Тедас. Однажды и навсегда

Это был долгий разговор. Она переступила порог дворца утром, а сейчас был, кажется, полдень. Король с Королевой оказались первыми людьми, которым Хоук на одном дыхании выложила свою историю – это не было ни выплеском накопившегося, ни малодушием, просто она решила, что они должны знать, что так будет правильно. Она говорила без перерыва несколько часов – так, что в горле саднило. Второй Хранитель без слов предложил ей свою трапезную железную чашу. Хоук приняла её с благодарным кивком и вздрогнула: он же тоже все слышал! Но старый случайный слушатель казался спокойнее их всех, в его взгляде не было ни осуждения, ни непонимания – только любопытство в старческом прищуре: мол, не договариваешь, шемленский маг, таишь-затаиваешь… И, действительно, Хоук не словом не обмолвилась о том, что наблюдала со стороны за судьбой Творцов, что знает: один из них и Создатель – суть одно и то же. Не о том сейчас нужно говорить, у них всех и без того вопросов масса, а решение одно – и то маловероятное. Сказочное. О Творцах она умолчала, зато в подробностях дала знать о своем побеге из Киркволла, о Тевинтере, Празднике Коронации, Горелой Башне и бывшем Советнике. О Ритуале и Фенрисе, о близком соседстве с Мораном. О его непостижимых способностях, о его словах и детском голосе. О той песне, которую он подарил ей в Тени. - Не верю я в это, - сообщила Хоук, подытоживая. – Не мог Моран учинить подобное. Он был так восхищен нашим миром. Так радовался своему возвращению… Возможно, Флемет… Разикале его заставила. - Как чувствовала, - сказала Героиня Ферелдена с горькой досадой. – Нужно было сжечь для верности её драконьи останки. - Останки?! – Хоук резко оторвала чашу от губ, подслащенная вода в железных стенках отозвалась удивленным плеском в тон ее голосу. – Так Флемет… Её что, можно убить? Вы… - Я долго думала, что нам это удалось, но… Морриган предупреждала, что она найдет способ вернуться. - «Способ вернуться», да?.. – тут Хоук потупилась и по-странному усмехнулась. А потом они замолчали, и каждый осмысливал сказанное. Второй Хранитель в тишине перелистывал древний эльфийский фолиант; короткий шелест страниц был похож на шаги по сухой соломе. - У меня… сын. Неожиданно сказал Алистер. Все это время он молчал,стоял в начале монолога Хоук твердо и напряженно над поверженным стальным манекеном, но уже к середине сел по-простецки на приступок перед деревянным спинастым креслом – неким подобием королевского трона. - У меня сын, - повторил он с непонятным выражением, подняв и тут же опустив брови. Перестал смотреть в пустоту перед собой, вскинул голову на присутствующих и, поймав их взгляды, заговорил чуть сбивчиво: - То есть, я давно смирился с тем, что у Морриган есть мой сын. Но, что он есть еще и у меня… Об этом я никогда раньше не задумывался. Зато задумался теперь, хотя не знал, что и думать: у него есть сын, и, возможно, прямо сейчас он сжигает целые деревни. И ведет в бой не игрушечную конницу, а самых настоящих порождений тьмы. Душа Архидемона, да еще и воспитанная ведьмой Морриган, чего тут еще ожидать? - Кем бы он там ни был… я позволил ему появиться на свет, - сказал Алистер глухо. - Мой отпрыск. Моя ответственность. - Наша ответственность, - опустилась рядом с ним Королева на тот же приступок. - В конце концов, это было моё решение. - А я его впустила в наш мир, - добавила Хоук свою звонкую монету в чан общей вины. - Так что, можно сказать, все мы тут не без грешка, а? Жаль, что ее ободряющий настрой так и не коснулся ферелденских правителей – они взглянули на нее загнанно и безрадостно. Старик Хранитель листал фолиант. - Но, повторюсь, - поспешила исправить положение Хоук, - я отказываюсь верить, что нападения порождений – воля Морана. Будь так, он не подсунул бы мне под нос инструкцию по спасению. И она кивнула на древне-эльфийскую реликвию. Хранитель коротко зыркнул из-под балахона и пододвинул фолиант ближе к себе. - Теперь нам только и нужно, что найти пять Ключей. Открыть Драконьи Врата. Объединить весь мир… - Всего-то, - с обреченной насмешкой мотнул головой Алистер. Королева поднялась и обошла круглый совещательный стол, чтобы заглянуть в фолиант через плечо Хранителя, произнося на ходу: - Не обращайте на него внимания, Защитница. На самом деле, Алистер знает, что даже у Мора есть одна хорошая черта. Он так сближает людей… И когда супруг Ее Величества поднял к ней лицо, собираясь держать остроумный ответ, дверь распахнулась, и в зал вбежал растрепанный мальчишка. Рука стражника хотела схватить его за космы, но малый увернулся с удивительной прытью и даже отмахнулся оскорблено. Он тут, между прочим, прибежал с донесением! Слишком важным, чтобы его хватали за космы. Некогда ему отвлекаться на разных стражников с ручищами. - Ваше Величество! – он был уже ученый и на этот раз не растерялся, увидав перед собой обоих «величеств» сразу, обратился сначала к Королю, а затем обернулся в поклоне к Королеве. – Ваше Величество. Там… эти… - Снова арлатанцы? - предположила Королева, и от слов этих Хоук встрепенулась. В два стремительных шага оказалась рядом с запыхавшимся мальчишкой, взяла его за плечи, требовательно взглянула в раскрасневшееся обветренное лицо: - Кто их ведет? Парень стушевался. Он был готов к ручищам и вопросам стражников: «кто таков?», «куда прешь?», «розги-то давно видел?». На вопрос незнакомки у него не нашлось заготовленного ответа. - Скажи, кто их ведет? - Я не видел, - нахмурился юнец и дернул плечом. - Да не видел я! Говорят, в доспехе шипастом… страшный… - Ну, да, - кажется, ответ этот ее вполне устроил, Хоук отпустила мальчишечьи плечи и отступила, выдохнув с облегчением. - В принципе, похож. Хвала Создателю… - Да чего? Чего хвалить-то его? Такие ужасы насылает, - пробурчал парень негромко и, кажется, пугаясь собственных слов. - Не эльфы это… Там порождения! Порождения тьмы на дороге! … Он шел за ним до самого особняка. Шел своей обыкновенной походкой, но уже не как просто Бевин. Храмовник на задании. И сердце Бевина теперь билось под панцирем белого доспеха, подпрыгивал и ударялся о твердую кирасу храмовый амулет на груди. Он шел за Коннором до самого особняка и даже позволил ему в этом самом особняке скрыться, хотя умом-то понимал: лучше было брать мага на улице, на той же рыночной площади, где ходят храмовники из его Ордена. Смалодушничал. Теперь придется лезть в особняк - где повсюду стража и шумливые слуги. Смалодушничал, дурак, вот и получай. Пробраться на территорию поместья благодаря надежному, уже дважды испробованному месту, в рыцарском мундире оказалось сложнее, но, даже не смотря на это, он оказался во внутреннем дворе и остался незамеченным. Очень удачно, что население и вместе с ним стражники были заняты пришедшими в город… Вроде бы эльфами: Бевин толком не разглядел, да и не вдумывался. Все мысли его заняты были магом – не так давно его товарищем по оружию и его целью теперь. Он осмотрелся, посчитал открытые окна, вспоминая, где располагаются покои юного господина. Прикинул, в какое из них выгоднее будет забраться. И краем глаза заметил вдруг движение. Ринулся за угол. Стараясь прижаться к стене, грохотнул кирасой о кирпичи. Идущий по тропинке внутреннего двора человек остановился и повел рыжеволосой головой. Это был Коннор! Один. Без сопровождения и даже без посоха. И самое время рыцарю Бевину вспомнить, зачем он здесь, потому что лучшего шанса для осуществления его задания может и не представится. К тому же, если он и впредь будет с таким шумом налетать спиной на стены… Бевин медлил. Коннор постоял на месте, настороженно прислушиваясь, оглянулся по сторонам и продолжил свой путь. Храмовник наблюдал за ним из-за своего угла и все думал, что будет делать с ним дальше. В Ордене нашлось две занимательные вещи: контролирующий колдовство ошейник – на манер кунарийских - и уродливые не пропускающие магию наручи. Вот последние-то Бевину и доверили. Очень уж нужен был Церкви сын покойного Эамона. Смекалистый Бевин даже предположил, что держа Коннора в заключении, Преподобная Мать, Орден Храмовников и даже сама Белая Жрица приобретут отличный рычаг давления на Короля, которому Коннор приходится вроде как кузеном… Смекалистый Бевин даже это понимал, но вот понять, что же делать дальше, у него никак не получалось. Ну как на рыжего мага эти наручи нацепить? Подкрасться и ударить по затылку эфесом? Выскочить неожиданно и сказать: «Эй, Коннор, вытяни-ка руки, я тебе одну штуку покажу»? Маленькое строение, у дверцы которого остановился Коннор, было похоже на облагороженный сарай. Маг отпер замок, нехитрым заклинанием зажег припасенную свечу и шагнул внутрь. А дверцу за собой не закрыл. Вот и всё, подумал Бевин, вот и сам виноват. Внутри было так темно, что молодой храмовник долгое время не видел перед собой ничего, кроме рыжего лепестка свечи, такого же рыжего хвоста устроившегося между лопатками и смешно оттопыренного уха, попавшего в зону освещения. Коннор шел вперед не спеша и, кажется, ни о чем не заботясь. Удивительно тихо крадущийся попятам, Бевин даже начал беспокоиться: вдруг этот маг тоже смекалистый, вдруг обо всем догадался и ведет его теперь в ловушку, в противную, магическую ловушку, оказавшись в которой Бевин начнет покрываться водянистыми волдырями, пока волдыри эти ни превратятся в капли воска, и сам Бевин ни станет такой же свечкой, которая горит сейчас в руках хитрого Коннора. Потом он отчего-то вспомнил битву. Себя и Коннора – умелого, но никогда не бьющего в спину. Даже порождениям, даже тварям. А он, Бевин, совсем как тварь, крадется за ним сейчас и обязательно ударит в спину, как только тот остановится. Хотя, пусть и не в спину – эфесом в затылок, но разница все равно не велика. Коннор остановился, но тут же обернулся к нему лицом – Бевин спешно отступил назад, подальше в темноту. Туда, где бы свеча, закрепленная Коннором на одной из полок заставленных небольшими ящиками, его не достала. А что, если он догадался, вновь подумал храмовник. Что, если он, только что переживший смерть отца, подавлен настолько, что и не в силах больше прятаться от Ордена или сражаться… Что, если он узнал о предательстве Бевина и, дабы не быть плененным, предпочтет… Бевин беззвучно и глубоко вдохнул: его недавний боевой товарищ забрался на невысокий и шаткий ящик. Сердце храмовника колотилось. Что, если Коннор, отказываясь отдавать себя в тюрьму, задумал… Рыжий маг приподнялся на носки. Шаткий ящик скрипнул, и Бевину вдруг почудилось, что на одной из боковых досок гвоздем накарябано: «потому что в тюрьме все равно, что в гробу, так хоть не заживо». Маг на ящике, едва не потеряв равновесие, пошатнулся - рыжий его хвост скатился к левому плечу. Хвост – не косы, нету у Коннора длинных кос, хвала Создателю. Не на чем ему… Коннор поднял руки. И Бевин разглядел в руках веревку… Он сам не понял, как все это произошло. Он видел только какую-то короткую вспышку, слышал грохот, испуганный и удивленный крик Коннора. Заскрипели доски, как-то оглушительно громко шелестнула одежда, будто была сшита не из ткани, а из грубой бумаги. Покатилась по полу свеча. Покатилась, но не погасла. - Ты что делаешь?! Он обнаружил, что сбил рыжего с проклятого ящика, сбил даже с ног и теперь чуть ли не сидит на нем, прижимая его руки с веревкой к пыльному полу с такой силой, что и у самого пальцы сводит. - Ты чего здесь… - уже не так громко проговорил Коннор, глядя в лицо вторженца во все глаза и не понимая, чему он поражен больше: внезапному вторжению или тому, что Бевин бледен, как покойник и во взгляде его невероятный страх, доведший рыцаря до трясучки. Он то дышал так, что, казалось, ему не хватит здешнего воздуха, то подолгу не дышал вовсе. Переводил свой странный взгляд с лица Коннора на веревку, потом наверх, на веревку и снова на Коннора. - Ты чего… - только и смог прошептать тот, начиная в этом взгляде разбираться. Бевин напрасно старался выровнять дыхание. - Ты что, думал, что я… Я светильник хотел повесить! Светильник, дурак! Бевин смотрел и не понимал. Дышал сбивчиво. Как человек, которого, пытая, надолго окунули в бочку, потом выдернули его оттуда и он, оказавшись вновь в привычном мире, смотрит на все ошалело и хватает ртом воздух. Коннор оторвал ногу от пола и хотел хорошенько пнуть его коленом: - Думал, что я, как твоя Сурана из Башни? Испугался, что еще один маг под твоей опекой вздернется, да? А ну слезь с меня! Бевин не двинулся с места, но изменился в лице. Теперь оно у него исказилось в нервной усмешке. Светильник. Светильник, чтоб его демоны побрали! Светильник он вешал! - Бевин, ты мне руки сломаешь. У меня кости тонкие, сам же говорил. Этот рыжий ублюдок светильник вешал, а он тут прыгал, как чумной. Дурак. Ой, дурак. - У тебя юбка горит. Коннор не врал. Коннор вообще редко врал. Уроненная свеча подкатилась к храмовнику и уткнулась алым носом в алую ткань. Видимо узрев в ней родственную душу, захотела поделиться своим теплым огоньком. И, к счастью, это произвело на Бевина отрезвляющий эффект - он разом вскочил, сапогом пнул несчастную свечку и захлопал руками по своему одеянию, словно под него забралось целое полчище муравьев. И у каждого из них – в лапках по маленькому факелу. Коннор без спешки поднялся, проверяя все ли тонкие кости целы. Отряхнулся, поправил растормошенный хвост. Поднял свечу и покореженный светильник. А веревку спрятал куда подальше. - У тебя юбка! А это - мундир, понял? – Бевин справился с последним огненным язычком на подоле; на смену дикому страху пришла озлобленность – на себя, на мага, на дурацкую эту свечу, попортившую добротный храмовничий мундир. Коннор ничего не ответил. Кое-как заново пристроил свечку в светильник и протянул его рыцарю: - Держи, крученый. И Бевин стал держать светильник на вытянутой руке: он эту свечу видеть уже не мог. - Сам вызвался или послали тебя? – спросил вдруг Коннор, подыскав для себя другой ящик – побольше и поустойчивее. - А? – испугался Бевин, но сделал вид, что просто не расслышал. - Ты ведь тут по поручению Алистера, так? Вот мне и интересно, ты сам сопровождающим вызвался или тебе приказали? Рыцарь на задании покусал губу. Он сам себя выдал и сам провалил свой план. Вместо того чтобы волочить мага за город, где ждет его новый Рыцарь-командир, он стоит тут и услужливо держит светильник! И было бы неплохо как-нибудь выкрутиться из сложившейся ситуации. И добрый Коннор подкидывает очень удачные ходы. Теперь бы не ошибиться… - Ну сам, - сказал Бевин. - Надо же, - отозвался рыжий, не отвлекаясь от своего дела: он что-то искал и высматривал на верхних полках. – Хотя, знаешь, я рад. Куда приятнее идти до Редклифа с тем, кого знаешь. Меньше будет сюрпризов. - Ага, - Бевин опустил голову и смотрел теперь в пол. – В Редклиф… - Да. Я возвращаюсь. Нужно дяде Тегану помочь. И сообщить ему и матери, что… В общем… Коннор сделал вид, что слишком занят копошением в одном из вскрытых ящиков, чтобы закончить фразу. Бевин опустил голову еще ниже. Помолчали. - Мы пройдем под Имперским Трактом, - молодой храмовник первым нарушил тишину. - Зачем? – его собеседник даже обернулся и взглянул вниз со своего ящика: всем известно, что кротчайший путь до Редклифа – южная торговая дорога, никак с Имперским Трактом не пересекающаяся, а сейчас так и вообще будет лучше идти лесом, потому что неясно, что твориться на дорогах, разведчики не возвращаются. - Так надежнее. Коннор приподнял брови и отвернулся, Бевин не дождался от него слов и спросил с напором: - Не веришь? - Да верю я, верю. Пойдем, где скажешь. Сейчас только заберу все нужное из хранилища. Свет повыше подними, не вижу ничего. И Бевин поднял руку со светильником, не раз уже пожалев, что рыжему не удалось подвесить его под потолок и приходится теперь унижаться. Коннор достал из длинной деревянной коробки свой посох, выудил откуда-то пару пузатых колб и маленький глиняный шарик. - Отец запрещал держать магические вещи в доме. Слугам было не по себе. Да и ему тоже. Как их не понять… - и он замолчал, вспомнив что-то из прошлого. … Уже в полдень они вдвоем вышли из города и направились туда, где Имперский Тракт из широкой дороги с дугами каменных арок - острых на своем пике, превращается в высоченный мост и, если идти по нему и перекинуться через ограждение, можно рукой потрогать верхушку какого-нибудь редкого придорожного дерева. Но Бевин и Коннор могли потрогать только нижние ветви, только шершавый массивный ствол: они собирались пройти под Трактом. И там, под Трактом их уже ждали. Бевин увидел их первым и, что самое противное, среди них был Эйтенгер – капитан Эйтенгер, как он велел себя называть. Сейчас Бевин приведет и отдаст им сына Эамона, а этот Эйтенгер наверняка еще и хвалить его станет со своей гадкой ухмылочкой. Мерзость какая… Он вдруг остановился и обернулся к тому, кого обещал сопроводить в Редклиф, домой, к матери: - Коннор, слушай… Но поздно. Теперь и Коннор их увидел. Шесть храмовников. Шесть. - Я же сказал Алистеру, мне только один нужен, - проговорил он, мотнув головой и совсем не чувствуя опасности, пошел к ним навстречу. – Рыцари Денерима! Возвращайтесь в город. Передайте от меня благодарность Королю и скажите, что боевых способностей Бевина и его общества мне достаточно. - Ого как спелись, - сказал Рыцарь-капитан, по новой своей привычке выкатывая губу и глядя преимущественно на Бевина. Тот смотрел в сторону. - Вам не нужно со мной идти, - сдержанно повторил маг из рода аристократов, пытаясь игнорировать какие-то насмехающиеся взгляды окруживших его служителей Андрасте. - А с тобой идти никто и не собирается. Это ты, ты с нами пойдешь. Договорив, Эйтенгер достал из ножен меч. Его примеру последовали остальные. Коннор оказался в самом центре стального солнца, каждый лучик которого – острое лезвие. Маг без паники огляделся, но когда увидел, что один из лучей-лезвий принадлежит его провожатому, ему стало страшно. Бевин тоже обнажил меч! И не стоял при этом с ним спина к спине, как тогда, во время битвы. - Ты тоже? – проронил Коннор, не шевеля губами и поднося к лицу ладонь, словно желая спрятать свои оцепеневшие губы. - Они тебя не убьют. Они не убьют тебя, - как заведенный повторял предатель, исполнивший свой святой долг. Храмовники – кто-то спокойно, а кто-то и не без удовольствия – наблюдали за драмой, смотрели, как дрожащие пальцы рыжего юнца коснулись не менее дрожащих губ. А потом его ладонь в одно мгновение стала стиснутым кулаком, а кулак прижался к переносице. И следующее, что они все смогли увидеть – лишь мшистые камни Имперского Тракта над головой. Заклинание Взрыва Разума удалось на славу и выиграло для Коннора несколько секунд, чтобы выхватить посох. - Наручи! – Рыцарь-капитан, поднимаясь, покрывался пунцовыми пятнами. – Почему на нем нет наручей?! Бевин, болван! Коннор метнулся в сторону, где два, вскочивших на ноги, храмовника уже вовсю работали над неприятным для мага процессом вытягивания манны. Но, по крайней мере, в их руках сейчас не было мечей, и руки эти были слишком заняты, чтобы успеть схватить его. Миновав их, он уже было устремился по направлению к городу, когда чуть не налетел на острие не меча даже – клинка в твердой вытянутой руке. Храмовница была юркой и моложавой. И достаточно смелой, насколько мог судить по ее поведению в Ордене Бевин. И непонятно, почему клинок её вдруг заходил ходуном, а зрачки съежились от страха. Она смотрела куда-то Коннору за плечо, не он был причиной… - Там… там… снова… Коннор не выдержал и, пятясь, обернулся. Далеко за Имперским Трактом начал темнеть горизонт. Теперь он был похож на край желтого ковша, в который лили-лили мазут, и вот он, переполнившись, выпустил всю эту гадость наружу. И она все бурлит, все тянется, течет по стенкам, разливается шире, шире, шире… Скверна. Бевин опустил меч и смотрел на горизонт с содроганием. По земле пошла дрожь. Даже те двое, что работали над опустошающим храмовьим заклинанием, сбились, им пришлось начинать заново после громогласной команды капитана: - Взять мага! Взять живым! И мага снова окружили, но уже не так уверено, то и дело оборачиваясь на черноту, вылезшую из-за холмов. - Да оставь ты Коннора, Эйтенгер! – налетел на него Бевин, ломая субординацию, как хлеб на крошки. – Нужно возвращаться и предупредить всех, пока не поздно. - Выполним задание. Доставим мага в Эонар, а там хоть Мор, хоть драконы. Давай сюда наручи! - Ты соображаешь, что происходит?! Или тебе капитанский шлем на голову давит? Коннор перестал их слушать, последний раз метнул взгляд туда, куда указывал дрожащий клинок храмовницы, взглянул на окруживших его рыцарей и на тех из них, кто уже заканчивал плести свой удушливый жгут, вытягивающий из мага все силы, и понял – времени у него не осталось. И сейчас придется решать: попытаться ли вновь отбросить их своим последним выплеском магии и бежать во весь дух или… Коннор вцепился в посох двумя руками и ударил им о землю так, что по твердой обделенной влагой земной коре змейками расползлись трещины. Из древка вырвался и насквозь пробил мост Имперского Тракта янтарный луч. Сигнал зримый на многие мили. Проводив его взглядом, Коннор наконец-то почувствовал, как стягивает горло наколдованный храмовниками жгут, как потяжелели руки с нацепленными уродливыми наручами, как непривычно грубо и требовательно его пихают в спину, заставляя куда-то идти. В сторону противоположную от Редклифа. «Я просто исполнил свой долг», - понуро скажет ему Бевин на полпути к Эонару. И тогда Коннор с гордостью ответит ему: «Я тоже». … Её оставили во дворце, запретив ввязываться в бой под любым предлогом. Она металась от одного окна к другому и чувствовала себя дорогостоящей вазой, которую хозяйка ставит на стол только в особых случаях. Для ферелденских правителей, как впрочем и для всего мира, Хоук превратилась вдруг в эдакий редкий артефакт, который надо таить, беречь, никому не показывать до поры. Да, она знает, как обращаться с теневой книгой, да, она связалась с таинственной сущностью с человеческим именем Моран, да, она за свою коротенькую жизнь успела наворотить дел, каждое пятое из которых перевернуло ход истории. Но что с того-то? Что с того?! Хоук – маг и готова сражаться за столицу своей страны. А ей говорят, подождите, Защитница, мы найдем для вас лириум и подручных, вы будете нашим личным чтецом. Теневой Чтец Хоук, вот бы Варрик позлорадствовал… Она ходила от одного окна к другому, всматривалась в напуганных горожан и вдаль, где небо уже подделось нехорошей дымкой. Всякий раз вздрагивала, когда двери в зал распахивались, и внутрь входил какой-нибудь солдат или стражник, то с переливающимися голубыми сосудами, то с истекающим кровью раненым на плече. Тогда Хоук выставляла добытый лириум на круглый стол, то и дело отвлекая Второго Хранителя от вдумчивого чтения, и исцеляла раны по мере своих сил и возможностей. В качестве платы приходящие солдаты и стражники перекидывались с ней парой слов, бегло рассказывая о ходе боя: «Наши за ворота высыпали, чтобы и близко их к стенам не подпустить». Или о подготовке к теневому ритуалу: «Уж извиняйте, лириум не медовуха – быстро не сыщется. А уж маги-то и подавно. Их в городе тьма, а поди выследи!» - А дополнительного отряда эльфов не было? – спрашивала в свою очередь Хоук. – Лучники, следопыты, воины… Не видно эльфов? - Нет, - ответил новопришедший старый солдат, принесший с собой боевого товарища; рана была прегадкая, но не глубокая – после быстрого врачевания он вновь ушел в бой чуть ли не вприпрыжку. - Нет, - повторил солдат ненавистное для Хоук слово, - эльфов не было. Зато был сигнал. Твари еще и со стороны Имперского Тракта лезут. Туда теперь всех пристенных погнали. Хоук кивнула как можно благодарнее, проводила старого вояку до дверей и стала ждать новых захожих, вновь заметалась от одного окна к другому. Следующим, кто отворил двери в зал, стал Финн. Тот самый – единственный шем в эльфийском городе. Маг. И в руках у него целый сундучок с ценными колбами. - Там сейчас такое творится, - сказал Финн, неуклюже пытаясь толкнуть дверь ногой, чтобы та закрылась. – Похлеще, чем было в Арлатане, а меня вот к Вам послали. Сказали, очень важно. Тут он не по-доброму и как-то тоскливо усмехнулся: - Очень важно. А там, за стенами сейчас – это так, пустяки, - и посмотрел на Хоук. – Так что Вам угодно? - Мне нужно попасть в Тень. - Нашли куда бежать. - Бежать? Молодой маг встретился с Защитницей взглядом, и ему вдруг стало стыдно. Он вел вместе с ней народ Арлатана до самого Денерима, он признавал в ней лидера, чего же теперь так едко сомневается? - Вам для ритуала маги нужны, - констатировал Финн изменившимся голосом. - И лириум, - подтвердила Хоук. – Ставь сюда. Сундучок без крышки опустился на стол без стука: донышко его было обито мягкой тканью; стеклянные флаконы звякнули, стукнувшись друг о друга, но ни на одном не появилось и малейшей трещинки. Финн недолго поблуждал по столу взглядом, успев сосчитать лириумные колбы в уме, потом наткнулся на фолиант перед Хранителем и поморщился: книга показалась ему жутко знакомой. Он предпочел пересчитать колбы вместо того, чтобы акцентировать на ней внимание. - Я с этим лириумом мог бы… у-у-у, - протянул он наконец, что-то прикидывая. За окном то оглушительно и в страхе шумели, то затихали до мертвецкой тишины: к дворцовой площади стекалось все больше люда, никому не хотелось оставаться на улицах, граничащих с южной или западной стеной. Хоук не сумела сдержаться и спросила: - Что ты имел в виду под этим значительным «у-у-у»? - Например, я мог бы долго держать барьер на воротах. Я умею воздвигать большие барьеры. - Как долго? - Дня два. С перерывом на сон и… прочие нужды. - Так забирай. - Правда? А Тень?.. - Потом. Иди и держи ворота, так долго, как только потребуется. Финн растерянно потер шею, суетливо принялся прятать флаконы по карманам и напоясным сумкам, обхватил руками и с усилием поднял принесенный сундук, будто теперь он был наполнен не лириумом, а железными слитками. Задиристый маг, кажется, уже и сам жалел о своих словах: держать барьеры – непростое дело. А уж два дня подряд… Лучше бы денеримским бойцам побыстрее порождений тьмы отогнать. Финн ушел, а Хоук, в конец изведенная бездействием, села за стол и, уронив на него голову, прижалась лбом к опустевшей столешнице. Непрекращающийся шелест страниц вдруг оборвался. Послышался приглушенный шлепок. Она даже голову вскинула: кажется, Второй Хранитель, завершил чтение древне-эльфийского фолианта. Старик торжественным движением откинул свой серый балахон, и некоторое время оставался молчаливым и задумчивым. Очень по-философски трогал пальцами острый подбородок. Потом склонил голову к плечу, как птица, и сказал: - Я не понял ни слова. Эта не особенно радостная новость почему-то заставила Хоук невольно и беззлобно усмехнуться. Второй Хранитель не обиделся, снова потрогал подбородок пальцами: - И ты утверждаешь, что могла это читать? И в этом мире, и в Тени? - Не без помощи, - напомнила Хоук. - Что же ты тогда мальчишку нашего отпустила? Он тебе помогать пришел. - Да только помощь, выходит, очень затратная. Тем, кто сейчас за воротами, она куда нужнее. - Возможно, - легко согласился старик. Хоук облокотилась на спинку стула и запрокинула голову, взглянув в высокий потолок, как в высокое всё в звездах небо. И вот-вот одна из них сорвется вниз, чтобы исполнить любую загаданную просьбу: - Сюда бы сейчас Хранительницу Маретари с её долийскими ритуалами. И лириум не пришлось бы тратить цистернами, и магов на помощь выманивать. - Человек… - протянул Второй Хранитель с тем же выражением, с которым провинциальные старожилы обычно произносят слово «молодежь». – А я, по-твоему, кто? Фазаний окорок? Замешательство Хоук его развеселило - глубокие складки вокруг тонких губ поменяли рисунок. - Пусть с Маретари я знаком едва ли ближе чем вскользь, все же смею предположить, что моя магия послужит тебе ничуть не хуже и, если ты готова… … От того порождения, которое он так старательно выслеживал (к тому же втянув в это дело еще и самого Командора вместе с одним из Старших Стражей) и след простыл! Зато на обратном пути они в один день наткнулись аж на три группы сквернокровных – тварей вконец обнаглевших, осмелившихся выбраться из своих смердящих Глубин и разгуливать по торговым дорогам! К следующему полудню три, покинувших Башню Бдения, Серых Стража добрались до Хайевера, и младший из них – Карвер поразился мирной атмосфере, царящей здесь. Кажется, никто из местных жителей не встречал порождений тьмы ни на дорогах, ни даже в кошмарных снах. Или все же встречал: Карвер заметил дополнительных сторожевой отряд у хайеверских ворот. Тэйрнир был расположен поблизости от вод Недремлющего Моря в одном из тех укромных, зеленых и плодородных уголков Ферелдена, где так любили гнездиться скотоводы и фермеры. За островками ферм тянулись до самого замка улочки с низкими домиками, торговые лавки и ремесленные мастерские. Странно, но Карвер, оказавшийся здесь впервые и теперь жадно озирающийся по сторонам, не заметил ни одной псарни, хотя низкий, без нарыва лай был слышен чуть ли ни отовсюду. Вот. Даже откуда-то сверху! Карвер поднял голову в ответ на чей-то взгляд. Целая компания ребятишек притаилась на плоской крыше ключной мастерской, прихватив с собой щенка мабари. Карвер заставил себя улыбнуться; детвору его улыбка почему-то испугала. Не сговариваясь, они ползком попятились к белой трубе, унося четвероногого товарища. Карвер двинулся дальше и уже совсем приуныл, заметив, как курносая девчонка – наверное, из той же компании - охотно и весело беседует с весьма суровым на вид Натаниэлем, а еще с живым интересом и совсем без боязни косится на Огрена, поджидая удачного момента, чтобы проверить настоящая ли у него борода. Младший Серый Страж даже невольно оскорбился: ну это надо, даже с непросыхающим гномом дети общаются охотнее, чем с ним. - Смотрю, солдаты домой вернулись, - говорил с девочкой Командор, наклонившись вперед и для удобства упираясь руками в колени. - Вчера, - открыто улыбаясь, отвечала курносая. – Вот радости было! И брат мой вернулся. Но ничего мне не рассказывает. Ну вот совсем! Перед выходом в поход, Натаниэль по амарантайнскому обычаю прикрепил к луку два блестящих петушиных пера, и сейчас перья эти приводили девочку в восторг: ей казалось, что из плеча Серого Стража растет волшебное деревянное крыло. - А как здоровье вашего тейрна? – спросил обладатель крыла; его спутники расслышали в задорном голосе недюжее беспокойство. - Здоров. Мой брат у него на совете утром был. Но он ничего мне не рассказывает! Даже про платье тейрны, как бы я ни просила! Натаниэль от души улыбнулся. Завел за плечо руку и, отделив от лука блестящие перья, вручил их девочке. Та со счастливым визгом унеслась, позабыв даже дернуть Огрена за бороду: так велико было желание похвастаться сокровищем перед своей компашкой на крыше. А тейрн Кусланд действительно был жив здоров. И даже враз отложил все свои дела, узнав, что в город прибыли Серые Стражи и услышав имя «Натаниэль Хоу». Хозяин замка принял их в маленькой уютной трапезной для слуг, как делал это всегда, если в Хайевер вдруг наведывался эрл Амарантайна. Таковым было условие их нечастых дружеских встреч – в парадную столовую ни ногой: оба терпеть не могли разговоры «по разные стороны десятиметрового стола». Вот и сидели сейчас бок о бок, делясь друг с другом какими-то ритуальными даже послеприветственными речами, не обращая внимания ни на Карвера с Огреном, ни на искушающие ароматы поданных яств. - Ты смотри,- хмыкнул гном в рыжую бороду. – А ведь когда-то готовы были нашинковать друг друга в капусту. Карвер не очень-то поверил. Впрочем, как и не верил, что ему одному кружит голову запах только что приготовленной еды. Огрен отказывался есть, настойчиво ждал пшеничного пива: и куска в глотку не запихнет, пока губы не промочит. - Это как с бабой, - сказал он, толкая младшего Стража локтем. - Сначала надо губы умаслить, а то шиш будет, а не… хе-хе… прием вовнутрь. Понимаешь, нет? Карвер на всякий случай кивнул. Ему было неловко, но не от поучительных слов гнома, а оттого, что воспитание не позволяет ему – гостю - первым набросится на всю эту красоту. Тонко нарезанная ветчина и копченная говядина разложенные красно-розовым гипнотизирующим кругом, на горячей тушенной рыбе тает посыпь острых специй, дымиться жареный цыпленок… - Так какова же была цель вашего похода? От картины счастья и изобилия его отвлек голос Фергюса. Тейрн наконец-то обратился ко всем своим гостям, но что более важно – подцепил прибором блестящий кусочек ветчины, что послужило для Карвера желанным сигналом. У него отлегло от сердца: он взялся за цыпленка и стал слишком занят, чтобы отвечать на вопросы. - У нас невиданный случай. Ответ пришлось держать Натаниэлю, ибо Огрен дождался своего пива, и какое-то время от него – счастливого – неслышно было ни слова. - Кое-кто из моих соратников, - тут Командор бросил выразительный взгляд на Карвера, уплетающего за обе щеки, - заметил порождение тьмы, которое что-то вынюхивало у стен Башни Бдения. Что странно, никто из наших не смог это порождение учуять. А тот, кто заметил его у стен крепости и погнался следом, уверяет, что на бегу, оно еще и ругалось вполне разборчивым голосом. - Как сапожник, - сказал Карвер, тяжело проглотив кусок. Тейрн Кусланд хмуро качнул головой, пододвигая свою пивную кружку с уже поосевшей пеной: - Напасть за напастью. - Ну а вы? – кивнул ему Хоу. – Орлей свое получил? Фергюс сделал два знатных глотка, забыв о манерах, вытер губы кулаком и рассказал. Рассказал все о том, что случилось близ Перевала Герлема и о том, что он видел у стен Денерима перед тем, как сестра убедила его, что лучше ему вернуться в Хайевер вместе с армией. Но, к счастью, до Хайевера скверные лапища еще не дотянулись. Огрен опустил свою кружку, Карвер перестал жевать, Натаниэль первым обрел дар речи: - Быть не может, - и нахмурился. – Мы столкнулись с несколькими группами на пути сюда, но не думали, что дело обрело такие масштабы. Да и когда… Он молчал всего секунду. - Мы сегодня же выходим в Амарантайн. Я подготовлю своих людей и отправлю Серых Стражей во все населенные пункты Ферелдена. - Твой сенешаль сказал, что Стражи ушли из Башни Бдения, - оповестил Фергюс. – И уже давно. А после этого Командор замолчал уже надолго. - Ты мне горбатого не лепи тут! – раздался голос рассерженного гнома. – Мой молодняк даже в сортир тайком от меня не ходит, а ты говоришь «из Башни ушли»! - Куда? – пошевелил Натаниэль губами. - Это я у тебя, друг, собирался спросить, - тейрн Кусланд потер руки, точно от холода – явный знак его внутреннего волнения: перспектива того, что Ферелден второй раз за историю может оказаться без Ордена Серых Стражей в самом начале Мора остудила ему спину и пальцы. Командор и Старший Страж Огрен вдруг не сговариваясь бросили взгляды на притихшего Карвера – того самого соратника, в россказни которого они поверили и отправились с ним в долгий бессмысленный поход, во время которого остальные Стражи, оказывается, собрали вещички и куда-то испарились. Совсем как всем им знакомый Андерс когда-то. И под подозрительными взглядами старших товарищей Карвер возмущенно раздул ноздри: - Я-то здесь причем? Я с вами был! Может быть, их как раз порождения забрали! Такие же, как тот, которого я видел! А вы мне не верили. - Выдвигаемся сейчас же, - отрезал Командор и собирался было подняться, но тут его остановила рука друга. - Да сядь ты. Остынь. Фергюс начал говорить плавно, но быстро, словно поливая голову Натаниэля холодной водой из черпака: - Мы как узнали, сразу вестника туда отправили. Тот говорил с офицерами, что у ваших Стражей на службе. Они уверяют, что Соглашения никуда не делись, и все ценности, какие есть в крепости, остались на месте. Людей только нет. От того, что ты туда сейчас ринешься, они вряд ли вновь появятся. Ушли, говорят. По своей воле. За некой Джанекой. Карвер вжался в спинку стула. Лицо его, совсем недавно раскрасневшееся от обиды, сделалось белым, как цыплячья косточка на его тарелке. Его доклад о произошедшем в тюрьме Корифея был короток и скуп на подробности, как ни желал допытаться до них дознаватель Ордена. «Там был древний магистр – первое порождение. Я его одолел. Хотя нет, конечно, это моя сестра его одолела, но я поучаствовал. Нет, не вру. Да, уверен, что он мёртв. Нет, хартия за мной больше не охотится». Он не упомянул в своем отчете ни Лария, ни Джанеку, ни отца. Потом организован был поход к месту заключения и смерти первого порождения, где, увы, не нашлось его тела. Как в прочем и самой тюрьмы. Так и не дождавшийся доказательств, доклад о Корифее был забыт. Старшие Стражи отнеслись к ситуации со снисхождением, молодняк пару раз поднимал Карвера на смех, но и то шепотом и за глаза. Это и было обиднее всего. Так что – нет. Сейчас он умнее и даже не заикнется о Джанеке. Молча будет смотреть, как Фергюс наполняет для Хоу новую пивную кружку, а Огрен заявляет громко, ударяя широкой ладонью по столу: - Что покрепче давай! Со временем «что покрепче» даже подействовало – Натаниэль поостыл, Карвер повеселел и, кажется, простил Ордену все обиды, Огрен издавал неприличные, но вполне привычные для его спутников звуки и вскоре сам любезно настежь распахнул дверь, пуская в трапезную воздух. Теперь был виден кусочек замкового коридора, где в низких прямоугольных горшках росла гречиха, сновали туда-сюда слуги и чинной походкой прохаживались стражники с родовой геральдикой Кусландов на щитах. Шла по этому коридору еще одна – самая примечательная фигура. Женщина. Ненадолго она остановилась у дверного прохода в маленькую трапезную и посмотрела на тех, кто внутри, долгим взглядом. Карвер замер: на него смотрела женщина, не так давно оставившая позади молодость, но не потерявшая красоту и истинно-королевскую осанку. Кисточки её светлого полушалка, спадающего с плеч, кое-где были свиты косичками. И светлые волосы с дымчатым оттенком были стянуты в тяжелые косы и скручены в два кругляшка, напомнившие Карверу красиво сплетенные соломенные блюдца. Она постояла еще немного и удалилась без слов. - Бабкины пятки, - проворчал Огрен, насуплено сгорбившись. - Меня от этой женщины до сих пор воротит. - Это же… Королева Арона?! – пораженно и громко шепнул Карвер, вспомнив наконец её имя. - Анора, - поправил Фергюс. – И уже не королева, а тейрна. - Я её видел однажды, когда в армии Кайлана служил. Она… - младший Серый Страж запнулся и резко склонился вперед, не заметив даже, как сбил грудью опустошенную кружку. – Получается, жена твоя?! Тейрн Кусланд добродушно улыбнулся, простив юнцу его неуважительный тон и длинный нос, зарывшийся не в свои дела по самую переносицу. Гном недовольно вытер бороду, из горла осушив очередную бутыль с крепким и скорбно бросив ее под стол: - И чего тебе не жилось. Сидела бы она в своей башне, да сидела бы. Ты бы лучше виверну себе завел, это, говорят, вроде как модно. За свои слова, Огрен был награжден пресекающим взглядом Натаниэля, от которого у всех в Ордене сами собой поднимались ладони в примирительном жесте. Огрен их тоже поднял, но не высоко, Карвер моргнул, не понимая, что же такого недопустимого прозвучало в гномовой шутке. - Алистер тогда поступил опрометчиво, - ровно сказал Фергюс, но улыбаться перестал. – Для людей Анора долгие годы была любимой королевой, а он первым же указом заключает её в тюрьму. Гнев народа, пусть и несколько запоздалый из-за победы над Мором, был весьма предсказуем. - Но она – дочь предателя! – не очень уверенно, но все же возразил Карвер: даже находясь в Киркволле во времена Пятого Мора, ему доводилось слышать кое о чем. - Я тоже сын предателя, - вдруг сказал Натаниэль. – Так что же меня теперь - на цепь посадить? - Была такая идея, - хохотнув, признался Кусланд и продолжил; разговор этот, правда, не вызывал у него никакой радости, но и отвратителен не был. - Моей сестре в первые годы правления и так забот хватало, а тут едва народный бунт не поднялся. Люди с оружием выходили, требовали Анору освободить и вернуть ей власть. - Я и слова об этом бунте не слышал, - стал вспоминать Карвер, а Фергюс усмехнулся без всякого задора: - А потому что не случился он. Брат Её Величества обручился с Анорой, и теперь она свободна, довольна и занимается любимым делом – правит. Кстати, очень искусно – Хайевер процветает, как видите. И королевской чете стало спокойнее: они с Анорой теперь вроде как в родстве, и любой выпад фанатичных её последователей против Короля с Королевой обернется против их же любимицы. Такой вот удачный расклад. Все счастливы. - Так ты же и есть брат Её Величества! - Смекаешь, парень. И вот теперь по спине Карвера прокатился неприятный холодок, и слова сказанные Фергюсом прозвучали в голове по-новому, особенно вот это «все счастливы». - А ты счастлив? - спросил он прямо и уже на себе почувствовал пресекающий взгляд Командора: хватит уже, помолчи. Но, к счастью, Кусланд снова добродушно ему улыбнулся. И несколько озадаченно потер шею: - Анора… Что и говорить, у неё даже пчелы не жалят, а берут на таран. Но она хорошая женщина и многое делает для Хайевера, для Ферелдена и даже для Короля с Королевой. Она заслуживает уважения. И моего, и вашего. Замолчали. Какое-то время пили вовсе без разговоров. Потом Натаниэлю удалось выбрать правильную тему, и Кусланд враз оживился. - Смотри, - ткнул в бок все еще тихого Карвера Огрен. - О войне поговорили, о бабах поговорили, сейчас о сестрах говорить начнут. И действительно – о них. Карвер слушал вполуха, какой девчачий на самом деле удар у Героини Ферелдена, и в какой просторный дом у самого моря перебралась Делайла Хоу вместе со своей семьей. Слушал вполуха и на сей раз помалкивал. Вздрогнул, когда к нему самому обратились: - Эй, парень. А у тебя-то сёстры есть? - Ну, - Неопределенно и мрачно отозвался он, закопавшись в объедках: занят, мол, не приставай. - И много? Карверу показалось, что Фергюс мстит ему, припоминая его пагубное любопытство. Он насупился, поменявшись с ним местами, и кожей ощутив неприятность всей ситуации. Отвечать не хотелось. Но Фергюс же отвечал! - Одна из них близнец даже… - выдавил он из себя, все же оставив вопрос без ответа. - Небось красавица, - сделал вывод Кусланд, глядя в приятное лицо Карвера, и не имея иной цели, кроме как ободрить его добрым словом. Карвер же подумал, что над ним издеваются и выдержал. Фергюс выдержал, а он – нет. - Ты не понимаешь! Не понимаешь… Она… Но тут же сам себя осадил. Надо же, столько времени прошло, а он до сих пор… - Её Мор унёс. Я был рядом. А она погибла. Всё равно. Это ты хотел знать? Карвер не смотрел на Фергюса. Он теперь вообще ни на кого не смотрел. В глазах его почему-то помутилось. Он выпил всего одну кружку. С чего эта темнота? - Мне очень жаль. Как её звали? - Бетани. Бетани Хоук. - Хоук? Я слышал о Защитнице. Она тоже твоя… - Да - тоже! И тоже погибла, ты ведь за этим спрашиваешь? - Не за этим. - Конечно, ты же знаешь всё! Все слышали про тевинтерскую Горелую Башню. И чего её туда дернуло… Всю жизнь со своей магией носилась, чтобы от магии и помереть. - Я понимаю, каково это. Карвер даже голову вскинул и проморгался: этот Кусланд сказал такую несуразицу, но таким уверенным тоном, что он даже не нашел, что ответить. Фергюс посчитал, что вспыльчивый парень его не очень-то понял и поспешил объяснить: - Когда сестра у тебя – ходячая легенда, о которой все говорят и которая все неприятности на свете соберет, едва выйдя за порог. Это ответственность большая. Тут главное понять, что ты находишься не в её тени, а в её тылах. И должен сделать все возможное, чтобы тылы эти защитить. - Не моя вина в её смерти! – вскочил Карвер, восклицая с надрывом. - Слышишь, не моя! Не мог же я вечно оставаться в тылу! Мне нужно было найти в жизни свое место. Имею я право сыграть в этом мире достойную роль? - Родной брат. Чем тебе не достойная роль? – сказал Фергюс негромко, и Карвер опустился на стул, словно пристреленный. Закрыл рот и уставился куда-то вниз. Помолчали. Натаниэль прошелся до двери и затворил её. Слышно было, как от хлопка разбежались притаившиеся по обе стороны от дверного проёма любопытные слуги. Огрен небрежным движение смахнул со стола лежащую на боку кружку Карвера и поставил перед ним большую чарку, заботливо наполнив её не «крепким» даже, а чем-то своим, пахучим, из гномьей фляги. - Я слышал разговоры в городе, - сказал Фергюс мягко. – Жива, говорят, Защитница. - Слухи это. Враньё, - отрезал родной брат Защитницы с жестокостью. – Она бы связалась со мной как-нибудь… Думаю, соизволила бы оповестить. - Она писала тебе письма в Орден? Когда было последнее? - Никогда. Я велел не писать мне: не маленький. Он потянулся к чарке со странным пойлом, но Огрен вдруг перехватил его руку и увёл чарку прямо из-под пальцев. Сам выпил её содержимое, покосившись на Карвера, как на недостойного и выговорив между глотками: - Ну. Ты. Дятел. … Она помнила ощущения от ритуала Маретари, она помнила и зверскую мощь ритуала Флемет; перенос в Тень, совершенный Вторым Хранителем из Нового Арлатана показался ей совершенно иным – каким-то липким, горьким, холодным… Но, так или иначе, дело свое он сделал – Хоук в Тени и в руках у нее теневая книга. Магесса осмотрелась, соображая, что делать дальше; вокруг нее жил искаженный мир. Куда не взгляни - вдалеке маячил Черный Город, похожий на сгнивший огрызок яблока. Два тусклых виспа наблюдали за незваной, но такой приятной гостьей, не решаясь напасть: чуяли, наверное, что Хоук их – как мушек. Однако та поторопилась и, не желая ждать, когда сюда набегут демоны пожирнее, раскрыла книгу где-то посередине. И будь, что будет. …Со страницей она явно ошиблась, но ругала себя сейчас совсем не за это. Всю жизнь, едва услышав слова «Золотой Город», ей представлялись совсем не шпили из чистого золота, а некое место, залитое ярчайшим золотым светом. Такой замок-солнце... Теперь за фантазию эту пришлось расплачиваться: в Тени же все строится на ассоциациях, а в книжной главе, в центре которой оказалась Хоук, сюжет разворачивался как раз таки в Золотом Граде. Пришлось жмуриться, чтобы не ослепнуть и довольствоваться лишь голосами. - Они изменились, - один из голосов был мелодичным, но взволнованным, Хоук удивилась, что смогла безошибочно вспомнить: так говорила Митал. - Ерунда, – а это, без сомнений, был голос Эльгархана – её супруга. – Мы создали их похожими на нас. Мы больше не меняемся, так с чего меняться нашим Элвэнам? - Ах, не меняемся, - Митал с иронией хмыкнула. – Значит, раз я попала под струи Истока, пребывая в ожидании скорого потомства, то навсегда тут брюхатой останусь? Вот уж нет уж, ты, мировой властелин, иди поработай над нашим божественным времятечением! Хоук показалась, что она слышит, как Эльгархан улыбается. Значит, добился-таки продолжения своего, сбежавшего из умирающего мира, рода. И только-только Хоук решила погордиться этим мужчиной из нечеловеческого народа, как мысли её прервал низковатый и раздраженный голос Андруил: - Они начали убивать животных. - Мы тоже убивали животных. - Да, но мы делали это, чтобы есть и не умереть от холода, - возразила Андруил эльфийскому Богу Мести – революционеру из-за которого они все в этом мире оказались и благодаря которому стали для жителей этого мира Богами. – Мы создали Элвэнов, избавили их от голода и непогоды, а они все равно убивают. Ради развлечения, ради удовольствия. И еще – в жертву… И вот тут-то Эльгархан стал серьезен. Хоук кожей чувствовала накатившее и общее напряжение. Все голоса и даже звуки исчезли, пока великодушная Силейз коротко и примирительно не вздохнула: - Сестра слишком строга к нашим детям. Наверняка они делают это из любопытства, а не с ритуальной целью. Да и кому им приносить жертвы? Они ведь даже не знают о нас. - В том-то и дело! – стрижом взвился голос Андруил. – Таким образом Элвэны славят их лидеров – самых сильных из них. - Но мы создали их равными по силе и скорости, - не понимая, шепнул Джун: это была его идея. - По силе и скорости, но не по характеру! - Андруил, мы должны дать им знать! – Эльгархан в повелительном порыве схватил её за плечи (по крайней мере, Хоук так себе представила). – Они должны знать, что есть мы. И что мы сильнее самых сильных из Элвэнов. Что нас нельзя победить. Всё будет по-нашему. - И мы не дадим народ Элвэн в обиду, - смягчила его напор Митал. – Даже им самим. В тот день отныне непобедимый Золотой Город был погружен в Тень и обнесен непреодолимой для творений Обитаемого Мира стеной-Завесой. И в ту же ночь одной из Элвэн приснился первый в этом мире сон. Хоук, не открывая глаз, перевернула страницу. …И быстро пролистала сразу несколько таких же страниц: насколько она помнила, первое напоминание о Ключах спрятанных Фен`Харелом появится только через много сотен лет после появления первых Элвэнов, а значит, и через много сотен страниц… Но листать было все сложнее, страницы тяжелели, словно наливались свинцом. Оторвать уголок очередной из них у Хоук не хватило сил. Моран не сказал ей, что теневая книга обладает собственной волей и показывать будет только то, что сама пожелает и только тому, кто ей приглянется. Хоук надуто дунула на челку, открыла глаза и терпеливо стала смотреть. Но она приглянулась книге – хоть за это ей спасибо. Хоук вдруг заметила, что света больше нет. То есть он есть, но уже не смертельно-ослепительный, а вполне обыкновенный дневной свет. Солнце Обитаемого Мира стояло высоко. Деревья спустили на землю короткие круглые тени. От реки тянуло рыбой, но не отвратно, как это бывает на рынке, где на прилавках она тухнет, сваленная вверх брюхом, а свежо и влажно. В высоком ветвистом кустарнике у бережка копошилось семейство каких-то незнакомых синехвостых птах, похожих одновременно на дроздов и белошляпников. Деловитое щебетание их настраивало на миролюбивый и спокойный лад. Но вдруг (и Хоук была к этому «вдруг» готова: миролюбивый лад в Тени надолго не затягивается) щебет разом прекратился, и птахи с криком взмыли вверх, как будто кто-то бросил в их кустарник камнем. Теперь в кустарнике этом, кажется, некому было копошиться, однако ветви его закачались, а листва зашуршала с новой силой. И так продолжалось до тех пор, пока из зарослей не выбралась и не побежала по берегу молодая эльфийка. За ней по пятам, меся босыми ногами песок, гнались её же сородичи. Один из них, исполнив какой-то невероятный прыжок, схватил ее и повалил вниз. Ленивая речная волна любезно смыла песчинки, приставшие к их телам во время погони и борьбы. Хоук подобралась ближе, успев приметить, что все трое полностью обнажены. И, хоть они пробирались через кустарник и двое из них лупят сейчас друг друга что есть сил, ни на одном ни царапинки. Кожа белая, нежная, без единого синячка. Троица красивых эльфов, барахтающихся на бережке… Изабелла бы за просмотр такой сцены и золотой бы не пожалела. Хоук смотрела бесплатно. - Говорю вам, это не я виновата! – пыталась достучаться до своих сородичей пойманная эльфийка. – Не я ту галлу спугнула. Это Андруил! Она не хочет, чтобы вы зверей убивали. А вы не слушаете! Её белые, как шерсть у галлы, волосы то оказывались в воде, становясь похожими на пену, то раскидывались по мокрому песку. - Вот зачем вы вчера сокола забили? Что он вам сделал плохого? А сокол– ровно как и заяц – любимейшие создания Андруил! Совершите ей подношение, извинитесь перед Богами! - Далась нам Андруил твоя. Вот выдумала, – прижимал её к песку прыгучий эльф, по законам их мира, боли он ей причинить не мог, так пусть хоть песка и воды наглотается. - Я не выдумываю, - отфыркивалась с достоинством пленница. – Андруил – одна из пятерых наших Богов. И я не знаю, почему она с вами во снах не говорит. Зато я вам говорю! Что, так сложно поверить?! - А сложно, - едко отвечал еще один эльф; он, не зная, чем еще помочь одержавшему победу сородичу, держал вздорной беглянке ноги и все бросал ей в лицо что-то обидное: - А вот пусть твоя Андруил, раз она такая Богиня, нам всем покажется. Боится она нас что ли? - Боится! – захохотал прыгучий. – И все они пусть боятся и сидят… Как ты там говорила? - В Золотом Граде, - подсказал второй эльф с насмешкой. - Да. Вот пусть там и сидят. Да только нету. Нету никакого Золотого Града. И Андруил твоей нету. А за то, что зверьё нам спугнула – ответишь. Хоук захотелось чем-нибудь в него бросить. Она не огорчилась, когда ничего так и не попалось под руку. Кара уже была близка. Вода в реке заволновалась. Почернела: поверхность её вся покрылась рыбьими спинами. Те рыбины, что подплыли близко к берегу, лупоглазили на обидчиков молодой эльфийки и гневно раскрывали рты. Из кустарника поползли змеи и жуки, поскакали по песку брюхатые жабы. Из леса толпой шло зверьё: галлы и медведи, олени и волки, зайцы, лисицы. В небе вокруг высокого солнца закружили вороны и ястребы, и те самые незнакомые птахи, потревоженные погоней, но только теперь рассвирепевшие. Эльф, который держал беглянку за ноги, вскочил, не в силах даже оценить происходящее. Прыгучий и вовсе ничего не замечал. До тех пор пока его не взяла за подбородок сильная – сильнее, чем у него! – рука, и кто-то новый и невиданный вскинул его голову вверх, заставляя смотреть… Заставляя без памяти узнавать и без слов понимать – перед ним Андруил. Принявшая их вызов и явившаяся Богиня. Но самое главное – Хоук тоже её увидела! Андруил пришла к своим творениям в образе такой же, как они Элвэн. Ну или почти такой же – на Богине красовалось подобающее божеству одеяние. Прыгучий попятился, второй – рухнул на колени и заплакал, проклиная свое неверие. Эльфийка, уже не плененная, лежала на песке неподвижно. Боясь пошевелиться и, кажется, боясь проснуться. - Сестра говорит, что вы все – мои дети, - произнесла Андруил, не сводя с провинившихся тяжелого взгляда. – Я с ней не спорю. Но детей воспитывают, правильно? Хвалят, наказывают… Теперь заплакал и прыгучий. Вороньё и соколы спускались все ниже, рыбы били хвостами, животные всё подкрадывались, всё выжидали… - Вы за зверьми гонялись в своё удовольствие? Сейчас и они за вами побегают – в своё. Боли они вам причинить не смогут, но хоть шерсти наглотаетесь. И тут зверьё побежало. Эльфы бросились со всех ног, глотая слезы и даже не надеясь уйти от погони. Они готовы были отплатить животным за все обиды, невыносима для них была одна только мысль – они не видели Андруил во сне, они лишены были радости видеть её раньше. А, сейчас она в гневе на них и, чтобы вернуть любовь Богини, они готовы были бегать от всех зверей мира по лесам и горам всю свою вечную жизнь. - Гиланнайн? Эльфийка на песке дернулась, во все глаза смотрела на протянутую самой Богиней руку и все не могла поверить: даже во сне Андруил никогда не показывала себя. А теперь можно даже коснуться её руки… Гиланнайн поднялась, пошатнувшись. Встала – мокрая и в песке – перед своей Богиней. Одного единственного прикосновение ей было мало, и мысль эта стыдила ее до красных щек. - Можно? – спросила Гиланнайн, и Андруил улыбнулась. Она многое готова была позволить любимому своему творению. Хоук заинтересованно вытянула шею. Эльфийка провела дрожащими пальцами по виску Андруил, коснулась темных, с медным оттенком волос, встретилась взглядом с карими с прозеленью глазами. - Ты красивейшая из Элвэн, - сказала Гиланнайн. - Я не Элвэн, - улыбнулась ей Богиня. - Но ты выглядишь как Элвэн! - Потому что так удобнее. - Тебе? - Тебе. И Андруил вдруг тоже к ней прикоснулась. Привлекла возлюбленную к себе, оставляя следы прикосновений на песке, что все еще покрывал рассыпчатым плащом ее спину. Хоук отвела взгляд, радуясь, что она не Изабелла; даже теневая книга беззвучно шелестнула страницами, оставляя Творца и творение наедине без лишних глаз. Тень вновь изменила свои очертания. … Второй набег оскверненных тварей на Денерим был несравнимо яростнее первого. Порождения тьмы теснили людей все ближе к городским стенам, и по другую сторону от этих стен горожане все сильнее забивались вглубь столицы. И ни у них, ни у бойцов уже не осталось сомнений: народ Денерима обречен пережить полную страхов длинную ночь. А то и две. Но пережить – точно. Потому что стены ферелденской столицы крепки, камни в них еще помнят зубы минувшего не так давно Мора. Король с Королевой – герои, которые в общем-то и вышибли Пятому Мору все зубы, сейчас вновь сражались спина к спине, рассекая толпу порождений тьмы, как нож рассекает воду. Но, как вода, не знающая ран, ряды тварей вновь смыкались и продолжали наступление. - Алистер, - позвала его боевая подруга, отвлекая от искр, брызжущих в лицо: сообразительная тварь отняла у погибшего солдата добротный стальной меч и отразила уже второй выпад Его Величества. – Пора отступать. Подпустим их слишком близко к городу – ворота не сможем открыть. Алистер сжал зубы, вложил всю злобу в удар и смотрел теперь, как падает вниз рука, сжимающая стальной меч. Рука без тела. Тело тоже падает: все они падают, если череп о щит размозжить. Король расправляет плечи, чтобы громогласный его приказ не прозвучал слишком уж досадно: - Отходим! Открыть ворота! Все за стены! И по полю битвы раздаются, как эхо, голоса командующих: - Все за стены! Отходим! И всё вокруг гремит: - Открыть ворота! - Шевелитесь! - Назад! Назад! Где-то за спиной еще сражающихся раздается скрежет: поднимаются зубья западных врат. Солдаты, продолжали отбиваться и пятились, многие из них уже обернулись к городу лицом и побежали. Твари, почувствовав их слабость, пустились следом, издавая отвратные хищные звуки. …Но вдруг звуки эти стали болезненными. Превратились в звуки боли и ярости. Отступающие солдаты, усомнившись в своем слухе, обернулись… Создатель милосердный! Гадины рядами рушились замертво, будто их косила невидимая рука. Зато эту руку помощи можно было услышать. Она свистела в воздухе! Гадины рушились на залитую кровью землю и из спин их торчали… эльфийские стрелы! Алистер, щитом опрокинув и добив оскалившегося генлока, коротко и ошеломленно обернулся на супругу и, по её лицу поняв, что она видит то же что и он, широко улыбнулся. Впервые за день. Она тоже, кажется, улыбалась и чуть-чуть щурила глаза. На близком каменном мосту Имперского Тракта на фоне красного закатного полукруга стояли самые искусные в мире лучники: меткость у долийцев в крови. А уж их прославленный эльфийский взор… Порождения в замешательстве поделились, часть продолжала наступать на Денерим, а остальные отделились и двинулись назад – к Тракту. Полупрозрачная рука из стрел вновь взвилась в воздухе и с остротой эльфийских наконечников хлопнула по тварям. Тут они вновь поделились, половина отпрянула и побежала от заката, как от огня: дошло наконец, что стены города так далеки от моста, что жалящая рука из стрел до них не дотянется. Но у стен их уже ждали. Воодушевленные прибытием союзников ферелденские солдаты без приказа пошли в новую атаку. Алистер, не без гордости, решил все-таки узаконить их самовольные действия: - Отставить отход! Вперед! На врага! За Денерим! И вперед покатилась лавина топота, рёва и боевых кличей. Налетела на волну гадкого гарканья и чудовищного шипения. Но на смердящую скверной волну эту неслась еще одна лавина – стремительная и безмолвная. Откуда-то сбоку на оскверненную орду налетели. Никто и понять ничего не успел: у эльфов даже топот все равно, что легкие шаги по траве. Остроухие следопыты, воины и охотники смешались с денеримскими защитниками и уже вместе – люди и эльфы – выступили против порождений тьмы. … Яркая долька заката с оплывшей от жара битвы корочкой еще маячила где-то за возвышением Имперского Тракта, а вблизи западной стены Денерима уже не нашлось ни одного живого порождения. Западные ворота остались в безопасности и теперь охотно пускали внутрь своих героев и так вовремя подоспевшую ушастую подмогу. - Это эльфы из Нового Арлатана! – восторженно слышалось вокруг. – Слава арлатанским войнам! Слава эльфам! Король и Королева вошли в город последними, встретив у привратной арки довольного собой и боем Зеврана. У него в крови ладони, колени и локти, будто он не сражался, а дикого скакуна пытался оседлать. - Может, мне тоже притвориться арлатанским воином? – размышлял он, неторопливо стягивая измочаленные перчатки и показательно выжимая одну из них, как после стирки. – Я вообще-то тоже эльф. Почему меня нигде так радостно не встречают? - Радоваться пока нечему, - отозвалась Королева, шагая впереди совсем без усталости: земля придала ей сил; приятно было идти по твердой городской земле, но при мысли о том, что сейчас придется вновь отправляться за ворота, дышать дымом и вскрытой плотью ей становилось чудовищно тоскливо. – На наши главные ворота все еще напирают. Алистер нахмурился. Посмотрел сначала на неё, а потом зачем-то на только что отвоеванные западные врата. Его супруга не заметила этого взгляда, потому что Зевран, обогнав её, назойливо пытался заглянуть ей в лицо. - Там же сейчас основная часть войск, - сказал беспечный антиванец с видом, словно в разгар штурма собирается её на чашку расслабляющего чая пригласить. - Мои Вороны говорят, плёвое дело. Справятся. Сейчас твои ребята дух переведут и тоже туда ринутся. Героиня Ферелдена собралась было ответить, что и им троим пора бы уже к воротам ринуться: появление правителей и Мастеров всегда воодушевляет народ, но со словами её опередили. Высокий эльф из числа новоприбывших вышел к ним навстречу и поклонился – но не ниже, чем следует кланяться чужим властителям: - Ваше Величество. Король Алистер. Отряд Нового Арлатана также готов действовать по вашему приказу. Высокий эльф стоял, чуть наклонившись вперед, и смотрел исподлобья – но это не было ни жестом уважения, ни признаком агрессии: он был ранен, ему тяжело было стоять с прямой спиной. - Предводитель отряда погиб. За главного сейчас я. - Пусть встают под командование генерала Коутрен. – обратилась к нему Героиня, как к главному, а потом сказала просто как эльфу. - Останьтесь в городе ненадолго. Вам досталось. Он ответил странно: кивнул и отрицательно мотнул головой одновременно. Без слов развернулся и пошел, поглядывая попеременно под ноги – и в сторону наспех сооруженной лечебницы. В мирное время это была лавка аптекаря, превратившаяся теперь в перевязочный пункт – царство красно-белых лоскутов. Солнце село. Но южная сторона города – Королева видела её вдалеке – была освещена и ярко рыжела, будто бы там у них продолжался закат. Что-то горело. Взмыленный координатор войск сообщил, что дела там идут неважно: армия давно отступила за стены, а четверо огромных огров с силой катапульты бросают через стены шипастые валуны. Гарлоки-шаманы поджигают летящие валуны, и те крушат каменные дома и поджигают деревянные. - А ворота? – спросила Её Величество, краем глаза заметив трех крепеньких мальчишек, катящих небольшие телеги; не беглецы и не мародеры – у каждого в телеге лишь по большущему чану с водой. - Стоят. Ваше Величество. Их какой-то парень не из наших магией запечатал. - Хорошо. Подкрепление уже вышло. Освободите стены для арлатанских лучников. - Слушаюсь. - И еще, - остановила рванувшего с места координатора Королева. – Пришли ко мне генерала Донника. Генерал личного королевского отряда нашелся тут же, он был совсем недалеко – в полевой лечебнице, куда приволок на себе тяжело раненного капитана стражи. - Килоун при смерти, - представ перед правителями, первым делом сообщил Донник. Героиня Ферелдена первый раз встретила старого ядреного на словцо капитана, когда тот был еще сержантом и жаловался на аристократских молокососов под своим командованием. Килоун хороший командир и замечательный человек. Не хотелось его терять. Тем более - сейчас. - Нам нужно… - Королева сосредоточилась, постаралась побороть накатившую опустошенность и вернуться к приоритетной, по её мнению, мысли. – Пока западные ворота свободны… Нужно Хоук из города вывести. - Она здесь?! – в один голос вдруг выдали Зевран с Донником, и последний продолжил, пока Король Алистер смотрел в сторону свободных западных ворот с немым недоверием. – Сейчас опасно за стены выходить. Надежнее будет по морю. - Чтобы люди, заметив это, повалили толпой в порт и, ударяясь в бега, брали корабли штурмом? На дряхлый балкончик, что подвешен был прямо над бывшей аптечной лавкой, вышел из дома не менее дряхлый старичок. Он, видимо, был из тех упрямых старшин семейства, которые наотмашь отказываются покидать свои родовые норы и гнезда, какая бы опасность им ни грозила. Позеленевший от ужаса старик наверняка видел со своего балкона и наступающую орду порождений, и бой перед самыми воротами и вот теперь множество раненных и изрезанных полумертвецов под своими окнами. Но, к чести его, не сбежал. Гордым седым филином сидел в родном дупле, даже не помышляя о том, чтобы из этого дупла выпорхнуть. Но много ли среди горожан таких же, как он?.. - Выведи Хоук из Денерима незаметно, Донник, - сказала Героиня вовсе не приказным, больше доверительным и просящим тоном. - И передай от нас – если ей что-то удалось узнать, пусть немедленно приступает к поискам. Остальное за нами. Донник не задает вопросов. Только сосредоточенно кивает и немедленно отправляется выполнять поручение. - Остальное за нами, - тихо произнесла Её Величество, глядя ему вслед; и слова эти прозвучали по-новому. - Особенно за тобой, - сказал Алистер сзади, и супруга его обернулась к нему лицом, чтобы усмехнуться его поразительному таланту «поддержать» в нужный момент. Но Алистер сказал еще кое-что. И усмехаться ей расхотелось. - Ты тоже уходишь из города через западные ворота. Тоже. И прямо сейчас. … Следующее видение было коротким, но очень красочным. Это были времена частых визитов Творцов в Обитаемый Мир Элвэн. И, созданный ими народ, ждал этих встреч с любовью и нетерпением. Было теплое, как и всегда, утро. Митал и Эльгархан сидели у журчащего источника. Хоук могла их разглядеть в деталях: теперь они тоже выглядели как эльфы. А источник выглядел, как пирамидка, сложенная из круглой гальки и накрытая блестящей паутинкой водных струек. Митал смотрела на воду и счастливо гладила свой круглый и белый, как луна, живот. - Силейз волнуется, - произнес Эльгархан неожиданно и как-то отстранено: он всегда прятался за отстраненным тоном, когда хотел выведать у супруги что-то действительно важное. – Говорит… сложный, наверное, будет процесс. - Какой процесс? - Ну… когда у Богов появляются дети. Великая Защитница посмотрела на него удивленно и рассмеялась. Смех её был похож на звонкое журчание источника. - Что ты смеешься? Джун тоже обеспокоен. Тебе совсем не страшно? - Мне? Страшно? – все удивлялась Митал, смеясь. – Совсем нет. Я спокойна. Я знаю, что у нас будут мальчики… Двое… Они будут здоровы, будут жить всегда, и жизнь их будет… Великий Лидер, да о чем они думают? Чего они боятся?! - Не надо. Не произноси. Нет тут Лидера. Тут мы. - Ладно, - примирительно дернула красивыми эльфийскими плечами Митал и задрала голову вверх. На верхних ветвях дерева, в тени которого они сидели, как на деревянных лошадках, раскачивались маленькие Элвэны. Элвэнята. У Великой Защитницы дух захватило: на такой они играли высоте, так долго им падать, если внезапный порыв ветра… и маленькие их ручонки соскользнут… Она очнулась от этих мыслей раньше, чем успела побледнеть. В этом мире нет Великого Лидера, в этом мире они сами издают божественные законы, и по законам этим ветер не усилиться случайно, маленькие ручки не соскользнут, и ничего не случится. - Митал… - позвал её супруг, и она окончательно пришла в себя. – Скажи мне, ты сумела меня простить? Ты любишь меня… теперь? Митал смотрела вверх. Вверху радостно смеялись. - Эльгархан, ты… Спасибо тебе. Ты нас всех вывел… Ты привел к Истоку… Помог… Послушай, мы теперь свободны! От смерти, болезней… От страха и нищеты. И целый Народ будет жить свободно, благодаря тебе. - Я спрашивал… - вздохнул Бог Мести, но оборвал себя на полуслове; и вздохнул вновь. – Тогда ответь мне, любишь ли ты этот мир? - Люблю ли я его? А так ли это важно, если… - она не обернула к нему головы, но уложила ладонь ему на руку; и вдохнула воздух с новой улыбкой. – Если я чувствую, что этот мир – наконец-то наш. Теневая книга резко дернулась в руках Хоук, будто собираясь сейчас же взлететь, перекинула с одного своего бумажного крыла на другое несколько страниц и выпустила прямо из переплета большое, огромное солнце. … Снова пришлось жмуриться. Снова Золотой Город. - Ты слышал, что отец рассказывает о мире, из которого они родом? Хоук слышала этот голос в первый раз, но своенравная книга подсказывала, пуская правильные пояснительные строки по пальцам своей читательницы. И прямо в сознание врезалось – Фалон`Дин – старший сын, которого Элвэны нарекут вскоре Богом Смерти. - Вот там была жизнь! – говорил он кому-то по-юношески возбужденно. – Там была жизнь, а здесь что? - Но там была и смерть. Голос брата-близнеца был спокоен и совершенно не похож на голос Фалон`Дина. Как не похож клубистый пар над жарким бурлящим источником и белый дым от лесного костра. - И это прекрасно, Диртамен! – горячо восклицал Фалон`Дин. – В этом и слабость этого мира, что смерти нет! - Что ты такое говоришь, брат… - Я говорю, что, если бы Исток позволил, я бы первым побежал становиться смертным! Но Исток не позволит. И Драконы эти… Но мы можем подарить смерть Элвэнам! С помощью Истока мы это сможем! Что думаешь? - Я думаю, ты смешной, когда вот так раздуваешь ноздри. Сразу на Фен`Харела становишься похож. Ты с ним об этом говорил? А с мамой? - Шутишь? Они до сих пор злятся за то, что мы голодом и болезнями жизнь творений разнообразили. - Да уж… разнообразили… - Зато они стали больше молиться и меньше спать. Все реже погружаются в Утенеру эту свою. Теперь им надо искать пищу, строить жилища, варить снадобья… Им было скучно, а мы им сделали интересно. Это для них добро, Диртамен. И вот из этого чуда, подумала Хоук, вырастет наш Создатель?.. А что, в конце концов, своего он добился: в мире смертных сейчас… ну о-о-очень интересно. - Брат, брат… - голос Диртамена подрагивал, но неясно было за кого он больше переживал - за эльфийский народ, или за родного Фалон`Дина. – Я люблю тебя и никогда не посмею ни в чем тебе мешать и отказывать… Но прошу тебя. Подари смерть Элвэнам, только если они тебя сами об этом попросят. Старший брат неохотно, но согласился. Книга хлопнула страницами, как хлопают ладонями, пожимая руки, два дельца, заключивших сделку. …В ручье кувыркался элвэновский молодняк. Некоторые – замерзшие и наглотавшиеся воды – все в мурашках сидели на травянистом берегу и грызли фрукты. Урожай в этом году собрали жестковатый, но обильный. Фалон`Дин тоже сидел на берегу, но без мурашек и одетый. Подставлял солнцу свой острый вскинутый подбородок и щурил эльфийские зеленющие с просинью глаза. - Купаться не пойдешь? – спросил его брат, стягивая сплетенные из мягкостебля сандалии. - Полезу ли я в воду с эльфами? Нет, не полезу. - Почему ты не называешь их Элвэнами? - Потому что они эльфы. Хоук усмехнулась: книга дала знать, что Фалон`Дин сам придумал для них такое название. Все больше разочаровываясь в скучном народике, созданном взрослыми Творцами, он, говоря о них все ленивее шевелил языком. Вот и получалось у него сначала «Элвэн», потом «Элвэ», «Эльфэ», пока наконец не осталось пренебрежительное «эльф». Короткий звук, похожий на чёх Фен`Харела. - Значит, не пойдешь со мной в воду? – давал ему последний шанс Диртамен. – Напрасно. Там сейчас очень красивые… эльфы. Фалон`Дин со смешком отмахнулся: - Я не Андруил. В смертную влюбляться не собираюсь. - Они не смертные. - Так скоро станут… - Мы же договорились! - Да помню я, - старший брат со вздохом качнулся вперед и принял сидячее положение; посмотрел на ручей. Над водой то появлялись, то исчезали остроухие головы. То появлялись, то исчезали мурашки на голых спинах греющихся эльфов. Желания лезть в ручей так и не появилось. - Диртамен! – позвал Фалон`Дин брата, когда тот уже подошел к самому краю берега и вздрагивал от брызг, которыми его одаривали восхищенные и влюбленные в него Элвэны. – Ты только возвращайся ко мне поскорей. И Диртамен улыбнулся. Его брат вновь упал в траву и перевернулся на живот. Опустил подбородок на землю. Не так далеко белели статуи Арлатана. Между травинками он видел высокое изваяние в честь брата, а рядом с ним - и свое. Он фыркнул: статуя Фалон`Дина тоже была эльфом. Чтобы больше её не видеть, юный Бог сомкнул травинки пальцами. Зевнул. Да так и остался лежать с открытым ртом: рядом с ним медленно, опустив голову на длинной шее, прошлась белоснежная галла. И не просто прошлась, а направлялась прямиком в Арлатан, и, что самое любопытное – прямо на ходу превратилась в эльфийку! Фалон`Дин привстал, заинтересованный превращением, но еще больше – её состоянием. Она пошатнулась, точно пьяная, присела на землю. Белые волосы закрыли её лицо, её глаза, исполненные страданием. Он не мог к ней не подойти, он не смог отказать себе в разговоре с ней… После счастливых, праздных и каких-то одинаковых лиц, появляющихся на поверхности ручья, как пупырышки, беловолосая эльфийка показалась ему совершенно особенной. - А я тебя поймал, - сказал Фалон`Дин, усаживаясь рядом прямо на тропу – к ногам своей статуи. – Ты та галла, которую Андруил водит в Золотой Город. Мы все догадывались, что это на самом деле ты, Гиланнайн. Могла бы и не скрываться. Гиланнайн подняла на него уставшие глаза, сухие губы были чуть приоткрыты: она глубоко дышала ртом. - Фалон`Дин… Не выдавай, не надо… - Не стану, - он протянул руку и ласково погладил её волосы – безжизненные, как сухая трава, и белые уже не сами по себе, а просто от времени. – Но тебе самой не утомительны все эти превращения? Любить Богиню не утомительно, нет?.. - Я тянусь… к ней… уже многие сотни лет. Она – мой Творец. Она прекрасна… А я… Посмотри… Она откинула назад волосы и открыла лицо. Кожа её знала и холод и болезни… Глаза её видели голод и мучения. Она жила уже так долго… Вечно… - Ты устала? – спросил Фалон`Дин с искренней добротой поглаживая её шершавую от сотен пережитых зим руку. – А знаешь, Андруил хотела бы сделать тебя такой же, как мы… Только Исток не позволил. Она Творец, а ты… Элвэн. Гиланнайн резко отвернулась в сторону, словно её сильно ударили по лицу. Юный Бог успокаивающе оглаживал её пальцы: - И ты будешь Элвэн вечно… - Не хочу… - вдруг вымолвила эльфийка тихо. - Что?.. - Не хочу вечно… И вдруг вскинула на него измотанные глаза. А в глазах этих – жадная мольба. - Не хочу больше жизни, Фалон`Дин… Не могу больше! Фалон`Дин ничего не сказал. Поднялся и взял её на руки – бережно, как ребенка. - Фалон`Дин! Фалон`Дин! Брат! – диким зайцем метался по берегу Диртамен, пока не почувствовал вдруг, что за Завесу – проникли. И это были не сновидцы Утенеры, а… Вечная жизнь одной из Элвэн оборвалась. Тихо шелестнула страница. …Хоук крепко жмурилась. Ей хотелось еще и уши закрыть, но руки заняты были книгой. А в Золотом Граде кричали все яростнее, все оглушительнее: - Ты хоть знаешь, кем она была для меня?! Знаешь?! - Отпусти. - Брат! Андруил, пожалуйста, отпусти его. Он всё понял. - Понял? Ты думаешь, он понял, кого только что… убил?! И после этого слова на несколько мгновений воцарилась такая тишина, что Хоук решила, что на этом повествование окончено, и её выбросило из Тени обратно – во дворец, в зал совещаний. Она даже открыла глаза, ожидая увидеть перед собой лицо Второго Хранителя, но вскрикнула от неожиданности – ослепляющий свет, кажется, готов был подпалить ей ресницы. Повествование продолжалось. - Гиланнайн сама попросила. - Митал, Эльгархан, - зашипела Андруил; злое отчаяние пробудило в ней старые привычки, и она помянула словом своего Бога. – Видит Великий Лидер, я люблю и вас, и ваших отпрысков, но властью, данной мне Истоком, заклинаю!.. Андруил потянулась к лицу Фалон`Дина, обжигая его шепотом: - Ты и шагу не сделаешь на землю Обитаемого Мира. Шляйся в Тени, раз так любишь туда Элвэнов затаскивать, но больше ты никому, никому не сделаешь зла. Диртамен, кажется, плакал. ... Теневая книга вновь перебросила с одной стороны на другую пару тяжелых страниц. Хоук наконец осмелилась приоткрыть один глаз. На этот раз Тень не пыталась её ослепить. И была… просто Тенью. Только демонов не было – одни духи. Прекрасные, легкие… и испуганные. Фалон`Дин бродил, окруженный эфемерными созданиями со всех сторон. Бродил в одиночестве. Черты его расплывались, Хоук видела его сейчас так же, как видела Творцов тогда, при первом чтении фолианта. Она улыбнулась тоскливо: как не хватает сейчас вкрадчивых комментариев Морана. «Слушай внимательно, Хоук», «а теперь посмотри сюда», «красиво, правда?»… Она почувствовала чье-то близкое присутствие и отскочила в сторону. Рядом с ней прошелся огромный белый волк, хвостом закручивая туман под лапами. - Фен`Харел! – Фалон`Дин рад был его видеть, обнял за морду и, кажется, даже забрался на волка верхом. Расплывчатая фигура разлеглась на шерстистой спине. Фен`Харел не был особенно против: - Ну, рассказывай. - О чем? - О новом твоем эксперименте. Все эти существа… - волк шел, и духи шарахались от него в разные стороны. – Кем они должны были быть? - Нами, - просто ответил Фалон`Дин - Страж Тени, как его называли некоторые сновидцы. Хоук шла следом, видела, как волчий хвост качнулся из стороны в сторону мохнатым маятником. Фен`Харел терпеливо ждал объяснений. - Я хотел сделать таких же, как мы, Творцов. Чтобы каждый из них мог создать себе все то, что пожелает для счастья. Сам. Разве плохая идея? - Какие-то они у тебя не очень счастливые получились. - Я что-то не так сделал. Не создают они ничего дельного. Не хотят, не умеют. Пустышки. - И ты свалил их всех сюда? В Тени, значит, запер своих неудавшихся Творцов? - А что? - А ногу бы тебе откусить. Хоук улыбнулась, прибавив шаг и нагнав волка, пошла с ним рядом. Теперь, когда он оборачивал в её сторону морду, она могла почувствовать в волосах его теплое ровное дыхание. Она ничего не могла с собой поделать: вот нравился ей этот белый косматый персонаж. У нее и в жизни так – любит она белых и косматых. Тех, в ком есть что-то волчье… Фен`Харел сделался вдруг угрюмым; удивительно, но его звериная морда могла передавать все человеческие эмоции: - Ты не мог этого знать, но учудил сейчас нечто, очень похожее на забытых из того нашего мира. - Это плохо? - Не знаю – не знаю. Но увидишь, твои Недотворцы Обитаемому Миру еще аукнутся. Расплывчатая фигура притаилась на длинной мягкой спине, Фалон`Дин сказал тихо: - А они назвали меня Создателем… - Вот как? И ты, наверное, очень польщен? - Не очень, но… - фигура волчьего наездника пододвинулась ближе к ушастой морде и приобняла мощную белую шею. – Фен`Харел, ты не мог бы… тоже так меня называть? … Алистер ринулся к ней, как будто под ним открылось вдруг жерло вулкана. Взял за локоть и повел, на ходу обернувшись к Зеврану: - Зевран, бери её. - Как, прямо здесь – во время штурма города и у законного супруга на глазах? Такого у меня еще не было, - отшутился антиванец, как делал это всегда в непонятных ситуациях, а потом глубоко и серьезно задумался. – А, нет, было. Ай да я! - Головой за неё отвечать будешь, ай-да-ты. Доберетесь до Амарантайна – пришлите сюда вестника половчее, а лучше двух, – Король выпустил руку законной супруги уже у самых ворот, запрокинул голову и приказал патрулирующему на стене стражнику: - Открывай. Её Величество стояла, как громом пораженная. Она давно привыкла, что Алистер в любой момент может что-нибудь выкинуть, любую дурость. И это смотрелось даже мило и забавно, но не сейчас же! Порождения тьмы прижались к городу с юга! - Алистер, если это какая-то шутка, то – ха-ха и идём к воротам. Мы нужны там сейчас. Хотел бы он, чтобы это было шуткой. Создатель, как велик был соблазн махнуть рукой с громким смешком и с невинным видом сказать: «Ясное дело – шучу. А что, не стоило?» Вместо этого, Его Величество чуть ли не со стоном смотрит на, выползающие из земли, зубья западных врат, а потом оборачивается к любимому борцу с самым скорбным видом: - Ты должна идти. - Алистер. На МОЙ город напали. И МОЙ народ сейчас сражается. НАШ народ. - Поэтому я остаюсь, - сделал он шаг вперед, прикоснулся к её плечам и, извиняясь, ласково провел руками вниз, остановившись и чуть сжав ее запястья. – А на тебя опять падают все шишки. Героиня смотрела на него, не издавая больше ни звука. Со страшным скрежетом поднимались ворота. - Я мало что понял из этого вашего плана с Драконьими Вратами, но уяснил, что придется собрать объединенную армию всего Тедаса. А кто сможет справиться с этим, лучше тебя? Алистер, даже не отдавая себе отчета, выбрал самую действенную тактику; даже Андрасте, которая пыталась объединить мир с помощью Песни и веры, вскоре поняла, что живые существа всех рас охотнее встают под боевые стяги, чем на колени перед Создателем. А уж если живые существа осознают вдруг, что живыми быть им осталось недолго… Героиню Ферелдена пробила накатившая дрожь, Алистер это почувствовал и уверенно взял её за руки: - У нас все получится. Я защищу Ферелден любой ценой, а когда совсем выдохнусь, ты приведешь мне на выручку все армии мира. Здорово будет, да? Зевран стоял поодаль и радовался, что нет того, кто бы держал его сейчас за руки и говорил ободряющие глупости: он тоже оставляет здесь свою маленькую армию и от этих глупостей непременно бы расклеился и растерял бы остатки и без того паршивой репутации. - Я… - Королеве на мгновение почудилось, что она задыхается. – Я пришлю сюда все армии мира при первой же возможности. Вы только… держитесь тут… Алистер… подольше… - Твое желание для меня приказ. Пасть врат, разинувшись, щелкнула. Если уходить, то сейчас. - Я заберу Соглашения из Башни Бдения и двинусь в Андерфелс. Наверняка у Первого Стража в Вейсхаупте есть бумажки посущественнее. И еще много чего существенного помимо этих бумажек. Героиня Ферелдена постепенно свыкалась со своей новой ролью в истории, где-то в глубине души, она знала, что примерно так все и обернется. Вышла из оцепенения, твердым шагом двинулась к воротам. Алистер едва успел обернуть её к себе, чтобы сказать напоследок: - Тварей стороной обходи. И в Орлей пока не суйся. И сразу, без перехода: - Поклянись, что ты никогда не умрешь. … Тень и книга вновь зашвырнули её в Золотой Город. Хоук кусала губы, старалась представить его себе как-нибудь… не так ослепительно. Не получалось. Вновь приходилось напрягать слух. - Ну как? Ну как тебе, а?.. – вопросы Фалон`Дина как и всегда были горячи и нетерпеливы. - Я сам всё видел, но ты…Ты был там! Расскажи мне о своих впечатлениях! Когда старший брат попросил Диртамена появиться в Обитаемом Мире в удаленном от Арлатана месте, чтобы «своими глазами увидеть кое-что невероятное», он насторожился. И, как оказалось, не зря. Диртамен был напуган и сбит с толку, все силы тратил, чтобы сохранить голос ровным: - Эти существа, брат… Они совершенно дикие. - Это люди. Ты должен называть их всех людьми. И каждого – человеком. - Но один из них напал на меня! - Видишь! Люди прекрасны! Им все равно, что ты чей-то Бог – они сражаются за свою жизнь. Они её ценят. И невольную слушательницу из человеческого рода даже гордость взяла за весь людской народ. - Ценят… Значит… Значит, ты сделал их… - Смертными и смертоносными, да. Но, знаешь, только теперь я могу отсюда посмотреть на любого из них и сказать: «Теперь ты настоящий. Теперь ты – живой». Книга захлопнулась, чуть не вывернув Хоук запястье. Голоса разом стихли. Яркий свет не лез больше в зажмуренные глаза. Она оказалась в Тени, там, откуда начинала свое чтение. Вдалеке маячил Черный Город, похожий на сгнивший огрызок яблока. Два тусклых виспа парили уличными фонариками без подставок и подвесок. Гиблыми фонариками… такие обычно видят болотные утопленники перед тем, как… Хоук мотнула головой, отгоняя ненужные мысли и вдруг засуетилась: она провела в Тени тьму тьмущую времени, а о Ключах так и не узнала. Ни об одном из них! Книга наотрез отказывалась открываться. Страницы словно расплавил и приварил друг к другу теневой кузнец, или на худой конец демон гнева, если теневые кузнецы здесь у них не водятся. - Ну, ты! - Хоук не сдавалась, цеплялась пальцами и силилась разъединить листы; легче было развести по сторонам зубья сомкнувшегося медвежьего капкана. - Покажи мне, где спрятаны Ключи! Ты издеваешься что ли?! Совсем скоро она сообразила: не зря же Моран заставлял ее, чуть ли не на зубок, выучивать формулировку некоторых загадочных фраз из фолианта. Может быть, если их произнести… Пара книжных страниц, смявшись, ввалились внутрь. Создавалось впечатление, что книга снисходительно улыбается, как бы досадуя о её недогадливости. Хоук стала вспоминать, какое-то время беззвучно шевелила губами, а потом сказала громко и вслух: - Один из Ключей можно найти там, где не слышны слова-а-а-а!.. Она не удержалась от крика и не смогла выговорить загадку-указание целиком, потому что в один единственный миг произошло сразу много всего: из-под её ног вырвались и сложились в громадный корабль деревянные балки, подбросив Хоук вверх, а затем и свалив на раскачивающуюся палубу, книга открылась, и из нее хлынула вода, морем устилаясь внизу и подхватывая судно; у штурвала кто-то заливисто засмеялся. - Хоук! Эй, Хоук! Это мы сейчас за Ключом направляемся? Последняя соленая волна, вырвавшаяся из книги, накрыла её с головой, так что из всего сказанного она не услышала ни слова. - Да? Плывем за Ключом туда, где не слышны слова? И Хоук, распахнув глаза, замерла. Там, где не слышны слова… вода! Первый Ключ что, под водой похоронен?! И как же им теперь… - Ну ты говори, куда носом-то смотреть? Ветер попутный сегодня. Домчим! Её растормошенные мысли вновь прервались: без умолку болтающий матрос у штурвала наконец-то к ней обернулся… Смуглое лицо лучилось улыбкой, лучился синевой большой веселый глаз, но только один, на втором - черная повязка, теряющаяся в курчавых, таких же черных волосах. Хоук вздохнула, подавив неприятную внутреннюю дрожь, и подошла к нему, встав по левую сторону от штурвала. Кричали чайки. Курчавый улыбался. - Ты не Монки, - сказала ему Хоук. - Ты призрак. Только мое воспоминание. - Да? Жалко. А я думал – волны погонять дадут… Эх. - Да нет, ты… гоняй. Моран говорил, что вас, мои видения, не обязательно уничтожать. Потеребите мои чувства и сами исчезнете. - А… - протянул живой, теплый Монки, подставив лицо попутному ветру. – И сильно мы тебя теребим? - Ты даже не представляешь, как сильно. - Ну а ты тогда не смотри на меня. Ты вон на них смотри, - кивнул кучерявый куда-то себе за спину. – Они путь к Ключу покажут. А я тут так… только чтобы чувства потеребить. Хоук скрепя сердце обернулась. Из трюма выбрался и пошел по палубе, пошатываясь в пьяном мареве, немолодой уже пират. Он шел, то кряхтя что-то себе под нос, то громко выкрикивая ругательства, а Хоук все не могла вспомнить, откуда она его знает… - Всю команду в этом проклятом плавании растерял, а! Всех братьев своих! И ты меня еще, скотина, не любишь! Вот как возьму-у… Он взялся за веревки, удерживающие тяжеленный якорь, отрезал одну из них и привязал себя к якорю за ногу. - Вот возьму и зашибу себя о морское дно! Будешь знать, баба!.. Пират отрезал еще одну веревку и вновь привязал себя к якорю. - Я за тебя всем глаза вырывал, а ты… Ах ты ж… Глазодёр! Хоук вспомнила и оступилась, хотя стояла на месте. Глазодёр всё резал и все вязал себя к якорю. А потом у него кончились веревки. И якорь, оказавшийся на свободе, устремился в морские глубины вместе со своим пьяным до одури пленником. И долго, долго звенела якорная цепь. Успело стемнеть. И рассвести. И за одно мгновение – снова стемнеть. И опять рассвести. Так повторилось шесть раз: на шестой день жена Глазодёра подняла якорь вместе с привязанным мужем. Пират был мёртв. Тело его разбухло. В покусанных рыбами пальцах он жадно сжимал светящееся нечто, найденное им за мгновение до смерти, в том самом месте, куда он вместе с якорем упал. И это светящееся витиеватое нечто не дало мертвому покоя. Даже на морском дне. - Это же идол! Тот самый идол, который хранился в Сундуке Мертвеца! – быстро заговорила Хоук, не зная, стоит ли этому радоваться. – А вон, на горизонте, тот самый остров, где мы этот Сундук нашли, а идола… И вот тут она содрогнулась, последнее ощущение было уж точно неприятным и мало радовало. - Мы что же, получается, отдали мертвецам Ключ? И он валяется теперь где-то там - среди костей, земли и развалин? Хоук даже обернулась, чтобы поделиться эмоциями с Монки, но тот пропал, как и весь корабль. Как и море. Вместо синевы и красоты – мрак и сырость. Гнильные запахи уже знакомого ей склепа. Ни темнота, ни мертвецы её не испугали, зато испугало быстрое сердцебиение прямо под её ладонью. А вторую свою ладонь она обнаружила на чьем-то моложавом лице. Вот так же Хоук когда-то стояла позади мальчика, закрывая ему глаза. Мальчик боялся мертвых и крови, хотя его и учили быть их повелителем. - Что, Хоук, уже жалеешь, что не отдала меня им взамен Ключа? - Я жалею только о том, что уберечь тебя не смогла, стервец ты эдакий. Можешь хоть сейчас не паясничать? Риан хмыкнул. Чувствовал, наверное, своим призрачным естеством, что Хоук сама хочет, чтобы он сейчас паясничал, чтобы пререкался, ерепенился, как воробушек. Хочет, чтобы он был живым… - Да ладно, - сказал Риан, коснулся вечно холодными пальцами Хоуковой ладони, понадежнее прижимая её к лицу, да так сильно, что каждое движение его ресниц щекотало кожу. - Ты же все равно меня любишь. Сама говорила! Хоук сдалась. Позволила себе всего на мгновение поверить, что все обошлось. Что Риана она спасла и теперь может в любой момент найти его где-то поблизости и зарыться носом в каштановые космы или потянуть его за щеки в разные стороны и с удовольствием слушать его возмущенные возгласы. Он поблизости. А Монки – где-то гоняет волны. И оба живые и счастливые. И, зараженная их счастьем, она прижимается подбородком к мальчишкиной макушке… и все пропадает. Даже Тень. Даже этот приятный и теребящий все чувства обман. И ей становится невыносимо тоскливо. Немыслимо… Пусть Фенрис вернется. Пусть обнимет её прямо сейчас. … Её встряхнули за плечи. На плечах осталась кровь. Следы кровавых пальцев на её одежде. На столе, где она лежала. Алые пятна на полу. Она смотрит на это на все дико и не может ничего понять. Хотя все довольно просто – Завесу на пути в Тень можно приоткрыть тремя разными способами. Можно раздобыть лириум и заручиться помощью ученых магов из Круга. Можно воспользоваться древней особенной магией, как это делали, например, Маретари и Флемет. А можно… Второй Хранитель, вернув наконец Хоук, тяжело опустился на пол, чуть ли не заваливаясь под стол, что в кровавых красках стал похож на жертвенный алтарь. Магия крови, подумала выбравшаяся из Тени магесса с ужасом и отвращением, но кто знал, что Хранитель – старый, повидавший всего, долиец окажется заурядным… - Мудрецом, - выдохнул он, тяжело хватая ртом воздух; жертва его оказалась велика. – Я умираю… мудрецом. Я видел… лик Творцов… Мы были поистине… великим Народом. - Да, - кивнула Хоук, понимая, что поблагодарить его уже не успеет, но это подтверждение из уст человека стало для неё слаще всех благодарностей. Второй Хранитель умер с улыбкой на губах. Хоук взяла книгу и вышла из зала, стараясь не ступать по долийской крови. … Она шла на дым, её вели лязг и звуки боя. Финн стоял у городской границы, подняв руки, и, благодаря его стараниям, от ворот под натиском врагов не отвалилось ни одной щепочки. Не обманул парень, действительно умеет большие магические барьеры держать. Когда колени его сгибались, будто на плечи давила нестерпимая тяжесть, Ариана, стоявшая рядом, велела ему разевать рот и заставляла, не двигаясь с места, пить из голубых колбочек. На стене стояли, непрерывно паля, эльфийские лучники. У стены – эльфийские воины. И едва заметив их вдалеке, Хоук перестала обращать внимания на падающие непонятно откуда огромные огненные камни. - Фенрис! Ей показалось, что она поймала взглядом знакомую фигуру. Среди узорчатых эльфийских шлемов и остроухих голов сильно выделялась одна беловолосая и патлатая. Хоук решила пробираться прямо через арлатанские ряды. И многочисленные, надо заметить. У Хоук по-новому забилось сердце от восторга и гордости: какой же он у неё молодец, как многих сумел сюда привести. Она знала, что из него выйдет отличный командующий. Она шла, натыкаясь на доспехи и едва не налетая на эльфийские мечи и кинжалы. Кое-кто из эльфов даже узнавал её и расступался, пропуская вперед. Еще немного, и она окажется в объятиях и плевать, что смотрят – главное касаться, чувствовать, целовать. Живого… - Фенрис… - Хоук вцепилась в его руку, и эльф от прикосновения обернулся. На неё посмотрели удивленные чужие глаза. Она отпрянула назад, словно прямо перед ней только что упал с неба пылающий камень. - Простите… Ей по-чужому кивнули. Высокий эльф был до белоснежного седой – немолодой, но поджарый. Он вновь повернулся к странной человеческой женщине спиной, и та чуть не взвыла от невероятного сходства. - Скажите, - вновь побеспокоила старого эльфийского воина Хоук, но уже с новым порывом. – Где сейчас ваш предводитель? - Ищет тропу в Загробном мире, - назидательно ответил воин сухим глубоким голосом. Вот и всё… Хоук, согнувшись, попятилась, будто в неё пырнули кинжалом. Все звуки в голове притупились; где-то далеко-далеко свистели стрелы и грохотали камни. Все краски в её глазах размылись; вместо головы арлатанского воина – белое пятно, а внутри пятна еще одно – темное и круглое. Он, широко раскрывая рот, что-то говорит, но она не может разобрать ни слова. Тяжело разворачивается, не чувствуя своих движений, и уходит, не разбирая пути. - Шем! – последний раз крикнули ей вслед. – Ты же о павшей нашей Хранительнице спрашивала? Или о плоскоухом? Так знай, что он не предводитель нам, а просто чужак во главе отряда. Слышишь, ты? Шем! Хоук не слышала. Шла вдоль городской стены и вдоль стены из напряженных солдатских спин. Раненых здесь не было, только мертвые придавленные камнями или обожженные пламенем до смерти. Только мертвые… Очередной смертоносный валун, со всем своим жаром вгрызся в башню, откуда метатели угощали гадин не менее жаркими бомбами. Вниз посыпался башенный камень, вместе с ним опаленными мясными мешками посыпались люди. Одного мертвого взрывной волной отбросило дальше, чем остальных. Он грузно упал прямо там, где шла Хоук. Из, потерявшей жизнь и три пальца, руки прямо ей под ноги выкатилась маленькая смоляная бомба. Выкатилась и приоткрылась. Хоук остановилась, усмехнувшись такому «подарку судьбы». Крохотный, умещающийся в кармане, бесцветный шарик, на манер тех, которые контрабандой провозил в Киркволл Мартин, обладал грандиознейшей силой и при правильном броске мог превратить в уголёчки человек эдак трех и разом. В случае Хоук невольный бросок оказался более чем удачным – вот, прямо в ноги. И процедура превращения в уголь предстояла только ей одной – вокруг больше никого, если не считать мёртвых и далекую стену из напряженных солдатских спин. Это была какая-то добрая бомба: не стала взрываться сразу, сначала выпустила из себя облако черного предупреждающего дыма - беги, мол, дура. Хоук смотрела на дым под ногами и вдруг поняла, что ей все равно… …Ему казалось, что он движется медленно, как увязший в смоле муравей. Он проклинал всю смолу мира: из неё делают эти проклятые бомбы. Он бежал, понимая, что кричать бесполезно: орали раненые, стонали солдаты под завалами, повсюду грохотало. Он бежал, кто-то выкрикнул ему: «Стой! Рванёт же!» - и хотел встать на дороге - но отлетел, сметённый. Он бежал, и по животу его, по ногам скатывалась и оставалась на земле кровь, потому что на месте недавней перевязки горела теперь вновь открывшаяся рана. Но он бежал – потому что бледное лицо Хоук было всё ближе и ближе, всё ближе и ближе были глаза, распахнутые так, что загнутые ресницы вонзались в кожу. Доброй смоляной бомбе невмоготу стало терпеть, и её разнесло изнутри. Хоук даже зажмуриться забыла, но на пару мгновений перестала видеть. Зрение сжалилось над ней: нечего ужасы смотреть, пусть последним, что она видела - останется видение стремящегося к ней Фенриса. Потом была резкая боль в плечах: чем-то большим и твердым ударили по спине. Странно, что от боли-то в глазах и просветлело. Первое, что она увидела – сцепленные чуть выше своих локтей пальцы с, сильно выступившими и побелевшими от крепкой хватки, костяшками. Руки… Его руки! Не чужие! - Тебе… что… отойти было лень? Его – не чужой – голос! Правда, сейчас – какой-то совсем уж хриплый, почти срывающийся. Хоук слабо шевельнулась. Живая. За спиной – переброшенный ограми через стену и успевший остыть, валун. Впереди – на расстоянии дыхания – Фенрис. Живой. …И злющий. Он вёл за собой отряд гордецов, по пути сюда, пережил три опаснейших боя, искал её по всему городу не для того, чтобы увидеть, как она на его глазах… из-за какой-то смоляной бомбы… Хоук подняла руки, насколько позволила всё не слабеющая Фенрисова хватка; едва дотянулась до него ладонями, почувствовав, как кончиками пальцев промокнула кровь, которой пропиталась его одежда. - Ты ранен… - А ты могла бы стать куском жареного мяса. Забыла, как бомбы выглядят?! - Фенрис, всё. Её уже нет. Можешь перестать вжимать меня в камень. Его слова начали её раздражать. Как он не понимает: она только что обрела его вновь, она снова может видеть его, дышать его запахом, целовать, трогать… А он её удерживает и какие-то глупости говорит. - Фенрис, отпусти руки. Я рану осмотрю. И эльф, сумев наконец успокоиться и выровнять дыхание, отпустил. Сделал шаг назад, чтобы оглядеть её с ног до головы и убедиться, что сама Хоук цела и невредима. Та же, едва обретя свободу, позабыла, что в мире вообще существуют раны и, подавшись вперед, обняла его, восполняя разом все дни их разлуки, взимая плату за все свои страшные мысли. Фенрис сцепив зубы от боли, но не стал её останавливать. - Прости, - спохватилась Хоук, почувствовав, как болезненно напряглось его тело, но не отпрянула - лишь скользнула ладонью вниз, к животу. – Сейчас станет легче. … Легче стало не намного. Не успела она начать исцеление, как каменная стена прорвалась совсем рядом с воротами, словно подгнившая плотина под натиском тяжелой воды. Порождения тьмы хлынули в образовавшуюся дыру. А стена солдатских спин сомкнулась, ощетинилась, околючилась и пришла в движение. Оборонительная армия превратилась в огромное живое существо, похожее на змею и ежа одновременно. Даже не смотря на прорыв тварей, Финн, к чести его, не растерялся – развел руки в стороны и теперь каким-то невероятным образом держал одновременно два барьера, залатав дыру, но и не выпустив ворота из-под магического контроля. Молодец, Хоук. Правильно сделала, что лириум ему отдала. Она похвалила себя и тут же поругала за спешное и поверхностное врачевание Фенрисовой раны. Но он сам сказал «потом» и первым схватился за меч. Вот пусть потом и не жалуется. А гадин-то много успело заползти. Самые удачливые даже через пару солдатских рядов пролезли. И там, где это случалось, ряды сбивались в кучи… и начиналось слепое месиво. Хоук без раздумий ринулась в месиво вслед за Фенрисом, но тут же пожалела. Слишком тут было тесно, слишком близко были друг к другу люди, чтобы заклинания её получились без случайных жертв. Ей оставалось только крутиться на месте, отмахиваясь посохом и изредка пускать короткую молнию в какую-нибудь уродливую морду. И Хоук оказалась ох в каком неудачном положении, когда краем взгляда заметила одну из таких уродливых морд прямо позади себя, а ту, что была спереди - забить еще не успела. Тварь занесла вверх зазубренный топор, метясь куда-то между её лопаток. Откуда бедному гарлоку было знать, что Фенрис рядом и лопатки, спина и вообще всё, на что смел оскалиться зазубренный топор, находилось под его личной защитой? Верный двуручник, не боясь замараться, насквозь пробил оскверненную плоть. Фенрис отчего-то помедлил рвануть оружие обратно: на два пальца выше от его меча вдруг выскочило еще одно лезвие. Гарлок умер потерянный и оскорбленный: двух ударов одновременно он уж никак не ожидал. Лезвие, ударившее со спины, спряталось, эльф тоже освободил свой меч. Гарлок рухнул и, та, кто настигла его одновременно с Фенрисом шагнула вперед, наступив поверженному на хребет. Фенрис вскинул брови. Хоук, разобравшись наконец со своим живучим генлоком, обернулась и радостно вскинула руки: -Авелин! - Хоук, Фенрис, пора заканчивать с копошением у стен. Оружие в руки - и шагом марш за мной, - они повиновались бы этому командному тону и без лишних слов, но его обладательница добавила на всякий случай: - Я серьезно. Королевский приказ. … Выбраться из месива оказалось не так уж и легко. Периодически барьер Финна слабел и в город снова прорывались. Рывок. Поворот. Меч Фенриса рассекал воздух огромным стрекозиным крылом. Рывок. Поворот. Тело Авелин год не знало боя, и она ждала от него неподчинения – но ощутила только иступленную радость мышц, подобную радости выпущенного на волю зверя. - Фенрис? - спросила она, когда на пути их остались только ферелденские солдаты. – А где твои фирменные уловки? - Уловки? - Ты знаешь. Лириумное мерцание, руки сквозь тела? - А, ты об этом, - он вытянул руку и оценивающе взглянул на свою ладонь, сначала с тыльной её стороны – где к каждому пальцу тянулись белые теперь уже не отметины – шрамы, а затем и с обратной – где единственными отметинами были тонкие линии на коже – самые обыкновенные, такие у всех есть. – Что, если я решил взять за правило честные поединки и полагаться только на собственные силы? - Вот как? – недоверчиво сощурилась, всегда чующая недомолвки, Авелин, но устраивать допросы не стала; вместо этого улыбнулась. – Значит, звание сильнейшего воина в команде по праву получаю я. И Фенрис, ухмыляясь уголком губ, с готовностью ответил: - Это мы еще посмотрим. Дай раны зализать. В иной ситуации Хоук от души бы позабавилась, узнав, что они устраивают между собой подобные соревнования за первенство, но сейчас её оводом кусала мысль об этом королевском приказе. Зачем вдруг ферелденским правителям понадобилось выпроваживать из города ту, кто может оказать Денериму неслабую боевую поддержку? - Итак! – она повысила голос, привлекая к себе внимание спутников. – Властью, данной мне мной же, я провозглашаю вас обоих сильнейшими воинами и нарекаю своими правой и левой рукой. Кто будет правой, а кто левой решайте сами, но, ради всего святого, объясните мне наконец что здесь происходит. Авелин? Они уходили все дальше от ворот. Звуки войны становились всё тише, всё темнее становилось кругом. Огонь и красное марево остались где-то там, за их спинами. - Её Величество поручила Доннику вывести тебя из города. Я попросила передать это поручение мне и выполню его, даже если ты будешь брыкаться. Хоук скривила улыбку: - Брыкаться? Да что ты! Мне не в первой мужественно тикать из своей страны в самые темные для неё времена. - Своей стране ты нужна живой, - сказала Авелин, по её мнению, об очевидных вещах. – Как, впрочем, и всем нам. Её Величество передала также, что, если тебе удалось что-то узнать – немедленно приступай к поискам. Не останавливаясь, она посмотрела на Хоук долгим взглядом: - Почему они взваливают это на одну тебя? Что ты ищешь, Хоук? И та, к кому обращались, невольно коснулась пальцами древнего фолианта, мирно полёживающего в дорожной сумке. - Если я скажу, что ищу Ключи от Врат, за которыми кроется великая божественная сила, способная остановить Мор, ты мне поверишь? - Не… - привыкшая полагаться только на свои силы, Авелин хотела сказать своё категоричное нет, и осадила себя только из-за большого к Хоук уважения. – Не сразу. - Вот поэтому на меня одну всё это и сваливают. – Тут она почувствовала на себе не самый нежный взгляд и поспешила исправиться. – То есть не совсем на меня одну, но Фенрис тоже не верит. Из вредности – не верит. ... Они прощались у западных ворот. Авелин напутственно объясняла, какой дорогой будет безопаснее добраться до Гварена. Хоук смотрела в её лицо и совсем не вслушивалась в слова: надеялась, наверное, что по дороге опять повстречается какой-нибудь любезный дракон. Чем Создатель не шутит… Она бежит от Мора по той же дороге, что и девять лет назад… Только теперь, Хоук, обернувшись, не увидит Авелин. На этот раз Авелин не сбежит. Потому что здесь – в Денериме – её место и её семья. Она ещё что-то говорила; Хоук перебила её несмелым вопросом: - Вы назвали его Уэсли? – и мягко улыбнулась. – Сколько ему уже? Два? - Месяца… - выдохнула супруга генерала Хендира, тут же позабыв о прежних своих словах. - Где он сейчас? Вы с Донником на передовой… - О нем позаботятся, - заверила Авелин, тронутая тем, что Хоук вообще об этом заговорила. – С ним сейчас Бодан, Орана и Сэндал. Нашлись няньки. - Они в Денериме?! - Пришли перед самым Герлемовским сражением. - Передавай привет. - Обязательно, Хоук. - Ну что ж… Хоук обернулась и посмотрела в ночь за приподнятыми зубьями западных ворот. Авелин обернулась и посмотрела на красное марево у ворот южных. Хоук видела, как блестят в темноте её глаза – бездонный источник уверенного, волевого взгляда. - Авелин… Боишься? - Честно, Хоук? Я в ужасе, – сказала Авелин с тихой усмешкой. - Но знаешь, все же это им меня стоит бояться. Потому что нет на свете существа более опасного, чем мать, защищающая своего ребенка. … Они шли медленно, едва переставляя ноги. Ярость минувших битв высыхала на Фенрисе, как вода: вновь задергала так и не долеченная рана. Всё сильнее становилась боль в обеих руках, ладони налились свинцом, пальцы сделались чужими. Успел же он за все эти дни мечом намахаться… Когда начался ход в гору, Хоук учтиво пропустила Фенриса вперед, чтобы, взявшись за его пояс, плестись следом, иногда подолгу закрывая глаза. Только сейчас, переведя дыхание, она осознала, что просто смертельно устала. Все эти походы в Тень, растормошенные чувства, раздробленные нервы… Она пыталась вспомнить, когда они последний раз нормально спали, и прикидывала, есть ли шанс, что такая возможность им еще представится. Фенрис сказал – обязательно и сегодня же. Им бы только до перевала добраться. Они шли медленно, вверх, но уже к утру оказались там, где заканчивалась едва различимая тропа, и начинался горный хребет. Хоук остановилась, остановился и Фенрис: отсюда виден был вдалеке предрассветный Денерим, у стен его все еще чернела бесформенная скверная клякса. - Они справятся, – сказал Фенрис. - У них есть Авелин. - Да. В лицо ей дул утренний, свежий, ничуть не опаленный огнем и войной ветер. Хорошо, если дальше – он полетит в сторону Денерима и унесет оттуда всё тошнотворное, всё гадкое… А потом будет играть в рыжих волосах. - Она правильные слова сказала. Чтобы стать самым опасным на свете существом - не нужно никакой магии крови. Хоук говорила это, глядя вдаль: иногда только вдали можно увидеть что-то большое и важное. - Если я вдруг захочу стать самым опасным существом, Фенрис… мне понадобится твоя помощь. Так что ты береги себя. Мне без тебя не справиться. Фенрис ничего не сказал. Не зная, как отнестись к её словам, снова пошел вперед, к перевалу. Чтобы добравшись туда, поскорее разбить в укромном месте лагерь для двоих, и, едва сняв доспех и окровавленную одежду, уснуть. Да так, чтобы последним впечатлением перед сном был лёгкий и сладостный запах Хоук. И её теплое, близкое прикосновение.