Тедас. Однажды и навсегда

— Морриган. Камин задыхался от жара. Распалённые языки огня захлестывали сами себя, и оттого тень ведьмы будто бы содрогалась в ломанном, диком танце. — Ты пришла нам помочь? — Я пришла за своим сыном. Но видеть тебя в здравии отрадно. Она медленно обернулась. Хотела сделать шаг, но тут же и передумала, решив держать меж ними расстояние, а всю себя — за линией сложенных под грудью рук. Локти лежали в её ладонях, как два острых клинка. — Однако я пришла говорить не о тебе, а с тобой. Мне ведомо, чего пытается достичь твоя мировая армия. Мне известно, что ты ищешь, и где их стоит искать. Драконьи Врата. И я знаю, что будет, если они откроются. — Откуда? — одними губами спросила Королева. И брови Морриган изогнулись парой обратных чуть насмешливых улыбок. — Должно быть, ты позабыла. Я знаю многое. Во всяком случае, больше, чем ты. Как я это узнала — не настолько важно, чем то, что я могу предложить. — Ты это всерьёз? - с укором проронила Страж, и даже всезнающая Морриган не сразу поняла, к чему она ведёт. — Ты снова решаешь молчать и изворачиваться? Даже после всего, что было… Даже после стольких лет и во всем этом безумии, ты всерьёз думаешь, что я тебе не поверю? Что я тебя… не приму? Морриган вскинулась. Локти в её руках подделись мелкой дрожью, и она покрепче сжала их белыми, пропахшими первобытной магией пальцами. И покрепче сжала губы в полуулыбке. — Если так хочешь — пожалуйста. И она уже почти не сторожась — как некогда одомашненное животное, которое опять приманивает знакомая рука, — рассказала. Как в своих поисках, в погоне за знаниями и желании их сохранить, она досыта хлебнула из Источника Скорби. И теперь в её голове говорят не голоса даже — память. Древняя, нечеловеческая память, которая, если знать Элвиш и верно слушать, способна ответить на любой вопрос. — В миг, когда условия будут соблюдены, и откроются Драконьи Врата, решится не только судьба смертных. Но и тех, кто носит чужие души. Эванурисы. Когда окажешься там, за Вратами — поступай со своим миром и со всеми ними так, как сочтешь нужным. Меня не заботит, что станет с Флемет. Можешь уничтожить Диртамена и Уртэмиэля, но Моран… Мой сын должен вернуться живым. Королева заворожено смотрела. И видела, как из знакомых острых черт перед ней складывается новая Морриган. Хрипловатый голос её неожиданно мягко надломился: — Он всего лишь мальчик, Страж. Она хотела сказать, что древняя душа в нем пробудилась слишком рано, что из их пристанища сюда, в Тедас, нашлась лазейка, о которой она не могла подозревать, и он ушёл по ней, как по мосту между мирами. Она многое хотела ей рассказать, но вместо этого только смотрела таким взглядом, после которого обычно или рушатся в рыданиях или бросаются, чтобы разорвать глотку. — Пожалуйста, Страж. Я хочу вернуть своего сына. Мы не виделись очень давно. Обещай мне, и я открою тебе место, где спрятаны Врата, а в бою стану силой, с которой не сравнится ни один отряд. — И ты всерьёз считаешь, что мне нужна сделка, — сокрушённо вздохнула Страж, повергая Морриган в обеспокоенное оцепенение. Всего на секунду. Потому что в следующую — Королева мотнула головой и вдруг улыбнулась: — Моран — твой сын. И сын Алистера. Этого мне достаточно. … — Врата находятся на вершине Пика Дракона, — сказал Солас. На него воззрились с надеждой и недоверием. Эльф без валласлина держал руки за спиной, словно они у него были связаны. Хоук наконец смогла оторвать от его лица взгляд и с торжествующим любопытством покосилась на присутствующих. Авелин смотрела на неё из-под медного обруча на короткостриженных волосах — пристально, но снисходительно. Верно, снова поражалась дару Хоук собирать вокруг себя самых странных знакомцев. Алистер задумчиво смял пальцами нижнюю губу: — Баннорн Пик Дракона был захвачен порождениями несколько месяцев назад. Я еще удивился, почему они не двинулись дальше, а окопались там и защищаются остервенело. — На нашей вершине ничего нет, — откуда-то со вторых рядов грянул банн Сигарт. — Только холодный кратер. Благодаря старому правителю Пика Дракона, местных успели переправить в Гварен, а оттуда — по морю в Ривейн. Порождениям достались только камни, брошенные, давно не знавшие дельного урожая поля, да голый пик тухлого вулкана, похожий на драконью голову. — Говорю вам, Ваше Величество. Не то вы выбрали время, чтобы опираться на сказки и легенды. — Напротив, банн Сигарт. Нам повезло, что даже в такое время, у нас ещё есть, на что опереться. Банн хмуро повёл седыми усами в сторону голоса. Это Королева наконец осветила зал собраний своим присутствием — шла, уложив почерневшее от Зова запястье на эфес меча и остановилась, поровнявшись с Соласом. — Кто бы он ни был, этот эльф не врёт. Пик Дракона. Мой источник указывает на то же местоположение. — Твой «источник»? — изогнул бровь супруг Её Величества, но встретив её быстрый взгляд, решил разобраться с этим позднее. — Стало быть, снаряжаем отряд и отправляемся к вершине. — Если сделаете это сейчас, только раскроете перед остальными королевствами свои намерения, — без улыбки подал голос Солас. — Открыть Врата и получить силу, запечатанную за ними, сможет только кто-то один. Вы уверены, что ваши союзники не пожелают, чтобы этот «кто-то» был представителем именно их земли? Фракции? Расы? Первый Страж медленно обернула к эльфу голову. Тот смотрел вперёд отстранёно, но и внимательно, словно стоя на ветреном уступе над обрывом: — Абсолютная власть и сила не способны принадлежать группе. Зная это, сможете ли вы гарантировать, что решающая битва против Мора не превратится во что-то совершенно иное? — Даже если бы могли, — без особых иллюзий уложила подбородок на стиснутый кулак Хоук. — По всем условиям, пути к Вратам откроются, только когда жители Тедаса выступят как единый народ. — Против общего врага, — глухо выговорил Алистер. — Значит, это произойдет во время битвы. Солас кивнул. Все могло быть и хуже, и тогда ему пришлось бы брать роль общего врага на себя. — Врата откроются, когда Тедас объединится… И когда будут собраны все Ключи, — напомнила Хоук. — «Один из Ключей можно найти там, где не слышны слова. Ещё три спрятаны там, где нет неба. А последний не стоит и искать…» И пустила взгляд к Соласу, как по строке Теневого Фолианта. — «Он, каким бы ни был, сам Врата отыщет». Ты… Ты и есть последний Ключ. — Не я, — качнул головой Солас, рассекая свои слова какой-то глубоко сожалеющей улыбкой. И оглянулся на тусклый дворцовый Элювиан. Его установили в зале советов для удобства, и он, как все они полагали, работал только «на вход». Когда зеркало без отражений подделось рябью и разошлось от центра к вытянутой раме, как лёд с талой лужицы, присутствующие невольно отпрянули. Но из «той стороны» к ним вышла всего лишь эльфийка. И Хоук её узнала. Лавеллан перестала носить валласлин. Она несла посох. На его навершии мерцал ребристый шар. Тенисто-изумрудным светом — совсем таким же, как и державшая посох рука. — Последний Ключ — это моя Сфера, — сказал Солас. — Моя Сфера… И её Маяк. … — Даже так, — задумчиво скрипнул Варрик. Он смотрел, как Жозефина прибивает к щитку с важными объявлениями хрусткую бумагу, и покачивал в руках Бьянку, словно младенца. Потому что знал, Хоук вот-вот придёт за ней. Придёт и скажет «ну, теперь отдавай: помнишь, мы договаривались?». Демонов Ключ врос в арбалет глубоко, как корни Камня в подземелья Орзаммара. Сколько он не искал, ни один умелец не мог выковырять эту дрянь из Бьянки: это вам, мистер гном, не изюминку из булки потянуть. Даже мальчишка Сэндал только погладил арбалет с улыбкой — нежно, как кошку — и сунул обратно Варрику. Тетрас хмуро вздохнул: идти в последний бой без Бьянки — всё равно, что без правой руки и левого глаза. С каким-нибудь дурацким, незнакомым и абсолютно чужим скорострелом он не продержится и пяти минут: точно умрёт от скуки. А значит, он пойдёт с Хоук через толпы порождений до самых проклятущих ворот. До самого конца. Впрочем, он и так бы пошёл за ней до конца. Даже без арбалета. С голыми руками. — Значит, Смеюн говорит, прогулка до Врат — это путешествие «туда» без «обратно»? — Так сообщил Её Величеству мессир Солас, — постукивая молоточком, отозвалась Жозефина, сейчас больше похожая не на придворного дипломата, а на бывалого кораблестроителя. — Впрочем, насколько мне известно, это только предположение. Всё так. На последнем закрытом совете Солас так и заявил — пусть он и автор идеи Врат, но даже ему неизвестно, какое воплощение найдет спрятанная там сила Истока. Вполне вероятно, выброс древней магии будет таким, что сметёт всё живое вокруг Пика. Варрик знал, Смеюн не станет шутить. Он познакомился с ним и Лавеллан несколько недель назад в короткой битве близ Убежища, когда шёл в Денерим вместе с отрядом кирквольской наместницы и наёмничей шайкой Боевых Быков. Нет уж, этот Смеюн шутить не станет. Жозефина закончила с объявлением и теперь отшагнула на пару метров, взглянула оценивающе. Распятый листок с синей печатью, похожей на синяк, возвещал: Серые Стражи объявляют набор особого отряда для невероятно опасной, наверняка убийственной и, что уж кокетничать, суицидальной секретной миссии, которая может поменять ход скорой битвы. — Кто так пишет? — пожурил Тетрас. — Рюшечка, при всём восхищении, но какой дурак клюнет на такой примитив? С покойниками надо нежно — пообещай нам бесплатный эль, объяви набор на партию «Порочной добродетели» и подпиши ниже: «возможно смертельно». Вот тогда и поговорим. … В конечном итоге, стол заполнился всего один, но и то можно было считать за чудо. Сдавали на девятерых. А эля разливали на целую дюжину. Жозефина по-антивански ухмылялась своей третьей победе в третьей же партии. Кроме неё и Варрика пришла сама Лавеллан — предполагаемая предводительница их маленького покойничьего отряда. Пришла воительница Кассандра и принесла в ножнах свою волю и благословение Верховной Жрицы. Пришёл тевинтерский маг Дориан — лощённый, в раздумчивом жесте поглаживающий ус. Пригрохотал Бык, и теперь делал ставки и за себя, и за своих ребят. От Серых Стражей явился Блэкволл, и ещё одно горемычное место занял мальчишка Коул, которого последнее время видели в Денериме то там, то здесь. Они играли — сначала тихо и напряженно. Потом — с упоением. Правил «Порочной добродетели» Коул не знал; зато правила этой встречи ему не пришлось объяснять. — Наша задача — защитить Ключи и доставить их к Пику Дракона. Любыми способами, — наконец, глядя поверх карт, сказала Лавеллан. — Ценой своих жизней, если потребуется. — Я думал, мы будем сопровождать Хоук, — напомнил Варрик. — Верно. Большинство Ключей хранится у Защитницы. Но… такая ноша не под силу одному человеку. Последний Ключ — у меня. К тому же, один из Ключей нашёл свое пристанище в гноме Сэндале, а ещё один — понесёшь ты, Варрик. Тетрас невольно прокатился взглядом по Бьянке. Сложенный арбалет был привален к стулу и смотрелся его пятой, странной, абсолютно инородной ногой. — Ключи должны найти свои Врата, — сказала Лавеллан и вдруг провалилась в долгую паузу. — Независимо от того, будут ли живы носители. Над столом «Порочной добродетели» повисла тишина. Только шлёпали ошмётками мыслей карты, да поднимались и опускались тяжёлые кружки. Под их аккомпанемент Лавеллан и Жозефина рассказали, как многое от этих Врат и их всех зависит. И что даже при самом удачном раскладе все они могут не вернуться живыми. — А вы чего ждали? — хохотнул Варрик, оглядев лица присутствующих. — Историю про кроликов? — Жаль, — прозвучал из-под шляпы Коул. — Мне нравятся истории про кроликов. Нужно больше таких. Могучий кунари с чёрными рогами-ладьёй осушил свою щербатую кружку, больше похожую на бочонок, и грохнул её донце о стол. Встряхнул головой и заблестел одним единственным глазом: — Ну, Боевые Быки — парни дисциплинированные. Спасаем грёбанный мир каждый четверг. Какой бишь завтра день? — День, когда всё это закончится, — сказала Кассандра и грозно ссутулилась. — Что ж, как раз обещал одному занозистому магу обойти его по ходам и уделать по глупому героизму, — заведя руки за голову, откинулся на спинку стула Дориан. — Умереть с честью — это роскошь, которой не все достойны, — нахмурился Страж Блэкволл. — Считайте, что нам повезло. Лавеллан осмотрела их всех каким-то далёким, тоскующим взглядом… И отчего-то надолго задержалась на пустующем месте. Будто за их столом невыносимо не хватало кого-то, чьего имени она ни за что не вспомнит. — Обеспокоена, Вестница? — Найди в этом городе хоть одного спокойного человека, и я назову его демоном. Тетрас ухмыльнулся: он прозвал её «Вестницей», едва удержавшись от «Горевестницы». Не из уважения, а потому что хотел дать ей и всей этой миссии шанс. Лавеллан опустила глаза и по новой раздала карты. Всё уже было решено. Теперь они только играли, пили и травили истории. Про кроликов — тоже. И уже под конец предсмертных посиделок увидели, как из-под стола с трудом выползает хулиганского вида эльфийка. Улыбается широко и пьяно. И спрашивает: — Ну… ш-шо там?.. Я выиграла?.. … — Подготовка завершена, Ваше Величество. На отряд приходится по одному магу и по два храмовника. Каждый второй маг — сигнальщик. Целители рассредоточены по полевым лагерям, к ним, разумеется, тоже приставлены… Великая Чародейка Фиона строго и сухо отчитывалась. Не как маг даже, а как привыкший к приказам Серый Страж. Алистер смотрел в её маленькое, открытое лицо и видел в её морщинах нехоженые тропы, множество дорог, которые теперь закрыты для них обоих. Множество путей, которые они не прошли вместе. Тысячи следов, которые не были оставлены в их сердцах. Фиона закончила. Церемонно поклонилась. И очень занято отправилась к выходу. — И это всё? — сказал ей в спину Алистер без особого выражения. Но она всё равно резко остановилась. Будто услышала в широком поле детский крик. — Это всё, что ты хочешь мне сказать? Она постояла спиной к королю ещё немного. А потом обернулась. … — Если поймают, нам конец! — шёпотом прошипел Бевин. — Не бойся. Они чувствуют страх. — Ты-то откуда знаешь! — Читал. Коннор сделал ещё один медленный, осторожный шаг. Тонкий соломистый слой тихонько надламывался под его сапогами, и звук выходил похожим на приглушенный, завороженный вздох. — Вы правда это видите? — одними губами вышептала Амалия, глаза её блестели, как стёклышки на свету. — Иди сюда, — вполголоса позвал Коннор. — Только не спугни… Грифон переступил лапами. Без всякого беспокойства — скорее, просто обозначить, что заметил человеческое присутствие. Матовые, серые перья слегка расходились от мощного, но мерного дыхания, раскрывались и смыкались вновь, словно сотня мягких жабр. — Смотри, зашибёт, — опасливо предупредил Бевин. — Не зашибёт. Идите сюда… Коннор протянул руку. Пару шагов так и шёл, не опуская руки, будто слепой на ощупь. Пока наконец не коснулся. И не выдохнул коротко и прерывисто… Перья были жёсткие и гладкие, как ракушки. Грифон только посмотрел на него и моргнул третьим птичьим веком. — Ну же, давай… Он разрешает, видишь? Амалия подошла на ватных ногах. Робко провела рукой по могучей шее, нашла мягкий пушок на прикрылке. — С ума сойти… Бевин! Тот нахмурился и очень ответственно, с большим почтением опустил коцаную ладонь грифону на загривок. Существо из легенд держалось стоически еще пару мгновений, а потом медленно, но категорично разгармошило крылья, ограждаясь. И, цокая когтями, пошло куда-то по периметру своего просторного вольера. Дети наблюдали за ним, как за чудом, которое растает поутру. — Как думаете, Серые Стражи поведут его в бой? …Полетят? — Не знаю. Жалко будет. Совсем последний, наверное. Мальчишки замолчали. Амалия стояла между ними и смахивала на младшую сестру. Похожая одновременно на обоих, за все это время, она будто бы забрала себе их черты и теперь держала крепко, как мешочек с простыми сокровищами. — Полетят, — вдруг сказала она вполголоса. — Как тут не полететь. Коннор кивнул. Бевин вздохнул протяжно: — Хорошо бы это увидеть, — и, не сводя взгляда с грифона, спросил: — Ты где стоишь? — С редклифцами. Я выпросил. — А меня на западный строй отправляют, к варварам. У них же с храмовниками этот… дефицит. — А ты, Амалия? — Големы в первых рядах пойдут, вместе с собаками. Отстанут, конечно, но зато сначала параллельно с залпом лучников камнями бросаться будут. Уж наши-то этих страшилищ раскатают. Может, до людей уже и не дойдет никто… — Ты тоже будешь управлять големом? — Нет уж, мне после Кота не нужен никто. У меня же руки с рунами. Буду бегать по четвёртому лагерю, хвататься то за одного, то за другого, силы им придавать, пока маги раны не залечат. Отец настоял, даже к генералам ходил. — Четвёртый? Далеко, — прикинув, протянул Бевин. — Да уж, раскидало нас… — улыбнулся Кон. Уже скоро их раскидает так, что не соберёшь. Но сейчас завтрашние бойцы стояли плотно, плечом к плечу. Дети смотрели на грифона. Он ходил рядом с ними, как далекая, каким-то чудом ещё живая мечта. — Вы только не умирайте, — сказала Амалия. — Я вас люблю. … — Теперь они будут сражаться решительнее, но бояться — ещё сильнее, — сказал Дункан. Он поглядывал на троицу со своего незаметного поста, а потом вновь опустил взгляд, чтобы сделать новый прокол в полосках кожи. Ещё немного работы, и из них получатся крепкие ремешки упряжи для грифона. — Молодец, что привёл их сюда. Коул за его плечом наклонил голову. Меньше всего его интересовала похвала. — Как ты так смог? — спросил дух с беспокойным выражением. — Это не сложно. Сначала шило стоит нагреть, потом остаётся натянуть кожу и пробить в нужном месте. Вот так. — Я делал похоже, но они умирали, — горестно сжал губы Коул и решил не вспоминать, в любом случае сейчас он хочет говорить о другом. — Как тебе удалось быть совсем собой? Почему я не полностью Коул, хотя очень хотел? Дункан не смотрел на него. Он мог вообще никуда не смотреть, чтобы общаться с такими, как Коул. — Я не раздумывал о желаниях, — сказал Дункан, натянул кожу и пробил в нужном месте. — Я стал Дунканом не потому, что это нужно мне. А затем, что это было нужно ему. … Он знал, что в конце концов найдёт её здесь, на заднем дворе форта. Будь её воля, она бы отправилась в захваченный порождениями Хайевер, к тому месту, где по приказу Хоу сожгли трупы павших защитников замка. И тейрна. И тейрну. Она легла бы на землю животом, легла бы лицом и долго, молча лежала, до тех пор, пока кости не сведёт от стылости. Но, к счастью, Алистер нашёл её здесь. У неприметного колышка возле округлого, каменного бока безликой тюремной башни. Замученных пленников форта тогда даже не трудились предать огню. Просто бросали в общую яму и наскоро засыпали землёй. — В каком-то смысле, он тоже был моей семьёй, — сказала Кусланд, глядя вниз — в неподвижную твердь, как в тихую гладь воды. Алистер встал с ней рядом и не стал прерывать её ни словом, ни прикосновением. — Иногда мне даже казалось, что он мне дороже, чем брат. Его звали Роланд. — Я помню, — сказал Алистер, но вспомнил только размытый рыже-красный мазок. Короткую картину, выхваченную на бегу: изувеченное тело человека, над которым она много лет назад остановилась, точно вкопанная, на одно мгновение и, не говоря ни слова, бросилась на двух встреченных стражников. Если бы она только знала, что он выжил… Если бы они пришли в форт Драккон на пару дней раньше… — Вы бы непременно сошлись характерами. Он грезил стать Серым Стражем. Первый Страж замолчала. Вокруг не было ни души, и от невероятной тишины ей казалось, что она слышит, как ломаются песчинки под её сапогами и как движется по сосудам кровь. — Каждый раз, когда я приходила сюда, у меня сжималось сердце. Но теперь я чувствую облегчение. Можно не мучиться от мысли, переживёт ли он скорую битву. Это было бы уже слишком. Ты… Фергюс… Проклятье. Кажется, от битвы к битве этот зверский страх должен притупляться, но… — Ещё страшнее — этот страх потерять, — сказал Алистер. Она медленно обернула голову и посмотрела на него. Алистер молчал и слушал, как в её теле движется кровь. Вокруг не было ни души. Ферелденские отряды уже выдвинулись, мирные жители — давно сплавлены на Пар Иштрак, и в городе остались лишь главнокомандующие с последним разбором критических, пораженческих планов, да писари, которые поутру отправятся подальше, в безопасные места через Зеркала и по морю. Они понесут с собой важное — инструкции, документы, последние слова. — Верно, — с улыбкой опустила взгляд Королева. — Ты здесь не для того, чтобы слушать мои мрачные мысли. Ты пришёл напомнить о завещании. — Я пришёл, потому что хотел увидеть тебя. Мы не были вместе целую вечность. Хотя прямо сейчас их действительно ждали. Ждали люди и ещё неподписанные бумаги. В них значилось, что в случае смерти короля и королевы, правителем Ферелдена станет Фергюс Кусланд. Если и тот сложит голову в битве за Тедас — трон перейдёт к Тегану Геррину и, в трижды фатальном случае, к Аноре Кусланд. — Мне не нравится твоё решение, — откровенно сказал Алистер. — Мы должны… вместе, плечом к плечу. — Король должен быть со своими людьми. — Ты тоже мой человек. Больше, чем остальные. — Ты поговорил с Фионой? — Поговорил. Замолчали. Тишина поднялась снова, сыпуче и колко, как пыль. Героиня поняла, что тот разговор не принёс ему облегчения, и не стала ничего спрашивать. — На нас будут смотреть, Алистер. И под этими взглядами Король Ферелдена поведёт свою армию в бой, а Первый Страж начнёт битву в рядах легендарных Серых. Так будет. Хотим мы того или нет. — Ни от чьей морали не отвалится, если, как при Остагаре, вместе с Королём выступит Серый Страж, которому он доверяет. — И так будет — тоже, — кивнула Страж. — С тобой пойдёт Дункан. Никому другому я бы тебя не доверила. Даже себе. Тишину чесанул короткий шкрябучий звук: это жёсткая щетина Алистера быстро прошлась по вороту нагрудника, когда тот вдруг резко обернул голову и придирчиво оглядел лицо супруги. То есть, половинку её лица: сейчас она стояла к нему в профиль. — Не надо так смотреть, — половинка её губ дрогнула. — На твоём месте я бы тоже задалась этим вопросом — как? Как можно доверять Стражу, который и сам уже почти стал тем, с кем он борется. Ветер тащил по земле какие-то мелкие, сухие ошмётки. С хрустом такой силы, что казалось, это где-то под землёй ломаются корни города. Страж долго молчала. Алистер не сводил с неё взгляда. — Упрямый, как и всегда. Она улыбнулась и наконец развернулась под его взгляд вся. И взялась за застёжки на своём бело-синем стражевом доспехе. — Хорошо. Тогда смотри. Вокруг не было ни души. Героиня раздевалась без выражения и без кокетства — как при визите придворного врача. И завершила этот бездушный, даже пренебрежительный ритуал только после того, как осталась перед ним совсем нагая. В дутых жилах и скверных гематомах, как в чёрном кружевном белье — цепко прилегающей к коже могильной сорочке. — Чем ближе Архидемон, тем сильнее Зов. Я вижу его в кошмарах каждую ночь, Алистер. Даже когда на миг закрываю глаза, чтобы перевести дух, я слышу его. Слышу, как он поёт… И я готова танцевать под его песню, скакать, как больная, как сумасшедшая волчица в цирке. «Заслуживающий доверия Первый Страж». Хороша картина. Ну? Что скажешь? Что ты видишь, когда смотришь на меня? — Человека, которого люблю, — сказал Алистер; он не отвёл от неё взгляда ни на один миг. Героиня скорбно усмехнулась в сторону, как тот, кому у самой пропасти зачем-то сказали обнадёживающую банальность вроде «все будет хорошо» или «не бойся, ты не упадёшь». — Ну, а ты? — вдруг спросил Алистер, зачем-то сщёлкивая с себя широкий напоясник с ножнами. Королева моргнула. В отличие от неё, он сбрасывал с себя доспехи громко и яростно, будто выбираясь из-под груды тяжёлого, жестяного хлама, будто борясь за жизнь. — Что теперь скажешь? Что я тоже как все они? Что стану плясать под его песню? Пластины падали на землю с грохотом камнесхода. Замирали под ногами короля, как поверженные враги. Страж увидела, что он совсем такой же: что тело его тоже истерзано Зовом в той же мере, даже немного сильнее. Грудь была усеяна гнильно-чёрными маленькими кратерами, будто недавно рядом с ним на мелкие осколки разворотило кунарийское пушечное ядро. — Ну, что ты видишь? Отвечай… Алистер закончил и теперь стоял прямо. И дышал тяжело, словно только что выплыл из темных и тягучих водных глубин. Героиня стояла прямо перед ним — горячая и окоченевшая. Она видела отважнейшего из Стражей, который прошёл с ней опаснейшие из путей — путь войны, путь власти и путь близости. Она видела Короля, воля и решимость которого всё это время держали его разум далеко от моровой заразы. Но главное — она видела… — Да. Ты прав… — сказала Страж. И опустила голову. И задрожала, как во время настоящего камнепада. Алистер вздохнул облегчённо. Перешагнул через королевский доспех, через комканное одеяние серых стражей. И очень бережно взял её в объятья. Вокруг не было ни души, но шёпот отчего-то оставался шёпотом даже в такой невероятной тишине. — Всё. Всё, всё, они ушли, — нашёптывал Алистер нежно, прикрыв глаза и уложив подбородок на её макушку. — Первый Страж отправилась муштровать своих командоров, Королева — ставить печать, а со мной осталась только женщина. Женщина, которую я безмерно люблю и буду обнимать, пока она не перестанет плакать. Страж моргнула по-новому: заметила наконец. Медленно, точно в бреду, провела пальцами под мокрым подбородком. Она была уверена, что даже слезы её сейчас — тёмно-серые и оставляют грязные следы, как орлесианская театральная тушь. Но нет. Слёзы были совсем человеческие — чистые и прозрачные. Потому что шли из тех глубин, до которых скверна не способна достать. Героиня рыдала — сначала тихо и неосознанно, а потом с силой изливаясь. Просто как человек. Как женщина, которую любят. Впервые за много времени. Не боясь закрыть глаза. … Ещё вечером над Пиком Дракона поднялся пепельный шлейф. В ночной темноте, прибитой к миру факелами, словно рыжими гвоздями, он стал почти неразличим. Да его и не захотели замечать: мол, да, порождения жгут отвоёванное, сейчас есть проблемы похлеще. Фенрису нравился этот маленький, не элитный лагерь: он находился в стороне от армейских стоянок, в уши не лезли указы и причитания. Он простился с клеймёнными Тевинтера, проверил снаряжение и попросил у Бодана зернистый камень, выпил с Быками и с расстояния наблюдал за Соласом — волком, который много раз сопровождал Хоук в Тени. Что-то неясное удерживало Фенриса от того, чтобы подойти к этому эльфу и выразить благодарность. Фенрис ждал. Сейчас он повёл головой и выставил руку, плечом удерживая чуть отведенное крыло палатки. Хрупкие хлопья пепла угодили в его ладонь, и их бы тут же сдуло вниз, если бы Фенрис не шевельнул пальцами и не раскрошил их в едва видимую пыль. — Ты тоже это чувствуешь, верно? Всё подходит к концу. Фенрис обернулся на голос. Парой минут назад Хоук сказала, что хочет показать ему кое-что и теперь, верно, показывала. Длинная красная мантия для магов — приталенная и без капюшона смотрелась на ней, как платье. И не простое, а из тех, что надевают, бросая вызов, с красноречивым намерением повергать.  — Одеяние Завтрашнего Дня, — медленно вытянув руку, посмотрела на рукав Хоук. — Зачем ты надела его сейчас? — Чтобы ты его снял. Фенрис хмыкнул, опуская завесь палатки, одобряя посыл… И, конечно же, всё понимая. Она выбрала этот наряд, чтобы бросаться в глаза. И чтобы в глаза остальным не бросалась её кровь, впитывалась в одежду, не меняя тона, не отвлекая. Никого. Хоук дождалась его приближения, по-бунтарски медленного, но неизбежного, как прилив. Опустила руки на плечи и надавила, заставляя Фенриса сесть на ещё не расстеленный рулон походного спальника. Потом пальцами собрала сотню складок и устроила колено между его ногами, наклонилась, близким движением прибывая алой волной. — Нравится? Немного броско, да? — Совсем немного, — ответил Фенрис, прикасаясь к этой стихии пальцами. Находя закрепки и узелки точно и с чуйкой, как во время выслуги хозяевам. — Захотелось праздничного, знаешь. Помпезного. Решающая битва, судьбоносный день для Тедаса, большое дело. — Для тебя и ярмарка в Нижнем Городе была большим делом. — Эй! Там раздавали жаренные каштаны! А тут раздают каштаны? — Очень на тебя похоже, — вдруг сказал Фенрис со слабой улыбкой и отчего-то невероятно обреченно. — Выбирала под цвет глаз, — хохотнула Хоук. И он поднял к ней лицо. И дрогнул сердцем: он не смог вспомнить, какого цвета у неё глаза. Её настоящие глаза, без этого неестественного, сияющего напыления, которое делает её взгляд жутко похожим на ярость и агонию последнего малефикара. Меткие, красные глаза, как у сокола-альбиноса. — Я тоже понимаю, что всё подходит к концу, — сказала Хоук. — И я как будто всё ещё надеюсь на какое-то чудо, на лазейку, которая позволит избежать всего этого. Иногда я думаю, вот бы вся эта история в конце концов оказалась сном собаки. Всего лишь грёзой старого мабари, что уснул у ног моей матери. Но с другой стороны… Она запрокинула голову и заговорила тише. — Я ощущаю невероятную силу. Я чувствую, что моя воля может уходить под землю и ворочать камни. Я бешеная, Фенрис. Я в полувдохе от взрыва. Если я переполнюсь… ты должен будешь избавить меня от этого. — Мне не нравятся твои слова. Но сделаю всё, что скажешь, если ты обещаешь мне… — Какой ты красивый. Фенрис недовольно щелкнул языком. Неуместные комплименты сбивали его с курса и непредвиденным штормом прибивали ближе ко дну. Она уже не говорила, только целовала его. И даже без одежды, но все ещё в ореоле алого свечения на миг задумалась с досадой. Как жаль, что клейма Фенриса давно погасли. Если бы он сейчас схлестнулся с ней не только темпераментом, но и сиянием… Это была бы не ночь, а светомузыка. … Найри с подозрением смотрела на дымящую гору. Вот только этого им не хватало. Давайте ещё из леса полезут сильваны, а с неба будут падать демоны для полного счастья.  — Как думаешь, скоро взорвётся? — Иногда вулканы извергаются и без взрывов. Ответ Данария ей не понравился; она поскребла жёсткими пальцами щёку, краска авваров непривычно стягивала кожу. Данарий закончил с её лицом и теперь занятно наносил шаманские рисунки-обереги себе на кожу. Белые змеи поползли по его рукам, на груди отдыхал кто-то большой и похожий на медведя. — Может, и хорошо, если б взорвалось, — маг дышал, и медведь будто дышал тоже. — Лава сползла бы с горы без всякой идеи и выжгла и людей, и не-людей, и порождений. Вообще всё. — Ты краски объелся? — вылупилась на него Найри. — Чем же это хорошо? — Тем, что это исход, о котором никто не задумывается. Каждый солдат в любой из армий сейчас сидит и думает, «или я завтра умру, или увижу великую победу над Мором». А ведь завтра может не быть ни его, ни победы, ни Мора. Только природное торжество. Только стихия, над которой мы уже никак не властны. Почему-то это меня успокаивает. — Что ты можешь погореть в лаве? — Что существуют и другие сценарии. Найри задумалась, забивая ошмётки краски глубоко под ногти. Данарий закатал штанину, зачерпнул из миски и прошёлся двумя пальцами по щиколотке. Найри думала о других сценариях: — Ты бы мог сейчас сидеть с тевинтерскими магами, а не мазать тут… — Мог бы. А ты можешь пойти в бой с невварцами. — Не. Они ублюдки все. Король особенно. Помолчали. Потянуло землистой медвежьей шерстью — где-то повели на осмотр оплотного зверя, большую медведицу по имени Сторваккер. — Не так уж и далеко от столицы стоим, — сказала Найри. — Мог бы разжать яйца и сбегать к вашей Хоук, о которой вы с Таллис не затыкались. — Мог бы и разжать, — прикинув, согласился Данарий. — Но рано или поздно она обязательно спросила бы о Фейнриэле. И что мне ей сказать? Найри отвела взгляд и пожалела, что завела эту тему. В жопу Сторваккер все эти возможные и невозможные сценарии. Сейчас они здесь. Стоят и воняют краской. — Что ты будешь делать, когда мы победим? — неожиданно спросил маг, кажется, не планируя ни помирать, ни тонуть в лаве. — Ты уже задумывалась об этом? — Эт ты у нас главный раздумыватель. Вот и скажи. — Я? Наверное, останусь в кланах. И с тобой. Услышав завершение фразы, Найри вместе с краской чуть полчелюсти себе не соскребла. Вылупилась на него, как на извержение вулкана. — Что? — легко дёрнул головой Данарий. — Раз мы вдвоем остались живы и вместе, предлагаю так дальше и оставаться… К тому же, мы вроде как женаты на следующую сотню лет. В это, конечно, трудно поверить, но как супруг я довольно ответственный! Что скажешь? Ужасная потрошительница из Неварры смотрела на него, не мигая, ещё пару секунд. Потом обернулась к силуэту Пика Дракона и с угрозой ткнула в него пальцем: — Ты! Гора! Только попробуй взорваться. … Лавеллан зябко ёжилась и смотрела, как от пика вверх поднимается туманный, ярко-зеленый шлейф. Расходится в небе воронкой, искрит короткими молниями. Пик содрогался при каждом новом раскате, и щетинились, и по странному электризовались иголочки на верхушках высоких елей. — Рад, что тебе удалось уснуть, — сказал Солас где-то за её спиной. — Сейчас на это мало кто способен. Лавеллан усмехнулась сама себе и враз перестала дрожать, холод морозных предгорий отступил, как по приказу. — Сон… Да уж. Нужно было догадаться, что это не та гора. Слишком снежно. — Наяву сейчас едва ли спокойнее, — он поравнялся со спящей и взглянул поверх горных хребтов. — Вулкан пробуждается. Врата чувствуют приближение своих Ключей и приводят в движение материальный мир вокруг себя. Это не станет большой проблемой, если все пройдёт, как надо. «Как надо», — напряженно повторила она про себя. И расслабленно сказала вслух: — Варрик назвал меня Вестницей. — Похоже, некоторых событий нельзя избежать, каким бы особенным ни был мир. — Например, того, что мы оказываемся вместе? — Это как раз приятная редкость. Он мягко взял руку под меткой Якоря и поднёс её к губам. Потом отпрянул, но руки не выпустил. Провел по ладони большим пальцем, чуть надавливая, чтобы пальцы её, исходящие теневым светом, раскрылись, как лепестки. — Ты хочешь поговорить, — сказал Солас, открыто и внимательно глядя ей в лицо. — Нет. Ты словно чего-то боишься. Лавеллан медленно, с опаской кивнула. Во сне скрывать то, что творится в разуме и душе, дважды труднее. Тем более — от него. — Мне не нравится твоё решение, — сказала она откровенно. — Но боюсь я тебя. — Поверь, не сильнее, чем я сам, — без всякой паузы отозвался на её слова Солас. И вдруг улыбнулся. — Позволь показать тебе. В этом мире я не представляю для тебя опасности. И теперь сделаю всё, чтобы тебя удержать. Открой Тень. Первородную, как она есть. — Где? — спросила Лавеллан, и её вечный наставник едва удержался, чтобы не мотнуть головой добродушно и слегка осуждающе. Хотя она была из тех, кто уверенно умеет мыслить в разные стороны, сугубо пространственное мышление из неё никак не выводилось. — Тень повсюду, разрыв проявит себя в любом месте. Сделай, как я учил. Та, кого называли Вестницей, отняла руку и разверзла снотворную твердь. Между собой и Соласом, прямо между ними. Разрыв получился ровным, зелёным и водянистым, как небольшое озеро. Солас прошёлся по краю, где заканчивалось сновидение и начались самые пучины Тени, остановился, помедлил секунду… и взял Лавеллан на руки. Осторожно, очень наблюдательно, будто готовясь, что та в любой момент увернётся, вырвется и кинется в Тень, как до паники напуганная галла. Но Лавеллан показала себя смирной ношей. И не шелохнулась даже в тот момент, когда Солас вошёл в разрыв по пояс, точно в маслянистую воду и, крепко впившись пальцами, медленно опустил её вниз. Она даже дыхание забыла задержать, да это было и не нужно. За гранью разрыва — вязкая и сухая жёлто-зеленая мгла, шёпот духов как подводное копошение, отдаленные голоса. И она во всем этом мареве, как в невесомости… Но не одна. Она не видела Соласа, но чувствовала его руки. Чувствовала, что он всё ещё держит её. И тогда всё её тело пробило невероятным по силе желанием, естественной потребностью на грани выживания — схватиться за него, удержаться, вынырнуть. Спастись. — Не беспокойся. Я не отпущу тебя. Сначала она услышала голос, а потом и вновь увидела его лицо — Солас одним движением вырвал её из той, страшной Тени, и на миг прижал к себе, как бы доказывая, что он настоящий, что он всё ещё здесь. Он дождался, когда Лавеллан успокоится, и повторил погружение. И оказавшись на изнанке Тени во второй раз, она уже не билась. Позволила себе плыть, вбирать движения и звуки этого неведомого пространства, сливаться с его состоянием. Она знала, что её держат. Что её вернут. — Теперь ты веришь мне? Когда Завеса спадёт, я сделаю так, чтобы ты осталась наплаву. — Но что будет дальше? — Дальше? Дальше я найду тебя и скажу «проснись». … — Проснись. Лавеллан резко села. Помятый спальник был горячий и пах Тенью. И слегка потрескивал, как старый свитер. Под навесом больше не было никого, а его ткань едва заметно проседала под чешуёй холодной росы и мокрого пепла. Лавеллан вышла к большому костру. Варрик оборвал беседу и поприветствовал её широким кивком: — Вестница. Ближние отряды зашевелились: орда Архидемона пока далеко, но, кажется, с гор всё-таки что-то полезло. Если идти на разведку, то сейчас. Искательница уже ушла встряхнуть Посверкунчика, и надо бы поднять Хоук. Хотя я к ним в палатку соваться не решусь, лучше сразу к Архидемону… Он говорил и говорил, но даже его игривые и отчего-то очень уютные слова, потеряли звучание: Лавеллан заметила, что беседовал он с Соласом. А сейчас Солас открыто и цепко смотрит на неё, и рукава его подвёрнуты так, будто совсем недавно он зачем-то брал кого-то на руки. И опускал в ледяную воду. … — Почему он так поступает? Ребёнок смотрел вниз, на хаотично шествующую орду, как на бурлящие, чёрные потоки. — Врата и их условия — сами по себе гениальнейшее из решений. Неужели он придумал всё это только затем, чтобы с помощью смертных самому, единолично оказаться у Истока и сделать всё по-своему? — Он всегда был хитрейшим из нас, — сказала старуха, в лёгкой улыбке истрескав и губы, и голос. — Почему он так поступает… — Потому что старый пёс долго думал, будто остался совсем один. И привык к этой мысли настолько, что ему уже трудно поверить во что-то ещё. Мы для него всё такие же ненастоящие. Ни в одном из миров. По вытоптанной земле, по скалам, по верхушкам деревьев пронеслась чёрная, крылатая тень. Ребёнок сел, спустил ноги с уступа и долго смотрел вслед своему измученному, нерожденному близнецу. — Вот и вся причина, — сказала старуха, которой не стоило становиться матерью. — Хоть пой, хоть кричи, мы всего лишь искаженное эхо голосов, которые он однажды надеется вновь услышать. — Но он не несёт новое Решение. Он стремится исправить свои ошибки. — Нет. Наш старый друг считает, что совершает страшное и великое. И он оправдывает себя тем, что нужен своему Народу. Но угадай, чего он боится больше всего? … Доклады разведки пришли ещё с утра, и к вечеру, когда на горизонте показалась живая, извивающаяся змеёй цепь порождений, построения были уже готовы. Поскрипывая колесами, уходили в тылы последние продовольственные обозы. Какой-то маг, ужасно спеша, нёс в палатку полевого лагеря ящик, звенящий склянками. Между солдатскими рядами проплывали, шурша одеждами, белолицые жрицы, позвякивающие кадильницы оставляли в воздухе тающие хвосты. Первый Страж вышла вперёд и огляделась. И везде, насколько хватало взгляда, она видела Серых Стражей. Их ряды прострочили все войска Тедаса, как синие нитки, держащие вместе лоскуты плотного мешка. Она взглянула в сторону, где, по её прикидке, коптился в ожидании скорого штурма Пик Дракона. Если удача будет на их стороне, совсем скоро отряды порождений ссыпятся с горы лавиной, врываясь в большую битву… и освобождая для Хоук и Лавеллан путь. — Орден готов к наступлению, Первый Страж, — сказал Натаниэль Хоу — её главный Командор и бесценный товарищ. — Мы известим армии по твоей команде. Страж утвердительно кивнула. Натаниэль взглянул на непривычно тихого Огрена. Тот громко дунул в рыжую с проседью бороду и, не переставая опираться на свою секиру, что-то гаркнул в сторону. Через секунду Командор Медведь — маг-оборотень из вымершего Андерфельса — сжал могучую ручищу на посохе и грянул, пробив подножный камень. В небо устремился магический сигнальный луч — одновременно белый и синий. И, точно в ответ, где-то по правую сторону заискрила злато-рыжая вертикальная полоса. — Войска Ферелдена готовы, — расшифровал сигнал Нат, и только сейчас Страж действительно осознала, насколько они далеко. Слева тяжелые облака пробил серебристый луч. — Орлей докладывает о готовности, Первый Страж, — громко сообщил Хоу. И всё пространство, весь мир вдруг разразился раскатистыми вспышками. — Вольная Марка готова к сражению. Неварра готова. Антива готова. Бесшумно раскрылся цветок из сразу пяти лучей; это Белые Рукава возвещали о своём присутствии по приказу принцессы Лучии. И рядом, сразу же за цветком, развеялась в воздухе чёрная спица, оставив после себя дымное облако, похожее на черепок. Работа Некроманта. — Ривейн готов. Пираты Корсара выступят на стороне Серых Стражей. Окружённый свитой «лириумных призраков» эльф Росянка прилаживал к плечу Шейлы мерцающий кристалл. В нём отразился близкий фиалковый луч. — Отряды магистров Тевинтера готовы вступить в бой. Аришок поднял руку. Грохот огромной пушки возвещал и без лишних слов: — Кунари готовы, Первый Страж. Из лесов сначала взметнулись пернатые, и за ними вдогонку потянулись тонкие, как лианы, витиеватые полоски света. — Долийские маги и охотники на позициях. Племена и кланы Диких Земель готовы. Гильдмастер, спустив капюшон, выпустил птицу. «Вороны здесь» было написано в маленьком свёртке под её когтями. Дюран и Фарен держали друг друга за плечи, точно боясь свалиться в небо. «Пыльный Принц» к тому же с азартом хохотал. — Гномы Орзаммара готовы идти в бой. И другой наш подземный союзник уже связался с нами через своих, — сказал Натаниэль, голос его звучал необычайно решительно, словно и сам превратился из человеческого голоса в поднебесный раскат. — Все силы Тедаса готовы к решающему сражению, Первый Страж. Мы ждём твоего слова. Героиня наклонила голову. Исподлобья бросила взгляд на наступающих порождений тьмы в мареве Мора и сигнальной дымке. Медленно подняла руку со вскинутым мечом. И в секундной тишине, под бой собственного сердца, набрала в лёгкие побольше воздуха.