — сказал эльф по имени Гил, прищурено глядя, как над ним заносится чья-то сабля. А потом он поймал её руками. Голыми руками, толстым слоем выкрашенными в белый цвет. Пират смотрел пришалело, как гнётся в хватке Белого Рукава его оружие. Но скоро смотреть перестал: получил каменным кулаком в пузо. — Ву-ху! — захохотал коротыш; и только сейчас Хоук увидела, что за спиной у него нет колчана. Взметнулся тонкий хвост, коротыш подпрыгнул. И стрелы, скованные из магии силы, посыпались сверху острым дождём. Имекари пустил молнию по шесту и собрал два искрящихся заряда на металлических наконечниках. Пару пиратцев сдуло с его пути, будто бы их там и не стояло. — О! А так можно было? — с широкой ухмылкой высказала Хоук и с несказанным облегчением — во всю силу намагичила калечащий шторм. Троицу нападавших на неё и Хартверда пройдох разметелило в нём, словно в брюхе у кракена. Изабелла поспешила найти себе оппонента, понимая, что скоро всё будет кончено. — Гнида подтрюмная! — нашла; пират исходил страхом, проклятиями и слюной. — Продалась беленьким! Прогнулась, как дощечка! Как ты можешь называть себя пиратом! — А я больше и не пират, — дернула плечами Изабелла. — Шлюха! — А вот с этим спорить не буду. И, не споря, ткнула его кинжалом. Неоспоримый аргумент. Всегда срабатывает. … — Нужно было сказать, — извиняясь, проговорил Имекари, уложив своё оружие на плечо, точно удочку. — Я сразу заметил, что вы не похожи на обычных беженцев. — Ага, ну уж больно хотелось выстегнуться перед дамой, а, Кари? — подхихикивал идущий рядом коротыш; лук болтался за его спиной и был похож на крылья ощипанного цыплёнка. — Марцио. Почту за честь сопроводить трёх прекрасных гостий до дворца. — Эй, — буркнул Некромант. — Ой! — шарахнулся от него Марцио. Эльф Гил вздохнул, прикрыв пальмовые глаза. Но даже его лицо зримо смягчилось, когда Хоук объяснила, кто они и по какому тут делу. — Принцесса Лучия ожидала вас ещё в начале месяца, — негромко оповестил Имекари. — Ага! Правда ей хотелось, чтобы Первый Страж прибыла лично, — прогулочно завел сцепленные ладони за затылок Марцио. — Принцесса обожает всех этих героев из легенд. Стражей, Героинь, Корсаров… Ауч! На его макушку вдруг осадливо опустился белый крашенный кулак. — Браска, да за что, Гил! — Достаточно, — отрезал эльф. Марцио пристыжено замолчал, и какое-то время они шли в тишине. Только шептались по обеим сторонам улицы люди. Белые и, верно, заговоренные рукава впитали кровь и остались незапятнанными, а сами Белые Рукава сейчас впитывали жгучие взгляды. Кажется, защитников Дарсмуда горожане боялись и недолюбливали в той же степени, что и пиратов. — Занятно, — с непонятным выражением усмехнулась Изабелла. — Принцессины пальчики подросли и отрастили коготочки. — Ну, мы по-прежнему ученики Почтенных Провидиц, — охотно подставился под её взгляд лучник-коротыш, мизинчик среди принцессиных пальчиков. — Так что это официальная магия! — Если до этого кому-то осталось дело, — сухо выдохнул Гил позади. — Тем не менее, мы не используем наши силы открыто, как гана Хоук, — сказал Имекари с улыбкой, в которой не было места для осуждения. И после его слов Марцио подпрыгнул, хватая возможность хвастануть: — Ага! Мы не фаерболлим направо-налево, у нас высокая инструментальная магия! Его смуглый, вскинутый нос уже готов был проткнуть небеса, и, наблюдая за этим, Имекари добродушно рассмеялся. (Создатель, ни Хоук, ни Изабелла еще никогда не видели, чтобы кунари смеялся вот так. Совершенно по-человечески). — Мы называем это инструментальной магией, потому что звучит красиво. А по сути это… как бы сказать… — Синергия с оружием, — не удержавшись проронил Некромант. И, поймав на себе несколько взглядов разом, немного сконфузился: — Ну, то есть, судя по тому, что я видел… То, как вы соединяете магию и оружие… — Всё верно, — сказал Гил, не кивая и даже ни разу не взглянув на него. — Если классифицировать, мы скорее рыцари-чародеи. И наша магия нуждается в дополнительной форме — металле или других материалах. Тут он слегка вытянул вперед руку и пошевелил неестественно белыми пальцами. — Так что у тебя с руками? — открыто спросила Хоук. Гил покосился на неё. С сомнением, как ей показалось. — Я видела, как ты гнул метал. Синергия на живую? С кожей? — Похоже на витаар, — сказал Некромант чуть-чуть увереннее; видно, первое удачное предположение прибавило его голосу твердости. — Меткий глаз, — сказал ему Гил и глянул, кажется, даже с уважением. — Неплохо. У Хартверда расправились плечи. — Разве витаар не опасен для не-кунари? — хмыкнула Хоук и по-новому уставилась на его руки. — Тем более такой-то слой уж точно должен был оказаться смертельным. — Со мной не сработало. Коротко отозвался Гил, и ей не захотелось размышлять, что за случай заставил его это выяснить. — Ага, так что не здоровайтесь с Гилом за руку, — предупреждающе тряхнул хвостатой головой Марцио. — Я однажды его из одной передряги вытаскивал и с дуру за запястья ухватился. И во! Он растопырил перед Хоук с Изабеллой ладони — розовые и сморщенные в некоторых местах, как от старых ожогов. Гил хмуро отвернулся. А Имекари улыбнулся примирительно: — В следующий раз предоставь это мне. Уж он то — от пяток до рогов кунари — мог брататься с витаароруким товарищем, не боясь покалечиться. Они не заметили, как утренний туман совсем расселся. Троица с «Двуглавого» шла к дворцу в сопровождении Белых Рукавов. И те не стеснялись о себе распространяться. Всё это было похоже на геройское хвастовство мальчишек, но в нем проглядывалась почти осязаемая кожей нить «смотрите, пришлые, мы дружелюбны, но мы кое-что умеем, и если вы оскорбите принцессу нежелательным намерением…» — Имекари, — позвала Хоук, и кунарийчик странно дёрнулся, услышав это имя из уст чужого. Но тут же разулыбался вновь: — Эхе-хе. Это они меня так называют. На самом деле я… — Саирабаз — сказал за него Хартверд; осмелев, он теперь старался вставить свои заумные пять медяков при любой удобной возможности. Имекари кивнул рогатой головой. — Удивительно, что этот симпатичный ротик не прострочен сотней ниток, — мурлыкнула Изабелла себе под нос, но так, чтобы и он это услышал. — У меня есть арваарад. Официально — это Пророчица Илуза, но если вы спросите меня… Он отстранено посмотрел вперёд, куда-то дальше голов угрюмых горожан. — Если вы меня спросите, я отвечу, что «тот, кто сдерживает зло» для меня — это принцесса Лучия. — Началось, — протянул Марцио. — Сопли это всё кунарийские. Посмотрите на него, там и сдерживать-то нечего. В Кари этого зла, как во мне — гиганта. — и тут же фыркнул. — Посмотрите на него! Мы с ним одного возраста, но он высоченный и с рогами, а я — мелкий и с ушами! — Да чего ты, отличные уши, — вдруг ободряюще сказал Хартверд, и Марцио обернулся к нему чуть ли не со слезами благодарности в голосе. — Ты правда так считаешь? — Н-ну, они не такие острые, как у Гила, конечно, но все-таки… Некромант поздно спохватился: Марцио уже отшатнулся назад, точно стрелой поверженный. — Бр-р-раска! Дайте мне хоть в чем-то этих двоих обойти! — Белые Рукава. Любезные Белые Рукава, подождите!.. В звонкое ходячее мальчишество вторгся новый голос. Старческий, запыхавшийся голос в шаркающем сопровождении быстрых шагов. Имекари обернулся, и все они остановились слегка озадаченные: добрыми словами Белые Рукава называли разве что в присутствии принцессы. Старикашка добежал, схватился, выбившись из сил, за белый рукав Гила; тот осторожно подобрал руку ближе к себе, чтобы горожанин не ошпарился витааром. — Я… я владелец… кабачка на той улице, где вы недавно… недавно… — Приносим извинения за причиненные неудобства, но наш долг, — начал было Имекари, но старичок широко махнул на него рукой. — Нет-нет, я не с претензией. Наоборот. Спасибо! Марцио и Гил смотрели, боясь шелохнуться. — Спасибо. Эти проклятые пираты… Не платили. Уходить не хотели. К девчонкам нашим руки тянули. Хорошо, что на них даже в такое время управа находится. Хвала принцессе. — Хвала принцессе, — тихо и очень тепло повторил за ним Имекари. — Не желаете выпить в моем заведении? — Спасибо, старина! — козырнул Марцио, а потом уложил пальцы на тканевый пояс своего одеяния. — Но у нас есть дельце. Лучше угости наших людей, когда те закончат… ну, разгребать. — Людей? — поинтересовалась Хоук, когда старичок, охая, отхлынул. — Каждый из нас командует небольшим отрядом, — объяснил Имекари. — Это бойцы из общин наших Провидиц. — Только у них короткие рукава, а у нас — длинные, так и различай, — махнул рукой для наглядности Марцио — коротыш, но капитан. — И вы сдерживаете пиратов. — А кому еще? Армия Ривейна норы стережёт и… Ауч! Да за что опять-то? Ты мне так лысину прожжёшь своим витааром! — Лишняя информация, — сказал Гил. — Представителям Первого Стража достаточно будет знать о том, что пираты сторожатся нашей силы. И пока мы не суемся в море, они не буйствуют на земле. — Такое у нас Соглашение, — закончил Имекари и нахмурил белые брови. — А ваша Лучия не промах, — растянула новую ухмылку Изабелла. — Собрала рыцарство преданных мальчуганов, организовала личную армейку их старушечьих ресурсов и тихонько тягается с расхрабревшими пиратами. Эта девочка не перестает меня удивлять. Представляешь, Хоук, мы придем к ней, а она скажет «Конечно, Ривейн поможет!». Хлопнет где надо печатью, и мы поплывем дальше. И Хоук, уже привыкшая открещиваться от любого оптимизма, если речь шла о договорах с правителями, вздохнула: — Ну да, как же. … — Конечно, Ривейн поможет. Где нужно поставить печать? Хоук и Изабелла ошарашено переглянулись. Принцесса Лучия поднялась с трона. Она была юна и экзотически красива. На левое плечо чернильной волной спадали волосы, а правая сторона головы была чистейше выбрита. Там начинала своё цветение яркая, извилистая и мудреная татуировка; она струилась по шее, завивалась на плече и уходила ниже — в вырез белого и прямого, как сплошной рукав, платья. Шоколадные уши её были осыпаны золотыми бусинами серег от завитка до мочки. Блёсткий пирсинг под нижней губой и в нежной впадинке на шее. А над ней — увесистая золотая пластина, скорее всего оставляющая въедливые красные следы на принцессиной коже. Но Лучия стояла прямо и незыблемо — исколотая и изжённая, со следами высокого ривейнского статуса на всём теле. — Передайте бумаги моему советнику, — попросила будущая королева, взглянув куда-то за свое плечо и за спинку трона. — Он изучит их, и приступим. Из-за её спины вышел молодой мужчина — с волосами песочного цвета и взглядом таким же, как песок, — теплым и ускользающим, едва захочешь его поймать. Рукава его накидки были белыми и длинными, но магии в советнике совсем не чувствовалось. В тронной зале можно было насчитать много рукавов — и коротких, и длинных. Последние сидели на ступенях, ведущих к трону и были похожи на сторожевых собак. Имекари, Гила и Марцио они уже знали. Еще один длинный Белый Рукав вальяжно расположился на верхней ступени — самой близкой к трону — и это можно было счесть за признак лидерства. Мужчина. Человек. Моложе Хоук и Изабеллы, но взрослее остальных капитанов, судя по виду. Его черные, лоснящиеся волосы отсвечивали сереневой, будто были слиты из обсидиана. И взгляд, в отличие от песочного советника, был по-обсидиановски тяжелым. Шрамы с обеих сторон его шеи были похожи на жабры. Рядом, но немного ниже сидел юноша с лукавым, оценивающим прищуром. Неаккуратные дреды росли из его зелёной банданы, как сухие лианы из горшка. Тонкими и какими-то закопченными на кончиках пальцами он поглаживал «свирель». Шоотру — кунарийское оружие, стреляющее от фитиля. Была среди них и девушка. Из-за темной, почти чёрной кожи, глаза её казались невозможно яркими. Из-за плеча робко выглядывал гриф сереброструнной мандолины. Какая, должно быть, красивая у неё синергия, подумалось Хоук. Некромант глазел вокруг, затаив дыхание. Провидицы сидели прямо на полу. Глубокие капюшоны закрывали их лица, тяжелые мантии расползались, точно кляксы. Они были молчаливы, как пустыня или как смерть. И лишь иногда их головы слегка склонялись где-то там под капюшонами; Хартверду казалось, что они говорят друг с другом мысленно — с помощью неведомой магии. — Мы уже содействуем Антиве. И поддерживаем ресурсами кунарийский Пар Иштрак, — сказала Лучия и, не наклоняясь, подписала бумагу в руках своего советника; она даже не прочитала содержание, настолько велико было её доверие или нескрыта неопытность. — Пора вступить против Мора в открытое противодействие. Прошу вас остаться в столице еще на несколько дней. Я вызову на совет генерала армии и буду говорить с Провидицами. Нужно убедиться, что после распределения сил, общины останутся в безопасности. Но главный вопрос… Лучия вдруг прервала себя. Не детским взглядом всмотрелась в лицо Хоук, потом мазнула по Изабелле. — Солдаты и рабочая сила — это не самое лучшее, что может предложить торговый центр Тедаса. Сила Ривейна — в его ресурсах. Но все они останутся закупоренными здесь или разбредутся по чужим рукам, пока в наших морях… Она снова остановилась. Хоук уловила, как Имекари взглянул на неё взволнованно. — Ответьте, пожалуйста, на вопрос, — проронила Лучия каким-то новым голосом, впервые выдавшим в скорой королеве юную девчонку. — Мне очень нужно знать. Это правда, что вы прибыли сюда на корабле Корсара? … В наступившей тишине раздался заливистый смех. Марцио расхохотался и развел руками, мол «Видите? А я что вам говорил? Сказочница! Фольклористка, а не принцесса!». Получил от Гила. Больше не хохотал. — Я хочу сказать… — вновь начала Лучия и в волнении трепетно огладила подушечками пальцев бусину пирсинга во впадинке между ключицами. — У нас не останется особого выбора. Чтобы наша поддержка доходила до страждущих, нам придется пробить по морю чистый путь. Даже, если это будет стоить нам Соглашения. — Ваше Высочество… — прошептал советник рядом с ней, обеспокоенный голос его был похож на тронутые штормовым ветром песчинки на берегу. Имекари вскочил. Лидер скрежетнул зубами и нахмурился, взгляд его покатился вниз по лестнице, как сколотый обсидиан по обрыву. Марцио таращился то на него, то на безмолвного Гила. Щёлкнули пальцы на «свирели», и человек в бандане глухо хмыкнул «давно пора». Девушка с мандолиной крепко ухватила себя за колени, чтобы не подскочить также неуважительно, как Имекари, как этот рогатый дурак. Провидицы не шелохнулись. Принцесса Лучия успокаивающе подняла ладонь, и этим тихим жестом уняла зарождающуюся бурю: — Рано или поздно нам придется это сделать. Поэтому, если… Если слово Корсара выведет из боя хоть сколько-то пиратских кораблей, это уже будет неоценимой помощью с вашей стороны. Я знаю, что Серые Стражи держатся в стороне от политических конфликтов, но… — Вы это Ферелденской Королеве скажите, — усмехнулась Хоук. — При всем уважении, Ваше Высочество, но в нас от Серых Стражей только вот эти бумажки. А сами мы на самом деле народ простой и поможем не потому, что очень хотим вляпаться в политический конфликт, а потому… — Потому что ты золотко! — закончила за неё Изабелла. Принцесса умилительно моргнула. А на Изабеллу тут же нанизались десятки взглядов. Побежал по плечам песок, полетел в лицо обсидиановый камень. — Я хотела сказать по-другому, но так тоже сойдёт, — покосилась Хоук на женщину, одинаково бесстрашно флиртующую с уличными проходимцами и блистательными королевами. — Меня зовут Хоук, Ваше Высочество. Я — подружка Корсара, и уж мы с пиратским королем что-нибудь придумаем, чтобы боя, по возможности, вовсе не состоялось. — Хоук? — моргнула Лучия по-новому. — Меня, наверное, и здесь немножко знают? — Да. Но как подружку Корсара вас здесь знают в последнюю очередь. — А в первую? — Вас знают сначала как Защитницу Киркволла и убийцу Аришока, и только потом уже как привидение Тевинтерской Горелой Башни и фаворитку ферелденской королевы, Первого Стража. — Тоже мне фаворитка, — тут же проворчала Изабелла. — Хоук ее даже в постель ни разу не звала. — А ты звала?! — воскликнула принцесса. — Звала. Отказалась. Лучия посмотрела на неё ещё мгновение. А потом во всю свою девчоночью прыть рассмеялась. И смеялась долго. До тех самых пор, пока лица Рукавов наконец не смягчились и не просветлели от её смеха. … Они жили при дворе ривейнской принцессы несколько дней, и за это короткое время окончательно убедились, что она такое золотко, что хоть длинными белыми рукавами обрастай! Лучия была решительна и непримирима на советах. А среди своих капитанов — нежна и спокойна, как дитя в руках матери. Неудивительно, что все они готовы были раскататься в лепешку или броситься камнем в море по первому её приказу и, не зная себя, защищать-защищать-защищать. Пару раз Хоук и Изабелла возвращались на корабль, чтобы проведать Монки и подразнить его прекрасной принцессой, которая спит и видит знакомство с легендарным Корсаром. Но тот всё противился и клялся не сходить на демонов ривейнский берег и под страхом смерти. Хартверд таскал ему еду, потому что страх-страхом, а помрет же без меня. Он всё меньше хотел возвращаться на корабль и все больше времени проводил в компании Рукавов. Те приняли его очень радушно, разглядев в нем спящего ученого, знатока языков и великолепного игрока на лютне. Однажды они даже сыграли дуэтом с Айей (так звали белорукавную девушку). Алано — лидер с обсидиановым взглядом — одарил его совместной тренировкой на парных саблях (но лучше бы не одарял). Гил смотрел издали, но с уважением. Рикко как-то дал подержать «свирель». А Марцио повадился хлопать его по плечу, словно брата. А потом даже показал свою налобную ленту и рассказал, что на ней по-антивански написано «Я поцелую душу врага, чтобы привлечь в свои объятия. Оставь мне тьму свою, и я дарую свет». Желая соответствовать блистательным защитникам принцессы, Хартверд даже волосы в порядок привел, и подшил свою просоленную одежу, везде, где только мог. Ему было комфортно и хорошо с ними. Так хорошо, что всякий раз, снаряжаясь на «Двуглавый», он делал такое кислое лицо, что у Хоук зубы сводило. Один раз она не удержалась и сказала ему: — Если потерял к нему всякое уважение, то почему не уйдёшь? — С «Двуглавого»? — не понял Некромант; а потом чуть не взорвался, как кунарийская бочка. — Погодите! Так вы же сами меня закляли! Именем Мага из Магов, никогда не покидай Корсара или тут же помрешь на месте. — Только поэтому? — А? — Ты мотаешься с нами только поэтому? — Ну… Я… Хоук вздохнула и щелкнула пальцами перед самым его носом. — Всё. Заклятие снято. Можешь делать, что захочешь. — Никакого заклятия не было, да? — оторопело смотрел перед собой Хартверд, а потом глубоко задумался, будто погружаясь в какое-то новое колдовство. — Белые Рукава говорят, что мне нельзя прозябать в пиратах. Марцио обещал, что будет рекомендовать меня своей Провидице. Я могу стать учеником. Учиться… Хоук вдруг представила его в белой накидке с длинными рукавами. Ему демонски шло. — Я пойду, — сказал Хартверд себе под ноги. И пошёл. Потом остановился. — Но вы ошибаетесь, монна Хоук. Я не то, чтобы потерял к нему всякое уважение. Просто… я сам наконец почувствовал, что меня уважают. И именно здесь. — Поговори с ним. — Поговорю. Хартверд кивнул и покинул Дарсмуд, чтобы взойти на «Двуглавый» в последний раз. — Очень зря, Хоук, — протянула, из тени наблюдавшая эту сцену, Изабелла. — Теперь мне придется с ним остаться. — С Некромантом? — С Монки! — она повела острым носом в сторону моря. — Боюсь, в одиночку он совсем дурачок. Такой дурачок, что если его трюм забьют порохом до отвала — не почует. … Всю оставшуюся неделю столица к чему-то готовилась. На королевские корабли ставили кунарийские пушки. Провидицы разъехались по общинам в другие города в целях безопасности (одна из них обещала рассмотреть кандидатуру нового ученика, когда огонь над морем утихнет). Белые Рукава — сначала по очереди, а потом и все разом настаивали на том, чтобы и принцесса покинула столицу: пираты начали подозревать. Несколько их кораблей отбыло куда подальше. На охранные стоянки Белых Рукавов в портах производились еженощные налёты. Десяток пушек не удалось удержать — отбили. Сомнений не оставалось: в день, когда Согласие окончательно потеряет силу, сопротивление будет встречено и на земле, и в море. Даже, если появление двуглавого корабля из-под воды что-то изменит, в мгновение ока конфликт не удастся погасить. И пока армии далеко от Дарсмуда… Пока принцессины пальчики будут изламываться в боях, Лучия окажется крайне уязвимой. И если пираты её заполучат… у них появится неоспоримая претензия на права. Принцесса Ривейна никуда не уехала. Она была горяча, как источники Афсааны, и упряма, как быки Сиира. Советник с длинными рукавами не сводил с неё восхищенного и немного тоскливого взгляда, а лидер Алано ходил темнее тучи. Рукава работали, как проклятые, и последние дни почти не спали. Наверное, именно поэтому Изабелле под шумок удалось умыкнуть Лучию после очередного совета. В покоях принцессы убранство было по-странному скромным; всё сосредоточение шика — в огромном окне, где, как в картинной раме, во всех своих красках раскинулся Залив Риалто. — Вы охраняетесь пуще сокровищницы Церкви, ваше высочество, — сказала Изабелла, уложив руки на подоконную плиту — параллельно ладоням Лучии. Будто это были и не руки вовсе, а боевые корабли, заходящие на абордаж. — Будь моя воля, утащила бы тебя в море. — Для акулы у тебя слишком круглые зубы, — заметила Лучия. — Обычно те, кто сомневались в их остроте, погибали при загадочных обстоятельствах. Принцесса засмеялась. Вседозволенность этой вышедшей из пиратов женщины была острой и горячей, как кари на обед. И для принцессы это — драгоценное разнообразие: приближенные день ото дня кормили её исключительной выслугой — питательной и обволакивающей, как кокосовая каша. Ей искренне нравилась Изабелла — одновременно близкая и далекая, как Залив за окном. — Я никогда не выходила в море, — сказала Лучия, глядя, как искрится Риалто. — Пираты. — Пираты. Принцесса смотрела вперёд. Татуировка на её плече извивалась ломано и нетерпеливо, как ящерка, никогда не покидающая свою нору. — И все они уже давно не знают моря тоже. Стоит любому их них зайти в воду даже по пояс — это будет считаться посягательством на Соглашение. Лучия говорила, и голос её похож был на тихонько ворочающиеся под нежной волной, морские камешки. — Мне-то ничего. Мне хватает и просто смотреть… какое оно красивое. Но вот Рикко, например, тяжело приходится: он, как и ты, бывший пират, и не чувствовать качку для него все равно, что забыть колыбельную матери. Изабелла скосила на неё глаза; принцесса пеклась о своём народе, об огромном образном существе, которое всегда существовало отдельно от неё — за стенами дворца, на улицах городов, в портах, в море. Она пеклась о нём с жаром скорой правительницы, но всё человеческое, девчоночье тепло доставалось только командирам Белых Рукавов — её единственному окружению. — Я хочу, чтобы мы победили, — с наивной простотой сказала Лучия. — Сначала пиратов, а потом и Мор. Я ищу поддержки у тебя и у Хоук, потому что планирую присутствовать на каждом сражении, которое вам выпадет. Изабелла выдохнула какое-то короткое богохульство и спросила со страдальческим прихрипом: — Котёнок. Ну зачем тебе? — Я ребёнок, гана Изабелла, — спокойно констатировала Лучия. — Даже когда я стану королевой, они все будут считать меня ребёнком, и мой голос среди остальных правителей будет звучать слабее всего. Но, если Ривейн внесет неоспоримый вклад в победу; если моих людей и меня запомнят героями, я, может быть, буду в силах что-нибудь изменить. — Изменить? — М, — кивнула девочка, — Как будущая королева я обязана следовать учениям Церкви. Но я все равно считаю, что Создатель и весь наш мир — суть одно и то же. И поэтому все мы тоже немножко создатели, и можем сами… ну, создавать. Блеск моря отражался в её юном взоре, и казалось, что весь Риалто мог уместиться в её глазах. — Когда мой голос обретёт достаточно силы, я скажу… Я скажу так, чтобы после моих слов любой королеве было позволено обручаться с магами, с пиратами, с кунари, с эльфами, с женщинами. По любви. И ничего не бояться. Вот так просто. Вот так вот просто. — Мудрые Провидицы говорят, что скоро я выйду замуж за Фердинанда Пентагаста, потому что Неварра наш главный торговый партнер, и сейчас она покалечена до такой степени, что восстановить сгоревшие и оскверненные города король сможет только с помощью Ривейна. Или Антивы. Но он выберет меня, потому что антиванская принцесса много моложе, и не сможет в ближайшем будущем подарить ему наследника. Изабелла смотрела на неё и видела, как, говоря всё это, Лучия держалась за подоконную плиту так, словно её, маленькую и трепетную, вот-вот могло унести в море. — Вот так. Я хочу добиться авторитета, и просить не за свой народ — а за себя, — тут она усмехнулась разочарованно. — Наверное, такое желание недостойно королевы. — Ты влюблена, — только и сказала на всё это Изабелла. И, оперевшись на локоть, небрежно уложила щеку в ладонь, как это делают разнеженные сплетники. И с удовольствием наблюдала, как после её неуместного приговора, глаза Лучии распахиваются ещё шире, и вся она будто вспархивает на месте белой птичкой в своем летящем платье. — Что?! — Ты влюблена, золотце, — лукаво повторила заядлая обольстительница, чующая любовь безошибочно, как яд в вине. — У, и в кого-то из них! Будь хорошей девочкой, признавайся, в какой из рукавов закатилось твое сердце? Лучия засмеялась. Засмеялась громко, не щадя себя — как будто бы в наказание. Она привыкла секретничать с матерью. Провидицы не могли заменить мать, Рукава не могли заменить ей мать, даже советник Тадео — ласковый, с детства близкий человек — никогда не смог бы заменить ей мать. И теперь, смотрите, гордая принцесса выворачивает душу перед пришелицей из морей, адмиралом чужого берега и наверняка опасной женщиной. Которая смотрит на неё легко и легко говорит «не думай ни о чем, расскажи, кого ты любишь». Лучия смеялась и чувствовала себя жалкой. И очень счастливой. — Я будущая королева Ривейна, и с моей стороны было бы неосмотрительно распространяться на такие темы, — отсмеялась принцесса и посмотрела Изабелле в лицо. — Так что я не буду осматриваться — и просто скажу. И она просто сказала. Море никуда не делось — было всё таким же гладким и блестящим, как спина только что пойманной необъятной рыбы. Изабелла присвистнула. Принцесса не переставала её удивлять. — Я буду участвовать в этой войне, гана Изабелла, — сказала Лучия, и взгляд её был, как парные кинжалы, наточенные против чего-то куда живучее, чем пираты и порождения. — Если королевам пока нельзя как следует любить, то им хотя бы можно сражаться. Хочешь посмотреть на мой походный костюм? Принцесса потащила её к центру комнаты, и Изабелла повелась, как до хвоста одомашненная пантера. Эти глупые, бедные — непостижимые и божественные девочки её обезоруживали. Что Мерилль, что эта… — Помоги. Покажу. — Лучия встала перед ней спиной и смахнула волосы к ключицам, подставляя задние завязки по всей длине платья. — Тадео говорит, что в этом костюме я похожа на маркчанского гонца. Изабелла взялась тёмными пальцами за светленькие шнурочки. — Откровенность за откровенность, принцесса, — сказала она негромко у Лучии за спиной. — Я была немногим старше тебя, когда моя мать отдала меня мужчине за… Обещание, что со мной будут хорошо обращаться. — …за семь золотых и кашпо из рога кунари. — Кашпо?! — Эй, не вертись. Так вот этот самый мужчина однажды взял меня в плаванье и заставил ходить на всех ветрах в поганом платье, которое стоило целое состояние. Потом мы сошли на берег, и я слегла с харкучей болезнью. И потеряла голос на несколько недель. Мораль! Запомни, принцесса, если ходить на всех ветрах так, как они просят — то к концу плаванья можно потерять не только голос. Но и честь, самоуважение, свободу и саму себя. Это я тебе как совершенно потерянная женщина говорю. — А, по-моему, ты очень находчивая, — сказала Лучия, глядя вперёд, и через несколько мгновений добавила. — Я слышала о Королеве Восточных Морей. И о том, что она больше не носит платья. Изабелла улыбалась, поддевая ленточные узелки ногтями. Платье расходилось все сильнее, и спина принцессы расцветала перед ней терракотовым ирисом. Абстрактный рисунок татуировки укладывался в нехитрый, но масштабный силуэт. На спине Лучии, как на карте, был запечатлён Ривейн. Изломанный берег Конт-арра на левой лопатке, Островок Излюбленного — словно родинка чуть выше ягодицы. Нежные позвонки складывались в горный хребет, проходящий через весь полуостров с юга на север. Изабелла ухмыльнулась своим географическим познаниям. Лучия сбросила раздвоившееся полотно платья к локтям, обнажив теперь еще и плечи. Именно в этот момент в комнату постучался, а потом и зашел, решительно извиняясь, советник Тадео. — Принцесса! Ваше высочество, стали известны новые обстоя… тельства. И в тот же миг лицо его побелело, как песок по ночи. Тадео встал в дверях, как вкопанный. Из-за его спины нетерпеливо вышел главный Рукав — Алано. Он нисколько не изменился в лице, но пару долгих мгновений смотрел на Изабеллу так напряженно, что его шрамы-жабры, кажется, готовы были вот-вот разойтись. …Ей пришлось с хохотом кувыркнуться из окна принцессиных покоев. Хвататься за острые пальмовые листья и, обдирая подбородок, скатываться по шишковатым стволам. Это было не лучшим отходом Королевы Восточных Морей… Но оно того стоило. … Сон не шёл к Хоук по двум причинам. Тяжелые, налипшие жирными, лириумными медузами, мысли заволокли разум. И тупые лучи гномьей короны под подушкой вгрызались в череп, как челюсти. Ключи прирастали к ней всё сильнее, и Хоук понимала, что нужно проветриться. Поклялась себе оставить Ключи и забыть о них ненадолго. Завтра. Ну, или через день. Может, два. Потом. А сейчас пусть себе врезаются в череп. В слух врезался звук мяукнувшей двери. А потом что-то тяжелое, мягкое и совершенно ривейнское привалилось на неё сверху. — Так-так. И где ты шастала? — спросила Хоук, не открывая глаз. И нащупала в чьих-то волосах, что разметались у неё на груди, пальмовый листочек; зеленый, как глаза каменорукого эльфа Гила. Изабела фыркнула и подтянулась повыше, чтобы ткнуться носом в Хоукову шею: — Принцесса меня отшила. — Ты ей в матери годишься, Изабелла. — А ты после таких слов мне больше не нравишься. Не смотря на сказанное, она вальяжно и очень даже обожающе запрокинула на Защитницу ногу. Так и лежала с ней утомленно и развалено несколько минут, размышляя, стоит ли рассказывать Хоук, с чем она к ней пришла. — Провидицы сулят ей всякую ересь. — Ересь — потому что все они почти одержимые? Зря ты. Духи иногда и умные мысли могут нашептать. Духи Мудрости, например. Напряженный вздох Изабеллы пробежался по кончикам волос Хоук маленьким штормом. — Чего ты боишься? — Хоук, я ничего не боюсь. Но она однажды может прийти к любой из них и сделать глупость. — Ты боишься, что Лучия прикажет вселить в себя демона посильнее, если почувствует, что проигрывает войну? Изабелла ёрзнула на подушке, не понимая, как Хоук вообще умудряется на ней лежать. Она пришла говорить не о Лучии. И не о своих страхах. Она пришла покаяться Хоук в своем постыдном, потаенном трепете, который испытала днём ранее. И даже до сих пор где-то там глубоко внутри испытывает… Всё из-за неё. Из-за того, что она такая. Вчерашним вечером она шла по обходной улочке от порта до стратегической стоянки Рукавов, и встретила кое-кого. Два пиратских капитана вышли к ней с двух сторон. Одного из них — красномордого и с глазами какими-то морщинистыми и черными, как раздавленная черника, звали Бобо, если верить татуировке на щеке. Второй был самопровозглашенным Королём Залива Риалто и не носил одежды выше пояса, вместо неё на туловище у него было вытатуировано что-то напоминающее орлесианскую блузу с рюшами и жабо. Из нарисованного карманчика торчала нарисованная рука скелета. И держала его за грудь. — Мадам пройтись изволит? Изабелла остановилась. Но капитаны, кажется, не собирались хвататься за оружие. — Ты можешь полагать, что мы совсем оглазели и не признали в тебе Королеву Восточных Морей, — сказал королёк залива. — А ещё ты можешь полагать, что мы не знаем, на чьей ты паршивой стороне и как бойко резала наших. — Пират, тоже мне… Тьфу, чтоб тебя Корсар мордой поволтузил, — сплюнул Бобо ей под ноги. — Вы меня с кем-то спутали, — невинно моргнула Изабелла. — Я адмирал, мальчики. — Погоди! Погоди-погоди, сейчас найду шляпу побольше и тоже запищу, что адмирал! — С дороги, — проговорила Изабелла утомленно, быстро теряя к этой беседе всякий интерес. — Нет, погоди, — сказал морской королёк с вытатуированным жабо. — Мы же тебя не унижаем. Смотри, мы само дружелюбие, несмотря на то, что ты сделала. Несмотря на твое предательство. Изабелла прищурилась с укоризной. Рыцарство в рядах пиратов — явление старомодное, почти вымершее. И уж эти-то точно не из последних представителей благородного вида. — Мы с предложением, — сказал Бобо, поумерив свой насмешливый тон. — Мы знаем, что ты при дворе ошиваешься. Пальчишки тебя не трогают. Давай так… Он потёр руки, а морской королёк договорил за него: — Ты нам принцессу выведешь, а мы тебе — самый большой корабль и обещание не трогать, когда заварушка начнётся. — А когда закончится, ты и в море, и на земле тут будешь ходить, как королева. — Умыкни принцессу, а? Мы её не тронем. Побалуемся, погрозим — ничего такого. А ты будешь ходить на большом корабле без всяких приказов. Будешь нашим Корсаром. Изабелла улыбнулась тонко-тонко. И, ничего не ответив, прошла мимо. — Ты подумай, Изабелла, — говорили ей в спину почти дружески. — И выбирай, на чьей ты стороне. Потому что потом будет поздно. Ты подумай. Пирата не проведешь. Пират — не ром; так быстро из человека не выводится. — Будь ты хоть сто раз адмиралом. Где-то там он в тебе ещё сидит. Пират. Королева Восточных Морей. Изабелла шла твёрдо, но сердце её трепетало, как безумное. Точно лодочка в нагнавший её шторм. И, словно прибившись наконец к берегу, она теперь всем телом прижалась к Хоук. И в этом не было ничего ожидаемого — ни обольщения, ни поддразнивания. То был очень теплый, и очень доверчивый жест. — Ты помнишь, что я тебе обещала однажды? — спросила Изабелла, закрыв глаза, и сама же ответила, не медля ни мгновения, словно спешила напомнить и ей, и себе. — Я сказала, что, если ты посмотришь на меня, то увидишь, как я сражаюсь на твоей стороне. — Чего ты боишься? — тихо повторила Хоук. — Боюсь, мне придется вас прервать, — сказала Айя в дверях. Они не выдали её визит ни единым мяуканьем. Айя стояла, сомкнув руки под широкими рукавами, и смотрела бесстрастно. Личное пространство гостей — ничто по сравнению с поручением принцессы. — Моя повелительница хочет поделиться с вами важной информацией. Не советую задерживаться. … Через несколько часов они в сопровождении Марцио возвращались к «Двуглавому». Из Старкхевена пришли прискорбные вести: город атакован порождениями так яро, что вряд ли выстоит. Жителей впопыхах распихивают по кораблям без лекарств и должных припасов. Нужно немедля отправлять провизию и поддержку морем, и в море же пересекаться. А для этого нужен свободный путь… — Значит, начинаем, — говорила принцесса, замирая сердцем. — Выходим против пиратов поутру. Мгла в море будет им только на руку. Но у нас есть одно неоспоримое преимущество. Организация. Силы пиратов хаотичны. Их капитаны не подчиняются друг другу и станут конкурировать даже в сражении против общей угрозы. Хоук и Изабелла шли. Последняя даже поймала себя на мысли, что сознательно мается: она — адмирал Старкхевена, и должна быть там. Сейчас. Там. Она маялась, но на улыбке говорила Хоук: — Не переживай о Ваэле. Бетти свернёт водопадам русла, но не даст ему помереть. Хоук кивнула. Марцио шагал, навострив уши, и излишне расслаблено. А когда из-за пушисто-синего утёса вдалеке показался наконец «Двуглавый», только присвистнул: — Красавец! Во красавец! — Спасибо за компанию, Марцио, — сказала ему Хоук на ходу. И антиванец на службе у Ривейна остановился и низко раскланялся; только хлопнули белые рукава: — Моё удовольствие — присмотреть за скорыми боевыми напарницами. В одну из которых, к тому же, я уже немного втюрился, но ни за что не скажу, кто эта Изабелла. Браска! Адмирал удержалась от умиленного хохота и ничем его не оскорбила. Только потрепала по плечу и пожелала удачи в грядущей битве. … Море заволакивал ночной туман. Впрочем, эти утесы собирали вокруг себя туманы и днем и ночью, будто подводные корни у них мерзли, и их непременно хотелось укрыть серым одеялом. Именно поэтому они оставили «Двуглавый» здесь: он врылся носами в дно и в пелене походил на один из утёсов. Или на давно утопленника. Шаги Хоук и Изабеллы стали тяжелее: они увидели сквозь туман, как на борту пляшут язычки факелов. Кроме Корсара там был кто-то ещё. Блеснули кинжалы и лезвие посоха, их повелительницы настороженно взошли на корабль. Монки смотрел яростно. Одним глазом. Вторая глазница была совсем пустой, а пиратская повязка, обычно закрывающая уродство, почти стёрлась между его зубами. Её использовали как кляп. — А вот и прекрасные девы! — сказал Израм. Он держал острую дугу сабли у горла Монки и едва удержался от приветливого движения рукой. — Позабыли наверное, что баба на корабле — это к беде. А две бабы… Израм лыбанулся как-то по-зверски и с большой охотой перевел взгляд с Изабеллы на Хоук. — Пенная Королева Изабелла и прыткая Хоук. А ведь сидела у меня под ценовой дощечкой. Помнишь? Помнишь, как меня твой эльф облапошил? А где же он? Израм делано и удивленно прокатил по кораблю свои маленькие чёрные глазки, но вместо всяких эльфов увидел только свою команду — посмеивающихся, пузатых и тощих, вооруженных до зубов. Готовились, демоны. Туман холодно змеился у ног. Они молчали. Хоук держала посох. Изабелла стояла, слегка согнувшись в позу, из которой удобнее всего атаковать по двум сторонам разом. Монки предупреждающе дёрнулся, почти не страшась сабли у горла, и зажевал повязку во рту с двойным усилием. — Хорош корабль, — мотнул почти облысевшей головой пират Израм — знакомец с мертвецкого острова, из-под носа которого Хоук вместе с Фенрисом однажды увели Идола-Ключ. — Смотрите-ка, сияет, как в сказке. «Двуглавый» и правда привычно воспламенел лириумным светом, едва Хоук и Изабелла поднялись на борт. Пираты из команды Израма завертели головёшками под банданами. Кто-то даже пытался выскребать яркую жилку ножом. Хоук сжала зубы. Изабелла потянула носом воздух. — Чего, удивляетесь? — поиграл лунным светом на резаке сабли Израм, кадык Монки под ней прокатился вниз и тут же встал на место. — Удивляетесь, да? Я тоже удивился, когда своего пацана тут увидел. Подглядел. Ходит, видите ли. Напыщенный такой, важный, похаживает от Рукавов к Корсару и обратно, вот же щенок! Вот же… Он помянул Некроманта недобрым словом, наверняка запрещенным на его прежнем корабле. Сердце Хоук впилось в ребра, как лучи короны в подушку — а в безопасности ли Некромант? Он сейчас с Рукавами? Когда они видели его в последний раз?! — Я за ним и подглядел. И за всеми вами подглядел. Особенно за этим, — чёрный глаз Израма скосился к Корсарову уху. — Корсар, ха? Корсар, говорит. Да брешет. Гляньте, мы его немножко порезали — ничего на нём не заживает. А должно, раз бессмертный. И пират показательно нарисовал под ключицей Монки новый, сочащийся алым, порез. Тот на это только прорычал, сбивчиво дыша, и попытался ухватить своего мучителя связанными сзади руками. Подожди, мальчик наш, мысленно обратилась к нему натянутая, как тетива Марцио, Хоук. Подожди, Лало. Нам нужен момент. Один единственный подходящий момент, чтобы тебя вытащить… — У, Израм, так ты опять дал себя облапошить, дурилка портовая? — вдруг широко улыбнулась Изабелла. И опустила оружие. Пролысевший пират недоверчиво сощурил чёрные глазки. Его команда навострила уши. Адмирал Изабелла отклячила бедро, как делала это в тех случаях, когда полагала, что спор уже выигран. — Раз ты тут поглядывал, то и меня должен был заметить. По-твоему, я хожу на этом корабле под каким-то мальчишкой? Он не больше, чем безвредная корабельная обезьянка, а ты раздул. Пусти. Не позорься. На тебя твои люди смотрят. Люди — щербатые и золотозубые — смотрели. Смотрела и Хоук; она понимала, чего Изабелла добивается. Та улыбнулась уголком губ. И «Двуглавый» вдруг тронулся. Взбуробил морское дно, всколыхнул туман, стелющийся по борту. Пираты похватались за поручни. Крепко вцепился в плечо Монки Израм. — Корсар! — вдруг голосисто выкрикнул кто-то из его людей. — Капитан! Это она — Корсар! — Да ну… — оскалился капитан. — Да вот ну… Кораблик из легенд поплыл, гляньте! Может, это твоя магичка подколдовывает. Может быть, вы тут меня дурите, чтобы я дружка вашего вам сдал да в ноги бросился? Во. Он показал на пальцах какой-то заковыристый жест. — Без фокусов, если хотите мальчишку. Хотите мальчишку, а? — У меня есть этот корабль, — холодно посмотрела в его чёрные глазки Изабелла, — а вскоре будет и всё пиратство. Зачем мне? И кивнула на Монки так пренебрежительно, что сердце его замерло, будто и к нему поднесли саблю. — А, вот как. Тогда докажи! — грянул Израм и толкнул Монки перед собой так, чтобы острие сабли всё еще оставалось в опасной близости от его спины. — Накажи обманщика, раз он ничего не значит. Убей. Тогда и посмотрим, кто из вас Корсар. По спине Хоук пробежал холодок. Мёрзлый туман заползал в сапоги. Команда Израма улюлюкала, точно на антиванском родео. Изабелла выпрямилась и замерла. Посмотрела в одноглазое, избитое лицо Монки, словно унимая что-то в себе… Тот наконец-то перекусил повязку. И горячо зашептал: — Я пытался уплыть, но корабль меня не слушал! Капитан, они погрузили в трюм… Договорить он не смог. Изабелла хватко подалась вперёд и ударила его в лицо. Распахнутой, но сильной ладонью. Так, что что-то застучало по доскам. И закапало красным. Пираты восторженно затрепетали. Хоук не поверила глазам. Тогда Изабелла ударила ещё раз. Ладонью под подбородок — так, чтобы кудрявая голова Монки ужасно запрокинулась, а сам он отшатнулся, сбивая довольного Израма. Изабелла решительна и беспощадна — и она отвечает на вызов третьим ударом. Ногой в живот. Монки отбрасывает на поручни. Краем глаза он видит чёрное море, или это просто в глазах у него на мгновение темнеет. Туман и ужас сковывают Хоук ноги. — Убей! Убей притворщика! Да здравствует Корсар! Слава Королеве Пиратов, — кричит команда. Изабелла выхватывает кинжал и наотмашь перерезает корабельной обезьянке горло. … — Принцесса! — Марцио ворвался в комнату советов взъерошенным ураганом. Его лента «поцелуй в душу» растрепалась от стремительного бега и съехала на ухо. Принцесса не спала. Этой ночью никто не спал: все готовились к утреннему выступлению. Лучия поднялась, выронив на стол свиток со списком кораблей, пригодных к бою. Советник Тадео, будто желая ненавязчиво унять вспыхнувшее беспокойство принцессы, уложил на спинку её кресла ладонь. Адмирал Ривейна и капитан реденькой городской стражи обернули головы. Лидер Алано оторвал глаза от морской карты Риалто и рефлекторно коснулся рукоятей длинных, больше похожих на мечи, кинжалов. И бросил острое, как кинжалы «говори». И Марцио сказал: — Алано, я… по приказу принцессы я сопровождал гану Хоук и гану Изабеллу. Я видел этот «Двуглавый», корабль Корсара, совсем, как из легенд вот этими, браска, глазами! Я хотел посмотреть поближе, я не собирался… — К делу. — Да. Пираты, — скачущий голос Марцио наконец выпрямился. — Они захватили «Двуглавый» и Корсара. Я видел, как наши союзницы взошли на борт, и как корабль отплывает в море… Лучия вздрогнула и нервно схватилась пальцами за синюю бусинку между ключицами: — Они сделали первый ход. Добрые духи… — Ваше высочество, — посмотрела на неё адмирал. И её высочество кивнула. И от этого легкого движения комната враз забурлила. Как море, которое вскипятили. — Гана Амадора, вашим приоритетом остаются горожане, — говорил Тадео. Он обращался к капитану стражи, и в который раз поражал присутствующих своей завидной способностью: оставаться в мирном расположении духа даже во время войны. Тадео улыбнулся и кивнул теперь уже адмиралу: — Гана Нина, сберегите их. В море эти горячие головы будут совсем котятами. — Айя и Рикко — вместе со мной. На корабли, — встал из-за стола Алано и пошёл стремительно. — Тадео остаётся с принцессой. Гил, Имекари — на улицы. Марцио, ты с ними. — Я… — нагнал его Марцио уже где-то далеко в коридоре. — Браска, я не хотел… их бросать. Поступок, недостойный му… — Умолкни, — отозвался лидер Рукавов негромко и почти беззлобно. — Тебе выпал выбор, и ты выбрал принцессу. Всё правильно сделал. И так поступил бы каждый из нас. Марцио его слова не очень-то ободрили. Он вжал в плечи голову и оттого казался ещё ниже, чем был на самом деле. — Если бы ты не притащил сюда свою задницу, у нас не было бы шанса собраться и быстро отреагировать. Теперь он есть. — На что отреагировать? — бледное лицо в одном из проёмов. Им встретился Хартверд. Спина его была горделиво расправлена, но рукава всё ещё коротки. Поперек собранных в лоснящийся хвост волос лежала широкая белая лента, и треугольные её кончики сплетались вместе почти у самого пояса. — Хартверд. Вовремя, — мимоходом глянул на него Алано, рукава его раздувались, как два белых паруса. — Удержишь улицы с остальными. Если повезёт, пробивайтесь к береговой линии. — Есть, хончо! — козырнул Марцио и подцепил пальцем тетиву, словно струну музыкального инструмента. — А… но я… — Сомневаешься, — угадал Алано и даже остановился, чтобы посмотреть на бывшего Некроманта теперь уже в упор. — Пока ты ничего нам не должен. И тебе решать. Видишь ты свое будущее с нами или нет? — В-вижу… Я хочу… — Тогда сражайся, как один из нас. Алано ушёл, не сказав больше ни слова. Только клацали, ударяясь друг о друга, его охапкой привязанные к поясу кинжало-мечи. — Не дрейфь, Харти. Пойдём к моим. Подберём тебе махалку и выдвинемся, — хлопнул Хартверда по опущенному плечу Марцио. — Ты не можешь проиграть, если знаешь, за что сражаешься. … Хоук стояла в тумане, но думала, что — в Тени. Настолько неправдоподобной и искаженной была эта картина. Она видела Изабеллу со спины. Видела, как она бьёт, почти вгрызаясь в лицо Монки ногтями. Она слышала, как что-то хрустит и падает, точно стекло. Возможно, то были зубы. Она видела, как Корсара, того, кто считал себя Корсаром, прибивает к поручням. И ещё она видела… Кровь осталась на кинжале, а Монки на корабле больше не было. Схватившись за вспоротое горло, он опрокинулся назад и рухнул за борт. Где-то внизу глухо расступилась и сомкнулась вода. Пираты исступленно хохотали и трясли друг друга за плечи. Вот она какая у них Королева! Вот она какая! Изабелла тяжело обернулась. Козырёк адмиральской шляпы закрывал ей один глаз. Хоук стояла, точно туманом повязанная. И ей бы прыгнуть сейчас следом за Монки, поймать по пути к глубине, вынырнуть, наспех схватиться за рану магией, и тогда может быть… может быть есть шанс… — Ты ещё здесь? — спросила её Изабелла, сияя глазом. Хоук стоит, а Изабелла уже идёт к ней. И несёт кинжал. — Так не бывает, Изабелла, — прошептала Хоук. — Такого не может быть. Глаз сияет. Изабелла улыбается. Кажется, неверие Хоук ей льстит. Пираты заливаются новыми возгласами; всем, кроме Израма, нравится, какой всё принимает оборот. Хоук пятится к поручням — последней опоре того, кто называл себя Корсаром. Туман пресмыкается дымными завитками. Планширь. — Изабелла, — произносит Хоук вслух и думает, так не бывает, такого не может быть, ты говорила сегодня такие слова… Ты говорила, что если я посмотрю на тебя, то увижу… — Посмотри на меня, Хоук, — попросила Изабелла странным голосом. И отрезвляющим ударом столкнула её с корабля. Падая, Хоук всё ещё смотрит. И в глазах Изабеллы вдруг видит что-то такое, отчего сердце сжимается до размеров жемчужины. … Израм чуть не уронил свою лысину: — Какого рожна, Корсарша! И, не помня себя от гнева, схватил её за локоть. — Я приказывал её сбрасывать?! Я хотел её… Изабелла посмотрела на него так, что у того чуть брови не осыпались. — Поправь, если ослышалась. Мне показалось, что ты будто бы собирался мне приказывать. Мне, Корсару. Команда Израма вдруг притихла. И сам он в одолевшем приступе испуга, в каком-то потаенном трепете перед пиратскими сказками, потупил свои маленькие чернявые глазки. И увидел её руку в своей грубой хватке. С кончиков пальцев капала кровь. — Погоди, — пошевелил губами Израм и потянул руку выше. У Корсара Изабеллы кончалось терпение. — Погоди. Ты тут мальца расквасилась. Хочу увидеть, как заживает. — У любопытной кошки на брюхе блошки, — сказала Изабелла и с силой одёрнула руку. Прошлась, держа себя за локти, до штурвала. Её «Двуглавый» шёл сам собой, и с обоих его носов можно было разглядеть, как вдалеке разносят друг друга в щепки первые пары королевских и пиратских кораблей. И как один из последних палит из кунарийских пушек прямо по порту. Прямо по городу. Соглашению конец. — Теперь заживём! — весело протянул какой-то золотозубый пират из команды. — Теперь всё! С нами бессмертная Королева! — Поломаем пальчики! — Забьём стражу! — С принцесской подружимся! — Ривейн давно пора взять в оборот! — Горячие, как оладушки, — мотнула головой Корсар и обернулась к ним вся. И расправила плечи, и сложила руки за спиной. — Слушай мою команду! Пираты малых и больших кораблей пойдут против Мора. Тогда Ривейн никуда не денется. Денется — если мы никуда не пойдем и ничего не предпримем. Палубу накрыла тяжёлая и мутная, как тысяча слоёв тумана, тишина. Пираты смотрели друг на друга. Потом на неё. И никто не смотрел на Израма. — Вы послушьте какое решение! — прищурился он. — Мы можем сегодня же прибрать столицу к рукам, а она отдаёт их на отсечение. Вот стою я тут и думаю, а греметь ли тебе якорями с такими приказами. — Пойдете против вашего Корсара? — сказала Изабелла. — Покажи руку, — сказал Израм. Изабелла напряженно сжала за спиной ту ладонь, которая недавно расшибла в кровь губы Монки. Пальцами огладила множество незаживающих так быстро порезов… И оставила руки за спиной. — Ха-ха, — хрипло усмехнулся Израм. — Она не Корсар, братцы. И нет в мире никакого Корсара! Я так и знал! А вы, если хотите ходить тёпленькими под Корсаровым боком и хозяйничать в Дарсмуде, сражайтесь за своего капитана! Скажем всем, что я — Король Пиратов. С этим кораблем нам поверят! — Ожидаемо. Изабелла выхватила кинжалы вновь и цокнула языком — без разочарования, скорее даже с каким-то внутренним облегчением. Она почти забеспокоилась, что всё было зря. … Она сцепила его горло магией, как ошейником, хотя даже толком не вытащила его на берег. Они полулежали по пояс в воде, и волны встревоженного моря протаскивали их животами и коленями по крупной гальке. — Держись. А ну держись, удачливый ты шкет! — шипела, сдувая капли с губ, Хоук. Произошло чудо, не меньше: в её руках был Монки, и Монки был жив. Только дышал через раз и смотрел бешено. А ведь он пробыл под водой — без воздуха, но с рассеченной шеей не одну минуту. Не мог же он научиться дышать через смертельный порез, как сквозь жабры? Он пытался проговорить её имя. С попытки третьей у него это даже удалось. Изо рта шла кровь. На нижней губе не осталось живого места. Хоук займется ей сразу после… — Не н…адо. Н…ормально, — сказал он, тяжело ворочая язык. — Она… зелье-дыхалку разбила, ну, когда меня… Чтобы внутрь попало. Чтобы я выпил. И никто не понял. А потом… специально… Монки зажмурился. Ему становилось легче, но всё тяжелело сердце. Хоук исцеляла и поражалась, насколько точным был этот порез. Тонкий, но поначалу очень обильный. Артерии целы, задета трахея. Если бы не зелье внутреннего дыхания… — Хоук, надо вернуть…ся, — сказал Монки, хоть и понятно было, что сейчас и еще некоторое время вернуться он никуда не сможет. Тот, кого называли Корсаром, в эту минуту и на человека-то был слабо похож; скорее на корабельного призрака. — Приоткрой рот. — Хоук, послушай… — Открой рот. Целительная магия пробежалась холодком под его покромсанным языком. Осколки здорово покоцали десны. И теперь он еще долго будет сплевывать, боясь проглотить слюну. — Вот так. Теперь снимай рубаху. — Хоук, ты не понимаешь! Я видел! — одноглазый, белый, как пена, мальчишка вдруг схватил её за руку со всей силой, на которую только был способен в этот момент. — Они держали меня… Я видел… Они погрузили в трюм порох. Они собираются бросить туда бомбу воспламенения с длиннющим фитилем, чтобы успеть сойти с корабля! Такой у них план «Б»! … — Ещё кто-нибудь? — спросила Изабелла. Но никого не нашлось. Пираты — те, что ещё дышали — молчали или поскуливали. Кто-то, кажется, даже пытался искать в тумане оброненные пальцы и зубы. — Ладно. Ладно, кусака проклятая, мы с тобой. — Израм зажимал место, где раньше красовалось его конопатое ухо, и оскорблено осаживал своих людей жестами, понятными только его команде. «Ничего. Ничего, мы поквитаемся. Помните про план "Б", нам бы только до берега…» Изабелла цепко осмотрела их всех. И устало завела за спину руки. Оставила позади по горло, по самые рукоятки сытые кинжалы. Если бы все пошло к демонам, она хватанула бы какой-нибудь факел и сиганула в трюм. Изабелла — не Монки, и порох в брюхе корабля чует сразу. Потому-то она их и сплавила. Эти — без доказательств не поведутся. Они захотят видеть Корсарову смерть и воскрешение; они захотят видеть, как подорванный корабль собирает себя вновь из кусков. Вот тогда они, может быть, преклонятся… эти пираты. Можно было бы придумать другой план, но времени у неё было, как воды у чайки в клюве. Возможно, когда-нибудь Хоук её простит. Монки… Лало её точно простит. И, возможно, однажды даже расскажет, как звали его мать. Изабелла бросила взгляд сквозь туман, будто в надежде их где-нибудь рассмотреть. Но рассмотрела вдруг совсем другое… Туман стелился густой и горячий — как пар над кипятком. И в нём — черной тенью на полотне вырисовывался силуэт другого корабля. «Ривейнский?» — напряженно подумала Изабелла и с силой отобрала у первого попавшегося пиратца его подзорную трубу. Пустила взгляд через выпуклые линзы. Пиратский корабль лениво выполз из туманного облака, как трутень из улья. И совсем близко — параллельно нему шёл и вгрызался в морскую соль кунарийский дредноут. Давно захваченный пиратами и блёстко обвешанный побрякушками, он смотрелся нелепо, словно бык в бусах. Изабелла крепче перехватила подзорку и покрутила её тубус, чтобы разглядеть, кто их ведёт. Разглядела. Поморщилась. На пиратском корабле крутил штурвалом, как задницей, красномордый с татуировкой «Бобо» на щеке. Капитан переделанного кунарийского дредноута манерно прошёлся под прицелом подзорной трубы. Торжественно поклонился, даже исполнив некоторое подобие реверанса. А, выпрямившись, остро и угрожающе провёл оттопыренным большим пальцем поперёк своей шеи — прямо над вытатуированным жабо. Изабелла отвела лицо от увеличивающего зрачка так резко, что можно было подумать, будто преломленный свет ослепил её. Она бросила подзорную трубу в туман — на доски. Ринулась к штурвалу — скорее просто от привычки: «Двуглавый» двигался по её воле. Она куда-то указывала. Что-то кричала, кажется, даже отдавала какие-то приказы. Пираты забегали. Повиснув на планшире, замахал скрещенными руками Израм: не стреляйте, идиоты, даже не думайте атаковать! Корабль Бобо и дредноут пиратского королька разошлись, чтобы оказаться по обеим сторонам от «Двуглавого». «Двуглавый» смотрел на них обоими носами. И корабли противников тоже вылупились. Пушечные люки открылись, точно веки множества глаз. — Не стреляя-я-я-ять! — орал им сквозь глухой туман Израм. — Уходи под воду… — заклиная, шептала Хоук где-то далеко; схватившись за парусную верёвку шхуны, которую Израм бросил у берега. — Заставь корабль нырнуть. Ныряй… Ныряй же… Изабелла держала штурвал, чтобы хоть за что-то держаться. И замедлила ход. Ближе. Пусть подойдут ближе. — Не стреляя-я-я-я! Рванё-ё-ё-ё! — до гланд осип Израм. Сейчас любой пират знает: кунари и Тевинтер вынуждено сотрудничают. И в этой дружбе рождается страшное. Например, новые пушки и новые ядра. В каждом железном шаре гнездилась огненная, разрывная сердцевина. А в нутре «Двуглавого» гнездились бочки с отборным порохом. — Огонь! — иступлено хлопнул ладонями по штурвалу «Бобо». — Огонь! — царственно вскинул руку Король Залива Риалто. — Огонь! — крикнула Изабелла во всю силу лёгких. Пусть и зная, что на «Двуглавом» пушек не было вовсе. … Туман отхлынул в стороны, как песок, в который вдруг упало солнце. Туман отхлынул, а весь существующий в мире звук сначала порвался оглушительным рокотом, но тут же оброс оглушительной тишиной. Кучный огонь всклубился медленно, лириумный свет пробивал его, точно лучи нездешнего светила. Даже время, оглушенное и ошпаренное, кажется, пошло как-то иначе. Взрыв отражается в глазах Хоук. Заливает красным отблеском её кожу. Она едва успевает закрыть себя руками и барьером. От взрывной волны срывает паруса, и шхуну бросает назад легко, как плывущую сандалию. Взрыв «Двуглавого» видят и на земле. Он коротко обжигает краешек зрения; долго смотреть им некогда. Руки Гила обрастают камнем и ломают чьи-то кости. Имекари искрит шестом и придерживает одной рукой приваленного к его плечу и едва живого Марцио. Повязка «поцелуй в душу» вся в крови. И только Хартверд — трус и обуза в бою — смотрит на этот взрыв долго и с ужасом. А потом внутри у него что-то рушится и загорается — он бросается на пиратов с небывалой силой, почти сумасшествием. Его магия, неимоверным усилием воли забытая еще в отрочестве, клокочет в нём и хлещет наружу. Ему не нужна синергия, всё что ему нужно - любой ценой пробиться к береговой линии. Он не проиграет, потому что знает, за что сражается. Адмиральский фрегат горит, но идёт на абордаж. Первой на корабль противника запрыгивает Айя. И ударяет по струнам так, что добрую треть пиратов скручивает щупалами кракена: эмпатия у её синергии жуткая и холодная, как морские пучины. Впрочем, такой же сейчас и её взгляд. Рикко потрясывает дредами и веселится — он в море, и он счастлив — его «свирель» пускает торжественный магический залп без всякого фитиля. Лидер Алано слышит взрыв. И слышит пальбу пушек по обоим кораблям — с новой стороны. Но уже ничего не видит. Щепки брызгами ударяют в его лицо. Во дворце кавардак. Какая-то ушлая группка пиратов всё-таки проскочила. Когда дверь в комнату выбивают, принцесса Лучия смотрит в окно — на пропавший в огненном облаке легендарный корабль Корсара. Она сжимает кончиками пальцев бусинку между ключицами и оборачивает голову на вторженцев. Тадео встаёт перед ней, закрывая спиной, и вскидывает руку — широкий белый рукав скатывается к локтю. Взгляд его остаётся мирным. А на руке вспыхивают лириумные татуировки. Монки встаёт. Кряхтя, поминая всех морских демонов, но встает. А потом снова падает коленями на гальку: взрыв и до него дотянулся. До самой души. Он смотрит на море какое-то время, потом ещё… И вспоминает, что всё ещё жив, только после того, как Хартверд откуда ни возьмись налетает на него. Обхватывает руками. Тысячу раз повторяет, недоговаривая, «я думал, что ты…» А потом долго рыдает, кусая его кожаный наплечник. Рыдает, как никогда раньше. Изабелла медленно падает ко дну, которое так обожает. Вокруг неё море, и здесь, из-за света лириума, вода кажется почти прозрачной. Плавно падают скелеты трех кораблей. Острая корма дредноута глубоко уносит угодившие под неё мяглые тела. Медленно, сонно летят вниз чугунные баластины и оставляют за собой размытый копченый след. Падает киль, падает бушприт. Извиваются опаленные завитки снастей. Замирают в толще воды бизань и брамсель вздутые, пузыристые, похожие на огромных медуз. Ошмётки брезента, как подводные бабочки. Оглушенные люди, как подводные жители. Белолицые мертвецы. И звук… подводный, ни с чем несравнимый звук — музыка собственных органов и едва слышимое эхо далекого, поверхностного мира. Окруженная музыкой и сиянием, Изабелла закрывает глаза. Её дно уже близко. Так она думает, когда в спину вдруг врезается кусок чьего-то борта (уже и не разобрать) — и с неестественной силой тащит её вверх. … Снова взрыв, но уже без огня. Море лопается миллионом брызг: со дна его восстаёт огромный «Трехглавый». Уродливый, всё ещё собирающий себя во что-то цельное, но уже вновь живой — обросший щетиной из пушек и пульсирующий лириумными венами. Его видят со всех концов моря и земли — и бой на долгие мгновения прекращается. … Шхунка прибилась к боку монстра, как уточка к киту, беспрепятственно. Кажется, изрядно помотанные стороны конфликта, сторожась, отошли друг от друга и теперь выжидали. И силы Дарсмуда, и пиратское братство — все они понимали: в чью сторону повернет пушки непотопляемое чудовище по приказу бессмертного Хозяина — тот и проиграл. Хоук забиралась в пасть чудища по ребристым доскам, и доски эти срастались прямо у неё под пальцами. Корабль сам себя перешивал, хватая все, что попадалось под его силу — и кунарийская древесина намертво сцеплялась под нитями лириума с взлохмаченной старой плотью пиратской бригантины. Хоук забралась на первый ярус — а их теперь было три, и носы смотрели не в разные стороны, а в одну, друг над другом. «Трехглавый»… Его покалечили, и он был зол. В качестве материалов для строительства он использовал… всё. Даже людей. «Трехглавый» восставал в какофонии мучительных криков. Пиратов, застрявших в корабле, сдавливало балками, резало линями и обволакивало обшивкой. Доски тянулись друг к другу и, не признавая мягких преград, проходили через них и разрывали на части. Хоук металась по жуткому, карающему кораблю из легенд, и боялась узнать в торчащих, скрученных конечностях и полутелах Изабеллу. Узнала. Замерла. Изабелла вырастала из корабля, как гальюнная фигура. «Трехглавый» вбирал её, вмуровывал, но, похоже, всё ещё признавал в ней своего Корсара и был милосерден. Изабелла не кричала от боли; она даже её узнала. — Хоук. И взметнула голову, потерявшую свою шляпу. — Ты вытащишь меня отсюда. Ты маг, ты сможешь остановить эту… У неё не нашлось слов, вместо них она с яростью посмотрела, как язычки лириума, подволакивая за собой осколки дерева, ползут по её плечу. Хоук не знала, что делать. Взялась магией за лириумные жилы… и вот тогда-то Изабелла закричала. — Ладно! Ладно! Я поняла, — а потом зашипела. И опустила голову в каком-то дичайшем бессилии. — Да если бы ты меня и вытащила… Хоук, я не чувствую ничего. Руки, ноги… — Изабелла… — Они видели? Хоук кивнула. Она спрашивает об уверовавших в силу своего Короля пиратах. И не спрашивает о самом Короле — о Монки. Раз Хоук здесь, раз она пришла, значит, не нужно спрашивать. Всё хорошо. И теперь ему подчинится целое немытое братство. — Наверное, облысели от одури, — пленница «Трехглавого» нервно хохотнула, живот её медленно деревенел. — Там есть живые? Ну, не как я… — Ты… — Нужно найти. Когда будешь показывать Корсара, пусть докажут, что видели, как я его… убила. Пусть скажут, что видели. Они скажут, Хоук, каждый пират хочет подмазаться к чему-то великому. Почему, как ты думаешь, я всё время ошивалась рядом с тобой? Она улыбнулась. Хоук потянулась к её лицу: — Изабелла, ты… — Нормально! — рявкнула Изабелла и дёрнулась в сторону, боясь, что ее напускная веселость упадет с неё, как якорь, и вместо Корсара, адмирала и вечно бойкой подруги Хоук, на поверхности останется только охваченная страхом смерти женщина с балластом никчёмнейшей жизни на плечах. — Главное, что они видели. — Я тоже видела, — сказала Хоук; и настойчиво вяла её лицо в свои ладони. — И всякий раз, когда я смотрела на тебя, я видела, что ты сражаешься на моей стороне. Изабелла тяжело втянула воздух сквозь зубы и зажмурила глаза, вдруг осознавая, какие влажные у неё ресницы. — Я тебя пну, — на тихом смешке пообещала она, чувствуя, как вверх по рёбрам ползет древесный лириум. Хоук усмехнулась и прижалась переносицей к её горячему лбу. — Я ничего не боюсь, Хоук, — прошептала Изабелла, хоть та у нее ничего и не спрашивала. А потом добавила с тонкой, звонко пронзающей даже смерть, улыбкой: — Что поделать… я люблю большие корабли. … К следующему полудню в сторону Старкхевена пошли суда. Ещё через день принцесса Лучия шла в сопровождении Рукавов к порту. В неё летели яблоки и куриные кости. Летели и отскакивали от здоровенного щита, который держал Гил в каменной руке. Он укрывал принцессу щитом и с другой стороны — широким белым рукавом от злых лиц. Горожане негодовали. Слишком свежи были следы от скрежещущей ночи, когда Согласию пришел конец. Анархия пиратов унесла десятки жизней. Жуткое слоистое судно, которое почему-то стоит в их порту, как хозяин, наполняло сердца простого люда вязким страхом. Люди бросали кости. Они видели, как их корабли уходят непонятно куда, и как по-новому держат спину пираты. Наверное, пираты выиграли, думали люди, со страшливой ненавистью глядя на свою принцессу. Должно быть, они выиграли, раз теперь она идёт к их Корсару на поклон. Что теперь будет с Ривейном? Что теперь будет с ними?! Скоро они поймут. Скоро им всё объяснят. И они протрут коленями пороги перед дворцом. Но пока… Принцесса Лучия шла на встречу с Королем Пиратов и несла ему новые Соглашения. Скоро людные улицы кончились — начался порт и дежурящие там пираты. И вот они-то ничего не бросали. Только смотрели внимательно. С жуткого корабля прямо к ногам принцессы щупальцем поползла сходня. И на корень её вышли две фигуры. Хартверда Рукава узнали сразу. Тот шёл и смотрел на них виновато, но твёрдо. Он остался человеком Корсара. Белыми рукавами здесь даже не пахло — на нём, как и на его капитане, точёно сидел чёрный камзол с золотыми пуговицами — подношение пиратского братства, знак их страха и преданности. Принцесса ждала, унимая трепет в сердце. Корсар спускался к ней, и она видела его не так давно лучезарно-мальчишеское, а теперь стёсанное нежеланной властью и долгом, усталое лицо. Он держит спину прямой, а голубая бандана держит его кудри так, чтобы те закрывали один глаз. Взгляд. Какой-то далёкий, но глубокий, как сам Риалто. Когда умерла Изабелла, внутри у него тоже что-то умерло. Но он будет сражаться её именем. Её и тех, кому она была преданна. Когда он видел капитана в мирный последний раз, она рассказывала, что Лучия — лучшее, что случалось с Ривейном за всю его историю. А потому он сейчас найдёт в себе силы и улыбнётся, глядя в её прекрасное лицо. Потом преклонится. И с искренним удовольствием протянет руку и раскроет перед ней ладонь. — Принцесса Лучия. Позвольте пригласить вас на «Трёхглавый». Принцесса впервые выйдет в море. Корсар покажет ей их общие морские просторы. … И в какой-то момент им обоим покажется, что на третьем — самом высоком — носу стоит сияющая фигура. С наслаждением выгибается, облокотившись на планширь. Улыбается. И держит нос по ветру.