Тедас. Однажды и навсегда

Сначала Башня Круга на Каленхаде была для неё всего лишь далёкой страшилкой из детства. Учись магии осторожно и прилежно, говорил отец, и никогда не попадешь в утробу этому озёрному чудовищу. У Хоук грохотало в груди: даже сейчас, приближаясь к башне, зрелище открывалось пугающее. В Кинлохе уже давно никто не обитал. В память о магах и их восстании остались только подкоптелости на и без того чёрных стенах, да толстый слой неестественного, нетающего льда, что сковал всё озеро, как антимагический ошейник одержимого бунтаря. На жутком льду наростами выступали острые мутноватые гребни — перламутровые и алые, как плавники дремлющих подо льдом чудовищ. И меж ними кто-то сновал, защищаясь от стрел с берега. Хоук и Фенрис подошли ближе — Стражи. «Белые» Стражи с затуманенным взором прижимались спинами к Башне и не отходили от неё дальше, чем на несколько десятков метров, как привязанные. С берега по ним стреляли. Вся береговая линия была усеяна «Чёрными» Стражами и солдатами в редклифских доспехах. Лучники стояли у самой кромки, но никто не ступал на лёд. Они пробивались сквозь их стеснённые ряды, то тут, то там выхватывая слухом обрывки фраз. «Говорят, там, в башне — их главный, кто их всех за мозги держит». «Это потому что в башне этой проклятой еще и пещера в Глубины есть. По этой пещере их туда и оттеснили. Выжали из-под земли, как огородных паразитов». «Ну теперь мы их всех!». «А кто их туда загнал-то?». «Ну, сказали, союзники с Троп». «Гномы?». Хоук не стала разбираться. В сообщении от Королевы чётко значилось «прибыть в береговой штаб, что в «Капризной Принцессе». Там они и встретились. — Хоук, — Первый Страж оттолкнулась ладонями от стола с веером стратегических планов, выпрямилась для достойного приветствия, но осеклась в последний миг. Она увидела лицо Защитницы: потускневшее, но решительное. Глаза её смотрели прямо — почти обжигающе; даже с такого расстояния Королева заметила как будто бы трещинки на глазных яблоках — красные, как жилы оскверненного лириума. Ключница Мора, она могла кончить так же, как брат Варрика. Как старик Харроумонд. Или как Мередит. Хоук и сама это знала, и Королева не стала ей ничего говорить. Только коротким кивком поприветствовала её спутника: — Фенрис. — А что, сардельки тут больше не крутят? — от души крутанула головой Хоук, охватив взглядом то, что некогда было таверной. Присутствующие тяжело молчали. Королева жестом пригласила её за стол без яств. — Жаль, — вздохнула Хоук. — Хорошие были сардельки. И наклонилась над разложенной картой. Та была разделена на пять графических округлостей, верно, представляющих каждый башенный этаж. — Это единственная полная схема Цитадели Кинлох, которую нам удалось найти в столичных архивах, — указательный палец Её Величества ткнулся куда-то за грань нижнего круга. — И вот здесь действительно имелся тайный подземный проход под озером, который выводит прямо на Глубинные Тропы. — Оттуда гномы ваших «Белых» на поверхность и выжали. — Не гномы, но сейчас не об этом, — мотнула головой Страж на реплику Хоук и продолжила. — Загнать одурманенных стражей в бывшую обитель Круга не было нашей целью, но теперь придется работать с тем, что имеем. Они окружены нашими войсками, но держат тесную оборону внутри и в плотном кольце вокруг башни. Алистер и Дункан сейчас внизу и вместе с подземными силами не дадут им уйти обратно по тропам, но нам, здесь, рано или поздно придётся решаться на штурм. — Дункан? — подняла голову Хоук. — Старый друг и герой Пятого Мора. Без него мы бы… — Страж уже не в первый раз осекла себя, перевела внимание и напомнила. — Как я и сказала, так или иначе, нам нужно выступить на штурм. — Как вам удалось их найти? — негромко спросил Фенрис; всё это время он не коснулся взглядом карты, но пристально изучал каждого присутствующего, будто среди них могли затесаться враги. — Как я слышал, бывшие Стражи нападают на города так же внезапно, как и исчезают из вида. — Они передвигаются под землей. И их ведет Андерс. Я попросила Бевина найти его с помощью филактерии, — Королева кивнула на насупленного белёсого юношу. — Об этом больше никому не нужно знать. — Бевин! — воскликнула Хоук и даже качнулась вперёд, чтобы разглядеть его повнимательнее. — Смотри, какой стал! А ведь я тебя не узнала. Ты хранишь мою рогатку? — Когда Её Величество попросила меня помочь в одном деликатном деле, я был только счастлив. — Бевин поскрёб подбородок краем круглого баклера, который был крепко прилажен к его отчего-то почти беспалой руке. — Для меня тот самый Андерс — всё ещё герой. И я хочу, чтобы после штурма он им и остался. — Так ты хранишь мою рогатку? — Сейчас он на одном из этажей башни. — проигнорировав её вопрос, сжал филактерию в целой пятерне Бевин. — Они, — поправила Страж. — С ним Справедливость. — И почему никто не хочет говорить со мной о приятном? — протяжно вздохнула Хоук, едва не падая на стол плечом и не смахивая с него все карты к демонам. Пару долгих секунд Королева смотрела на неё пристально и молча. В тишине стали отчетливо слышны струны луков и жужлица стрел, отдаленный треск ледяных пластов и осторожный стук. Будто бы кто-то тихонько бил пяткой по ножке стула. Страж смотрела на прижухшую Хоук еще пару мгновений. А потом вдруг подошла и опустила руки ей на плечи. Без нежности, почти с нажимом. И сказала очень открыто, совсем не таясь: — Мне тоже страшно, Хоук. И я тоже не желаю терять друзей… но медлить мы больше не можем. Хоук нехотя опустила взгляд. Первый Страж, убийца Архидемона и подавительница Мора была ниже неё. И младше. Но именно она смотрела сейчас глазами строгой, старшей сестры. И одним только взглядом напоминала, что у них на двоих — одна беда. И нельзя закрывать глаза. И нельзя отшутиться. — Помните, мы обещали друг другу разобраться с этим. Вместе. Он нам обеим не чужой человек. Вот и всё. И никаких больше сарделек или рогаток. И никаких сомнений. Страх искореняется только действием. Она и сама учила этому свою Бетани. И, делая шаг навстречу огру… Бетани уже не боялась. Хоук мягко, почти с ощутимой благодарностью взяла Её Величество за локоть. И обернула голову к столу, на секунду даже уложив подбородок на её пальцы. — Значит, идём на штурм. — Мои Стражи и люди Редклифа готовы выступать по первому сигналу, — сообщила та, осторожно отступая. И в подтверждение её слов в штаб-таверну ворвались двое. И оба — совсем юнцы; с глазами горящими, как свечки в храме. — Ваше Величество, я посмотрел, — с явно сдерживаемым порывом сказал рыжий. — Как стихийник могу сказать, что наколдованная корка льда многослойная, толстая. Скорее всего, доходит до самого дна. По крайней мере, ближе к берегам. Так что лучше бы их всех к нам выманить. — А ещё! — скрестила руки на груди и зажала в кулаках кисточки косиц диковатая девушка. — Скажите своим толстолобым дядькам, что големов я на лед не поведу. Поломают! Они же здоровые, тяжелые — провалятся, застрянут и толку тогда от них?! Страж кивнула, одним движением отвечая обоим, и те, совершенно довольные, без поклонов удалились. Бевин поспешил за ними, хоть и в миг, когда эти двое появились, чуть ли не припал к столу командующей, приняв самый занятой и важный вид. — Вашу просьбу я выполнил, — сказал он и опустил амулет Андерса в распахнутую ладонь Королевы. — Теперь пойду. Не могу оставить их без присмотра. Место нехорошее. Та кивнула и ему. — Прелестные у вас помощники, — с улыбкой заметила Хоук, когда дверь за спиной Бевина затворилась. — Мы бросаем в бой детей, — качнула головой Страж и продолжила почти без паузы. — Нам придется дать сигнал к наступлению, но… Есть ещё одна совершенно непредвиденная… возможность. Мне бы хотелось, чтобы вы на неё взглянули. Вернее даже — на него. … Стук. Стук. Стук. Отдаленный, невзрачный стол, за которым обычно устраивались самые нелюдимые отшельники, был окружен, как сегодняшний Каленхад. Обнаженные мечи, что держали солдаты, как неправильные стальные лучи, сводились к одной точке. И человек в их остром кольце тоже, кажется, смотрел в одну точку. Сутуло сидел на столешнице. Слегка покачивался. И постукивал пяткой по столовой ножке. Стук. Стук. Хоук подошла ближе, и он прекратил. Но головы не поднял. Полы шляпы, необычайно широкой и затасканной, смахивающей на брессилианскую поганку, закрывали его лицо. Зато к ней с готовностью обернулся человек с посохом за спиной. И представился Йованом: — Скажу вам то же самое, что уже говорил Её Величеству. Для начала нужно решить, что с ним делать. Это существо… Он точно не человек. Явился из ниоткуда, выражается странно, но пока не предпринял никаких… отягощающих действий. В нем чувствуется Тень, но совсем не чувствуется магии. — Кто ты? — спросила Хоук у окружённого юноши, осторожно отстранив Йована со своего пути. И мельком увидела, как шевельнулись под шляпой некрасивые, бледные губы: — Я Коул. Я хочу помочь. … — И теперь мы идем вслепую сквозь лёд по указке демона, — подытожил Фенрис. Хоук мотнула головой, наскоро отёрла запястьем испарину на шее и, чуть сгорбившись отошла: мана её истощилась, а значит, настала очередь Йована пробивать путь. Узко — работали без посохов, руками; Йован вскинул пальцы, через плечо попросил идущих следом поостеречься и пустил вперед шквал огня. Магический лёд не таял — он исчезал невесомой дымкой, и потому в их рукотворном тоннеле было сухо, как в дупле. Они шли маленьким отрядом, прорываясь через обмёрзлое до дна озеро. Но не слепо, как ледяные кроты: Коул направлял их к подводному башенному ходу, через который когда-то сплавляли жжёный бытовой сор. Фенрис еще немного пообсуждал с Хоук её необъяснимое доверие и тягу к юнцам неестественной природы, и перестал. Этого, по крайней мере, она не вынашивает в себе, и, в критическом случае, меч его ничто не остановит. Он присел с ней рядом и мягко продел ладонь под её затылок, чтобы она могла расслабленно откинуть голову и при этом не врыться в холодную, острую льдину. Решено было устроить короткую стоянку, чтобы маги смогли отдохнуть. «Белые» их не заметили. Перед тем, как начать вытапливать проход, Королева дала сигнал о наступлении — и её войска приняли всё внимание одурманенных Стражей на себя. Из нижнего уровня башни на озеро высыпала первая волна расшевелённых затворников. Даже здесь, в сухой глубине можно было услышать, как они бегут. Лёд вибрировал. В мутные пласты болезнью въедались приглушенные звуки битвы. Первый Страж понимала, что, если продолжит в них вслушиваться каждой клеточкой кожи, очень скоро сойдёт с ума, и взглянула на Коула. Тот смирно сидел, подобрав к груди колени, под неослабевающим присмотром храмовников, как под второй тяжелой шляпой. Храмовников (а их, как и положено уставом, было двое — по одному на каждого мага, не считая Хоук) сначала слегка подколачивало из-за клаустрофобии, но потом Коул им что-то сказал… и трясучка вдруг отступила. — Я хочу поговорить с нашим… гостем, — сказала Страж, и они разошлись в стороны. Коул поднял взгляд, но не голову: он и без того отлично видел её — и сквозь поля шляпы, и сквозь лёд и сквозь тяжёлые пласты боли, которыми она обросла по чужой и по собственной воле. — Подводный ход, к которому ты нас ведёшь, — сказала она, опустившись к нему близко и внешне не сторожась. — Его нет ни на одной карте. Наши спутники-маги, что некогда учились в Круге, никогда не слышали о нём. Откуда ты так хорошо знаешь Кинлох, Коул? Ты там жил? — Я там умер. Сначала. А в другое сначала — там жил, — он кивнул, не шевеля головой. — Недолго. Лёгкий. Мог уйти и ушёл. Вернулся помочь. Как ты… Коридоры закручиваются и пахнут аптекой и лавкой мясника. Магия далёкая, непонятная, как чужой язык, и приходится им шевелить, шевелиться, если хотим встать на ноги. Тягостный сон, который не забудется. То, что казалось годами там, тут растрескалось мгновениями. Ветер на самом верху и тишина у самого выхода. Их благодарность — только щелчок в беспокойной душе. «Чтобы я ещё раз ввязалась в дела магов! Ноги моей больше не будет…» — тут Коул осекся и моргнул, и продолжил ещё тише и вкрадчивее. — Но ты здесь, и твоя нога тоже. Ты тоже вернулась, чтобы помочь. Будет плохо, если не получится. Серый Страж молчала. Она все ещё сидела прямо перед ним, но внутренне отстранилась. Он почувствовал, чуть-чуть пожалел и решил сказать: — То, что заперто в Башне. Я тоже становлюсь тяжелее, когда вспоминаю об этом. Почему Круг, если всё треугольное и плывёт? — Странный малый, — выговорил Йован и скосил ввалившиеся, скованные морщинами и давней печалью глаза на своего коллегу — третьего и последнего мага в их тоннельной компании. — Ты как? Молчаливый маг кивнул и, в подтверждение своей готовности двигаться дальше, вонзил прицепленные к запястью стальные когти в льдину. Пустил по металлу огонь и пропалил тоннель ещё на несколько метров вперёд. — Нас, кажется, не представили, — заметила Хоук. Но вместо ответа с ожидаемой стороны, услышала отчего-то слегка виноватый голос Йована: — Это Дайлен Амелл из… из Круга. — Амелл? — и Хоук чуть не упустила протянутую руку Фенриса, который заботливо помог ей подняться и устоять на льду. — Это мы с тобой родственники, получается? Фенрис покосился, а маг прижух и прищурился — заинтересованно, как им обоим показалось. Подтёчные стены тоннеля отражали их тени. Коул прикрыл глаза, согретый мимолетной искоркой чужого радостного удивления. Хоук широко шагнула: — В семействе не без магов, а? — и выбросила в сторону Амелла раскрытую ладонь. — Хоук. Дайлен улыбнулся, медленно, даже как-то смущенно кивнул, но не спешил жать руку внезапной родственнице. Он приподнял и нехотя показал ей руки. Под стальными когтями не нашлось ни одного пальца. Некрасивые, подпалые культяпки. Не такими руками он хотел бы обнимать своих сестёр. Хоук неловко опустила ладонь и продолжила с поддетой веселостью: — Также торжественно сообщаю, что у тебя есть прелестнейшая кузина Шарада. Она будет счастлива узнать о тебе. А вот Карвера, моего братца, наверное, удар хватит. Быть дважды младшим… Дайлен, сколько тебе лет? Тот только молчал, разомкнув губы, и внимательно в неё всматривался. Кажется, он всё ещё не очень-то верил услышанному. В ореоле кристального перелива наколдованного льда, его черты становились как будто острее; на Хоук смотрело стёсанное мучениями и посеревшее в неволе, но всё ещё молодое лицо. — Верно. Потом, в более приятной атмосфере, сможем поговорить как следует, по-человечески, да? Дайлен тоскливо улыбнулся. За него снова ответил Йован: — Боюсь, поговорить как следует у вас не получится, госпожа Хоук. В Эонаре… кхм, там, где нас держали, несговорчивым было принято… ну… Он поднес к губам ладонь и резко провел ей, будто что-то отсекая. Спину Хоук продрала меленькая дрожь. — Мне жаль, Йован, — сказала Её Величество. — Когда ты вытащил Коннора, мне стоило поговорить с Теганом и Изольдой подольше. Убедить их. — Нет, — категорично мотнул головой пресловутый наставник Коннора. — Я и так оказался в Эонаре позднее, чем заслуживал. — «Моя вина, всё это только моя вина, — зашевелил губами Коул, с бесцветным выражением, будто был всего лишь проводником. — Бедная моя Лили… Всё это только моя вина и моя трусость. Я подвёл тебя, мой друг. Я втянул тебя в это… Если бы тогда там был хоть кто-то, кто мог за тебя вступиться. Как ты всегда вступался за меня… Хорошо, что смог разделить с тобой последствия моих ошибок». Он отсёк от себя больше, чем язык и пальцы. Жить стало тяжелее, но спокойнее — дышать. Йован смотрел на явление в шляпе широко и потеряно. Пока Дайлен ободряюще не тронул его плечом. Потом посмотрел на Хоук и на мгновение прикрыл глаза в тёплом, соглашающемся жесте. И снова занялся льдом. На поверхности что-то загрохотало и покатилось. Видно, Амалия, так и не вывела своих големов на лёд, но разрешила им чем-то бросаться. — Да уж, — хмыкнула Хоук. — Знакомиться с родственниками при самых дерьмовых обстоятельствах уже входит в традицию, но я обещаю… Когда всё это наконец закончится, мы забудем обо всём и посидим где-нибудь все вместе. По-семейному. Я угощаю. … Коул не обманул. Решётка водосточного лаза легко отслоилась и пустила их в какую-то маленькую, позеленевшую от сырости комнатёнку. Выдолбленная в стене лесенка вела к складам первого этажа. И там бродили. Почувствовав скверну, Страж предупредила о них. Белые. — Коул, — позвала они тихо. — Ты сможешь постоять за себя? Будешь сражаться? Вместо ответа дух развеял себя в клубистой сизой дымке. И в следующий же миг все увидели его уже сидящим на балке у самой лестницы. — Стравленные Стражи, не стерегут больше, только движутся. Слепые, слепленные, спетые. Чужим голосом на старый мотив. Не надо больше песен, не надо песен, мы устали танцевать! — он посмотрел куда-то вверх очень сочувствующе, а потом решительно дёрнул головой вниз. — Им нужно остановиться. Нужно помочь. Страж, скрепя сердце, кивнула. Взглянула на Хоук и Фенриса, а после обратилась к остальным спутниках: — Белых Стражей ведёт маг Андерс. Вы можете узнать его по ауре одержимого, — она перебросила взгляд с храмовников на Йована и Амелла. — Вы знали его ещё в ученичестве, но я не стану взывать к доброй памяти. Я осознаю, что здесь, внутри, численное преимущество не на нашей стороне. В первую очередь, защищайте свои жизни, но по возможности… дайте нам с ним поговорить. … На первом этаже было многолюдно. Кровь забивалась в жилки между плитами и казалась связывающими красными нитями, что не дают демоновой Башне развалиться на части прямо сейчас. Стражи не ждали наступления изнутри, и это позволило вторженцам ловко здесь развернуться. Но в разрез распахнутого входа, бросая внешнее ледовое побоище, на защиту главаря уже бежали новые белоглазые Стражи. Встречая их огнём и лезвием посоха, Хоук едва заметила движение в глубине одного из полукруглых коридоров. — Андерс! — позвала она, пустив напряженный голос ему вслед, словно трескучую вспышку молнии. — Он бежит, — с тихим изумлением вдохнул Коул, замерев в своей кинжальной пляске. — Своя воля, шаги чужие. Но он тяжелый, и поэтому бежит ногами. — Идите за ним, Ваше Величество, — выступила перед ней Хоук, укрывая обеих барьером и глядя, как падают бегущие к ним Белые: в спины их уже стреляли. — У меня однажды уже была возможность вразумить Справедливость. Мы с ним с самого начала не заладили, но вас-то он услышит! — Но мы обещали… — Ты тоже, Хоук, — вдруг бросил Фенрис, прервав Королеву, и наотмашь полоснул широким лезвием по блёклому гному. — Если кто и сможет утихомирить этого одержимого идиота и вывести его отсюда живым, то только вы обе. В первый миг Хоук пробило каким-то странным чувством до глубины души. Она перевела дыхание: посмотрела сначала на Фенриса, а потом на приближающийся прилив новой Белой волны. — Не сомневайся во мне, — остро вытянул уголок губ Фенрис. — Двери уже распахнуты — скоро здесь будет Редклиф и Серые Стражи. Иди. И он отвернулся, перехватив меч. Сказал со спины задумчиво, будто припоминая какой-то малоприятный, покрытый пылью и каменной крошкой, эпизод: — Я говорил тебе, что однажды ты будешь жалеть о своём решении, Хоук. Но я не подозревал, что когда это произойдёт… я буду жалеть тоже. … Они снова вздрогнули. Обе. Страж едва сдержалась, чтобы не выбросить в его сторону кинжал. Коул появлялся неожиданно, не предупреждая о себе ни словом, ни шорохом. Им стоило бы привыкнуть: мальчишка увязался, не спрашивая разрешения, как не спрашивает разрешения слабая тень переменчивым днём. Они шли, и Коул стал их теневым сопровождающим. — Андерс, Андерс, Андерфельс… Они называют его именем земли, а не человека, почему они так поступают? С ним поступали по-всякому. Чаще милосердно, а это уже можно было посчитать большим везением, если не счастьем. Даже здесь, в Башне, Коул улавливал обрывки уже думанного, сказанного и хоженного. Вот он плачет по дому, кусая мамину подушку. Вот целует юношу из старших и понимающих. Вот, слушая, как дыхание отскакивает от стен маленькой камеры, укладывает на грудь кота… Здесь много его следов. Но еще больше — в их человеческих душах. Вот он встряхивает руками, будто сбрасывая с пальцев горячий воск, жмет плечами и говорит «я этого не делал». Вот вскидывает посох в затравленно-защитном жесте и спрашивает, зачем они явились в его лечебницу. Вот… … ...На непросохшем после дождя и нападения внутреннем дворе костры запаливали чем попало. Огонь пах тряпками, доспешной маслёвкой и — сильно — кожей. Андерс встал рядом с Командором. Посмотрел на самый свежий костёр и постарался вспомнить имя той, кто, среди прочих, там горела. Эта отважная, преданная своим суждениям девушка, за короткое время показавшая себя таким человеком, каким самому Андерсу не стать и за всю жизнь. Как же её… Амири? Мхаири? Кажется, Мхаири. Ещё одна примечательная женщина немо стояла рядом. И, к счастью для неё и для мира, была жива. Андерс обернул к ней голову; лицо Стража-Командора было каменно-серым даже в близком костровом свете. Она смотрела сквозь огонь, и думы её были глубоки до пяток. Нет, даже ещё глубже; тяжёлые и тёмные, они лежали где-то глубоко под землей, будто это их тут сожгли, а потом ещё и похоронили. Налетел ветер. Распалил костры сильнее. Андерс тяпнул тлелый листок на лету, чтобы тот не забился в её волосы. С секунду подумал, потом по привычке оглянулся с видом искушенного шкета: — Эй, Командор! Она обернулась к нему раньше, чем он был готов. Будто на самом деле только и ждала, когда чей-нибудь голос выдернет её из темноты мыслей. — Смотри, — сказал Андерс. И уложил ей в ладони пойманный листок. И накрыл его своей шелушащейся, тоже слегка обожженной рукой. А когда убрал, на пальцах Её Величества уже трепетала крылышками маленькая наколдованная бабочка. Золотая и по-теплому блесткая, как сережка мага. Или как его не по ситуации озорной взгляд. Бабочка вспорхнула и через миг была уже где-то далеко-далеко от погребальных костров. И мысли Командора потянулись вслед за ней, и подарили пару светлых мгновений. — Спасибо, — сказали они друг другу почти одновременно; Андрес опередил на полувдох. И решил продолжить: — Ну, за то, что не сдала храмовникам. И не посадила куда-нибудь, чтоб не мешался. — Ты мог погибнуть при Посвящении, — мрачно напомнила Страж, вмиг смазав свою нарисованную Андерсом благодетель. Но тот только дёрнул плечом: — Зато не пришлось бы больше бегать. Командор помолчала немного. Потом вернула свой взгляд костру: — Для комедианта ты говоришь слишком трагично. — Все комедианты так говорят, если послушаешь их не только ушами. И в следующий миг он милейше пошутил по поводу её аккуратных ушек. Правда после появилась Веланна, и все «ушастые» шутки с тех пор доставались ей, Командор даже немного жалела. И Андерса, как ему казалось, она всегда жалела тоже. Напрасно. Его всегда развращало хорошее отношение со стороны управляющих. И, как от доброго Ирвинга… Из Башни Бдения, как из башни Круга… Однажды он всё-таки сбежал. И не один. … Андерс негодующе грустил. Эти сволочи забрали котёнка. Когда Её Величество Командор стала бывать во дворце чаще, чем в Башне Бдения, народ тут совсем расшатался. И стал забывать, ЧЕЙ он друг. Сам Андерс не забывал друзей. И поэтому каждый разговор со Справедливостью встречал с радостью и участием. По большому счёту, с «Кристофом» в крепости никто первым не заговаривал, и даже не останавливался рядом, потому что… запах. Даже сейчас, увлеченный беседой и своими мыслями, Справедливость потёр пальцами впалую щёку и случайно смазал кожу. Она отслаивалась ошмётками, как старое отсыревшее мыло. — Ты многое видел, ты сам был там — теперь ты сознаешь, что я прав? Андерс сидел на нерушимой, защищающей от бед крепостной стене и грел под солнцем нос. По большому счету, он удобно устроился. — Но что до остальных? — продолжал Справедливость, и рот Кристофа то разлипался, то сминался в широкую тыквенную складку. — Я неустанно ищу решения. Думаю, вместе мы могли бы добиться всего. Нерушимой справедливости. Для всех магов. Право на любовь и труд. Неоспоримая свобода. Ты хороший человек с неуёмным сердцем, Андерс. Я верю, что и ты, отринув мальчишеский эгоизм, смог бы об этом мечтать. — Мне бы кисоньку, — мечтательно вздохнул маг. … — Он хотел помочь, а потом… — Коул вдруг остановился, шатко и болезненно, будто его толкнули в грудь. — Справедливость… Спаянная, спрятанная, спревшая. С правильный первым шагом, но споткнувшаяся. С праведной силой, спокойная с правой стороны. С не правой же… Он очнулся только после того, как Королева осторожно тронула его плечо. От прикосновения он никуда не исчез, дух не развеялся, Коулу стало легче. Но легче же стало и зацепиться за чужое — случайно, безвольно, как за чью-нибудь руку, когда падаешь. — С потолка капает. Скамья как мост над пропастью. Он привык вот так сидеть. Дрожит как от высоты, дрожит за спиной, по спине, и от этого дрожь становится общей. «Человек, который не разучился плакать, не может быть жалким…» Королева тяжело вдохнула и выдохнула, но ничего не сказала. Это был тёплый, важный для обоих эпизод… После которого она его отпустила. — Ты не виновата. Ты не могла знать, — осторожно посмотрел на неё из-под шляпы Коул. Королева не ответила вновь. Только переступила через раскособоченный ящик опрокинутого на пол книжного шкафа. Да в тяжёлом молчании поднырнула под магический ледяной нарост на стене; по крайней мере, здесь в этот раз — лёд, а не коконы из мяса. Дух Башни печально смотрел ей вслед: — Он верил, что Командор придёт за ним. А Справедливость — что она поймёт. — Что насчёт меня? — наконец отважилась спросить Хоук. — Он надеялся, что ты… — после паузы подал голос Коул. — Что однажды ты его… И оборвал себя на полуслове, и схватился за воротник своих обносков, будто под тканью у него заболело. Сковывающий камень лёд исходил стылой дымкой. Отражал только Хоук. И Коула — совсем немножко. — Что, так много плохих воспоминаний? — Хоук усмехнулась со странным выражением на лице. — Признаюсь, там, в Киркволле, да и потом - я была не самой лучшей предводительницей, но, по-моему, всё было не так уж и… — Много. Очень много, — вплёл свой голос в её взволнованную тираду и мотнул головой Коул. — Тёплые, яркие, воспалённые, скачущие. Будет больно, если сказать. Поэтому он не говорил тоже. Что не говорил, хотела спросить вслух Хоук, но так и не нашла в себе отваги или глупости. К тому же, рядом с этим нездешним мальчиком и ей, и Королеве отчего-то тоже хотелось быть тихими, как застывшая вода. — Скверна говорит в его голове, Месть говорит в его голове, в нем столько шума, что он давно перестал слышать себя. Он бежит только на ощупь, почти глухой. — Да, — шепнула Хоук, — но что нам сделать, когда мы его догоним? — Помочь, — сказал Коул. Потом вдруг как будто бы что-то нащупал. И пропал на целых три этажа. … Они и вдвоём справлялись. На верхних этажах башни Белые ходили маленькими, отщепенческими группками. После очередного короткого боя, Хоук и Серый Страж укладывали их, белолицых, вдоль стены и укрывали давно сдёрнутыми оконными завесами бережно, как детей одеялами. Убаюканные Песней сыны Башни Бдения… Женщин среди них не было. Кристаллы красного лириума на потолке блестели, точно стеклянные подвески над люлькой. — Дальше только ход на крышу, — сказала Страж. — Идём, Хоук. Мы достаточно оттянули момент. — С крыши нет другого хода, — отозвалась Хоук. — Андерсу некуда больше бежать. — Если только его оттуда не заберут. — Кто заберёт? — Архидемон, например, — сказала Страж так, чтобы голос её прозвучал буднично и ровно. — Но пока беспокоиться об этом не стоит. Вы бы его услышали, а я — почувствовала. Хоук несильно прикусила внутреннюю сторону щеки. Откуда-то из-под ног пробивались, приглушенные многими этажами, голоса. Стражи и редклифцы закончили штурм и теперь разбредались по Кинлоху. — Башня наша, — сказала Первый Страж. — Он тоже — наш… — тихо напомнила Хоук и подняла голову. — Да. Поэтому, что бы ни случилось… … Осколки синего, наколдованного льда были легче пепла. Подхваченные вышним ветром, они летели снизу-вверх, как искры близкого пожара. Низкие облака клубились дымом и задевали зубья крыши. Та была плоская, как скамья гильотины. В центре каменного гексагона стоял Коул и держал в руках тщедушного, и даже, кажется, немного подбитого скверной кота. — Прекрати преследовать меня, призрак. Твои усилия ни к чему не приведут. — Ты помогаешь неправильно! Я тоже сначала не так помогал, тогда было плохо. Меня нужно было остановить. Андерс стоял к нему спиной и обернулся только когда почувствовал человеческое присутствие. — Прочь, дух. Я буду говорить не с тобой. Коул тяжело колыхнулся и развеялся. Видно, в теневой иерархии Справедливость имел большее влияние. Скверный кот упал на лапы и шарахнулся куда-то прочь. Хоук и Королева вышли вперёд и остановились, каждая по-своему обмирая душой. Они видели Андерса — прямого, искусственно натянутого, как шкура чучела. Кожа его выцвела без солнца и света. Щёки ввалились, как у голодающего. Похоже, Месть забывал о его человеческих нуждах. По его телу расходились сияющие трещины, как по гладкому льду, в который долго, немилосердно вдалбливались лезвием. Он встал пятками на грань гексагона. Волосы его отросли за годы, ветер шевелил и их и чёрные, кое-где выгнившие до скелетиков перья в накидке. — Андерс, — не удержала громкого шепота Хоук. — Да, — услышал Месть. — Его называли именно так. — Довольно, Справедливость, — сделала решительный шаг вперёд Королева. — Мы взяли башню. Твоей армии Белых Стражей пришел конец. Теперь всё. — Верно, Командор. Скоро всё закончится — с нами или без нас. Месть стоял, как лириумная статуя. На плечах его лежали туманные клубы и тающие вверх осколки. На плечах его лежали смерти, кости и пепел деревень. — Зачем… — слабо мотнула головой некогда их Командор. — Если тебя заставляет Мор, у нас есть лекарство… — Ты думаешь, я бы позволил скверне так глубоко в нём угнездиться? Нет. Нет, Командор, я делаю это его руками, потому, что то — есть единственно верное Решение, на которое ни один из вас неспособен пойти. Слабость всех смертных — стремление бездумно выживать. Голос Мести звучал далекими громовыми раскатами, но истресканные руки Андерса оставались недвижными. Он не собирался сражаться или противостоять. — Та, что пришла с тобой всегда была глухая, но ты должна понять, Командор. Вы явились сюда за его жизнью, ведомые потерями. Но скольких из них отнял Мор? Именно порождения, а не глупость смертных, их гордыня, их гниль, на которой стоят все ваши королевства? Первый Страж крепче сжала зубы: проглоченный ветер и его слова саднили в глотке. Она всё помнила — и Пятый Мор, и Шестой. Она досыта насмотрелась и нашлялась по земле — в войне и в мире, в каждом городе, и в каждом лагере была законсервирована своя скверна. Она всё помнила. И предательство Хоу. И отход Логейна. Сон Эамона, проклятие Затриана, интриги Орзаммара. Восстания магов. Война с Орлеем. Гулкие коридоры Гильдии Воронов… — Бетани, — вдруг сказала Хоук с усилием, будто сбросила с крыши башни огромный камень. — Я не знала никого чище и лучше неё. Это пример твоей справедливости? Несколько мгновений Месть молчал, будто что-то старательно вспоминая. — Однажды ты сказал, что хотел бы быть с ней знаком, — напомнила Хоук. И Месть обратил свой слепящий, слепой взгляд куда-то внутрь себя: — Нет Решения справедливее. Верно, я видел испорченность, но видел и доброту… Поэтому мы сделали это для вас. Вы жили, как твари, но умрете как герои. С достоинством. Как один народ. Серый Страж смотрела пристально и цепко. А глаза Хоук остекленели: — Ты украл у меня кое-что, Справедливость. Месть сверкнул. Повёл рукой, заставив Её Величество взяться за рукоять кинжала. И бросил им под ноги лириумный идол. Ключ грянулся и проскользил по камню, не потеряв и кусочка. Лицо Мести не изменилось, будто Ключи уже давно утратили всякое значение и превратились в оловянные безделушки. Забирай. Уже всё равно. — Нет, — даже не взглянула вниз, на идол Хоук. — Ты украл у меня друга. Ветер метался между острыми шпилями и завывал раненно и тоскливо. — Верни его. Месть молчал. — Верни его! — Не заходись, смертная. Он был и моим другом тоже. — Пусть он им и остаётся, — сказала Страж тяжело, словно ломая лёд в горле. — Скоро здесь будут Стражи. Освободи его. Пусть скажет за себя. Если он что-то знает… Если пообещает нам помочь… Я смогу его защитить. — Нет, Командор. Единственное, что мы знаем — это то, что уже всё кончено. Не успеет смениться месяц, Архидемон и вся его взращенная армия нападёт на твои земли и отыщет там Врата. Он разрушит и их, и твой Денерим — первыми. Он сделает это быстро, если не станете сопротивляться. У Стража похолодело внутри, а Справедливость с лицом старого друга продолжал почти что с теплотой: — И нет. Андерс… Как бы высоко я не ценил его, даже он не поймёт. Сейчас — не поймёт. Однажды он уже сокрушался о наших решениях. И теперь, когда увидит, что мы сделали, как далеко мы зашли… Увы, без меня он останется всего лишь смертным. Он не сможет этого вынести. — Какая же ты дрянь, — процедила сквозь зубы Хоук. — Но я могу кое-что сделать, — глухо отозвался Месть. И подался назад — к чёрным облакам и летящим вверх осколкам. — Я не стану сражаться, не стану взваливать это на него… и на вас. Он осмотрел обеих каким-то новым, сверкающим взглядом. — Если вы уйдете отсюда вместе с ним, ваш народ потребует справедливости. Андерс не поймёт и с готовностью подставит вам спину. Ты знаешь, так будет, Хоук, — Месть посмотрел на неё и, кажется, впервые назвал по имени; и этот взгляд, и внезапное осознание пробили её горло спицей. — Ради справедливости и ради того, что нас связывало, я избавлю вас всех от лишней боли. Я сделаю это сам. Хоук и Страж сорвались с места. — Теперь это всё, что я могу для него сделать, — тихо сказал Справедливость. И качнулся назад. И погас, полетев вниз. Исчезло свечение, затянулись трещины — и в последний момент перед его падением, им обеим даже показалось, что карими, одновременно потемневшими и просветлевшими глазами на них растерянно взглянул тот самый Андерс. … — Пустите, Ваше Величество. Нам нужно вниз. — Нет. — Не надо меня держать! Нужно идти! Он может быть всё ещё… — Нет. — Пусти же меня! — Послушай, Хоук. Он… Его тело… Мы не можем его забрать. — Какого демона, Страж! — Мои руки связаны соглашением. Тела людей Ордена теперь принадлежат Пробуждённым. Андерс был и остаётся Серым Стражем. "Жертвенность в смерти". Хоук ударила её по рукам. В ужасе отшатнулась. — Да ты прогнила до самых костей… Королева медленно, с болью расправила плечи. На шее её проступали чёрные вены. — Мне очень жаль. Я знаю, что тебе он был ближе, чем мне. Но и я буду глубоко скорбеть о нём. Хоук смотрела раненным зверем и как-то скрючено, глубоко дышала. Первый Страж понимала, что ей нужно на ком-то выместиться. Исторгнуться. Взвыть. И ещё она понимала, что скоро ей придётся спускаться и объяснять. Им всем, кто потерял здесь друзей и товарищей, объяснять… — Поверь мне Хоук, не стоит его видеть. Если ты увидишь его сейчас — это всё перечеркнет. Тебе будет сложно вспомнить, как он выглядел, когда был… живым. Я не отойду, пока не пообещаешь мне… Хоук молча подняла посох. И поросла землистым камнем одной рукой. Королева медленно, не прерывая зрительного контакта, взялась за оружие: — Ты не хочешь этого делать, Хоук… Хоук смотрела пару мгновений. А потом её напряженные губы задрожали: — Не хочу. Она выдохнула и рухнула. Упала на колени, с силой бросив руки вниз. Посох стукнулся о камень. Въелось обратно в кожу так и не законченное заклинание. Страж всё ещё стояла рядом, но не стала подавать ей руки. Только наклонилась и опустила на её колени филактерию на цепочке. Они молчали, пока Хоук наконец не уронила усмешку в плиты: — Он всегда хотел сбежать из Круга, да? А тот взял и замкнулся. Страж обернула голову: голоса становились громче и выбирались на крышу раньше самих крикунов. Хоук резким движением отбросила со лба волосы, подобрала ноги и уселась вальяжно, как держатель курильни на подушках: — Зря этот гад не дал Андерсу волю. Он бы просто грохнул эту башню ко всем демонам и был таков. На крышу поднимались. И Королева пошла к ним навстречу. — Холодно у них здесь! — крикнула Хоук, запрокидывая к стылым, туманным облакам голову. — Хреновые, должно быть, в Круге получались оргии под луной! Люди Королевы прибывали. Хоук продолжала мрачно веселиться… …и смягчилась лицом только в тот момент, когда из рядов Серой Стражи к ней вышел Фенрис. Живой. Первый Страж отдала пару быстрых приказов. О чем-то осведомилась. Осмотрела пришедших. Кивнула вымотанному Амеллу, повернулась к Йовану. Тот хлопал ладонью по опалённой мантии. — Где Коул? — спросила Страж. — Кто? — спросил Йован. … Это были тяжёлые дни скрежещущей суеты, громких приказов о сборе войск, жёстких соглашений и часто — почти угроз. Армии медленно стекались к Ферелдену — по морю, по землям и по зеркальным Перекрёсткам. Первыми их увидели орлесианские разведчики. Орду порождений тьмы с драконом в небе. Солдаты поговаривали, что те прибежали к своей императрице седые до последнего волоска. А на Драконьи Врата в окрестностях не было и намёка: люди Короля Алистера прочёсывали местность и день, и ночь. Это были тяжёлые дни и тяжелые военные советы. Хоук приглашали на каждый. Они ждали Королеву, чтобы начать очередной из них, и Хоук крепко и нервозно держала себя за локти, когда дверь в залу вдруг распахнулась, и генерал Авелин ввела под их взгляды странно одетого эльфа. И отчеканила: — Ваше Величество, этот странник утверждает, что ему известно местонахождение Драконьих Врат. — Неужели? — прищурился Алистер. — Как твоё имя? — Моё имя Солас, — коротко представился эльф, и Хоук вскочила с места, чтобы получше его разглядеть. Сердце её живо заколотилось — впервые за последние дни. Ей даже почудилось, что откуда-то вдруг тонко потянуло Тенью. — Солас, значит, — устало глянул Король, таких «честных осведомителей» и «продавцов ценной информации» он уже успел навидаться. — И почему же мы должны тебе поверить? — Потому что он редко обманывает, — громко сказала Хоук. И встретилась с ним взглядом:  — Почти никогда. … Королева спешила. И остановилась только потому, что вдруг увидела свет под дверью своей опочивальни. Внутренне сокрушенно вздохнула, грешным делом решив, что Алистер взялся за старое ребячество и вознамерился отлынивать в самый неподходящий момент. Дёрнула дверь. Застыла. В комнате, шепотливо потрескивая, горел камин. И освещал одинокую фигуру. Женскую фигуру. Фигуру, которую Страж и при всем желании не смогла бы ни с кем спутать… — Не пугайся, — не оборачиваясь, сказала Морриган. — Это всего лишь я.