The Night Vale Airport announced a trial run of international flights. Previously there were only the regular flights to LAX, JFK, XTA, Burbank, and — of course — King City. But now, airport administration is unveiling plans to reach more than 50 international destinations including Mexico, Double Mexico, and Svitz. How these plans can be achieved — in a one-terminal airport with no customs facilities and only the capacity to handle two passenger planes at a time — has not been answered. (87)
В окружающем угольно-чёрном пространстве все предметы кажутся контурами, выведенными на тёмном фоне неконтрастным карандашом линиями, чёткими, но едва различимыми очертаниями. Как некоторые из фигур на картинках для проверки зрения на наличие аномалий цветовосприятия. Две пары глаз внимательно следят за табло, на котором высвечивается информация о предстоящих рейсах. Больше никто туда не смотрит. В аэропорте Найт Вэйла — самолёты только на двоих пассажиров. Зал ожидания заполнен под завязку. Двумя людьми, ожидающими самолёт, на котором куда-нибудь улетят. Один из них любит всё про аэропорты и самолёты. В детстве он мечтал стать пилотом, а теперь — хотя бы работать в пиццерии в этом здании-громадине за городом с длиннющими взлётными полосами и выровненными пожухло-пустынными газонами. Момент взлёта его любимый, это когда горизонт наклоняется, и ты как будто ехал в автобусе по ровной дороге, а потом, как Гарри с Роном в стареньком форде Уизли, взмываешь в небо и едешь уже там. Ощущения почти одни и те же, только под колёсами нет земли, и шасси уже давно спрятаны. Это Джош Дан. И его волосы кудрявые и фиолетовые. Второй парень со стороны может показаться ниже, меньше, тоньше, хотя это и не совсем так. И по его лицу непросто понять, о чём он думает или мечтает. По его словам тоже. Джош занимается этим всё время, что они знакомы, — пытается разгадать, — но выходит скверно до тех пор, пока сам этот человек не*
На табло никак не появляется тот самый единственный номер, который нужен. Оно просто не горит. Потому что аэропорт, заброшенный, и здесь нет никого кроме них. Джош не знает, для чего играет в эту игру, но знает — для к о г о. Он отстукивает неслышный ритм пальцами с белыми ногтями по коленке, и Тайлер смотрит на это часами. Он не поднимает глаз выше, лишь смотрит на мягкое перестукивание пальцев Джоша, забывая про объявления о посадке, про толпы непассажиров вокруг, про вид из огромных панорамных окон. Всё его внимание на коленке Джоша — остальной мир замер. Радиоприемники страшно молчат. Из них не доносится даже изломанного треска, как при попытке настроиться на нужную частоту, только тишина, пыльная и пустая. — Я люблю тебя, Тайлер. Голос, незнакомый и родной одновременно, доносится сверху, оттуда, куда Тайлер никогда не смотрит. Слова уничтожают идеальный мрак, делая его похожим на густой дым, как при пожаре. Тайлер сильно трясёт головой и, когда это не помогает, перестаёт, поднимается на ноги и идёт к большому панорамному окну (больше стене из стекла, чем окну).**
За спиной раздаются щелчки ручек чемоданов и писк кофейных автоматов, возвещающий о готовности грязной воды. Люди толпятся в очередях на двухместные самолёты, даже знакомятся друг с другом и создают команды, чтобы сражаться за возможность улететь первыми. Они пока не знают, что никогда сюда не вернутся: если так хочется покинуть Найт Вэйл, для чего обратный билет? Чисто вымытое стекло настолько прозрачное, что Тайлеру кажется, протяни руку и можно погладить самолёт по покрытому белой краской, металлическому крылу. Оно почти живое, трепещущее от сильных порывов ветра, но умелый пилот — скорее, дрессировщик — держит своё летающее животное под контролем. Способность пилотов заговаривать эти полуживые летающие машины, чтобы те выполняли свою работу без опасных для пассажиров вольностей с детства казалась Тайлеру магией. Он смотрит в окно жадно, до болезненного ощущения, словно от воды в лёгких, пытается уничтожить тревожную панику, вышибая клин клином. Потому что у него теперь есть важный человек, который любит летать больше всего на свете. И Тайлер хочет дать ему это. Когда-нибудь. Он приходит в аэропорт дважды в неделю, но не до конца уверен, чего пытается достичь таким образом. Наверное, хочет научиться поменьше бояться, чтобы стать сильнее для Джоша, который никогда ничего у него не просит. Может, так Тайлеру удастся стать сильнее и для себя тоже. Иногда его Джош составляет ему компанию. Сегодня он тоже здесь, стоит прямо за плечом Тайлера и с наслаждением оглаживает взглядом крылатые машины за стеклом. Его фиолетовые волосы цветочным пятном отражаются на одном из крыльев, тёплые руки обнимают Тайлера, ложатся поверх впалого живота, спрятанного толстовкой. Он тонет. И голос, тонкий и крошащийся, будто совсем не его, а чей-то чужой, нашёптывает: — джошджошджошджош.. Потому что слов в его голове так невыносимо много, что они топят глубже воды. Заливают лёгкие так, что уже не откашляться. Но, когда эти слова, наконец, достигают того, что под лёгкими, в клетке рёбер, терпеть дальше невыносимо. Он закрывает глаза.***
Открывает — рук вокруг его талии больше нет. Пейзаж за засаленным стеклом блёкло-серый, хотя на календаре июль. Тайлер думает о зелёном (как трава) и фиолетовом (как волосы его лучшего друга). Эти краски живы лишь в его голове. Если когда-нибудь эти цветные воспоминания станут незаконными, он скорее замолчит, чем позволит их у себя отнять. Перед глазами Тайлера погасшее много лет назад, информационное табло. Вокруг — беззвучный гомон непассажиров и нестрекот настраиваемого радио. Второе место, сбоку от него, пустое.