О последствиях вечеринок

Утро нового дня Шикамару встретил на крошечном полукруге балкона под самой крышей, жмурясь от болезненно-яркого света, нервно отстукивая пальцами по перилам, отчаянно мечтая о сигарете. Но вместо дыма легкие наполнял воздух: прохладный, чистый и текучий, как вода в горном роднике. Что тоже, в общем-то было неплохо. Неплохо было и то, что Шикамару вообще ещё дышал: смертоубийства, как ни странно, не произошло. Он был рад тому, что по-прежнему жив, и вместе с тем испытывал легкое разочарование в собственных умственных способностях, ведь просчитать линию поведения Темари ему снова не удалось. И это было странное чувство: двоякое, неоднозначное. Проблематичное. Помнится, тогда он не придумал ничего лучше, чем связать её своей тенью, чтобы хоть немного отсрочить собственное убиение: Темари сидела на нём сверху, он был всё ещё в ней, они оба тяжело дышали после случившегося - в общем, сложно было представить себе ситуацию нелепее и затруднительнее. - Темари, - как можно более осторожно начал Шикамару, вдумчиво подбирая слова, ощущая себя сапером в окружении взрывных печатей, - я понимаю, что всё произошло не совсем так, как должно было... Темари вдруг дёрнулась в теневых объятиях, шумно и страшно задышала сквозь зубы - Шикамару сглотнул, призвал на помощь все своё самообладание и продолжил: - ...или совсем не так, как должно было. В общем, суть не в этом, а... - Помолчи, пожалуйста, - бесцеремонно оборвала его монолог Темари. Шикамару послушно захлопнул рот, покосился на щекотно лезущий в лицо пучок светлых волос. - Вечно ты все портишь своим нытьём, - раздраженно проговорила она и, в очередной раз попытавшись слезть с него, но в очередной же раз не сумев, повысила голос, потребовав: - Да убери ты уже свою тень! У Шикамару в голове россыпь деталек от паззла, наконец, начала складываться в целостную картину: неожиданную и удивительную. Конечно, кое-где ещё оставались незаполненные пробелы, но хотя бы в одном Шикамару не сомневался: держать Темари дальше было не только бессмысленно, но и небезопасно. Техника захвата ослабла, и, прежде чем развеять её совсем, он все-таки позволил себе лишнего: напоследок скользнул тенями по обнаженным девичьим ногам, чуть дольше положенного задержался на груди. Темари сделала вид, что не заметила этого безобразия. Она снялась с его члена, перекинула ногу, освобождая его бёдра от тяжести. А потом легла рядом, вжалась горящей щекой в соседнюю подушку и выдернула из-под все ещё слегка ошеломлённого Шикамару одеяло. - То есть, - он решил на всякий случай уточнить, правильно ли сложилась мозаика в его голове, нет ли какого-то подвоха, двойного дна или чего-то ещё, что он упустил; не раскроется ли вдруг перед его носом веер, не налетят ли марионетки с отравленными иглами, не обрушится ли сверху песчаная глыба. - То есть, все нормально? Темари посмотрела на него снисходительно, как на дурачка какого-нибудь. - Тебе что-то не понравилось? - вопросительно вскинула бровь она. Шикамару внезапно подавился слюной, тем самым ещё глубже загнав себя в образ идиота. - Шутишь? - выдавил он в перерыве между надсадным кашлем. Едва перевёл дыхание и, чувствуя, как пылают кончики ушей, поправился, сказал тихо и очень серьёзно: - Ничего лучше в жизни не испытывал. Ему вдруг показалось, что эти слова застали Темари врасплох: лицо её чуть вытянулось, разом растеряв всю насмешливость, а румянец на скулах определенно проступил ярче. - Ну, вот и кончай рефлексировать, - буркнула она, пряча взгляд. А затем едва ощутимо тронула его за руку и, всё ещё не поднимая глаз, сказала: - Иди уже сюда, а? Я одна спать не собираюсь. Но заснуть Шикамару так и не удалось: за день накопилось столько впечатлений, что взбудораженный разум просто-напросто отказывался погружаться в сон, подкидывал все новые и новые мысли для обдумывания, и не было им ни края, ни конца. Так и вышло, что спустя полчаса он нашёл себя стоящим на холодном балконе в одних лишь брюках, с помятым лицом, покрасневшими от недосыпа глазами и сигаретной ломкой, отдающейся дрожью в озябших пальцах. Где-то внизу хлопнула входная дверь, тяжелая неспешная поступь отсчитала ступеньки крыльца - на дорожке показался знакомый тучный силуэт. Шикамару негромко кашлянул в кулак, чтобы привлечь чужое внимание. Чоджи обернулся, сузил глаза, обвёл внимательным взглядом фасад дома и, заметив его, искренне обрадовался. - Хэй, Шикамару! Так вот ты где! - широкая улыбка засияла на пухлощёком лице. Шикамару невольно улыбнулся в ответ. - Тише ты, - сказал вполголоса: за тонкими створками остеклённых дверей всё ещё спала Темари, и будить её совсем не хотелось. Чоджи, будь он неладен, сразу же всё понял: спохватился, хлопнул себя по губам ладонью, затем сделал какой-то малопонятный стесненный жест руками и, наконец, расплылся в улыбке от уха до уха, выставил вверх большой палец. Шикамару беззвучно усмехнулся, почти смутился. - Ты домой? - спросил полушепотом, перевесившись через перила балкона. Чоджи отрицательно мотнул головой. - Ещё на почтовую вышку нужно зайти, - он неловко переступил с ноги на ногу, зачем-то запустил руку во всклокоченные волосы. - Письмо ведь само себя не отправит. Шикамару припомнил, как напарник однажды обмолвился о завязавшейся переписке с девушкой из Кумогакуре. - Каруи? Чоджи кивнул, засветился от гордости. И, махнув ему на прощание, зашагал по залитой рассветным сиянием дорожке. *** Лестница круто вилась вниз, уходя ступеньками в темноту. Старый дом, за день порядком уставший от гомона и веселья, теперь уснул и казался тихим, будто вовсе нежилым. Ино старалась ступать мягко и бесшумно, чтобы ненароком не разрушить это устоявшееся беззвучие скрипом половицы под шагом, случайным шорохом ткани или неосторожным вздохом. Лестница осталась позади - за спиной сомкнулась чернота, проглотила маленькую завёрнутую в простыню фигурку. Поначалу в вязкой темноте было мало что видно, но вскоре глаза привыкли к отсутствию света, и лишь тогда Ино заметила присутствие постороннего: зацепила боковым зрением что-то сгусткоподобное, темное и страшное, зависшее в углу, пожирающее её взглядом. И вздрогнула, когда оно отделилось вдруг от стен, сделало вполне человеческий шаг ей навстречу, обретая знакомые очертания. - Ты меня напугал. Канкуро молча приблизился, загородил собой путь, навис громадной плотной тенью - сердце у Ино ухнуло вниз, упало куда-то в ноги. От Канкуро веяло холодом и злой силой: скуластое лицо с остатками размазанного грима казалось резким, почти отталкивающим, отлитые из чёрного стекла глаза смотрели расфокусированно, пугающе неподвижно. Так, словно Канкуро был под чем-то. - Как неосмотрительно с его стороны, - он протянул к ней неестественно длинную руку с неровным овалом ладони, - отпускать тебя одну. У Ино предательски затряслись колени, она попятилась назад, едва переступая онемевшими ногами - Канкуро медленно двинулся следом. - Будь ты моей - я бы не отпустил, - чужие пальцы всё же добрались до неё, небрежно подцепили растрёпанный кончик косы; взгляд чернильных глаз на мгновение стал почти осмысленным, дрогнул жутковатым бликом. - Но ты не моя. Ино ощущала, что плавает где-то на грани слепой всеобъемлющей паники, но пока еще могла держаться в более-менее здравом рассудке. - Что тебе нужно? - вздернула подбородок она, стараясь изо всех сил, чтобы зубы не стучали. - Мы ведь уже всё друг другу сказали, разве нет? - Пожалуй, - согласился Канкуро, и в изгибе его губ мелькнула тонкая, зловещая улыбка: - Но кое-что я для себя так и не прояснил. - Что же? - выговорила упавшим голосом Ино. А в следующую секунду врезалась спиной в стену. И поняла, что бежать ей больше некуда. Доигралась. В полшага уничтожив разделяющее их расстояние, Канкуро припер её к бетону, схватил жёсткими пальцами за лицо, не позволяя ни отвернуться, ни вывернуться. - Это всё из-за него, да? - зашептал прямо в капризные, брезгливо сжатые губы напротив. - Признайся, дело в нём? - Зачем ты?.. - жалобно спросила Ино. По лодыжкам и запястьям зазмеились искрящиеся чакрой нити, стянули так, что едва не пережали кровоток - Ино всхлипнула, забилась. - Расскажи мне, - очень тихо попросил Канкуро, сузил глаза, - он хорошо тебя трахал? Тебе было приятно? Лучше, чем со мной? Ледяные пальцы ласкающе огладили скулу, заправили за ухо одинокую отбившуюся прядку волос, заскользили вниз по усыпанной мурашками шее, по груди... Ино оцепенела от ужаса. - Расскажи, - повторил Канкуро. - Ты думаешь, я не слышал, как ты стонала под ним? Или ты думаешь, я не видел тот твой взгляд?.. Спустившаяся ладонь отвела край простыни, скрылась под тканью, втиснулась между трясущихся ног - и страх обрушился на Ино лавиной, погрёб её под собой, набился колючим снегом в нос и горло, мешая дышать, не оставляя ни шанса на спасение. Она в исступлении рванулась прочь, задергалась в чужих руках и жалящих путах, свитых из чакры. - Ты ненормальный! Конченый псих! - выкрикнула прямо ему в лицо. - Да что ты, - шепнул Канкуро, грубо пропихивая в неё пальцы, срывая ещё один вскрик. А потом вытащил их и развёл в стороны, с больным интересом в глазах наблюдая за тем, как растягивается склизкой паутинкой чужая сперма, смешанная с его собственной. - Ино! - её трясли за плечи. - Ино, проснись же! Ино распахнула воспалённые, полные слёз глаза, села рывком в разворошенной постели. Чья-то тёплая ладонь накрыла её колено - Ино издала самый настоящий вопль, попятилась назад, ударилась затылком о спинку кровати. - Тише, - бледное лицо склонившегося над ней Сая оказалось слишком близко. - Дурной сон? Ты кричала и... - Где он?! - перебила его Ино, затравленно озираясь, всё ещё не осознавая, как очутилась в спальне и что вообще происходит. Почему-то Сай сразу понял, о ком речь. - Нет его, - сказал. - Ушёл уже. Ино бросилась к нему, едва не опрокинув на спину: уткнулась влажным лицом в его грудь, промочила насквозь футболку. - Пожалуйста, не уходи! Не бросай меня! - взмолилась ломким голосом. - Вдруг он вернётся! Сай сделал медленный глубокий вдох, потом точь-в-точь такой же медленный выдох, подавляя странное гнетущее чувство внутри, и приобнял Ино за беззащитные, ходящие ходуном плечи. - Не вернётся, - заверил её он, помолчал и добавил: - А если вернётся, я прогоню. Ино всхлипнула, подняла на него зарёванное лицо: с неровными красноватыми пятнами, с сухими потрескавшимися губами, с полустертыми стрелками и потёками туши на щеках. Лицо, далекое от идеального, непривычное. Настоящее. - Обещаешь? - спросила она, шмыгнула ярко-розовым носом. - Обещаю, - без раздумий отозвался Сай. *** Гаара чувствовал, что с ним творится что-то неладное. Его мутило, в висках оглушительно стучала кровь, сердце билось о рёбра сумасшедше-быстрыми ударами. В какой-то момент он вообще перестал осознавать, где находится, забыл, что делал секунду назад: память стерлась, словно по щелчку пальцев. Воздуха в лёгких катастрофически не хватало, да и тот, что был, казался раскалённым и сжатым до предела. Острый приступ удушья сдавил горло - инстинкты сработали на опережение, и Гаара чудом успел добрести до двоящейся двери, врезался в неё плечом, буквально вваливаясь в объятия уличной прохлады. Он жадно пил воздух раскрытым ртом, ловил трясущимися пальцами ветер и всё никак не мог насытиться и надышаться. Его не просто накрыло - размазало. Наркотическая эйфория обрушилась радугой на голову, выкрасила галлюциногенным разноцветием всё, до чего дотягивался глаз. Гааре вдруг захотелось бежать навстречу рассвету, гнаться за ускользающей синевой ночи, рассекая лицом стылый воздух, отталкиваясь прыжками от перевёрнутых, растущих из неба деревьев. Он уже на полном серьезе намеревался сорваться с места и осуществить задуманное, но в последний момент запнулся о щит из песка, рухнул коленями на хрусткий настил: собственная техника защищала от всего подряд без разбору, так чудовищно немилосердно отнимая, возможно, единственный в его жизни шанс на полноценное веселье. Но приход уже начал потихоньку отпускать Гаару, и состояние безудержного восторга таяло с каждой секундой: идея подраться с собственным песком теперь не казалась ему такой уж удачной. Вместо этого он кое-как поднялся, отряхнулся от налипших песчинок и нетвердой поступью двинулся вглубь сада. Среди стволов, крон и бесчисленных веток внезапно отыскалась маленькая беседка с чужеродно-малиновой черепичной крышей: Гаара аж моргнул от удивления - крыша стала ярко-зеленой. «Понятно» - подумал он, заглядывая внутрь чуднóй цветопеременчивой постройки. По периметру беседка была опоясана щербатыми скамьями, образующими многоугольник пустого пространства в центре. Вверху причудливо сходились деревянные балки, на сиденьях пестрела россыпь подушек - стоило посмотреть на них, как перед глазами всё смешалось, желудок предупреждающе сжался, и Гаара поспешил отвести взгляд. Проигнорировав имеющиеся в наличии удобства, он опустился прямо на пол, не глядя понадергал подушек, выудил из-под скамьи какой-то залежалый вязаный плед, натянул его до подбородка и завалился спать. Но, как назло, со сном всё никак не складывалось: под смеженными веками то плыли маслянистые круги, то вращались невидимые сюрикены. Отходняк разбил Гаару похлеще прихода, и от него невозможно было скрыться, никакая песчаная броня не спасала. Зябкое утро и ещё не выветрившееся наркотическое опьянение вытянули из его души всё сокровенное. Гаара знал: от внутреннего монстра не спрячешься. Не спрячешься и от себя самого. Розовые волосы не шли из его головы. Руки слишком хорошо помнили ощущение тонкой талии под пальцами. Гааре было так плохо, что он даже не услышал чужие призрачные шаги на тропинке возле беседки и очень удивился, когда в полуметре от его уха скрипнула шаткая половица. А когда Харуно Сакура опустилась рядом с ним на колени и скользким ласковым движением забралась к нему под плед - вообще не поверил, списал всё на галлюцинации. На очень правдоподобные и волнующие галлюцинации. - Тш-ш-ш, - предвосхищая вопрос, Сакура накрыла его губы тёплыми пальцами; прильнула гибким боком, устроила макушку на его плече. Гаара опешил. - Мне холодно, - пожаловалась шёпотом. Колени и ступни у неё и впрямь были ледяные. Гаара неспешно моргнул раз, другой, прогоняя морок - видение не исчезло, напротив, начало затягивать с удвоенной силой, раскручиваться, обрастать цепляющими мелкими деталями: абсолютно реальными прикосновениями, знакомым прохладно-травянистым запахом кожи. Сакура согрелась: бледность скул разбавил нежный румянец, капля краски застыла на приоткрытых губах. Под пледом стало почти жарко: Гааре казалось, что половина его тела, оплетённого Сакурой, превратилась в размятый оплавленный воск. Он маялся от давящей, ставшей вдруг узкой одежды, от впивающихся в лопатки острых краев досок, от внимательного, проникающего под кожу взгляда ясно-зелёных глаз. Лежать вот так, вдвоём, на полу, упираясь ногами в порог, было жутко неудобно, душно, тесно... Просто умопомрачительно. Рассвет заглянул в беседку, озарил сиянием её крохотный внутренний мир, напитал солнцем и теплом растрескавшееся дерево. Сакура двинулась в косых сиреневых лучах: обожгла дыханием мочку уха, кусочек шеи, подбородок. Касание её губ к щеке вышло таким быстрым и невесомым, что Гаара не был до конца уверен в его реальности. Да что там говорить, он и в реальности самой Сакуры не был уверен. Ладонь на его груди пришла в движение - едва слышно щёлкнула расстёгнутая верхняя пуговица кафтана. Гаара, наконец, отмер: перехватил чужую руку, сжал несильно. Не отстраняя, лишь удерживая на расстоянии сантиметра. - Я видел тебя с другим, - тихо произнёс он. Без тени ревности, без желания обвинить. - Тш-ш-ш, - на этот раз Сакура не стала прикладывать к его рту свои пальцы - коснулась шепчущими губами, опалила влажным дыханием. - Мы никому не скажем. И на вдохе подалась вперёд, втягивая Гаару в мокрый бесстыдный поцелуй, вынуждая его окончательно сдаться в сладкий плен иллюзии. Ему хотелось сделать хоть что-то, обнять или хотя бы провести ладонями по узким плечам, по посветлевшим от бликов зари волосам, но руки сделались слишком тяжелыми и неповоротливыми. Гаара так и застыл без движения: целиком растворившийся во влажных соприкосновениях губ и языков, он даже не заметил, как Сакура оказалась на нем сверху, и осознал это только когда она тесно прижалась, потерлась через одежду, застонала что-то неразборчивое в поцелуй. Ощущение было настолько ярким и пронзительным, что Гаару на миг ослепило: не помня себя, он вскинул бёдра навстречу, упёрся стояком между разведённых, почти не прикрытых платьем ног. Сакура содрогнулась всем телом, выгнулась, едва не переломившись в спине, и Гаара словил вдруг её взгляд, украдкой брошенный из-под намокших ресниц: потемневший, совершенно поплывший. Для него всё это было слишком. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком возбуждающе. Слишком много розового: розовые волосы, розовые пятна румянца на скулах, розовая мягкость губ под подушечкой его пальца. Разгорающееся, живое и трепещущее розовое марево рассвета на фоне: Сакура словно была его частью, по ошибке сошедшей с неба. - У тебя красивые руки, - сказала она, осторожно отводя его запястье от своего лица, рассматривая переплетения линий на ладони. Гаара как завороженный наблюдал за тем, как Сакура один за другим отогнула и огладила его пальцы, как мазнула ими по своей шее... и как, секунду помявшись, положила его руку себе на грудь. Под ладонью чувствовалось сильное, настоящее биение сердца, и Гаару это быстрое гулкое “тук-тук” вводило в состояние транса. Лёгкое платье заскользило с плеч, и Гаара на мгновение убрал руку: только лишь для того, чтобы позволить ткани съехать полностью и коснуться уже по-новому, кожа к коже, сжать пальцы и услышать тихий всхлип. - Ты уже делал это раньше? - спрашивает Сакура, пока Гаара укладывает её на расстеленный плед. - Нет, - сознается он и облизывает пересохшие губы. У Сакуры неровное дыхание, упругие маленькие груди с затвердевшими сосками и обжигающие бёдра. Гаара неотрывно смотрит на неё сверху вниз, чувствует, как с каждой секундой всё сильнее давит на голову возбуждение, и думает о странном. О синевато-сером следе чужого поцелуя поверх тонкой ключицы, а ещё о том, как неуместно, почти чуждо выглядит Сакура на незамысловатом фоне из рыхлой шерстяной вязки: её красоте больше подошёл бы матовый шёлк простыней. И прежде, чем накрыть её своим телом, Гаара делает то, о чем думал весь вечер: протягивает руку, касается разметавшихся по пледу волос, мягких и розовых, как опавшие вишневые лепестки, которых он отродясь не знал наощупь. И эта стойкая, взявшаяся из ниоткуда ассоциация тоже кажется странной. - Ты такой белый, - сбивчиво шепчет Сакура, - твоё тело совсем не видит света... Она обводит линию его челюсти, касается влажного от испарины лба, остужая кожу - чертит кончиками пальцев поверх нарисованных штрихов иероглифа. В её глазах - нетерпение, почти голод. И что-то ещё, неуловимое и притягательное, чего он не в состоянии разобрать. Сакура кусает израненные губы и кладёт ладонь на его голый живот, задевает ногтями мышцы пресса, трогает ниже - и Гаара хватает ртом воздух, падает на согнутые в локтях руки, вдавливая её в скрипучие доски. Горячие пальцы тесно обхватывают, направляют его движения, помогая войти - Гааре сносит крышу, ему кажется, он вот-вот выключится... сорвётся с обрыва и пропадёт. Он из последних сил цепляется за реальность: за тяжелое шумное дыхание Сакуры, за ощущение тугого жара внутри её тела, за каждый оттенок эмоции на побледневшем напряжённом лице. Взгляд Сакуры - засасывающая топь болота, губительная и беспощадная. И Гаара тонет в ней, захлёбываясь, даже не пытаясь спастись. Внутри восхитительно тесно и горячо: член скользит в плену гладких стенок, и это ни на что не похоже. Сакура сдавленно стонет, бездумно хватается за его плечи руками - и Гаара задыхается от болезненного восторга. Толчки набирают скорость и глубину, становятся хлёсткими, несдержанными. Он врезается бёдрами между раздвинутых ног Сакуры так, что её протаскивает спиной по смятому пледу, по настилу из досок, впечатывает затылком в слежавшийся бортик из подушек. Он знает: Сакуре хорошо. Видит это в её лихорадочном взгляде, в мучительном надломе искусанных губ, в нитях волос, липнущих к её лицу. В какой-то момент она вздрагивает под ним, подаётся навстречу бёдрами, пытаясь насладиться поглубже, коротко вскрикивает и зажмуривается - её ресницы трепещут. И это настолько слишком, что Гаара ощущает, как к низу живота подкатывает сладкая судорожная волна. Он слепо ловит губами губы Сакуры и кончает, не успевая выйти: его долго и сильно ломает оргазмом, беспощадным, невозможным. И когда, наконец, приходит долгожданное расслабление, оно затмевает собой всё. Мозг отключается, и Гаара летит в пропасть, в черноту без намёка на проблеск света. Когда Гаара открывает глаза, Сакуры рядом с ним уже нет. В воздухе вьются редкие клочья тумана, растворяются в молочной утренней тишине. *** Хината сидела на краю ванны, опускала в воду белые руки, вытягивала тяжелое, напитавшееся влагой полотенце, отжимала его и встряхивала в облачках пара, а затем скатывала мягким валиком и обтирала лицо Наруто махровой, тонко пахнущей алоэ тканью - тот жмурился и задирал разбитый подбородок, подставляя ссадины и царапины под приятное тепло. Так уж вышло, что Хината оправилась от случившегося быстрее его самого, и теперь было совершенно непонятно, кто кого приводит в чувство. - Может немного щипать, - запоздало спохватившись, предупредила она. Наруто рассеянно кивнул, на мгновение приоткрыв один глаз. Повисло душное молчание, в воздухе бесшумно плыл пар, плохо завинченный кран ронял гулкие капли в раковину. Круглое, не очень чистое зеркало на стене запотело, пошло разводами. - Спасибо, Наруто-кун, - тихо, задумчиво сказала Хината, убрав полотенце от его лица и смяв его в ладонях. - Даже не знаю, что могло бы случиться, если бы не ты. Наруто, в отличие от неё, прекрасно понимал, чем всё могло закончиться, но озвучивать этого не стал. - Киба-кун, он ведь не плохой, ты не подумай... - залепетала она в странной попытке выгородить напарника, - он очень добрый, и преданный, и... - И пытался тебя изнасиловать, - всё-таки не удержался и закончил за неё Наруто. - Знаю. Хината вспыхнула, уронила скомканное полотенце себе на колени. Плечи её грустно поползли вниз, взгляд заметался из стороны в сторону. - Не говори так, пожалуйста, - попросила она шёпотом. Наруто даже как-то не по себе сделалось: так растерянно и уязвимо выглядела Хината. Всё же, не до конца ещё она отошла от свалившихся на неё потрясений. - Не беспокойся, Хината, - он медленно встал, даже не поморщившись от тянущей боли в мышцах; подал ей раскрытую ладонь: - Больше никому тебя в обиду не дам. Хината подняла голову, посмотрела на него снизу вверх крупными матовыми жемчужинами глаз. И, неуловимо улыбнувшись, с осторожностью вложила свои пальцы в его руку.